Катон приказал увеличить темп, как только он вернулся к колонне, и рассказал о том, что он видел, Массимилиану, пока они ехали рядом за последней повозкой.
— Есть ли шанс избежать их, господин?
— Есть шанс, — ответил Катон. — Но только если мы вырвемся достаточно далеко вперед них к тому времени, когда они достигнут дороги, так что они не смогут быть уверены, прошли мы эту точку или нет. Если бы я командовал их отрядом, я бы послал людей в обоих направлениях на разведку пути. Даже если они не заметят нас, довольно скоро станет очевидно, что мы их опередили. Тогда начнется непосредственно гонка к заставе. Мулы не смогут долго выдерживать такой темп. Когда они замедлятся, противник быстро настигнет нас. Вполне вероятно, что нам так или иначе придется драться.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Массимилиан. — Пришло время сразиться с этими ублюдками лицом к лицу.
— Я хочу, чтобы ты был впереди колонны, — решил Катон. — Я возьму на себя командование здесь.
Центурион нахмурился и повернулся к своему командиру. — Почему, господин?
Катон ненадолго подумал о том, чтобы посоветовать ему подчиняться приказам, но было необходимо, чтобы человек понял мысли Катона.
— Мне нужно, чтобы ты задавал темп и не давал расслабиться ни людям, ни мулам. Если произойдет контакт с противником, я возьму на себя командование арьергардом и задержу его как можно дольше. Если повезет, у вас будет достаточно времени, чтобы доставить повозки в безопасное место на заставу. Если начнется драка, во что бы то ни стало нельзя будет останавливаться. Держи повозки в движении и сражайся только с тем противником, который угрожает остановить тебя или замедлить. Это ясно?
— Да, господин, — нехотя ответил Массимилиан.
— Тогда ступай.
Когда центурион пустился галопом, Катон проверил свой гладий, чтобы убедиться, что он плавно скользит в ножнах, затем надежно закрепил шлем на голове и мягко покачнулся взад-вперед, упираясь в луки седла, чтобы убедиться, что они крепко держат его. Затем он призвал людей, которым было поручено охранять повозки, присоединиться к тылу колонны, чтобы у него были силы, достаточно большие, чтобы эффективно задерживать врага в случае начала боя. По отдельности всадников можно было легко победить, но даже небольшой отряд мог напугать и атаковать гораздо большую группу пехоты, особенно если они не были обучены бороться с кавалерией.
Колонна продолжала идти по дороге, мулы протестующе ржали, пока возницы заставляли их ехать, щелкая хлыстами по крупу любого зверя, которое пыталось замедлить ход. Какофония ржания мулов, грохота колес, цоканья и фырканья лошадей наверняка выдавали их присутствие задолго до того, как враг заметил их. К счастью, деревья вокруг них росли достаточно густо, чтобы скрыть пыль, поднимавшуюся, пока колонна двигалась по дороге.
Когда они приблизились к точке, где Катон предположил, что оба отряда могут столкнуться, его взгляд остановился на лесной полосе слева от них. Насколько он мог видеть, там не наблюдалось движения. Дорога продолжалась несколько сотен шагов, прежде чем подняться на возвышенность на расстоянии более чем в полтора километра, где лес уступал место разбросанным валунам и низкорослым кустарникам рядом с руинами одной из древних башен острова. Если бы они смогли добраться туда, у них было бы преимущество в виде более открытой местности для борьбы с врагом, и они были бы намного ближе к безопасности форпоста на вершине хребта за ним. На мгновение его внимание привлекла фигура Кальгарнона, раскачивающегося на груде инструментов в задней части фургона, в который его погрузили. Юноша скривился от своего дискомфорта, но Катон не мог больше думать о боли своего пленника, в то время как каждый шаг между колонной и их преследователями мог иметь значение между жизнью и смертью.
Колонна с грохотом обогнула поворот дороги, и Катон помахал всадникам сзади, направляя свою лошадь на обочину дороги и оглядываясь назад, откуда они шли. Пыль оседала вслед за ними, и несколько мгновений спустя не было никаких признаков того, что они прошли этот путь незадолго до этого. Враг еще не появился в поле зрения, и он почувствовал прилив надежды, когда развернул лошадь и помчался, чтобы догнать остальных.
Когда он приблизился к солдатам арьергарда, раздался крик тревоги, и мгновенная надежда быстро превратилась в ужасающую тревогу. Он приказал расчистить дорогу впереди, и его люди направили лошадей в сторону дороги, чтобы уступить ему место. Он увидел, как фигура мальчика поднялась в задней части фургона, на его лодыжках и запястьях болтались истрепанные концы пут, которые он сумел перерезать одним из инструментов, лежавших в повозке. Кальгарнон схватил кирку и швырнул ее в ближайшего всадника, ударив лошадь по лбу, так что она испуганно заржала и вскочила на дыбы, вынудив Катона дернуть поводья, чтобы избежать столкновения.
Кальгарнон проворно спрыгнул с кузова фургона, погонщик мула не заметил драмы, разворачивающейся за его спиной.
— Остановите его! — крикнул Катон. — Мальчик убегает!
Ближайший из ауксиллариев вырвал свой длинный меч из ножен и пришпорил лошадь вперед, а юноша побежал к деревьям. Кальгарнон пригнулся и перевернулся, когда всадник навис над ним, и лезвие яростно сверкнуло вниз. Острие попало ему в плечо, разорвав тунику и оставив неглубокий порез на плоти над лопаткой. Он издал резкий крик боли, продолжая на четвереньках пробираться в тень под самыми низкими сучьями молодого дуба. Всадник, ранивший его, разочарованно выругался, перекинул ногу через седло и соскочил на землю, чтобы закончить работу. Кальгарнон уже встал на ноги и бежал между деревьями, а спешенный всадник помчался за ним, уклоняясь и ныряя под ветки. Катон видел, что было уже слишком поздно. Мальчик знал местность лучше своего преследователя и вскоре безнадежно обогнал его. Все, что могло случиться, это то, что солдат беспомощно заплутал бы в чаще до тех пор, пока враг не нашел и не прикончил его.
— Оставь его! — крикнул Катон, возвращаясь к повозке. — Садись на свою лошадь!
Солдат остановился, резко наклонился, чтобы подобрать камень, и без толку швырнул его в удаляющуюся фигуру, а затем присоединился к своим товарищам. Заглянув в повозку, Катон заметил лезвие пилы, торчащее из лежавших там инструментов, и молча проклял Лупия за то, что тот не поместил мальчика в более безопасное положение. Он повернулся к человеку, лошадь которого была сбита киркой.
— Иди вперед и скажи Массимилиану, что мальчик сбежал, и мы можем ожидать, что враг придет за нами раньше, чем я надеялся. С этого момента мы не останавливаемся, не смотря ни на что.
Ауксилларий кивнул и прищелкнул пятками своего коня по дороге, свернув, чтобы обогнать повозки. Когда спешившийся всадник потянулся к лукам седла и сел верхом на своего коня, Катон в бешеном осознании случившегося обдумывал свой нехитрый выбор. Самый простой способ — выстроиться поперек дороги и удерживать врага как можно дольше. Но пешим разбойникам будет легко обойти их сквозь деревья, как только они заметят римских всадников, ожидающих их. Ему нужен был план. Что-то, что шокирует их и сломает их боевой дух на время, достаточное для того, чтобы выиграть еще несколько спасительных мгновений. Нынешняя позиция не подходила для того, что он задумал, поэтому он призвал людей строиться, и они двинулись за подводами.
К тому времени, как они достигли подножия пологого склона, ведущего к более открытой местности, которую Катон заметил ранее, стало ясно, что упряжки мулов устали и больше не могут поддерживать тот же темп. Их бока поднимались и опускались с каждым тяжёлым вдохом, и когда они начали тянуться к склону, они перешли к шагу. Катон заскрежетал зубами от разочарования от перспективы того, что враг неуклонно сближался с ними. Он огляделся из стороны в сторону — деревья стали редеть — на склоне замаячили обнаженные скалы. Приказав своим людям на время следовать за повозками, он свернул с дороги и пробежал немного вверх по склону, затем повернул параллельно дороге и пошел через кусты и камни. Пройдя сотню шагов, он нашел то, что искал. Рядом с дорогой лежала группа больших камней, земля между ними была относительно ровной и открытой. Он повернулся, чтобы посмотреть на дорогу, и не увидел никаких признаков врага.
— Ко мне! — крикнул он конному арьергарду. — Сюда, быстро!
Всадники натянули поводья и повернули к нему лошадей. Катон указал на камни и промежутки между ними. — Мы спешимся и спрячемся там, парни. У нас не будет много времени, поэтому, когда я отдам приказ атаковать, я хочу, чтобы каждый, сидя в седле, кричал всей своей гребаной глоткой, пока мы будем нестись вниз и обрушимся на врага с фланга. Их может быть больше, чем нас, но шок и скорость нашей атаки заставят их обосраться до того, как они это поймут. Когда мы их ударим, рубите направо и налево. Наезжайте на них, сражайте их, но оставайтесь начеку, чтобы немедленно остановится и перестроиться вокруг меня, как только я прикажу прекратить атаку. Любой человек, который не подчинится и погибнет, ответит за это сполна, когда я, в конце концов, присоединюсь к нему в загробной жизни. — А теперь идите туда, держитесь подальше от любопытных глаз и сохраняйте молчание.
Ауксилларии въехали на своих лошадях за склон среди камней и валунов и соскользнули на землю, стоя у голов своих скакунов с вожжами в одной руке, успокаивая животных другой. Катон взглянул на повозки, поднимающиеся по склону позади Массимилиана и его небольшой отряд всадников. Мулы продвигались медленным шагом, и никакие уговоры возниц не могли заставить их двигаться быстрее. Посмотрев в другую сторону, он увидел, что врага еще нет. Он занял свое место примерно в центре выстроившихся всадников арьергарда, ведя свою лошадь к краю скалы, где рос большой колючий куст, достаточно большой, чтобы скрыть его, но позволяя ему видеть сквозь него, чтобы разглядеть дорогу, которая лежала от него не более чем в тридцати шагах. Взгляд по сторонам показал, что его люди неплохо укрылись и замерли в готовности броситься в атаку.
Грохот колес фургонов, свист хлыстов, крики погонщиков мулов и периодический рев их команд начали уходить вдаль по мере того, как колонна поднималась к выступу холма. По мере того как шум стихал и кровь в ушах Катона запульсировала более спокойно, он начал слышал ровное гудение мух и жужжание пчел среди редких диких цветов, растущих на склоне. Солнце безжалостно палило, а воздух был горячим и неподвижным, если не считать мерцания земли вдалеке за дорогой на горизонте. Пот выступал у него на лбу и стекал вниз, а затем капал на щеку, щекоча кожу, так что он раздраженно гладил свое лицо. Его уши напряглись, чтобы уловить любой звук приближающегося врага, и он видел напряженные выражения лиц своих людей, когда они молча стояли, также отбиваясь от назойливых насекомых. Подводы тем временем достигли вершины холма и исчезли за гребнем одна за другой; все, что оставалось, чтобы указать на их недавний путь, было туманом пыли, медленно оседающей в воздухе.
Враг двигался тихо и почти наскочил на поджидавших римлян, прежде чем Катон заметил их присутствие. Две группы разбойников появились из-за деревьев по обе стороны дороги, где земля не была изрезана колеями и была более щадящей. Несмотря на жару, они были одеты в темные туники из шкуры животных, перевязанных поясами. У многих были большие татуировки на коже и грубо подстриженные бороды. У них были длинные волосы, заплетенные в косы, и у большинства были кожаные тюбетейки, усиленные железными ободами и поперечинами. У некоторых из шапок торчали рога животных; смесь, составленная из рогов баранов, крупного рогатого скота и оленей, что усиливало варварский характер их внешнего вида. Они были вооружены копьями, топорами и мечами, а у некоторых были щиты на спине, переброшенные на широких кожаных ремнях. Катон легко мог представить, какой ужас вызывали они своим появлением, когда выходили из мрака ночи, чтобы атаковать торговые конвои и более изолированные виллы по всей провинции. Осматривая их ряды, он увидел Кальгарнона, теперь вооруженного копьем.
Он крепче сжал поводья своей лошади и погладил ее шею, успокаивающе прошептав: «А теперь тише… Ни звука, ни резкого движения, а?
Один из врагов во главе оторвавшегося отряда крикнул и протянул руку к последней дымке, висящей в воздухе на вершине холма. Сразу же один из варваров в головном уборе с рогами подбежал к нему и, прикрыв глаза, уставился на холм.
Катон мог догадаться о возбуждении вражеского лидера теперь, когда его жертва была в поле зрения. В любой момент он остановит своих людей и отдаст приказ атаковать. Настало время для Катона нанести удар, еще до того, как отряд был готов поспешить по дороге и наброситься на повозки. Справившись с нервным волнением, он залез в седло, низко наклонившись, чтобы укрыться. Затем он вынул меч из ножен и глубоко вздохнул.
— По коням!
По обе стороны зазвучал приглушенный топот копыт и кряхтение людей, вскарабкавшихся на лошадей и приготовивших оружие. Катон быстро огляделся и увидел, что они были готовы к атаке за считанные секунды. Он поднялся в седле и взметнул меч. Из-за куста он мог видеть лица тех врагов, которые услышали его приказ и теперь с тревогой поглядывали на скалы слева от них.
— В атаку! — взревел он, крик перехватил его горло, когда он направил свой меч вниз к отряду разбойников, растянутому вдоль дороги. Он ударил пятками, направляя свою лошадь вокруг куста и выводя ее на открытое пространство, прежде чем пустить ее галопом по узкому участку открытой местности. По обе стороны от скал появлялись его люди, выкрикивая боевые кличи, поднимая сверкающие клинки кавалерийских мечей.
На мгновение разбойники замерли, глядя в ужасе на летевших на них со всей мочи людей. Один оправился достаточно быстро, чтобы метнуть копье в Катона, и только ловко изменив направление галопа, он избежал длинного древка, которое пролетело мимо него и врезалось в землю на небольшом расстоянии позади. Когда всадники врезались в недружный строй, несколько разбойников повернулись и побежали, некоторые укрылись за валунами на другой стороне дороги, другие побежали обратно по дороге к деревьям.
Несколько мгновений спустя всадники прорвались сквозь ближайшую шеренгу врагов, нанося им разящие удары по головам и плечам. Катон нацелился на одного из разбойников с рогами на головном уборе; высокий мужчина с тяжелыми плечами, обнаживший меч и снявший щит. Его зубы оскалились в рычании, когда он поднял меч, чтобы заблокировать удар, и раздался резкий лязг и скрежет металла, когда лезвие короткого меча Катона ударилось о плоскость клинка разбойника и безвредно соскользнуло к острию, в то время как лошадь Катона понесла его дальше вперед. Он взметнул свое оружие и поднял его рукоятью на уровне плеча, ища нового противника. Вторая шеренга разбойников также сломалась, и лезвия засверкали на солнце, лошади фыркали и ржали, а люди сошлись в криках, рубя врагов вокруг себя среди клубящейся пыли и летящих комков земли, подбрасываемых с поверхности дороги.
Катон заметил Кальгарнона в трех метрах от себя. Юноша опустил острие копья и побежал вперед, вонзив острие в грудь лошади справа от Катона. Животное вскинуло голову и встряхнуло ею из стороны в сторону с пронзительным ржанием, прежде чем качнуться в сторону, выхватывая древко копья из рук юноши. Прежде чем Катон смог повернуть свою лошадь, чтобы напасть на мальчика, один из варваров бросился на него с незащищенной левой стороны с поднятым топором, чтобы нанести удар. Он сильно дернул поводья, и его лошадь столкнулась с разбойником, заставив его споткнуться в сторону. Прежде чем человек смог восстановить равновесие, Катон повернулся в седле и махнул мечом, глубоко врезавшись в череп врага. Резкий удар угрожал ослабить его хватку на рукояти, и он крепко сжал пальцы и освободил лезвие, пока разбойник покачивался, кровь хлынула из его раны, прежде чем он выпустил топор, и его ноги подкосились под ним.
Подняв свой гладий вверх, Катон быстро огляделся и увидел, что ни один из разбойников уже не находится на близком расстоянии. Некоторые все еще стояли на месте и пытались отбиться от всадников, но большинство дрогнуло и пустилось наутек. Его люди хрипло мычали, нанося удары любому врагу, оказавшемуся в пределах досягаемости их мечей. Катон поискал человека, которого он принял за их лидера, и увидел его у скал, где он призывал к себе своих людей и пытался сплотить их. Некоторые из них уже собрались вокруг него, и их пример стыдил и вдохновлял других присоединиться к ним и встретиться лицом к лицу с римскими ауксиллариями. Преимущество, предоставленное первоначальной неожиданностью атаки, исчезало с каждой минутой, и вскоре у врага хватило бы силы и смелости, чтобы окружить Катона и его людей и сбросить их с седел, чтобы прирезать уже на земле. Пора было прекращать атаку.
— Ко мне! — крикнул он сквозь шум, производимый его людьми. — На меня! Сейчас!
Ближайший из всадников услышал его крик и вышел из боя, осторожно направив свою лошадь к своему командиру. Другие все еще были охвачены неистовым возбуждением атаки и продолжали гнать своих лошадей через склон по другую сторону скал. Одна лошадь стояла неподвижно, ее бока вздымались, пока кровь стекала по сломанному древку, торчащему из ее груди. Розовая пена пузырилась из ее расширяющихся ноздрей — животное отказывалось отвечать на призывы своего всадника. Затем один из врагов подбежал к нему сзади и яростно замахнулся топором по обнаженной спине ауксиллария над луками седла. Тяжелый изогнутый край оружия расколол спину всаднику, он содрогнулся и выронил меч. Нападавший схватил его за руку и яростно вытащил из седла, так что он рухнул на землю с тяжелым выдохом. Затем разбойник поднял топор и опустил его, оставив вмятину на шлеме всадника, прежде чем второй удар пришелся по лицу человека и раздробил нос и челюсть. Новые удары быстро превратили голову ауксиллария в кровавую кашицу.
Катон увидел все это за промежуток времени, который потребовался, чтобы сделать несколько вдохов и восстановить дыхание, прежде чем он вновь призвал других солдат выйти из боя и присоединиться к нему. Один за другим они последовали приказу. Он заметил, что еще двое всадников потерялись, а другой наклонился вперед в седле, сжимая руку с мечом на ране на боку, хотя у него все еще были силы удерживать поводья и направить своего коня к Катону. Когда последний из них оставил преследование тех, кто бежал обратно по дороге, Катон вложил свой клинок в ножны и указал на гребень холма.
— Следуйте за мной!
Он ударил пятками своего коня и пустил того в галоп, и остальные последовали его примеру. Он поддерживал темп, пока они не достигли гребня и не увидели повозки в четырехстах метрах от подножия пологого обратного склона холма. Почти в трех километрах дальше находился форпост, в блаженном неведении о произошедшей свирепой схватке. Массимилиан ехал рядом с повозками, призывая погонщиков мулов бросить своих изнемогших животных в последнюю попытку добраться до безопасного частокола, окружавшего заставу. Катон понял, что если противник быстро оправится и возобновит ускоренное движение, опасность того, что он может настигнуть фургоны, все еще будет сохраняться.
Он поднял руку и остановил выживших солдат арьергарда. — Развернуться и построиться поперек дороги!
Всадники направили своих лошадей верхом на изрезанную колеями тропу, лицом вниз по склону к противнику. Катон увидел, что их предводитель уже собрал более двадцати своих людей, и еще больше пробирались обратно по пересеченной местности, чтобы присоединиться к своим товарищам. Тела погибших и раненых отмечали то место, где Катон и его люди пошли в атаку. Как только большинство из них собралось вокруг него, лидер указал на гребень и махнул им вперед. Катон заметил, что некоторые не решаются приблизиться к небольшой шеренге всадников. Очевидно, они все еще нервничали, и это можно было использовать в интересах конной группы.
Снова обнажив меч, он крикнул: — Шагом, вперед!
Линия всадников двинулась вперед, спускаясь по склону к разбойникам. Это зрелище заставило многих из отряда разбойников попятиться, и сплоченность группы начала распадаться перед перспективой новой конной атаки. Катон, однако, не собирался отдавать приказ о новой атаке. На этот раз противник был готов к ней и имел достаточное количество, чтобы наверняка сокрушить их. Он замедлил шаг своей лошади и спокойно отдал другой приказ.
— Держать линию! Держаться меня.
Его люди послушно скорректировали темп, и всадники уверенно приближались к противнику в хорошем строю. Катон увидел, как приближались другие разбойники, и их лидер остановился, чтобы закричать и ударить копьем в воздухе, пытаясь вселить в них немного храбрости.
— Рысью! — крикнул Катон и хлопнул пятками, пуская лошадь вперед. Остальные всадники последовали его примеру, вставая и опускаясь в седла, звеня своим снаряжением. Теперь они были в двухстах шагах от отряда разбойников, и вид конных римлян, увеличивающих свою скорость, сделал свое дело. Первый из разбойников отступил и повернул, чтобы сбежать вниз по склону, бросившись бежать наутек всего через несколько шагов. Те, у кого было больше храбрости, стояли рядом со своим лидером, смыкая шеренги, и среди них были копейщики, выставившие древки с наконечниками в сторону наступающей конницы.
Когда они были в сотне шагов от врага, Катон вскинул руку. — Стой!
Всадники остановились, и на мгновение обе стороны молча противостояли друг другу, прежде чем предводитель разбойников отдал приказ. Некоторые из его людей опустили оружие, и Катон увидел, как они разворачивают что-то с пояса, прежде чем они полезли в свои боковые сумки и вышли перед своими товарищами. Он сразу осознал опасность и вложил меч в ножны. Быстро вздохнув, он отдал приказ своим людям. — Спасаться бегством! Назад к гребню холма! Быстро!
Всадники резко натянули поводья, повернули лошадей и пустили их в галоп, когда первый заряд из пращи пронесся в воздухе поблизости. Один из следущих ударился о землю на небольшом расстоянии перед Катоном и отскочил, чтобы ударить его лошадь по крупу. Лошадь громко взвизгнула и покачнулась в сторону, и Катону пришлось крепко сжать ее бедра и ухватиться за луку седла, чтобы не дать себя сбросить.
При виде отступающих всадников из отряда варваров раздался отрывистый хор насмешек.
— Полегче … Тише милая, — успокаивающе проговорил Катон, направляя лошадь в гору и заставляя ее перейти на галоп. Он увидел, что один из его людей был ранен; выстрел разбил его колено, и кровь текла по его голени и калиге, пока он использовал другую ногу, чтобы вести свою лошадь, чтобы следовать за другими. Еще один заряд врезался в задник его шлема и отбросил голову вперед. Его щит, поводья и меч выскользнули из его рук, и Катон увидел, что ему грозит опасность упасть с седла. Перенаправив своего скакуна, он направился к человеку, поднял поводья и повел лошадь вверх по склону так быстро, как только мог, при этом удерживая человека в седле.
Мимо просвистело еще несколько зарядов. Инстинктивно Катон сгорбился, пытаясь сделать себя более сложной целью. Он скакал дальше, ожидая, что в любой момент его поразит ужасный выстрел. Но расстояние между ним и пращниками быстро увеличивалось, и вскоре он оказался вне досягаемости, и противник сдался. Он снизил темп галопа своего скакуна и повернулся, чтобы увидеть, как голова помощника покачивается из стороны в сторону.
Когда он подошел к остальным ауксиллариям, ожидавшим на гребне холма, он протянул поводья ближайшему всаднику. — Возьми эту лошадь. Мы посмотрим на его раны, как только наведем дистанцию между нами и врагом.
Солдат выровнял своего скакуна рядом со своим раненым товарищем и перекинул щит через плечо, прежде чем взять поводья.
Катон увидел, что повозки уже ехали по зигзагообразному маршруту, ведущему к заставе. — Теперь они должны быть в достаточной безопасности, — подсчитал он. Не было необходимости в дальнейших атаках, чтобы задержать врага.
— Господин, он мертв.
Он оглянулся и увидел, что всадник кивает на человека в седле рядом с ним. Он наклонился, чтобы поднять голову ауксиллария, и увидел остекленевшие немигающие глаза и кровь, сочащуюся из его ноздрей и ушей. Не было ни движения, ни дыхания, и Катон горько вздохнул. — Мы не можем позволить себе потерять лошадь. Ты будешь ответственен за нее.
— А что насчет Амелия, господин?
— Амелий? — Катон понял, что так и не узнал имени покойника. Сейчас не было времени расстраиваться из-за этого, и не было времени, чтобы привязать его тело к лошади. — Оставь его тело здесь.
— Господин? — Помощник выглядел удивленным. — Оставить его врагу? Он этого не заслуживает. Мы должны провести ему надлежащие похоронные обряды, господин.
Катон схватил упряжь мертвеца и выдернул его из седла, позволив телу упасть на землю. — Бери лошадь и догоняй повозки.
Глаза ауксиллария сверкнули гневом, и он попытался перекинуть ногу через луку седла, чтобы спешиться.
— Оставаться в седле! — прорычал ему Катон. — Или убирайся отсюда! Или клянусь всеми богами, я тебя выпорю.
Некоторое время они смотрели друг на друга, прежде чем всадник с отвращением плюнул в сторону и сделал то, что ему было приказано.
— Все, скачите вперед к повозкам! — крикнул Катон.
Всадники оторвались от гребня и поскакали по дороге. Катон подождал, оглянувшись и увидев, что лидер врага бежит вверх по склону, а за ним и остальные его люди, включая тех, кто всего несколько минут назад потерял самообладание. Когда всадники скрылись из виду, разбойники испустили торжествующий крик.
— Наслаждайтесь этой маленькой победой, — пробормотал Катон с презрительной усмешкой, прежде чем его взгляд остановился на теле, растянувшемся в сухой траве. — Ты будешь отомщен, брат. Я клянусь.
Он развернул лошадь и поскакал по дороге, чтобы догнать остальных своих людей.