16 июня
Обложившись на кровати телефоном, блокнотом, листами бумаги, художественным углем и аж двумя ноутбуками, один из которых пускал свой белый провод через удлинитель до розетки внизу стены, Габриэль нервно грызла ручку, прихлебывая сидр из жестяной банки. Пальцами, чёрными от угля, она клацала по клавиатуре, задранная простынь тоже вся была пятнистая, а одеяло за ненадобностью скомкалось на полу.
Первые часы после смерти профессора Нортона Габриэль ревела в подушку и по старой доброй традиции корила себя. Но с середины ночи и до… сколько бы часов сейчас не было, девушка погрузилась с головой в расследование. Изводя свой ум и тело многочасовыми поисками несовпадений и странностей, Габриэль выписывала все в блокнот, и спустя дюжину страниц её подчерк стал корявым и едва читаемым.
Смеючись, она делая очередную пометку. Эмоции на её лице вспыхивали и гасли, а глаз схватил нервный тик. В конечном итоге, Габриэль всё взбесило, и она позакрывала ноутбуки и блокнот, а уголь и наброски портретов сверхъестественной девочки, человеческой формы огона и его возможных клыкастых обликов разметала по сторонам. Она поняла, что многие вещи действительно разнятся с тем, что она знала о своей реальности, а те, в разрозненности которых она сомневалась, заставляли её прочувствовать всю необъятность своей непреходящей тупости.
— Всё нормально? — Адам пришёл осведомиться о здоровье Габриэль. Он постучал в дверь, но входить без разрешения не намеревался.
— Лучше не бывает!
— По твоим стенаниям так сразу и не скажешь. Могу я войти?
— Дерзай! — Габриэль приподнялась с подушек и села, по-турецки скрестив ноги. Она была похожа на замученного медитациями йога, месяцами не вылазивающего из пещеры, чтобы достичь дзена. Волосы её стояли торчком, под глазами расползлись синяки, а белые пижамные шорты в жёлтый цветочек и майка были ещё более изношенными и мятыми, чем роба шаолиньского монаха.
Адам деловито задрал жалюзи, впустив в погрязшую с ночи в тенях комнату золотистые ручейки солнечного света. Они подсветили в воздухе пыль и разбежались по стенам живыми красками.
Щурясь, Габриэль защитилась от яркой вспышки руками:
— Уже утро? — в явным недомогании заморгала она.
— Уже день!
— О-о-о! — Габриэль пригубила свой напиток и расхохоталась, будто Адам очень смешно потушил.
Заподозрив неладное, Адам подцепил двумя пальцами с полу жестяную банку, которая случайно попалась под его ботинок, и понял, что к чему.
— Это что, алкоголь?
— П-ф, всего лишь яблочный сидр. А что, мистер «Я хороший парень» не употребляет?
— Здесь написано: «Энергетик»…
— А, ну и это… Но! Будь спокоен, энергетик — не алкоголь! — Габриэль снова сложилась на кровати в припадке смеха, на что Адам грустно вздохнул. Он собрал в аккуратную стопку рисунки, сделанные углем на бумаге, и спросил:
— А это что?
— Антагонист!
— Антаго… что?
Габриэль прыснула со смеху:
— Ты так забавно это произносишь!
— Слушай, я думал, ты отдыхаешь, или, на крайний случай, делаешь что-то полезное, и поэтому не хотел тебя тревожить. Если бы я знал, чем ты занимаешься здесь, я бы…
— Ты бы что? Лишил меня карманных денег! Только не это! — хваталась за живот Габриэль.
— … Я бы ушёл.
От такого ответа девушка надула губы:
— Ну и пожалуйста — вали! Мне не нужен ксионский мальчик на иждивении! И вообще! — фыркнула она. — Я тут, между прочим, не только ерундой страдала, но и расследование вела!
— Да неужели? — выровняв стопку бумаг постукиваниями о тумбу, пришелец оставил чёрно-белые зарисовки с чудищами и устремил на Габриэль скептический взгляд.
Габриэль подтянулась к краю кровати, свесила ноги, рассовывая их по тапкам и путая левый с правым. Она неустойчиво побалансировала на месте и, загребая всё вездесущими руками, лишь бы не не навернуться самой, доковыляла до платяного шкафа, сорвав с вешалки очередную безразмерную рубашку.
— Что ты делаешь? — Комичность, с какой Габриэль просовывала руки в рукава, никоим образом не вызывала у Адама улыбки.
— Энтони Хопкинс!
— Кто?
— Нынешний премьер-министр Великобритании.
— И… какое он имеет отношение ко всему… этому?
Габриэль нагнулась к кровати, раскрыла блокнот на определённой странице и ткнула в него ногтем, поцарапав лист.
— Смотри, — продемонстрировала она имя, жирно обведенное ручкой. — В этой реальности другой премьер-министр — Энтони Хопкинс. В моём мире его политическая кампания не удалась и выборы выиграл состязавшийся с ним Эндрю Фаерфокс. Как жаль, что я никогда не интересовалась политикой и понятия не имею, отличались ли эти два Хопкинса и Фаерфокса друг от друга по статусу и ранее занимаемым должностям или... О-о-о!
— Что?
— Или это два абсолютно разных человека. Может они просто полные тезки?
Абы как приодевшись, Габриэль вышла за дверь.
— Куда ты? — рванул за ней Адам.
— Спасать мир!
— Опять? Прямо так?
Габриэль ощупала себя, но тот факт, что из одежды на ней только пижама и рубашка, её намерений не поколебал.
— Сойдёт! — Габриэль спускалась по деревянным ступеням с таким усердием, будто эквалибрист-недоучка на первом в жизни проходе по канату, и подстраховкой ей служил Адам Дэвисон.
— Ну и… что ещё ты раскопала? — был как всегда терпелив пришелец.
— «Go-go, Furry!» выпустили новый альбом! В моём мире от них фиг дождёшься новых треков! Их главный сингл называется «Мой мальчик с другой планеты». Прямо про тебя, Адам! — Габриэль пошатнулась, но руки Адама были тут как тут.
— Отличная реакция, ксионец! — Девушка одобрительно похлопала пришельца по щеке, растянув пять угольно-серых отпечатков. Рукава Адама от таких объятий тоже замарались, но, чернее всего, конечно, был нос Габриэль.
— Я только постирал рубашку! — расстроился Адам.
Габриэль одолела лестницу, полукругом выходящую в холл первого этажа и дошаркала до входной двери.
— Адам, не напомнишь, зачем я здесь? — почесала она макушку.
— Эм, спасение мира?
— Ах, да! Спасибо, Адам. У тебя блестящая память! — Габриэль повозилась с замком и в провальном потуге надавила плечом на дверь.
— На себя.
— Что?
— Дверь. В другую сторону. — Адам проявил инициативу и открыл дверь. — Ну и как ты собралась спасать мир? — вздохнул он, утомлённый выкрутасами подруги.
— Смотри и увидишь! — Габриэль медитативно прикрыла глаза и зависла.
Ничего не происходило. По двору гулял ветер, вздымая травинки, пробившие себе путь к солнцу прямо на мощеной дорожке. Бурьяны, до которых разросся годами нестриженный газон, сонно поколыхивались — видимо, тоже невпечатленные клоунадой девушки. Серебристый «Фольксваген» за низеньким желтым забором с непричастным видом грел в тепле полудня свой помятый капот, будто предчувствуя, чем закончится фокус его бестолковой хозяйки.
— Ну как, Адам? Что думаешь? — поинтересовалась Габриэль, не открывая глаз.
— Я думаю… тебе стоит проспаться, — ответил тот, скрестив руки на груди.
Габриэль высунулась из дверного проёма на крыльцо, и результат минутного мыслительного труда её не удовлетворил:
— Как же так?..
— Рискну спросить, что это было? — Адам заранее знал, что ответ будет глупым.
— Я хотела постричь газон силой мысли. — В унынии Габриэль добрела до дивана и измученно свернулась на нём клубком.
Адам не знал плакать ему или смеяться:
— Откуда взялась столь вздорная идея?
— Вчера, прежде, чем тебя ранил мутант, мне подумалось, что я могу менять реальность силой мысли. Вроде у меня даже получилось, но… маленько кривовато. Вернее — абсолютно криво! — Габриэль утопила себя декоративными подушками, и далее её голос звучал приглушённо: — Я хотела всех спасти, но мой дурацкий мозг представлял совсем не то, что я хотела. Теперь я чувствую себя виноватой за то, что случилось с тобой и профессором.
— Подождите-ка минутку, — заинтересовался Адам. — Ты полагаешь, что мир, в котором ты жила, изменился из-за тебя, твоего воображения?
— Я это не исключаю. Ты сам сказал, что я — центр всего.
— Это не совсем то, что я имел в виду…
Габриэль вынырнула из-под подушек и нацелила взгляд на Адама, меланхолично прислонившегося к спинке дивана.
— Я знаю. Просто я думала об Оливии и о том, что я писала в своем детском дневнике. Ну знаешь, как бы здорово было жить в мире, где я одна и никто не капает мне на мозги наставлениями о том, какой я должна быть и как поступать! — Габриэль скорбно посмотрела на люстру-вентилятор под потолком. — Когда я была маленькая, мне мерещилось лицо на потолке, прямо над моей кроватью. Мы тогда спали с Оливией в одной комнате, и она ничего такого не видела. Лицо появлялось постепенно, словно вылупляясь, словно кто-то выдавливал его с крыши. Сначала это была неприметная ямка, потом она приобрела очертания глазницы, и так со временем я начала видеть полноценный нос, рот, скулы и другие детали — не слишком детализированные, но выразительные, как у маски…
— Жутковато…
— Ага. Я тоже поначалу побаивалась лица и плакала по ночам, потому что мне никто не верил. Но однажды оно заговорило со мной. Оно было немногословно, но всегда с пониманием выслушивало о том, как прошёл мой день. Мы подружились.
Адам закашлял в кулак:
— Прости, что? Ты подружилась с жутким лицом на потолке?
Габриэль сердито свела брови на переносице:
— Оливия обещала, что если я не перестану выдумывать всякое разное, то расскажет всё родителям и меня запекут в психушку! Уж не знаю, почему и как, но лицо с тех пор больше не говорило со мной. Я думаю, лицо разозлились на меня, поскольку в последнюю нашу ночь оно хмурилось и будто силилось вырваться из потолка, нависнув надо мной так низко, что я испугалась и зарылась с головой в одеяло и подушки. Думаю, лицо все-таки освободилось, потому что после этого оно никогда не возвращалось. Что, думаешь, я чокнутая?
— Нет, Габриэль, — не согласился с ней Адам. — Я задумался о другом… Предположим, лицо всё же — не плод богатой детской фантазии, а ты в самом деле умеешь оказывать влияние на реальность. Тогда что по-твоему привело к манифестации лица над твоей кроватью?
Габриэль передернула плечами:
— В тот период моей жизни мне было очень одиноко…
— …И ты придумала себе неболтливого друга, который мог всегда выслушать тебя и пожалеть…
— …А когда я прогнала его, то меня охватил злость к самой себе, и эта злость передалась лицу… О-о, Адам, ты гений! У меня и правда есть суперсила! Попробуем изменить мир ещё разок! — Вдохновлённая выводами, Габриэль скатилась с дивана на пол, утащив за собой подушки. — Пожалуй, я лучше прислушаюсь к твоему совету и вздремну… — прокомментировала она свою неудачу. — Спокойной ночи!
Адам глянул на настенные часы:
— Сейчас два часа дня…
— Пофиг! — И Габриэль отключилась.