Интерлюдия

Глава 37

Песня за песней напоминает мне о Джулиане. С мокрыми волосами и только полотенцем вокруг тела, я сижу на краю кровати, обдумывая каждое слово, исполняемое различными исполнителями. Лёжа с согнутыми коленями на краю, я смотрю в потолок, прежде чем повернуть голову влево.

Я вижу его заразительную улыбку. Я вижу его чарующие глаза. Я вижу его.

Из динамиков доносится The Police «Every Breath You Take». Я слушаю одну из любимых песен Джулиана, и мне требуется все силы, чтобы не развалиться на части.

Воспоминание кажется свежим в моём сознании, позволяя мне потерять всякую готовность, которую я должна отпустить. Чтобы отпустить время, проведённое с ним.

В конце прошлой недели я удивила его визитом в его офис. Сидя за своим столом, Джулиан разговаривал по телефону, а Магпи сидел у его ног. На заднем плане играла тихая музыка. Я стояла в дверях, восхищаясь им. Как только наши взгляды встретились, Джулиан сказал:

— Моя девочка здесь. Мы поговорим завтра. — Меня всегда поражало, как менялось его настроение, когда я входила в комнату. Он ничего не сказал, а просто сверкнул своей великолепной улыбкой. Мы пошли навстречу друг другу, встретившись на полпути. Без всякого приглашения он, естественно, взял меня за руку и прижал к своей груди. Мы танцевали под песню моего возлюбленного посреди его офиса, в середине дня, когда его сотрудники ходили вокруг.

Крепко зажмурив глаза, я отчаянно цепляюсь за этот образ. Джулиан прекратил всё, только чтобы обнять меня и потанцевать со мной. Отчаянный звук его голоса, когда он подпевал исполнителю. Мне удаётся сдержать слёзы, когда я вспоминаю это конкретное воспоминание.

Я сушу волосы и позволяю им рассыпаться по плечам. Я наношу тональный крем вокруг глаз, чтобы скрыть своё страдание, но все же знаю, что никакое количество макияжа не может скрыть разбитое сердце. Мои ноги отяжелели, когда я иду по коридору и направляюсь в небольшую столовую. Впервые на моей памяти Эндрю взял на себя обязанность накрыть на стол. В центре — маленькая беспламенная свеча. Стол накрыт на двоих, и в отличие от блюд, которые мы ели с Эндрю в течение последних нескольких лет, здесь есть жаркое в горшочке, а также ассортимент хлеба и сыра. Это кошмар каждого вегана.

Эндрю на кухне напевает «Белое Рождество». У меня всё болит внутри.

Я сажусь, когда он входит. Я восхищаюсь им в новом свете и ценю предпринятые им усилия.

— Эндрю, это очень заботливо с твоей стороны. Спасибо.

Садясь рядом со мной, он говорит:

— Я рад, что ты дома.

Хотя я умираю с голоду, мне трудно наслаждаться едой, которая передо мной. Эндрю, пытаясь облегчить наше воссоединение, заводит светскую беседу.

— Я преподаю несколько новых курсов, которые никогда не преподавал до этой осени... Издательство уже выдало мне аванс за новую книгу... О, у меня кое-что есть, — говорит он с волнением, прежде чем выбежать из столовой. Он сияет, когда удивляет меня двумя билетами на концерт Густаво Дудамеля для фортепиано с оркестром № 3 Рахманинова. Он кладёт их на стол, и я ошеломлена. Я смотрю на Эндрю и задаюсь вопросом, какой наркотик он принимает.

— Спасибо, — отвечаю я, гадая, не в сумеречной ли я зоне. Прошли годы с тех пор, как мы с Эндрю посещали что-то вместе вне работы.

Мой собеседник за ужином оживлён. Более того, Эндрю интересуется моим пребыванием в Нью-Йорке.

— Ты видела Роджера и Патти? Как поживает твоя бабушка? Ты закончила партитуру для «Исчезновения»?

Я совершенно потрясена его интересом. Как он вообще узнал название фильма? Если мне не изменяет память, в последний раз мы разговаривали во время еды более шести месяцев назад. В последний раз он мне что-то покупал много лет назад.

Хотя есть жаркое в горшочке, мне напоминают, что Эндрю всё ещё веган, когда он съедает небольшой кусочек веганской лазаньи из ресторана Raw в нескольких кварталах от нашего бунгало.

— Это восхитительно, — восклицает он, в то время как томатный соус капает на его зелёную рубашку, которую я купила для него на прошлое Рождество. Он не одет в коричневое. По привычке я наклоняюсь вперёд и вытираю его подбородок, прежде чем промокнуть его рубашку влажной салфеткой.

Я не отвечаю ни на один из вопросов Эндрю.

Он больше не спрашивает меня. Моя компания — это всё, что нужно. Остальная часть ужина проходит в тишине, слышно только тиканье часов, которые висят в нескольких футах от нас.

Когда я съедаю последний кусочек, Эндрю поднимается со стула и оказывается рядом со мной. Опустившись на колени, он берёт мою руку, пытаясь соединить её со своей. Мы любили друг друга больше половины нашей жизни, и в моей груди возникает стеснение, когда я смотрю вниз; наши руки больше не принадлежат друг другу.

Не подозревая о неловком обмене репликами между нами, Эндрю нарушает молчание.

— Лина, я… я был дураком. Спасибо, что вернулась. Первым делом в эти выходные давай заберём твоё кольцо. Давай поженимся в следующем месяце.