Иерусалим

ГЛАВА 2

— Ну, — заметил Марк, — вот и они.

Раннульф сдвинул шлем на затылок.

Их потные кони стояли на кромке крутого, поросшего кустарником холма; перед рыцарями длинный пологий склон нисходил к равнине, что простёрлась на запад и юг — к Аскалону и к морю. В недвижном воздухе густо висела пыль, затемняя тускло-зелёные склоны холмов. Войско сарацин струилось сквозь эту бурую вспененную дымку, как огромная река.

Здесь из холмов вырывалось вади — широкое пересохшее русло, врезанное в равнину. Авангард Саладинова войска уже пересёк его. Арьергард терялся из виду где-то вдали на юге, возможно, всё ещё вблизи Рамлеха, который сарацины разграбили и сожгли ночь назад. Враги двигались в беспорядке: им было известно, что нигде на сотни миль вокруг нет армии христиан, способной заступить им путь; если они и заметили горстку франков, затаившихся в холмах между ними и Иерусалимом, то не выказали к ним никакого интереса. Они катились волнами — длинные вереницы верблюдов, груженных тюками, с корзинами по бокам, а в каждой корзине — копейщик либо лучник. Были там и конные лучники — бедуины, подобные стаям чаек в своих длинных белоснежных одеяниях. Среди них бежали пешие воины; порой всадник позволял им схватиться за стремя — и несколько шагов они проносились по воздуху.

— Они будут переходить вади самое меньшее два дня, — сказал Марк.

— Возможно. — Раннульф знал эти места. Русло было широким и мелким — несерьёзная преграда, но южный берег падал отвесно вниз футов на десять — пятнадцать, и войско сарацин сгрудилось на высоком краю, кони и верблюды сбивались тесно и артачились. Подходящие сзади растекались в обе стороны, так что теперь весь южный берег вади занимали сарацины. В то время, как Раннульф смотрел на них, большой кусок берега обвалился под их тяжестью. Дюжина коней заскользила вниз, осыпая песок; до тамплиеров донеслись визг и ржание.

— Сюда едет король, — сказал Марк. — Что ты намерен сказать ему? Бог мой, это катастрофа.

Раннульф покачал головой, не отводя взгляда от скопища на равнине. Их были тысячи, десятки тысяч; он устал, пытаясь сосчитать их. Между ними и Иерусалимом с Гробом Господним стояло менее пяти сотен франков — и они по большей части не были рыцарями.

По иссушенному склону за его спиной зацокали копыта, и, повернувшись, Раннульф увидел короля Иерусалимского — он скакал вверх вместе с магистром Иерусалимского Храма и настоятелем монастыря Святого Георгия, трясущимся на белом осле. На вершине, бок о бок с тамплиерами, молодой король осадил коня и окинул взглядом лежащие на юге земли. У него вырвался резкий вздох.

Раннульф пристально смотрел на него. Король был ему интересен. Бодуэну было семнадцать лет; три года из них он был королём. Но ещё дольше, чем королём, он был прокажённым. Болезнь обратила его лицо в бугристую маску, губы покрывали болячки. Ворсистый шёлк его шитого золотом сюрко[2] и золотой обруч короны украшали эту мёртвую плоть, как богатый саван украшал бы покойника. Он долго смотрел на врага.

— Боже, Боже, — вдруг вырвалось у него, — как же их много!

Рядом с ним был магистр иерусалимских тамплиеров, Одо де Сент-Аман. Большая часть Иерусалимской ветви Ордена месяцем раньше ушла биться на севере, но Одо отказался отправиться в поход, ибо король не шёл, а Одо де Сент-Аман не желал унижать себя, следуя за кем-то рангом ниже. Сейчас он пропускал сквозь пальцы пряди длинной, цвета дублёной кожи бороды, рассматривая далёкое воинство сарацин.

— Их много. Но не все настоящие бойцы.

— Они рассыпаны, — сказал король напряжённо. Его сжатый кулак лежал на высокой луке седла. — Я хочу ударить на них немедля. Хочу поразить их, не важно, какой ценой.

При этих словах Марк встревоженно выпрямился. Взгляд его обратился к Раннульфу, безмолвно моля о помощи.

— Сир! У нас всего несколько сотен бойцов. Если мы падём — Иерусалиму не на что будет надеяться.

Раннульф смотрел на Бодуэна, и ему нравился тот ясный огонь, что горел в гниющем теле юного короля. Прокажённый сидел в седле чуть подавшись вперёд, спина напряжённо выпрямлена, кулак по-прежнему сжат. На его мертвенном лице живо сверкали глаза, его вниманием целиком завладела вражеская армия.

— С нами Иисус Христос, — сказал он. — С нами Святой Крест.

— Сир, — пробормотал за его спиной епископ, — тамплиеры знают, что делают.

Он хотел поддержать Марка, который, как обычно, оробел, но по другую руку короля кашлянул Одо.

— Кое-кто наверняка знает. — Он повернулся к Раннульфу: — Что думаешь ты?

— Можно кое-что попробовать, — отозвался Раннульф. — Они слишком растянулись, как верно заметил король.

Одо кивнул.

— Одна хорошая атака и отступление — с того берега вади, на который они поднимаются. Они не успеют собраться. Кое-кого мы убьём, большинство — напугаем.

— Атака, — деревянным голосом пробормотал епископ. — При таком превосходстве врага это — безумие.

— Так и сделаем, — решил король. Он обернулся к своим офицерам: — Скачите к воинам, скажите: если любят они Иисуса и Святой Крест, пусть следуют сейчас за мной.

Одо развернул коня и поехал по склону к горстке людей, что ждали внизу у холма. Король последовал за ним, епископ потрусил последним, и Раннульф натянул повод, собираясь ехать за ними. Марк поднял на него хмурый взгляд.

— Непременно нужно было что-то сказать? Одо ничего не стал бы предлагать, не заговори об этом ты. — Юный рыцарь быстро глянул вослед королю и снова повернулся к Раннульфу. Под железной носовой пластиной щёки его пылали. — Прими мою исповедь.

Раннульф натянул повод; другие воины ехали вперёд, объезжая их, но немного времени у них ещё было. Он повернул своего коня головой к хвосту жеребца Марка, так что рыцари оказались лицом к лицу, колено к колену, стремя к стремени. Марк прикрыл лицо рукой. Голос его срывался — низкий, дрожащий, напряжённый.

— Прости меня, Боже, ибо я грешен. Я был невоздержан в еде, любил вино и женщин. Я желал наград. Я лгал. Я ставил свою волю превыше воли Господней. Ум мой блуждал, когда уста произносили молитву. Я завидовал тем, кто выше меня, и презирал тех, кто ниже. Я поминал имя Божие всуе и в гневе. Я пренебрегал долгом. Я боялся смерти. — Он помедлил мгновение, задохнувшись. — Это всё.

— Раскаиваешься ли ты?

— Всем сердцем раскаиваюсь я, что грешил против Бога, заслуживающего всей моей любви.

— Те absolvo[3]. — Раннульф перекрестил Марка, затем осенил крестом себя. Отныне Марк был чист. Хотел бы Раннульф быть так же чист... Там, внизу, Одо выстраивал крохотное войско короля. Из арьергарда подъезжали оруженосцы с лошадьми, навьюченными доспехами рыцарей. Епископ Святого Георгия вывез вперёд знамя Креста. Марк начал поворачивать коня, и Раннульф протянул руку, удерживая его.

— Прими и ты мою исповедь.

Глаза Марка расширились, одна бровь полезла на лоб, но он счёл за лучшее промолчать. Раннульф поднял руку и отвёл глаза.

— Прости меня, Господь мой Иисус, ибо я согрешил. Я желал замужнюю женщину, и в мыслях своих я прелюбодействовал с нею.

Тут Марк, нарушая все правила, поднял голову и уставился на него. Раннульф ощутил тяжесть этого взгляда. Он потупился.

— Раскаиваешься ли ты?

Он пробормотал должный ответ.

— Те absolvo, — сказал Марк.

Теперь Раннульф смотрел на него, и Марк, потянувшись, обнял его и поцеловал в щёку. Бок о бок спустились они к маленькой армии христиан, где Одо командовал другими тамплиерами.

Эти рыцари были не из Иерусалимской ветви. Тремя днями раньше, когда Саладиново войско миновало Газу, восемнадцать рыцарей гарнизона выскользнули берегом и присоединились к маленькому войску короля в Аскалоне. Они были тамплиерами, и это решало всё. С Раннульфом и Марком они составляли весь отряд Одо. Магистр шагом ехал вдоль ряда воинов, осматривая их, и, когда подъехали Раннульф и Марк, чистым ясным голосом отдал приказ:

— У нас нет штандарта, так что вы должны следить за мной. Скачите не останавливаясь. Хитрость в том, чтобы не позволить им обрушиться на нас всей своей тяжестью. Это значит — держать равнение. — Он повернулся к надевавшему шлем Раннульфу: — Раннульф Фицвильям возглавит правый край. Если я паду, магистр — он.

Раннульф поехал к оконечности ряда; Марк ехал слева от него.

— Ты втравил нас в это, — сказал он. Он отцепил щит, висящий на седле, и надел через голову ремень, укрепив щит на левой руке.

Раннульф надел свой щит. Его шея и спина зудели, как всегда перед боем. Ремень щита привычно натирал плечо.

— Бог поможет нам. — Он положил руку на эфес меча. Рядом с ним скакал Марк, остальные дальше, единой стеной, вплоть до самого магистра.

Одо поднял руку, и шеренга тамплиеров помчалась вперёд; кони шли голова в голову.

— Стой! — Раннульф натянул поводья. К ним, пересекая им путь, галопом мчался юный король.

На склоне, впереди армии франков, настоятель монастыря Святого Георгия остановил своего осла. Он высоко вознёс над головой штандарт королевства — длинный шест, обвитый золотыми лентами, на верхушке которого был укреплён реликварий с обломками Креста. Шкатулка была украшена золотом и драгоценными камнями, и ленты сверкали на солнце так, что христиане издалека видели их и преисполнялись мужества. Когда франки двинулись, король вынесся вперёд, спрыгнул с коня и простёрся в пыли, там, куда падала тень от штандарта. Раскинув руки, он живым крестом лежал на земле.

Единый вздох вырвался у всех, кто видел это, и они придвинулись ближе. Даже Раннульф и другие тамплиеры. Голос короля разнёсся колоколом:

— Иисусе сладчайший, Сын Божий, я не хочу видеть, как они пройдут. Позволь мне положить свою жизнь, чтобы отстоять Иерусалим. Именем Твоим, к славе Твоей — я молю Тебя. Если Саладин должен пройти — дай мне умереть, заступая ему путь. — Он поднялся на ноги. На его обезображенном лице ясно блестели глаза, омытые чистыми слезами. — Да свершится воля Твоя!

И тогда у всех закованных в доспехи воинов вырвался крик:

— Deus le vult![4]

Крик этот зашевелил волоски на шее Раннульфа. Руки и плечи его внезапно налились силой, ладонь легла на меч. Конь под ним плясал. На краю рыцарской шеренги поднял руку Одо — и они приняли с места быстрой рысью. Юный король скакал через холм, настоятель — за ним. Позади ревел шумный рой христианских воинов:

— Так хочет Бог!

В двух шагах позади короля тамплиеры, не нарушая строя, перевалили через гребень холма и, пришпорив коней, послали их в галоп. Теперь склон уходил вниз, и они видели весь путь до врага, растянувшихся цепей сарацинского войска, окутанных поднятой ими же пылью. Раннульф выхватил меч, обмотанная кожей рукоять легла в ладонь; ощутив в руке знакомую тяжесть, он ощутил и желание разить, наносить удары, убивать. Марк держался так близко, что нога Раннульфа тыкалась в плечо его коня.

— Deus le vult!

Клич звенел — высокий, подхваченный сотней глоток.

— Deus le vult! — звучало в пыльном воздухе, звучало тонко и слабо, но они всё время слышали клич в выси над головой. Вдоль берега вади прокатился упреждающий крик. При виде несущихся к ним христиан ближние сарацины попытались подняться назад, вверх по склону, уйти с их пути, но юный король ворвался в самую середину их; в полушаге за ним летел Крест, а за ними живой стеной надвигалась шеренга тамплиеров.

Сарацины дрогнули. Ещё до того, как король влетел в гущу их, многие готовы были обратиться в бегство. Самые храбрые остались на месте и пытались драться, и рыцари в доспехах, на мощных конях врезались в них и промчались по ним. Над хрустом и скрежетом вознеслись первые пронзительные крики умирающих. Тело Раннульфа пылало; он летел вперёд, выхватив меч, ощущая себя слившимся с ним, давно живущим одной с ним жизнью.

Прямо перед ним, на осыпающемся краю русла балансировала сотня белых развевающихся бурнусов, оказавшихся лицом к лицу с теми, кто, отступая, лез наверх. Раннульф ринулся в их середину, рубя всё, что попадалось под руку. Справа от него так же бешено мчался Марк, дальше с грохотом скакали остальные тамплиеры. На миг плотная масса врагов связала их — мешанина из коней, верблюдов и людей, что боролись за место на берегу вади. Огромный, как башня, верблюд повернул навстречу Раннульфу, на боку его висел воин; справа кто-то заносил для удара топор, а слева целился копьём. Раннульф направил коня прямо на верблюда. Щит его зазвенел под ударом топора. Копьё полетело в него, но он сшиб его мечом и в тот же миг ударил сам — и копейщик вывалился из корзины. Верблюд кричал от страха. С другого его бока вцепился в повод сарацинский воин — глаза выкачены, рот распахнут.

Потом вдруг и человек и верблюд исчезли, провалившись сквозь землю, и край берега пополз под Раннульфом и его конём. Раннульф упёрся ногами в стремена, сильно откинулся назад, и его конь соскользнул с берега вади, взметая фонтаны песка и пыли.

Другие тамплиеры спускались за ним, держа строй. В тёмном от пыли воздухе он увидел, как взметнулась рука Одо, подавая сигнал к новой атаке прежде, чем прекратился спуск. Пошатываясь, конь Раннульфа встал на твёрдую землю, и рыцарь слепо помчался вперёд сквозь клубящуюся пыль.

Какой-то миг Раннульф не видел ничего; потом вдруг пыль разом улеглась, и ему открылось песчаное ложе вади. Вдоль него текли сотни сарацин, подхваченных беспорядочным бегством; большая их часть была пешей. Раннульф перегнулся через плечо коня и ударил сарацина в драной одежде — тот с воплем кинулся прочь, пробежал шага два и скрылся под накатившими копытами. Целый табун коней без всадников мчался впереди, поднимая клубы пыли. Раннульф ничего не видел; он старался держаться вплотную к скачущему справа Марку, и, когда тот свернул в сторону, Раннульф пришпорил коня, чтобы не отстать от своего края шеренги. Впереди них сарацины, повернувшись, пытались сомкнуть ряды, чтобы противостоять рыцарям. Похожие на бедуинов, без доспехов, они были вооружены лишь шестами и копьями. Оглушительный ликующий рёв вырвался у тамплиеров. Раннульф чуть придержал коня, заставляя его умерить шаг, и волна рыцарей покатилась вровень с ним на поджидавшую их горстку сарацин — а в последний миг Раннульф дал коню волю, и тот прянул вперёд, вламываясь в гущу сгрудившихся перед ним людей. Бедуины пытались обратиться в бегство — поздно, тамплиеры нагнали их и стоптали. Раннульфу даже не пришлось обнажать меч. А потом впереди, сквозь завесу стелющейся пыли он снова увидел изготовившихся к бою сарацин.

Марк закричал. Даже в пылу сечи Раннульф узнал его голос и ринулся к нему. Он только и мог, что различить тамплиеров прямо перед собой. Сигналов Одо он не видел. Перед ним на ровном дне вади плясали кони сарацинских лучников. В мутном воздухе он разглядел, как согнулись их луки, — и пригнулся в седле, укрывшись за щитом. Стрела пробила его щит — а потом стрелы посыпались дождём.

Тамплиеры не замедлили атаки. В доспехах, за щитами, они бестрепетно скакали сквозь ливень стрел и на полном галопе ударили в лёгкую сарацинскую конницу, смели её и отбросили к берегам вади. Скимитар взлетел к лицу Раннульфа, он отклонился и ударил в ответ — и почувствовал, как его клинок входит в кости и плоть. Конь его запнулся и тут же выровнялся. Он вдохнул пыль. А потом они вырвались на свежий воздух.

Дальше по руслу взметнулась рука Одо. Раннульф чуть откинулся в седле, понуждая коня перейти на шаг, и все разогнавшиеся тамплиеры начали вслед за ним придерживать коней, торопливо собираясь в единый строй. Рядом с ним тяжело дышал Марк; каждый вдох давался ему с трудом. Остальные по большей части казались целыми и невредимыми. Раннульф осматривался, поворачиваясь в седле.

Весь южный берег вади усеяли сарацины, карабкавшиеся вверх по склону русла. Тела устилали узкий распадок — мёртвые люди, кони, верблюды. Ни короля, ни Креста Раннульф не увидел. Другие христиане ездили взад-вперёд по вади, выискивая уцелевших.

Его ударили по руке, и он подскочил в седле. На него смотрел Марк.

— Ты нужен Одо, — сказал он.

Раннульф поскакал вдоль шеренги туда, где ждал магистр. Сгорбившись в седле, тот обозревал вади. Когда Раннульф остановил коня, Одо показал вдаль:

— Что там?

Чуть ниже вдоль вади сарацины восстановили подобие строя: на верху русла выстроились лучники, защищая крутой склон, чтобы прикрыть карабкающихся по нему воинов.

— Должно быть, кто-то важный. — Среди лучников проблескивало жёлтое пятно. Цвет султана. — Смотри, — продолжал Раннульф, — там мамлюки[5] — видишь их шлемы? — Он указал на дальний блеск полированной стали. — А это хальки. Телохранители султана.

Одо зашипел сквозь зубы:

— Захватим его!

Раннульф схватил его за руку, удерживая.

— Не снизу. Поднимемся на берег, ударим сбоку.

— Веди, — сказал Одо. Поднявшись в стременах, он взмахнул рукой: — В колонну по двое!

Раннульф возвратился на своё место в строю и коротким галопом повёл его по вади вниз, отыскивая место, где можно было подняться, не встречая сопротивления. Конь его изогнул шею и при каждом шаге фыркал. Остальные рыцари попарно следовали за ним. Марк всё время держался вровень с ним, но дышал тяжело. Шлем скрывал большую часть его лица, он словно окостенел в седле. В начале пологого подъёма Раннульф протянул руку и сжал его плечо:

— Как ты?

Голова юного рыцаря судорожно дёрнулась.

— Да свершится воля Божия, — сипло выговорил он.

Раннульф не сразу отпустил его. Марк выглядел достаточно крепким и держал строй, но меч свой положил поперёк луки, и Раннульф не видел, чтобы он поднимал его. Перед ними вздымался берег вади, истоптанный и осыпавшийся под сотнями ног и копыт; рыцари поднялись по откосу.

Сарацинские лучники заметили их сотни за две ярдов. Они повернулись, и в воздух ввинтились тёмными древками первые стрелы — упав, правда, безопасно далеко. Позади лучников Раннульф видел жёлтые одежды и блестящие стальные нагрудники и острые шлемы мамлюкских военачальников. Сердце его взыграло. Дожидаясь остальных, он натянул повод, и рвущийся в битву конь плясал и дёргал головой, покуда Одо разворачивал двойную колонну тамплиеров в единую шеренгу.

Зрение Раннульфа обострилось. Жёлтые одежды цвели на берегу поляной ноготков. Позади них пешие воины вытаскивали из вади нечто донельзя неудобное. Носилки. С их полога свисали ленты. Раннульф испустил рёв:

— Одо! Это султан!

Из дальнего конца шеренги ему ответил магистр:

— Взять его!

Тамплиеры ударили. Одетая в жёлтое гвардия султана встретила их, повернувшись спиной к вади и к перепуганным людям, что взбирались на склон. Тесно стоявшие лучники разом выпустили такую тучу стрел, что она на миг затмила солнце. Тамплиеры в своих кольчужных рубахах невредимыми промчались сквозь стрелы, и, увидев их неумолимое приближение, лучники сарацин побросали луки и с воплями пустились наутёк. Но облачённые в доспехи мамлюки не побежали. Обнажив мечи, они встали между тамплиерами и носилками султана, и высоко взвился их пронзительный незатихающий клич. Поводья Раннульфа, скользкие от пота, вырвались из его пальцев. Конь рванулся, унося его вперёд от других тамплиеров, прямо на врага. Два войска в этот миг сошлись, и звон их стычки отозвался в ушах Раннульфа пением наковальни. А потом его конь бешено прянул вперёд, кусая и лягая мелких сарацинских лошадей. Рубя налево и направо, Раннульф пробивался к носилкам сквозь жёлтую тучу мамлюков. На его щит со звоном обрушился удар, и он выбросил вбок левую руку, ударив в ответ самим щитом. Марк возник рядом с ним, рванувшись вперёд; Раннульф не видел, брался ли он за меч, но путь себе он пролагал, держась в строю и подняв щит. И тут прямо перед Раннульфом, в каких-то нескольких ярдах, оказались носилки.

Носильщики опустили их наземь и раздёрнули шёлковые занавески. Сейчас они торопливо пересаживали своего повелителя на спину белого верблюда, вёрткого, словно паук. Раннульф был на полкорпуса впереди остальных тамплиеров, и два жёлтых стража кинулись остановить его. Его конь заржал и вздыбился.

Окружённый стражей и слугами человек, выбирающийся из носилок, на миг обернулся; сквозь бой, вопли и пыль он в упор смотрел на Раннульфа — худощавый, с изящной чёрной бородкой, с пронзительными глазами. Тюрбан упал с его головы. Он был лыс, как луковица. Раннульф вскрикнул. Пришпорив коня, он рванулся, стремясь достать этот лысый череп, рассадить его ударом своего клинка. Худощавый вскочил на верблюда и унёсся в облаке пыли и воинов.

Разозлённый этим бегством, Раннульф заработал мечом, врубаясь в стену людей и коней меж собой и лысым черепом, который он так жаждал расколоть. Сарацины подавались, но недостаточно быстро; конь его опять взвился на дыбы. Лысый умчался вдаль. А тут ещё Одо звал его назад.

Он застонал. Всё его существо рвалось вперёд — снести этот лоснящийся череп, но строй разворачивался, и он развернулся вместе с ним. Одо вывел их на открытую равнину, остановил и развернул, снова готовый к атаке.

Когда Раннульф скакал, Марк держался вплотную к нему, но едва кони встали, как юный рыцарь выскользнул из седла и мешком рухнул наземь. Раннульф глянул через плечо. Сарацины рассеялись по равнине, разбегаясь во все стороны, — среди них мелькали и жёлтые одежды. Помахав Одо, Раннульф спешился и опустился на колени подле Марка.

Тот лежал на истоптанной пыльной земле, от боли скорчившись в узел, судорожно прижав к телу руки и ноги; дыхание с хрипом и бульканьем вырывалось сквозь стиснутые зубы.

Подъехал Одо:

— Это был султан, и мы упустили его.

— Ты сам отозвал меня. — Раннульф приложил ладонь к Маркову горлу, над воротником его доспехов: там легко и быстро билась, пульсировала жизнь.

— Оставайся с ним, — сказал Одо. — Я еду искать короля.

И тут же отъехал. Прочие последовали за ним. Их было на пять человек меньше, чем в начале битвы, — зато мёртвыми сарацинами была усеяна вся равнина. Добрый обмен. «Как жаль, что этот лысый череп ушёл от меня, — подумал Раннульф, — мне так хотелось расколоть его рукоятью меча».

Он встал. Спустил с руки щит и повесил его на седло. Вынул удила из конского рта. Отвязал от задней луки и расправил чёрно-белую попону. Битва откатилась дальше. С юга ветер доносил вопли и лязг оружия, удары копыт, ржание и визг. Он быстро, внимательно глянул по сторонам — нет ли мародёров — и вновь опустился на колени рядом с Марком.

— Ты можешь встать?

Тот пробормотал что-то совсем невнятное. Раннульф понял, что с ним, по влажному булькающему дыханию, но всё же юноша расслабился, и Раннульф сумел распрямить ему ноги и закутать его в попону. Он стянул с Марка шлем, обхватив его обеими руками, и юный рыцарь со вздохом опустил голову наземь.

Лицо его покрывала зеленоватая бледность. Правая рука была сломана — ещё во время первой атаки, понял Раннульф. У него была ещё одна очевидная рана — глубокая рана на бедре, но смертельную рану нанесло нечто, пробившее грудь; когда и как это случилось, Раннульф не видел.

— Не оставляй меня, — попросил Марк, — не оставляй...

— Не оставлю. — Раннульф сложил вдвое угол попоны, подсунул под голову Марку.

— Мы побеждаем, — сказал Марк.

— Пока да. — Раннульф снова огляделся. Он бился и в других сражениях, которые казались выигранными, пока внезапная случайность не обращала их в поражение. С этой стороны, отсечённый краем вади, он не видел ничего, кроме нескольких коней, беспокойно рысящих вдали. Звуков битвы он больше не слышал. В нескольких ярдах, уткнувшись носом в хвост жеребца Марка, стоял его измученный конь. Плечо его было в крови, в открытой ране на ноге зияла обнажённая мышца.

— Я умираю, — прошептал Марк.

Голова у Раннульфа кружилась. Скрестив ноги, он сел рядом с юношей.

— Господь да смилуется над нами. — Он взял Марка за руку. Битва укатилась прочь, и душа его опустела; он ощущал свою потерянность и бренность — здесь, рядом с умирающим. Ему было зябко. День клонился к закату; небо по-прежнему затмевала пыль, а теперь поднялся ветер; налетев с далёкого моря, он гнал прочь недвижный пыльный воздух. Подобная иззубренному клинку тень прочертила равнину, на миг накрыв и Раннульфа; он поднял глаза — в бездонном небе, раскинув неподвижные крылья, парил гриф. За первым явился второй, потом — ещё и ещё. Раннульф сжал пальцы на запястье Марка, но в первый миг не ощутил ничего. Потом — едва заметное биение. Раннульф уселся поудобнее и стал ждать.

Юный король Бодуэн позволил своему коню самому искать дорогу в сумерках, свита его ехала позади. В воздухе растекался запах бойни. Сумерки полнились резкими мерзостными звуками — хрустом костей, щёлканьем клювов, хлопаньем крыльев и пронзительными воплями стервятников, слишком обожравшихся, чтобы взлететь.

Вся огромная равнина была усеяна трупами; король проехал уже несколько миль, а тела всё не кончались.

Только сейчас он начинал понимать, какой огромной была эта победа. Все эти мертвецы были сарацинами. Всё огромное войско Саладина легло здесь, на берегах вади, под напором нескольких сотен рыцарей. Рыцарей Господних. Бог даровал ему эту победу, знак, обетование: если он сохранит веру, если не сдастся, Бог охранит его королевство.

Впереди во мраке равнину огромной раной рассекало вади. Неподалёку от его берега какой-то мародёр шакалом метнулся к мертвецу — и тут же, вспугнутый, отпрянул, бежал. Кто-то там, внизу, не умер.

— Стойте, — настороженно сказал король, натянув повод. Дневной свет почти угас. Он мог разглядеть лишь тень, силуэт во тьме — кто-то сидел на земле спиной к нему. Ему почудилось, что это франк, а подъехав ближе, Бодуэн узнал этого франка — даже в темноте.

— Стойте, — повторил он, жестом приказав свите оставаться на месте, и один проехал несколько ярдов до сидящего на земле человека.

Это был тамплиер Раннульф, безмолвный, с обнажённой головой. Даже когда король придержал коня рядом с ним, рыцарь не обратил на него внимания. И тут Бодуэн увидел, что на земле лежит другой тамплиер.

Он был мёртв или казался мёртвым. Закутанный в конскую чёрную попону, он свернулся на земле. Король спешился. Раннульф молчал. Он сидел, скрестив ноги; правая его рука сжимала ладонь мёртвого рыцаря. Широко раскрытые немигающие глаза глядели вдаль.

Бодуэн нагнулся было и потянулся к Марку, и тогда Раннульф вдруг ожил — его свободная рука взметнулась, перехватила запястье короля, оттолкнула:

— Не трогай!

Король отдёрнул руку.

— Он ещё жив? Отнесём его в Рамлех. Там мы сможем его вылечить.

Раннульф покачал головой:

— Он скончался.

— Мы похороним его в Рамлехе — со всем почётом, коего он заслужил.

— Я похороню его в Иерусалиме, где и надлежит упокоиться его праху.

Король присел на корточки, лицом к лицу с Раннульфом, пытаясь завладеть вниманием тамплиера.

— Мы одержали здесь чудесную победу. Тамплиеры говорят, ты едва не захватил самого Саладина. Ты нужен мне. Идём в Рамлех.

— Я иду в Иерусалим.

— Я твой повелитель.

— Мой повелитель — Иисус, — сказал тамплиер, и Бодуэн сдался. Он поднялся на ноги. Он устал; когда он повернулся к коню, ему пришлось собрать все силы и волю, чтобы сесть в седло. Ветер стал резче, он свистел погребальной песней, предупреждением о грядущих битвах. Бодуэн хотел остаться здесь, с этими людьми, — но они не принадлежали ему, а он должен быть там, где сможет действовать. Повернув коня, он повёл свою свиту прочь — к Рамлеху.