Императорские изгнанники

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Когда последние повозки с грохотом въехали за частокол, опцион, возглавлявший отряд ополченцев, стоявший гарнизоном на форпосте, отдал приказ закрыть ворота. Грубые бревна были задвинуты на место и закреплены засовом, и Катон почувствовал, как сердце его забилось гораздо спокойнее от облегчения. Он обменялся приветствием с опционом Микием, а затем осмотрел план скромного укрепления.

В центре возвышалась деревянная башня высотой около десяти метров, на вершине которой находилась платформа площадью в один метр. Боковые стороны платформы были защищены ограждениями, как и лестница, которая поднималась к одному из углов конструкции. Веревка проходила под прочным столбом через железное кольцо и спускалась на землю, где лежал запас дров и зеленой листвы для сигнального костра. Два деревянных строения с черепичными крышами служили жильем и складом для небольшого гарнизона. Вокруг огороженного пространства возвышался прямоугольный частокол высотой три с половиной метра. Поверхность камней, покрытых землей, образовывала грубую дорожку для часовых внутри, а снаружи, за исключением узкого прохода перед воротами, все было окружено рвом. Лошади, мулы и повозки заполняли большую часть внутреннего пространства, и одного взгляда на гарнизонный резервуар с водой было достаточно, чтобы Катон понял, что ее не хватит ни на измученных жаждой людей, ни на измученных животных, ни на Микия с его отрядом ополченцев. Однако во всех остальных отношениях Плацин и его отряд проделали грамотную работу по размещению и строительству форпоста.

Его беглый осмотр прервали отдаленные крики разбойников, которые преследовали их до заставы, но недостаточно быстро, чтобы догнать и уничтожить небольшой караван снабжения. Вслед за Микием и Массимилиан перешел на вал справа от ворот и взобрался на помост, окинув взглядом открытую землю, расстилавшуюся перед ним. На расстоянии пятидесяти шагов растительность была вырублена, и из земли торчали лишь пни деревьев, срубленных для строительства заставы. Дальше по склону росли чахлые кустарники и деревья, доходившие до линии деревьев огромного леса, покрывавшего местность за пределами заставы. Враги стояли вне метательной досягаемости пилума, размахивая оружием и потрясая кулаками, бросая оскорбления в адрес тех, кто находился на аванпосте.

— Я насчитал пятьдесят или около того, господин, — заметил Микий. — Недостаточно, чтобы взять это место штурмом.

— Пока нет, — ответил Катон. — Но смею предположить, что они уже послали за подкреплением. Скоро мы узнаем, смогут ли они собрать достаточно людей для штурма. А пока у нас есть более насущные проблемы. — Он указал на бочку с водой. — Это вся вода, которая у вас есть?

— Нет, господин. Там, в кладовой, есть еще два резервуара.

— Этого недостаточно для наших нужд. Где ближайший источник воды?

— Внизу склона за заставой есть родник, господин.

— Как далеко от нас?

Опцион произвел краткий расчет. — Метров четыреста, может больше.

— Если мы будем действовать быстро, то сможем послать туда людей, чтобы они наполнили водой несколько мехов, пока не подоспело подкрепление, — предложил Массимилиан.

Катон обдумал эту идею и покачал головой.

— К тому времени, как они вернутся, враг может окружить аванпост. Это слишком большой риск. Придется довольствоваться той водой, что уже имеется. Тем временем нам нужно предупредить Плацина и лагерь. Микий, подай дымовой сигнал. До наступления ночи осталось еще несколько часов, будет достаточно времени, чтобы его заметили.

Опцион отдал приказ двум ополченцам загрузить поленья и листья в плетеную корзину на дне подъемника. К тому времени как Микий взобрался по лестнице на смотровую площадку, первая партия горючего уже была завезена и добавлена к уже имеющимся запасам. Еще один из его людей осторожно подбрасывал хворост к раскаленным углям в железной корзине в центре платформы. Когда маленькое пламя начало жадно пожирать пучки сухой травы и веток, он стал добавлять расщепленные дрова, пока пламя не заиграло над стенками корзины. Мелкие, свежесрезанные ветки с листьями были подброшены в огонь, и вскоре из башни повалил дым и вытянулся в извилистую колонну, уходящую в небо.

— Вот так, господин, — улыбнулся Массимилиан. — Сигнал настолько четкий, насколько это возможно.

Катон кивнул, затем обратил свое внимание на врагов под аванпостом. Они собрались вокруг своего лидера, который оживленно жестикулировал, отдавая приказы. Закончив, он повернулся к форпосту, а группы его последователей рассредоточились и начали окружать его, как и предполагал Катон. Пока он наблюдал за происходящим, с башни раздался крик, и, подняв голову, он увидел Микия, указывающего на запад, к дороге, проходящей через лес.

— Замечены враги, и их гораздо больше!

Катон и Массимилиан смотрели в указанном направлении, но видели только деревья.

— Проклятье, — прорычал Катон, вскарабкался на вал и поспешил к лестнице. Он взбирался так быстро, как только мог. Когда он достиг платформы, его сердце бешено колотилось, и ему пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух, прежде чем он обошел пламя сигнального костра и присоединился к Микию.

— Где они?

— Вот, господин. Видите тот выступ скал на холме? В трех с половиной километрах отсюда, я бы сказал.

Катон прикрыл глаза и прищурился. Мгновение он ничего не видел, а затем крошечное движение привлекло его внимание к линии точек, движущихся к дороге.

— Клянусь богами, у тебя чудесное зрение, опцион.

Микий сиял от гордости.

— Сколько из них ты можешь насчитать? — спросил Катон.

Микий некоторое время молча смотрел вдаль, прежде чем ответить.

— Еще сто, возможно, сто пятьдесят разбойников, господин.

Катон втянул воздух сквозь зубы. Это были плохие новости. Шансы изменились до шести к одному в пользу врага. Подкрепление достигнет аванпоста до наступления ночи, задолго до того, как его защитники смогут ожидать прибытия помощи.

— В той стороне вижу еще, господин. — Микий указал на скалы на хребте к югу, где Катон мог легко различить далекие фигуры людей на фоне ясного неба. — По крайней мере, еще пятьдесят человек пробирались к краю скалы и спускались по опасной тропинке к зарослям деревьев внизу.

— Похоже, они решили преподать нам показательный урок, выбрав этот форпост, а вмести с ним и нас, — поразмыслил Катон. Он посмотрел вниз, на тесное пространство внутри вала. Ауксилларии привязывали своих лошадей к деревянным перилам рядом со складами. Те, кто уже снял седла, подгоняли повозки к валу, чтобы освободить место. Погонщики мулов распрягли свои упряжки и привязали недоуздки мулов к веревке, установленной напротив повозок. Они взяли корм с одной из телег и раздавали его своим животным. Массимилиан приказал нескольким ауксиллариям сделать то же самое для лошадей, а также с помощью ведер набрать воды, чтобы наполнить небольшое корыто у линии лошадей. Лошади прижимались друг к другу и жадно пили, пока корыто не опустело, и центуриону пришлось приказать принести еще воды.

— Массимилиан! — Катон окликнул его. — Воды для лошадей достаточно. Пусть твои люди перенесут корыто к мулам. Они могут взять то, что осталось в корыте. Пока не больше. Остальное может понадобиться нам самим.

— Да, господин.

Катон отошел от деревянного навеса и потер затекшую от дневной езды спину. Когда он всмотрелся в западный горизонт холмов и лесов, его глаза уловили то, что он искал. Тонкое темное пятно на фоне неба за много километров от Августиса.

— Господин, — Микий указал на него.

— Я уже вижу. В каструме заметили наш сигнал. Мы можем ожидать от них помощи через день. Плацин и его люди могут быть ближе, если они все еще работают над следующим форпостом на севере. Мы должны увидеть их сигнал в любой момент.

Солнце медленно опускалось к западу и уже начало уходить за горизонт, когда от Плацина пришел ответ. В нескольких километрах к северу, с гребня другого хребта, был замечен столб дыма. Катон был обеспокоен задержкой с ответом. Сигнал с заставы должен был быть хорошо виден с позиции Плацина. Возможно, виной тому было плохое несение вахты или другая столь же неприемлемая причина. Или, мрачно подумал Катон, существует более зловещая причина. Лучше было бы оставить эти мысли при себе. Вполне вероятно, что люди на этом форпосте совсем скоро будут отбивать нападение разбойников. Важно было поддержать их дух. Сделав глубокий вдох, он обратился так, чтобы его услышал каждый человек на валу.

— Плацин ответил на сигнал, ребята! Помощь уже в пути! До тех пор мы должны удерживать этих ублюдков за пределами частокола. Если они настолько глупы, что попытаются напасть на аванпост, мы покажем им, что бывает с каждым, кто осмелится выступить против Шестой Галльской когорты!

В ответ прозвучало несколько усталых возгласов, и Катон повернулся к Микию.

— Я принимаю командование аванпостом до тех пор, пока он не будет деблокирован.

— Да, господин.

«Был ли в голосе опциона намек на облегчение?», — подумал Катон. Если да, то, возможно, он ошибся, отдав ему самостоятельное командование. Опыт научил его, что некоторые люди могут быть прекрасными офицерами в роли подчиненных, но им не хватает уверенности и компетентности, чтобы действовать самостоятельно, даже в таких ограниченных условиях, как командование этим форпостом.

Он быстро оценил ситуацию. У него был Массимилиан и девятнадцать его людей, обученных солдат и хорошо вооруженных. Кроме того, был опцион Микий, который казался надежным солдатом. Еще были восемь ополченцев, которым поручили охранять аванпост. Катон относился к ним с опаской. Они были типичными представителями своего рода: плохо оплачиваемые люди, которым поручалось охранять городские ворота и собирать пошлины, а также придавать блеск высокопоставленным лицам на публичных мероприятиях. Хотя они были вооружены оружием и доспехами, они плохо их содержали и прошли минимальную военную подготовку. Из всех сражений и битв в которых им приходилось принимать участие, это были разборки с буйными пьяницами или жесткий разгон толпы, которая могла образоваться в знак протеста против роста цен на зерно. В большинстве случаев они были не более чем вооруженными гражданскими лицами. Без сомнения, они горько возмущались тем, что им приказали служить под началом Катона, и теперь они впервые столкнулись с опасным врагом. «Они будут бояться», — размышлял он. Так же как и пятеро погонщиков мулов, которые были наняты для перевозки грузов из Августиса. Им хорошо заплатили и сказали, что они будут под защитой армии. Теперь это обещание должно было показаться им пустым. Кроме кнутов, они имели при себе только кинжалы, нужно было найти лучшее оружие, чтобы помочь им в обороне аванпоста. Как и ополченцы, они не были обучены как солдаты, но если придется сражаться за свою жизнь, то, возможно, они могли бы внести полезный вклад.

На заставе не было никаких метательных механизмов. Даже одна баллиста была бы полезна для обстрела повстанцев, беспечно стоявших на склоне. Не было также ни луков, ни пилумов. Из мотков веревки, составлявших часть припасов в повозках, можно было сделать пращи. Но свинцовых зарядов для них не было. Единственными доступными снарядами были камни, вывернутые из земли. «Тем не менее, — решил Катон, — несколько самодельных пращей помогут немного изменить ситуацию в их пользу. Удачный выстрел может свалить одного из главарей разбойников».

Он сделал паузу, чтобы представить себя на месте врага. «Уничтожение укрепления, ее гарнизона, турмы кавалерии и колонны снабжения нанесло бы сильный удар по престижу Рима и ободрило бы тех, кто все еще сопротивлялся власти наместника. Это, несомненно, побудило бы еще больше людей вступить в ряды разбойников, а поскольку чума уже ослабила контроль Скурры над провинцией, возможно, это могло дать импульс для полноценного всеобщего восстания против римского правления. Нападение было неизбежно. Скорее всего, под покровом темноты, — заключил он. — В этом случае защитники должны быть готовы».

С наступлением сумерек Катон уже с трудом мог различить фигуры, собравшиеся вокруг аванпоста. Незадолго до этого в лесу смолк стук топоров, рубящих дерево, и единственными звуками, доносившимися с нижнего склона, были звуки отдаваемых приказов и время от времени бурные перебранки разбойников, опьяненных уверенностью в победе. Внутри заставы Катон приказал поставить две повозки вплотную к внутренним воротам, заблокировав их колеса камнями. Предводитель погонщиков мулов, худой человек с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами, был также по совместительству и владельцем повозок, и он набросился на Катона, как только понял, по какой причине его подводы передвигают.

— Минутку, легат. Вы не подвергнете мою собственность опасности. Только если вы не готовы сначала заплатить за это.

— Я не легат, — ответил Катон с вынужденным терпением, рассматривая мужчину. — Барканон, не так ли?

— Да, господин.

— Как ты думаешь, какая польза будет от твоего имущества, если враг ворвется вовнутрь? Они вырежут тебя вместе с нами и заберут твои повозки. Лучше, если они будут использованы для укрепления нашей обороны. Как ради тебя, так и ради моих солдат.

— Так-то оно так, но я должен думать о своем пропитании, если мы выживем. Когда бой закончится, именно я останусь без средств к существованию, если моим повозкам будет нанесен какой-либо ущерб, не так ли?

— Тогда будем надеяться, что враг не подойдет достаточно близко, чтобы повредить их, а? Где твое оружие? — Катон оглядел остальных погонщиков мулов, сидящих вместе перед другими повозками. — Почему твои люди не вооружены? Я отдал приказ, чтобы каждый занял свое место на боевой линии.

— А вот это уже другой вопрос. — Барканон ткнул большим пальцем в свою костлявую грудь. — Нам платят за перевозку грузов, а не за сражения. Если вы просите меня и моих ребят взять в руки оружие, это будет стоить дополнительных денег.

— Я не прошу тебя. Я приказываю тебе.

Барканон покачал головой. — У вас нет права. Мы не ваши солдаты.

Катон устал и быстро терял терпение. Казалось невероятным, что он должен обсуждать такой вопрос, когда они окружены врагом, решившим уничтожить их. — Вы будете делать то, что я скажу. Теперь доложись опциону Микию и возьми оружие для своих людей.

Он уже собирался отвернуться, но Барканон аккуратно встал на его пути. — Мы ничего делать не будем. Пока мы не договоримся об условиях.

— К Плутону твои условия, — прорычал Катон. Он схватил его за складки туники и заставил отступить на несколько шагов, пока тот не врезался в один из столбов сторожевой башни. — Я разъясню тебе свои условия. Ты будешь делать то, что я скажу, фурии бы тебя побрали. Если ты не сделаешь этого или доставишь мне еще больше неприятностей, я вышвырну тебя и твоих людей из форта, и ты можешь разбираться с врагом сам. Ты меня понял?

Глаза Барканона расширились от страха, и он энергично кивнул.

— Д-да, господин. Не нужно мне угрожать. Я всего лишь человек, пытающийся заработать на жизнь.

— Тогда, заработай и купи себе оружие, во имя Юпитера, иначе прибыли — это последнее, о чем ты будешь думать.

Катон разжал хватку и с отвращением отпрянул от погонщика. Он повернулся и направился на вал рядом с воротами, где Массимилиан опирался на парапет между двумя щитами.

— Есть что доложить, центурион?

— Нет, господин. Там все затихло. Думаю, долго так не будет.

Катон посмотрел на бархатное небо. Самые яркие звезды уже были видны, но луны не будет еще несколько ночей. Это было явно в пользу врага, который сможет подобраться к форту прежде, чем его заметят. Время нападения было менее определенным. Терпеливый командир позволил бы своим людям поесть и отдохнуть в течение ночи, пока он посылал бы вперед застрельщиков, заставляя защитников быть начеку, чтобы они были напряжены и измотаны, когда начнется настоящая атака. Однако предводитель разбойничьего отряда должен был знать, что дымовой сигнал с заставы был получен и что колонны помощи, возможно, уже идут на помощь защитникам, предотвращая любую возможность атаки на рассвете.

— Думаю, они будут держать нас в напряжении в течение нескольких часов, прежде чем попытаются что-то предпринять. Убедись, чтобы люди и животные были сыты.

— Да, господин. — Массимилиан повернулся, чтобы указать на мулов, которые громко ржали из одного из углов форпоста, где они были привязаны. — Корыто иссякло, а у этих попрошаек неистовая жажда. Они будут продолжать в том же духе, и будет становиться все хуже, чем сильнее они будут хотеть пить.

Катону некогда было думать о благополучии тягловых животных. — Ну и что?

— Чем больше шума они будут производить, тем труднее нам будет услышать врага, когда он приблизится к форту.

— А это уже совсем нехорошо.

— Именно так господин. Значит, мы можем либо дать им еще воды, либо смириться с шумом, либо заставить их замолчать.

— Нам может понадобиться вся вода, которая у нас осталась, — ответил Катон. — Им придется обойтись без нее. Если мы переживем ночь, они нам понадобятся. Пока оставим их. Скажи дозорным, чтобы держали ухо востро. И возьми несколько вязанок хвороста, перевязанных тряпками, на случай, если нам понадобится освещение перед нашей линией обороны.

— Да, господин.

Катон на мгновение посмотрел через вал на врага, прежде чем продолжить. — Выставь по два человека на каждой стене и по два в башне. Остальные могут отдыхать у подножия вала. Мы сменим часовых около полуночи. Ты несешь первую вахту.

— Слушаюсь, господин.

Они обменялись кивками, и Катон спустился вглубь аванпоста и прошел к хижине, где Микий и его ополченцы ели у маленькой железной печки. При его приближении они поднялись на ноги.

— Спокойно ребята. Есть запасной паек?

Микий предложил ему свою ложку, и Катон кивнул в знак благодарности. Он поднял ее и понюхал, затем попробовал ложку густого рагу, прожевал кусок мяса и проглотил. — Это свинина?

— Дикий кабан, господин. Они есть в лесу у родника. Вчера я завалил свиноматку, и одновременно мы нашли ее поросят. Туши висят в задней части сарая.

— И ты забыл рассказать о них Массимилиану и его людям?

Микий улыбнулся. — Он не спрашивал, господин.

— Тогда я предлагаю тебе быть хорошим товарищем и позволить его людям разделить мясо. Важно хорошо поесть перед боем.

— Да, господин, я прослежу за этим.

Катон ел быстро, с удивлением обнаружив, что приправа к тушеному мясу придает ему прекрасный вкус. Он поскреб дно и стенки котелка, чтобы набрать последнюю ложку, и вернул ее Микию. — Спасибо. Я посплю немного. Не забудь, что я сказал насчет мяса.

— Конечно, господин.

Он нашел себе место у подножия вала, откуда его было видно при свете пламени под плитой, затем улегся и закрыл глаза. Он не шевелился и легко дышал. Он устал, мысли его неслись вскачь, но он знал, что это плохой пример для людей, если они увидят, как он волнуется и постоянно бодрствует в ожидании нападения. Лучше бы они видели, как он спокойно дремлет.

Хотя его глаза были закрыты, его уши мало что упускали. Кроме блеяния мулов и негромкого потрескивания пламени походного и сигнального костров, в тесном помещении заставы слышалось бормотание разговоров между людьми. Некоторые голоса были встревоженными, но большинство звучало спокойно, и даже слышался смех, пока кто-то не завел бравурную песню о рогоносце-мельнике и его развратной молодой жене. Его товарищи присоединились к нему, пока песня не дошла до юмористического завершения, и все они разразились хохотом. Катон полуприоткрыл глаза и увидел, как один из людей Микия несет две небольшие кабаньи туши к ауксиллариям, которые были заняты разжиганием собственного костра. Свежее мясо было принято с благодарностью, и ауксилларии поделились с ополченцем своим бурдюком. Губы Катона слегка приподнялись в довольной улыбке при мысли о том, что эти две группы людей могут объединиться.

Он снова закрыл глаза и глубоко вдохнул, когда ночь сомкнулась над форпостом. Над головой безмятежно сверкало множество звезд, а где-то вдалеке заливисто звучала одинокая птица. «В другую ночь это было бы воплощением спокойствия», — размышлял он. Мысли его потекли, и уже вскоре он снова думал о Клавдии, а потом крепко заснул, захрапев достаточно громко, чтобы вызвать улыбки ополченцев неподалеку.

Катон просыпался постепенно, так что сон, который он видел, несколько мгновений чередовался с окружающей его реальностью, прежде чем его голова прояснилась, и он быстро сел. Костер для приготовления пищи угас до нескольких тлеющих углей, и ночной воздух был достаточно прохладным, чтобы заставить его вздрогнуть. Он тяжело поднялся на ноги и огляделся. Все было тихо. Даже мулы замолчали. Дозорные на валу были видны, как и люди, сидящие или лежащие внутри форта. На вершине сторожевой башни светился сигнальный костер, который постоянно поддерживался, чтобы он не затух. Над задней стеной частокола виднелся поперечный гребень шлема Массимилиана. Взобравшись на вал, он присоединился к центуриону, который пристально вглядывался в темноту.

— Есть о чем доложить?

— Немного. Было какое-то движение около часа назад, на краю леса. С тех пор ничего, кроме странных криков. Похоже, у них что-то вроде вакханалии. Наверное, набивают свои кишки вином, чтобы набраться тунгрийской храбрости.

Смутное чувство предчувствия охватило Катона. Он попытался избавиться от него. Ни ему, ни его людям не пойдет на пользу, если они проведут ночь, вздрагивая от каждой тени.

— Как долго я спал?

— Четыре, может быть, пять часов, господин.

— Тогда пора тебя сменить. Пошли следующих дежурных сменить часовых.

— Да, господин.

Центурион спустился вниз и обошел заставу, разбудив нескольких спящих. Один за другим часовые освобождались и спускались с частокола, чтобы найти место для отдыха. Катон облокотился на перила и всмотрелся в темноту, напрягая слух, чтобы уловить любой звук, который мог бы вызвать тревогу. Он услышал хор криков, смех, а затем группа людей запела песню.

Он поднялся и медленно пошел вдоль вала, проверяя, что все часовые были заменены людьми из второго караула и что последние полностью проснулись. Пройдя по участку вала, ведущему к воротам, он выглянул наружу и уже собирался сделать следующий шаг, когда услышал слабый звук — легкое, почти животное урчание. Он замер и наклонил голову в сторону звука. Но больше ничего не было, и он подумал, не привиделось ли ему это. Это снова было то самое чувство предчувствия, которое он ощущал раньше, и которое не давало ему покоя. Он был склонен снова отмахнуться от него, но что-то было не так. Он повернулся к перилам частокола и наполовину спрятался за одним из защитных ограждений, затем снова прислушался. Звуки пения, доносившиеся с подножия склона в задней части аванпоста, становились все громче.

— Мне это не нравится, — прошептал он про себя. Он повернулся к ближайшему часовому. Принеси мне углей из костра для приготовления пищи и одну вязанку хвороста для разжигания.

— Да, господин.

— Поторопись.

Пока он ждал, он продолжал наблюдать за землей перед аванпостом, но не мог различить никакого движения. Когда часовой вернулся, Катон выхватил гладий и вонзил его в туго связанную связку хвороста, затем поднял ее и приказал другому человеку зажечь хворост. Потребовалось мгновение, чтобы искра распространилась по связке, но вскоре сухие ветки стали жадно пожирать маленькие язычки пламени, и дым заклубился. Когда все разгорелось, Катон вытянул рукоять меча назад и выбросил ее вперед, и сверток соскользнул с клинка и по вспыхнувшей дуге пролетел небольшое расстояние, а затем, рассыпавшись искрами, ударился о землю и покатился вниз по склону.

Ярко-желтое пламя осветило группу сгорбившихся мужчин в пятидесяти шагах от него, которые пристально смотрели на пылающий сверток, когда он пронесся мимо них и осветил еще одну группу разбойников на небольшом расстоянии.

Катон прижал руку ко рту и повернулся, чтобы крикнуть своим людям. — К оружию! К оружию!