Стефан не изменился — изменился мир. Мир тесно сомкнулся вокруг него, сократился до одного ныне текущего мига, до тепла солнечного луча, упавшего на спину, до сделанного только что вдоха.
Прежде, когда выдавалось, как сейчас, свободное время, он грезил о дальнем: доме, сёстрах, будущем — пускай неблизком, но таком приятном времени, которое непременно будет усеяно великими деяниями и приведёт его к спасению души.
Ныне мысли его чурались подобных грёз, и он злился, ловя себя на мечтаниях, словно, в одночасье состарясь, не должен был более попадать в такие ловушки. Он думал о еде, о том, что надо бы отдать доспехи в оружейную — выправить, а ещё — как бы отучить нового коня грызть удила.
Под ним распластался город — такой тихий, что Стефану слышен был крик одинокого настырного разносчика где-то в дальних-дальних улочках. У ворот замка работали плотники — рубили, пилили, сколачивали. Стефан нагнулся над краем стены, камень грел его ладони, ветер мягко касался лица. Ворота были закрыты и заперты с обеих сторон, тяжёлые решётки опущены, потому что Саладин мог в любой момент появиться под Иерусалимом, и никто не мог ни открыть ворот, ни войти в город без слова Стефана л'Эля — отчего Стефан л'Эль получал несказанное удовольствие.
Он только что выпустил за стены Раннульфа и троих сержантов — сверху ещё видно было, как они скачут по дороге на восток, — высматривать Саладина. Раннульф всё узнает первым, припомнилось Стефану, и вспомнился тот, кто это сказал. Стефан мотнул головой, отгоняя воспоминания. Два сержанта, отданные под начало Стефана, мерили шагами парапет. Снаружи по дороге трусил к городу на ослике человек, а в каких-нибудь пятнадцати футах за ним шла женщина с корзиной; но ворота сейчас открывать было трудно, так что придётся им подождать, пока не соберётся народу побольше или не подъедет кто-нибудь важный. Тогда им, возможно, придётся подождать ещё — чтобы уплатить пошлину.
А оказавшись в городе, они могут и пожалеть об этом. Стефан зорко оглядел восточный горизонт, гадая, где сейчас может быть Саладин.
С тех пор, как король и одиннадцать тамплиеров добрались до Иерусалима, они ничего не слышали об армии, что была разбита у реки Литани. В гарнизонах Священного Города оставались лишь считанные солдаты и сержанты — старики, увечные, больные; они встали на стены, и король приказал закрыть все врата и опустить все решётки и никого не впускать и не выпускать, кроме как через Давидовы Врата. Храмы были полны, торжища опустели. Разносчик, что кричал на улицах, переходил, вероятно, от одной закрытой двери к другой.
А день выдался тёплым, и ласковый ветерок точно смеялся. Стефан прислонился к стене и любовался горами, беспечный, как дитя.
Один из сержантов окликнул его, он обернулся и увидел короля: тот ехал по улице вдоль стены.
Стефан сбежал по лестнице вниз. Под королём был рослый гнедой конь; его сопровождали с полдюжины всадников в ярких одеждах, а сам Бодуэн был облачен в длинную котту алого шёлка. Он придержал коня:
— Ну, Мыш, как дела?
— Всё в порядке, сир.
— Я поднимусь взглянуть. Держи. — Он бросил повод пажу, перекинул ногу через загривок лошади и соскользнул наземь. — Били, идём за мной, — позвал он и зашагал вверх по широким каменным ступеням к парапету. Там его увидели плотники и все разом повыскакивали из башни, не положив даже инструментов, — да так и стояли, кланяясь и славословя. Лицо короля исказила жутковатая улыбка, и взмахом руки он начертил над ними в воздухе крест. Стефану, поднимавшемуся вслед за ним, пришлось немного замешкаться, прежде чем он сумел отыскать себе местечко на переполненной стене; за ним поднимался ещё кто-то, он услышал шорох шёлка, почувствовал аромат роз и вдруг сообразил, что заступает дорогу принцессе Иерусалимской. Стефан шагнул в сторону, бормоча извинения. Король благодарил плотников в выражениях, от которых щёки мастеровых горели, словно спелые яблоки, и они снова принялись кланяться ему, клясться в вечной верности и призывать на него благодать — за себя и всех своих детей, пока наконец десятник пинками не отправил их работать.
Король повернулся к краю стены и поглядел на восток.
— Покуда всё тихо, — сказал он.
Сестра плавно шагнула к нему. Её гибкая белоснежная рука была прекрасной формы, ногти — гладкими, как жемчужины. Что она делает здесь, удивился Стефан; весь остальной двор безопасности ради отбыл на побережье. Принцесса взглянула в сторону Иудеи:
— Они придут оттуда?
Король шевельнул плечами, обтянутыми переливчатым шёлком котты.
— Не всё ли равно, коли уж они будут здесь? — Он перегнулся через край стены, глядя на дорогу внизу. — Эти люди хотят войти в город?
— Да, сир, — отозвался Стефан.
— Так впусти их. — И король, отвернувшись, пошёл вниз по лестнице. Стефан крикнул привратникам, и те принялись за нелёгкий труд: вытаскивать засовы на внешних и внутренних воротах и поднимать решётки. К тому времени, когда ворота открылись и пара крестьян с ослом и корзиной миновала арку, король, его сестра и свита исчезли из виду за изгибом стены.
Перегнувшись через парапет, Стефан обратился к входящим:
— Можете поблагодарить короля, что вам не пришлось долго ждать!
Крестьянин на осле поднял к нему желчную физиономию:
— Да благословит Господь доброго нашего короля Бодуэна!
Старуха с корзиной, отдуваясь, что-то согласно просипела.
Привратники уже снова закрывали ворота и задвигали засовы. Стефан глянул за стену и увидел пыль на дороге.
— Скорее! — закричал он привратникам. — Опускайте решётку! — И вскочил на верх стены, чтобы лучше видеть.
По небу грязным пятном расползался столб пыли. Под ним, выезжая из холмов в поле зрения, устало рысил конный отряд. Стефан прикрыл глаза козырьком ладони.
— Подождите, — сказал он, и голос его прервался от облегчения. — По крайней мере, это христиане.
Он спустился на парапет и послал одного из сержантов вернуть короля.
На дороге, перед воротами, во главе пятидесяти рыцарей стоял коренастый рыжеволосый воин в полосчатом чёрно-красном сюрко. Он был явственно обескуражен, увидев короля Бодуэна.
— Сир, — натянуто произнёс он. — Радостно видеть тебя. Донесения говорили другое.
Бодуэн сверху вниз улыбнулся ему:
— Добрый день, мой лорд Керак. Хотел бы я услышать эти донесения.
— Сир, — сказал вдруг Стефан Мыш, стоявший рядом с королём, — ещё одно войско.
— Тамплиеры, — бросил кто-то, и вдоль всей стены люди начали подходить к краю, свешиваться вниз, чтобы убедиться в правоте этого замечания. От дальней стороны ворот донёсся голос — Бодуэн узнал голос сестры. Король всё так же пристально смотрел вниз, на Рено де Шатильона, Керакского Волка, недолгого герцога Антиохийского, который поныне носил в каждой четверти своего значка изображение оружия великого Боэмунда.
— Что же ты слышал, милорд? И от кого?
Тут подскакал новый отряд, привлёкший к себе всеобщее внимание, и его предводитель встал между Кераком и воротами. Его вороной вздыбился, и величественный всадник отбросил полу плаща и положил руку на меч.
— Отойди, милорд, — у тебя нет власти над Иерусалимом, это мой город!
Керак не шевельнулся в седле, жестом притворной скромности сложив ладони на передней луке.
— Здесь есть претендент поважней, — заметил он, кивком указывая на ворота.
Извернувшись в седле, Жерар де Ридфор поднял лицо к стене. Когда он увидел короля, глаза его полезли на лоб.
— Сир, — проговорил он, — сир... ты жив.
— За это надо благодарить Бога, — сказал Бодуэн. — И ты тоже жив, сэр маршал, так возблагодарим Господа и за это. — Он окинул взглядом небольшой отряд, который пришёл с де Ридфором. — И это всё?
Тамплиер не ответил. Он и Керак пожирали друг друга глазами, как два пса на медвежьей травле. Король повернулся к Стефану и тихо спросил:
— Где Раннульф?
Стефан не сводил глаз с людей, стоявших внизу.
— Не знаю, сир.
Керак запрокинул голову:
— Сир, я здесь для того, чтобы помочь тебе защитить Иерусалим. Позволь мне ввести воинов в его стены.
Де Ридфор резко развернулся; сверху он казался королю сплющенным, как жаба.
— Пусть остаются здесь! — Он махнул рукой на ворота. — Открой мне — я требую!
Король провёл рукой по лицу:
— Сюда бы ещё кузена Триполи — для ровного счёта. Да, милорд маршал, разумеется, ты и твои люди можете войти — они наверняка устали, а быть может, и ранены.
Отправляйся сразу же в Храм, а потом — ко мне в замок, с докладом.
Он ещё говорил, — а Стефан уже шёл к воротам, отдавая приказы привратникам, и толпа раздавалась надвое и торопилась вниз, чтобы приветствовать входящих в город тамплиеров. Опершись на локоть, король рассматривал сверху приплюснутую рыжую макушку Рено де Шатильона.
— Знаешь ли ты, милорд, где разместить столь большой отряд?
— Сир, семья моей жены владеет дворцом в городе. — Керак был женат на одной из де Милли.
— И ты клянёшься не нарушать мира?
Керакский Волк поднял руку, призывая в свидетели Небо.
— Клянусь Спасением.
— Тогда ради помощи в защите города я позволяю тебе войти, но ты должен поддерживать надлежащий порядок. Навести меня вскоре в цитадели.
— К услугам короля. — Рыжая голова почтительно склонилась.
Ворота уже раскрывались, тамплиеры строились по двое, чтобы пройти в город. Керак отъехал немного назад, собрал вокруг себя своих воинов и заговорил с ними. Король наблюдал за этой сценой. Подняв голову, он обвёл глазами горизонт и на миг испытал странную надежду, что вот-вот увидит там воинство Саладина.
— Хотел бы я иметь вдвое больше тамплиеров, — сказал король, — а людей Керака — вдвое меньше.
Они ехали через большую рыночную площадь — настолько пустую, что цокот конских копыт эхом отдавался от окружавших её высоких стен. В эти дни торговли здесь не было. По мостовой ветер гнал смерчики песка. Сибилла ударила пяткой кобылу, чтобы нагнать брата.
— Если вернулись эти — быть может, вернётся и дядя Жослен и другие... быть может, они только сейчас отыщут дорогу домой. — Бодуэн д'Ибелин не вернулся. Сибилла вспомнила, какой тёплой была его грудь под её ладонями. Теперь он, должно быть, лежит где-то — холодный, мёртвый. Она с трудом сглотнула. — Быть может, они ещё вернутся.
— Мне нельзя рассчитывать на это, — возразил король. — Я должен устоять с теми, кто есть у меня сейчас.
Внезапно и болезненно Сибилла осознала, что брат видит всё иначе, чем она: не утрату живых людей, родичей и любимых, а общее ослабление. Настроение её упало. Мир вокруг представился ей вдруг мельницей, что своими жерновами безжалостно перетирает людей в могильный прах.
— Когда здесь снова будет рынок? — вздохнула она. — Так приятно видеть на улицах людские толпы.
— Тамплиеры уладят это, — сказал король. — Нам надо блюсти порядок и присматривать за воротами, и этим тоже займутся они. Мы должны собрать в город из окрестностей все припасы на время осады — иначе они попадут в руки Саладина. И ещё мы должны ждать. Это хуже всего.
Они доехали до края площади, когда до слуха их долетел вопль.
— Что это? — спросила Сибилла, озираясь, а король пустил коня в галоп. — Бати!
Брат поскакал в соседнюю улицу, Сибилла бросилась следом. Впереди дрались какие-то люди. Бодуэн мчался прямо на них. Сибилла вновь окликнула его — он был один, их много, — поняла, что брат её не слышит, и пустила лошадь за ним.
Король влетел в самую гущу толпы, расшвыряв её крупом коня; подъехав ближе, Сибилла увидела, что это была не настоящая драка — просто несколько воинов колотили троих оборванных нищих. Она натянула повод. Воины были в цветах Керака — чёрное и красное. Один из них метнулся к коню её брата, ухватил повод:
— Ты кто такой, чёрт тебя задери, чтобы нам мешать?!
Король поднял руку и откинул капюшон плаща. При виде его общий вздох вырвался у окружавших его забияк; многие отступили, кое-кто выругался.
— Сир... — Рыцарь, обругавший короля, выпустил повод. Он был высок, крепко сложен, с копной изжелта-белых волос. Сибилла вдруг поняла, что знает его: Жиль, бастард Керака и главный его военачальник. Этот человек был ей неприятен, и сейчас эта неприязнь только усилилась.
— Сир, — повторил бастард Керака, — мы не узнали тебя; ты не должен разъезжать вот так — без сопровождения.
Сибилла подъехала к брату:
— А, это ты, Жиль. Едва в городе — и уже буянишь?
Король рассмеялся:
— Как видишь, Жиль, у меня достойное сопровождение.
Беловолосый рыцарь отступил, не сводя с них хмурого взгляда.
— «Буянишь»!.. Мы всего-то хотели помочь городу — по приказу моего господина. — Он махнул рукой в сторону нищих, что сбились у ног королевского коня, пытаясь прикрыться лохмотьями. — Милорд Керакский приказал очистить улицы от всякого сброда.
— Ну так повинуйтесь ему и очистите улицы от себя, — приказал король.
Жиль нахлобучил шляпу:
— Милорд Керакский повелел мне...
— Немедля, — сказал король.
Он подался вперёд в седле, вперив взгляд в беловолосого рыцаря. Жиль постоял немного, играя желваками. Его глаза скользнули по Сибилле. Наконец он сказал:
— Слушаюсь, сир, — и отсалютовал королю. Бодуэн смотрел, как он собирает рыцарей и отъезжает прочь.
С высоты коня Сибилла поглядела на нищих, съёжившихся на мостовой.
— Не примет ли их монастырь?..
Король наклонился с седла.
— Ступайте, — сказал он нищим, — и старайтесь не попадаться никому на глаза. Утром приходите к кухне цитадели, вас накормят. Ступайте.
Нищие потрусили прочь, лишь один задержался — ровно настолько, чтобы ухватиться за королевское стремя и поцеловать сапог. Со скоростью ветра они исчезли в лабиринте улиц. Король развернул коня и вместе с сестрой поехал назад в цитадель.
Сибилла молчала. Ей всегда казалось, что война — нечто вроде большого турнира, сплошные стяги и слава. Они подъехали к воротам цитадели, и там их встретила Алис — руки сжаты, лицо сморщилось, как у ребёнка. С ней был королевский паж, сын Балана д'Ибелина. Он плакал. О его отце тоже не было никаких известий. Тяжкий ком застрял у Сибиллы в горле. Вместе с братом она въехала во двор, спешилась и прошла с Алис в кухню — распорядиться, чтобы нищих непременно накормили.
Поздно ночью Стефан проснулся — внезапно, как от толчка, — и сел, оглядывая склеп. На койке в соседнем ряду сидел Раннульф, стягивая сапоги.
— Это ты, — сказал Стефан. — Здесь де Ридфор.
— Я видел, — ответил Раннульф. Он повалился на постель, всё ещё держа ноги на полу; затем неспешно втащил ноги на кровать и вытянулся во весь рост.
— И Керак тоже. Его люди бродят по улицам, ищут ссоры.
— Они могут нам понадобиться, — сказал Раннульф. — Саладин без боя взял крепость при Броде Иакова и выставил головы гарнизона на стенах.
— Частелет... — пробормотал Стефан.
Перед его мысленным взором встал огромный замок, маслянисто сияющее дерево стен, великолепная шпалера, новенькие, с зазубренными краями каменные блоки... Потом ему пришло в голову кое-что ещё.
— Так теперь Саладин придёт сюда? — спросил он.
Но Раннульф уже спал.
Утром тамплиеры отправились на мессу, а потом собрались в трапезной. Там, под лампами, они заняли свои места в привычных рядах.
Мгновение тамплиеры стояли недвижно, в молчании глядя на пустые места в строю — этой пустоты было куда больше, чем живых людей. Из офицеров остались только Жерар де Ридфор и сенешаль Жильбер Эрай. Из рыцарей уцелел один из четырёх.
Молчание было долгим. Потом рыцари всё так же без единого слова начали сдвигаться, покуда не сомкнулись плечом к плечу, встав напротив офицеров.
Раннульф шагнул вперёд, устремив взгляд на де Ридфора и Жильбера Эрая:
— Мы должны выбрать нового магистра.
Побагровевшее лицо де Ридфора исказилось.
— Одо де Сент-Аман заступался за тебя, даже когда ты переходил все границы. А теперь, когда он в беде, ты хочешь сместить его!
По собравшимся рыцарям пробежал ропот. Раннульф не озирался по сторонам. В рядах воинов за его спиной было много тех, кто его ненавидел. Но не меньше было и таких, кто любил его. Стоя в круге света от лампы, он в упор глядел на де Ридфора.
— Одо или мёртв, или в плену, — сказал Раннульф. — А с ним — большая часть тамплиеров. Саладин пройдёт сквозь нас, как вода сквозь песок, если у нас не будет магистра, способного повести нас в бой.
Голос де Ридфора был резок:
— Чтобы выбирать магистра, нужен общий сбор всех дружин! На это может уйти и год.
— Разумеется, — сказал Раннульф, — это слишком долго. Но мы можем провести и собственные выборы. Мы всегда поступаем так в поле, мы поступили так после битвы на Литани. Нам нужен магистр.
— Уж не ты ли это будешь? — ядовито осведомился де Ридфор.
— У меня это выходит лучше, чем у кое-кого другого.
Теперь ропот голосов за его спиной перерос в рёв:
— Да! Верно!
— Веди нас, Раннульф!
— Подождём Одо — он может ещё появиться!
— Раннульф Фицникто! Прочь, убирайся отсюда, свинья, я не пойду за тобой!
Де Ридфор смотрел на Раннульфа, и губы его шевелились. Беззвучно он повторял, как эхо: «Свинья!»
Жильбер Эрай сложил руки на груди, взгляд его перебегал с де Ридфора на Раннульфа.
— Для выборов нужно больше людей. Это слишком важное дело. Мы можем вызвать гарнизоны с Кипра и из Европы — и к Троице снова заполнить этот зал.
— Нельзя ждать до Троицы! — возразил Раннульф. — Саладин может быть здесь уже завтра.
Рыцари по-прежнему громко спорили. Де Ридфор бросил взгляд на них и повернулся к Раннульфу:
— Нет. Возвращайся на место.
Желваки Раннульфа заходили под кожей, но он сдержал гнев и не тронулся с места. Лицо маршала побагровело ещё сильнее.
— Повинуйся! — рявкнул он, и Раннульф шагнул на место в первом ряду.
Но другой воин уже выходил вперёд. Прозвенел чистый голос:
— Я согласен с Раннульфом. Надо выбрать новых офицеров!
Остальные закричали так, что под сводом потолка заметалось эхо; кто-то принялся топать ногами, к нему присоединились другие, а десяток голосов орал хором:
— Да! Да! Да!
— Нет! — ревели другие голоса, и речитатив превратился в бурю выкриков и шиканья.
Стефан л'Эль, стоявший лицом к лицу с двумя офицерами, вновь возвысил голос:
— Нам нужен магистр! И не только из-за Саладина — могут возникнуть и другие трудности. Вы же видели, сколько воинов привёл с собой в город этот рыжий Волк.
— И они всякий раз затевают свары на улицах и в Нижнем Городе! — поддержал его из рядов Фелкс ван Янк.
Де Ридфор сказал:
— Магистр Ордена — Одо де Сент-Аман! Я не потерплю попыток сместить его. — Он шагнул к Стефану, лицо его исказил уродливый оскал. — Вернись на место и веди себя тише при старших, щенок!
Стефан не дрогнул:
— Я требую права говорить! И думается мне, я более не щенок. Битва при Литани так проредила стаю, что ныне я — один из главных бойцовых псов.
— Никаких выборов! — рявкнул де Ридфор.
— Пока не дождёмся новых трупов? — осведомился Раннульф. По рядам позади него прокатился приглушённый смех. Раннульф бросил короткий взгляд через плечо на рыцарей. Он понял: сейчас удача улыбается ему. Многие на его стороне, да к тому же здесь Стефан Мыш, который говорит, как принц, и отстаивает его интересы.
Жильбер Эрай шагнул вперёд, глаза сужены — как всегда, старается угодить всем.
— Что бы мы ни решили, мы не можем драться между собой. Этот сладкоголосый французик прав: Керак в городе, и его войско так же сильно, как наше, а есть ещё Саладин, и одному лишь Богу известно, какие ещё испытания Он нам ниспошлёт.
Рыцари снова зароптали, затопали, кто-то был за выборы, кто-то — против.
— Проголосуем за выборы! — крикнул Раннульф. Он швырнул эти слова в спину де Ридфору, который мерил шагами зал. — Разрешим этот спор раз и навсегда, маршал. Сосчитай нас!
Де Ридфор резко развернулся к нему:
— Отлично! Но Одо непременно узнает об этом — как ты отплатил ему за заступничество. Пусть все знают, что ты предатель! — Он коротко глянул на сенешаля.
Жильбер сделал несколько шагов вперёд:
— Пусть те, кто хочет избрания нового магистра сейчас и здесь, станут по правую руку, а те, кто не хочет этого, — по левую.
Раннульф пошёл направо, мимо колонн, подпиравших свод, развернулся и вновь устремил взгляд на середину трапезной. Обе ладони он сомкнул на рукояти меча. Сердце билось в его груди гулким молотом. Половина рыцарей отошла к нему, половина в другую сторону, однако когда их сосчитали — слева оказалось на одного человека больше.
Голос де Ридфора зазвенел от облегчения:
— Значит, мы подождём. Благодарение Господу.
— Сомкните ряды, — сказал Жильбер. — У нас довольно дел.
Все снова сошлись в центре зала. Раннульф стоял, глядя в пол. Он проиграл — из-за одного голоса. Будет ли ещё у него такая возможность? Неприятная, сосущая тяжесть в желудке говорила ему, что, скорее всего, не будет. Так хочет Бог, сказал он себе. Вдруг он ощутил себя никчёмной пылинкой, гонимой ветром. Раннульф Фицникто, пузырь, наполненный лишь воздухом.
— Раннульф, — сказал де Ридфор, — поскольку ты так рвёшься покомандовать, мы назначаем тебя командующим Иерусалимом. Храни порядок в городе, коли уж это у тебя так хорошо получается.
Раннульф поднял голову.
— Да, милорд, — сказал он, избегая встречаться глазами с де Ридфором, потому что страшился увидеть в них торжество. Вслед за другими рыцарями он поплёлся из трапезной.