В обсуждениях видовых особенностей инопланетного зверька и объявившего на того охоту огона Габриэль и Адам задержались в гостях Уоткинсов до поздна. Глянув на часы, миссис Хелен Уоткинс настояла на том, чтобы гости остались на ночь. Для Пенни, которая в дружбе за свои годы не преуспела вообще никак, это стало великолепной возможностью сблизиться с кем-то, кроме матери.
Пенни умела быть милой и доброй, от нехватки внимания она не страдала. Вот только привязываться к людям и создавать социальные связи у неё почему-то ни в какую не получалось. Все вокруг казались ей пустыми и грубыми, биологическими роботами с предсказуемыми желаниями, целями и мечтами. Поэтому Пенни уважала ярких индивидуумов, которые не стесняются быть «не такими как все» и могут видеть весь калейдоскоп жизни за бесцветной чередой будней. И несмотря на то, что, на первый взгляд, девушка казалась образцовой скромницей, совсем не похожей на свою бойкую мать, интерес к странностям у обеих совпадал на все сто процентов.
Рекомендации Адама как специалиста по гесокской живности были тотчас же исполнены. Лёгкая на подъем миссис Уоткинс смоталась в ближайший супермаркет, чтобы приобрести фрукты, которые для Кикки будут полезнее, чем еда со стола. Кропусы хоть и являются зверьками всеядными, в природе основной пищей им служат плоды цитрусовых деревьев, которыми полны леса Гесокса.
Насытившись, Кикки свернулся клубком и заснул под кроватью Пенни. Там, во блажи темноты, за балдахином пушистого покрывала, ему нравилось больше, чем в коробке.
Когда Пенни закончила расстилать себе матрас на полу (Миссис Уоткинс купила его для похода в лес, на который так и не смогла уговорить отправиться свою дочь), Габриэль Феннис уже как королева отдыхала на её кровати. Укрывшись по самое горло, так как к ночи за окном похолодало и из щелей садил сквозняк, увлеченная думами о ВУС, она начинала потихоньку дремать. Ночёвки в чужом доме для неё не были чем-то непривычным. С малолетства они с Роуз временами зависали друг у друга, соседствовать с Пенни по ощущениям было практически также. Поэтому о неловкости, сковавшей ту, Габриэль и не подозревала.
Вскоре, выключив основной свет и приглушив ночник на прикроватной тумбе, Пенни тоже улеглась. Вслушиваясь в сладкое попискивание Кикки и тишину за стенкой, где в одиночестве расположился Адам, она проматывала в голове диалоги до тех пор, пока не набралась достаточно смелости, чтобы нарушить устоявшееся в спальне безмолвие:
— Итак, чем займёмся? — привстала она с матраса.
Вопрос вытолкнул Габриэль из сонной неги.
— Эм… будем спать? — намекнула она на свою усталость.
Пенни скисла как молоко, забытое на столе в летнюю ночь.
— О, верно. — Губы ее сомкнулись плотнее, чтобы не ляпнуть ещё что-нибудь глупое.
Немыслимый стыд палил внутри так, что даже прятками под одеялом его не удавалось потушить.
Теперь и у Габриэль весь сон пропал. Она всё лежала и думала о странной девочке с суперсилами, которая, наверняка, обладала достаточным количеством знаний, чтобы дать ей ответы на вопросы о Великой Утренней Случайности.
Габриэль громко и со стоном перевернулась на бок. От этого переворота потревоженный Кикки звучно запищал, будто обругивая соседку сверху.
— Пенни…
Веки Пенни моментально распахнулись, и стало понятно, что та только притворялась, будто спит.
— Д… да?
— Ты веришь в судьбу?
Вопрос застал Пенни врасплох и одновременно обрадовал, поскольку вполне задавал атмосферу для долгих ночных бесед.
— Конечно, — без раздумий ответила она. — Иногда мне кажется, что моя жизнь бессмысленна. А иногда — что я живу ради одного конкретного момента. И сейчас я чувствую, что он словно бы вот-вот наступит или уже наступает…
— Хм, ясно…
— У тебя такого чувства нет?
— Не знаю…
Пенни сбросила с себя одеяло, выкрутила свет ночника на полную и улыбнулась с искрометным задором, который зажег искру и в душе Габриэль.
— Может, тогда погадаем? — озарённый тёплым светом лампы, лик Пенни весь отливал золотом.
— Я не думаю, что верю в гадания, — неуверенно промолвила та, однако, немедленно окунула ноги в мягкий ворс ковра, чтобы присоединиться к мистическому ритуалу.
Пенни, при которой всегда имелись мелочи для создания уютных вечеров, расставила на прикроватной тумбочке шесть свечей в одиночных подсвечниках и попросила Габриэль зажечь фитили своей рукой.
После того, как всё бы готово, она выложила на стол три книги в непроницаемых бумажных обложках, и наставила Габриэль на работу:
— Первая книга — твоё прошлое, вторая — настоящее, третья — будущее. Открывай любую страницу и выписывай на бумагу первое и последнее слово.
— И ты думаешь это поможет?
— Вселенная никому и никогда не помогает, Габриэль. Она — не помощник, она — советчик.
Габриэль опустилась на колени перед столиком и подогнула под себя ноги:
— И что я должна спросить?
— Ничего. Просто открывай книги. Каждая из них уже читает тебя.
Габриэль выписала на предоставленный ей чистый лист шесть слов и передала его в руки Пенни:
— «Отпусти», «она», — прочитала та первые два слова и тут же поместила на обложку книги " Прошлого» карту из колоды «Таро». — Выпала «змея». В твоей жизни было какое-то болезненное событие, болезненное как для тебя, так и для близкой тебе девушки или женщины. Оно по сей день как-то влияет на тебя, быть может тем, что закладывает в твоем сердце неусмеримое чувство вины?
Габриэль побледнела:
— Давай вторую книгу.
Пенни пристально посмотрела на неё.
— Хорошо, — согласилась она, перетасовывая колоду. — «Собака», «бог». Хм, «Между собакой и волком».
— Что?
— «Луна» говорит о том, что сейчас ты находишься в неопределенном, зыбком состоянии, ты уже не ты, но и ещё не та, кем должна быть, ты всё ещё ищешь путь для трансформации, которая сделает тебя сильнее.
— Я что, — вздернула бровью Габриэль, — типа… оборотень?
Пенни хихикнула в кулак:
— Метафорически. Проще говоря, твои устои рухнули и потому ты пребываешь в смятении.
— В наших реалиях так можно про всех сказать!
— Но про тебя особенно! Ведь именно ты оказалась в эпицентре случая!
— И то верно…
— Давай посмотрим, что скажет вселенная о твоём будущем! — Пенни вытащила третью карту — Так-так… Карта «Башня», «трещина», «мир»… Тебя ждёт разрушение, твой мир треснет. Но, — поспешила она внести позитивную ноту, — это не говорит о том, что в будущем случится что-то плохое. Но изменения, определенно, будут, причём — масштабного характера.
— Насколько масштабного? — Габриэль не могла выбросить из головы пророчество, сулящее гибель целому городу. Ее прошиб холодный пот, а глаз невротически задергался: — Как, например, если всему придёт конец и в этом буду виновата я? .
С лица Пенни слетела учтивая улыбка, в которой было больше беспокойства нежели веселья.
— Судя по тому, что ты написала слово «мир» — да, изменение может коснуться мира в целом. Скорее всего, именно это вселенная и хочет нам сказать. Логично, что контакт с внеземной цивилизацией внесёт разлад в существование нашего общества. Это ли не большая перемена?
Габриэль удрученно обняла колени, и взгляд ее взлетел к потолку, по которому как живые блуждали длинные тени.
— Спасибо за гадание, — вздохнула она, — в этом явно что-то есть.
Понимающе улыбаясь, Пенни пристроилась на полу рядом с Габриэль:
— Расскажешь, что у тебя на уме?
Габриэль тоже заулыбалась — уязвленно:
— Много чего. И ничего хорошего. По правде говоря, я боюсь завтрашнего дня.
— А что такого в завтрашнем дне?
— В том то и дело, что я не знаю. Любое из моих завтра может быть фатальным.
— Как и у любого из нас. — Пенни погрустнела: — Это из-за моего гадания, да?
— А, нет, вовсе нет! Просто… вот такая вот у меня странная фобия!
— Все фобии странные. Из-за моих у меня никогда не было друзей. — Пенни приласкала кропуса, приткнувшегося к ней в поиске ласки, и посадила себе на колени, откуда тот злобно зыркал на Габриэль: — На самом деле это я уговорила маму попросить вас остаться на ночь.
— Что? Зачем?
Борясь со стеснением, Пенни потупилась и стала накручивать на палец прядку волос:
— Потому что хотела, чтобы мы с тобой ночевали вместе, — призналась она, — ну знаешь… как подруги… Мы могли бы здорово повеселиться, устроить что-то вроде девичника, как думаешь?
— Ну что ж, а идея неплоха! Все равно у меня сна ни в одном глазу! — подмигнула Габриэль, и от ее жеста Пенни преобразилась.
— Тогда — решено! — вскочила она на своих двоих, ее ночное платье в оборками волнительно трепыхнулось. — Зажжем сегодня как следует!
— Погоди, ты куда это?
Пенни, которая уже вылетела за дверь, вернулась, чтобы улыбнуться:
— Если кто и знает толк в веселье, так это — моя мама!
В одиночестве Габриэль снова хватила тоска и дурные мысли. Шесть свечей оплавились до абстрактных фигурок, отбрасываемые ими всполохи света раскинули золотые веснушки на щеках девушки, когда той вздумалось подойти к ним поближе, чтобы снова подглянуть в своё будущее — уже без свидетелей. Она вытянула из середины колоды карту и сердце ее объяло холодом.
Скелет в чёрной мантии держал крючковатой рукою косу.
— «Смерть» — прочла Габриэль вслух, и от одного этого слова губы ее пересохли. Ей даже померещилось, что в темном стекле окна, помимо пламени свеч, затесалось ещё два огонька — ледяные глаза с капюшона мертвецки бледной девочки.
Когда Пенни возвратилась, Габриэль, разумеется, и виду не подала, что трогала ее карты.
Обнимая громоздкую коробку, миссис Уоткинс доковыляла до комнаты и разложилась со своим странным барахлом в самом центре — такая счастливая, словно собирается украшать ёлку к Рождеству. Однако в коробке лежали отнюдь не ёлочные игрушки. Что это было конкретно — Габриэль Феннис угадать не могла. И всё же кривые буквы на крышке намекали, что без этого хлама не задаться ни одной «вечеринки» в семье Уоткинсов.
— Миссис Уоткинс, мы вас не разбудили?
Бодренькая, с нестертым макияжем, женщина звонко загоготала, точно забывая, что в доме есть ещё кое-кто, кто в отличие от них пытается уснуть.
Габриэль ее свежесть насторожила:
— Эй, вы же не хотите сказать, что сговорились и об этом?
Пенни виновато улыбнулась, а миссис Уоткинс снова рассмеялась:
— Ты нас раскусила, дорогая!
Адам Дэвисон, меж тем ищущий сна среди фоторамок с портретами Хелен Уоткинс, перекатился на спину, захлебываясь благовониями ароматических палочек, которые по словам женщины должны были помочь с засыпанием. Быть может, они бы и вправду помогли, будь в доме тихо, но едва ли у них есть способность купировать шумы!
Что ж, теперь понятно, почему его запихнули в тёмную комнатенку миссис Уоткинс, вместо того, чтобы выделить свободную гостиную с диваном. Они изначально знали, к чему идут! И когда телевизор на первом этаже загорланил музыку, да так, что по стенам пошла вибрация, Адам, без преувеличений, был готов выйти в окно.