18 июня...
На следующее утро Эдвард отправлялся на учёбу с неохотой, но не такой ярой как обычно. Излив душу Ацелю, он проспал всю ночь — беспробудно и без сновидений. И это было неплохо, уж точно лучше, чем мучиться кошмарами в предвкушении нового дня. Когда он уходил, Ацель дрых на диване без задних ног, так и не сняв ни перчаток, ни очков, что рождало множество вопросов. Блекло-желтая лента вроде тех, которыми танцовщицы подвязывают волосы, свисала с запястья его жилистой руки, наводя Эдварда на мысли о романтике.
И пока он витал в облаках, ноги сами привели его к кованым воротам станвеллского учебного заведения, по окончанию которого Эдвард надеялся поступить в университет и как следует устроить свою жизнь.
До конца первого года обучения оставалось чуть больше месяца, и Эдварду надо было как можно быстрее определиться с профильным направлением, по которому с нового триместра ему предстояло начать усиленную подготовку к итоговым экзаменам.
Миссис Молл, родная сестра матери Эдварда, время от времени старалась оказывать племяннику финансовую поддержку, чтобы тот хотя бы изредка мог брать для себя передышки между подработками и посвящать себя учебе. По бумагам она являлась для Эдварда опекуном с тех самых пор, как мальчик начал самостоятельную жизнь в Станвелле, то есть — с двенадцати лет. Однако быть с Эдвардом двадцать четыре часа в сутки она не могла. И все относились к этому адекватно, ведь у Лили Молл была своя семья, свой ребёнок, работа в ресторанном бизнесе её мужа и целая кутерьма домашних хлопот. Да и опеку над Эдвардом она оформила не по собственной прихоти. Так сложились обстоятельства. Так завязалась красная нить. И с этим ничего нельзя было поделать.
Единственное, чем мог Эдвард отплатить Моллам за их доброту — старательно учиться, чтобы все денежные вложения в него окупились и в будущем он сумел отблагодарить тётю и её мужа за их доброту.
Здание из красного кирпича величественно встречало студентов резцами башенных крыш и большим циферблатом часов. Зеленая аллея с аккуратно подстриженными живыми изгородями и тротуарными дорожками, мощеными брусчаткой, олицетворяла собою чопорность всей Великобритании. И Эдварду это отлично подходило. Он никогда не опаздывал на занятия, и хотя не отличался выдающимися знаниями, был бережно любим педагогами за дисциплинированность и послушание. Чего нельзя было сказать о некоторых его одногруппниках. Их-то Эдвард и опасался.
Ежедневно, так, будто у них больше нет забот, они выжидали момента провернуть над ним очередную издевку и выставить посмешищем перед всеми. Если за пределами учебного заведения Эдвард мог понавешать на себя браслетов и представить, что он крутой, здесь, в стенах колледжа, учащиеся обязывались носить невзрачную форму с синим пуловером на рубашку и галстуком. Стоит ли говорить, как сильно этот дресс-код понижал уровень самооценки Эдварда?
Меж тем волнения юноши не оправдывались, что случалось с ним впервой. Его не обзывали, не ставили ему подножку и не обливали из-за угла клеем.
Девушки и юноши утыкались носами в телефоны, когда Эдвард проходил мимо них. Краем глаза он замечал, как они невзначай высматривают его поверх экранов и шепчутся, думая, что тот их не слышит и не видит.
Эдвард обрабатывал себя на худший исход, на то, что по итогу всё обернётся шуткой. Паранойя или нет, но его открыто игнорировали, и не потому, что хотели посмеяться, нет! Будь оно так, в уголках их губ затесались бы ухмылки. Сегодня же на них не было ни намёка, привыкшие осмеивать и сквернословить рты от края до края слипались в тугие линии.
Вскоре коридоры опустели, и Эдвард преспокойно достиг кабинета.
— Эй, Джим, привет! — примостился он на скамье к белобрысому паренька. Звали того Джимом Роджерсом. Как и Эдвард, Джим был мишенью для насмешек, и виной тому служил лишний вес в купе с толстенными оправами очков.
— Привет, Эдвард Лэйд, — как-то нелепо церемонно ответил Джим.
— И ты туда же! — нахмурился тот, выгружая на стол учебник по истории современного мира и тетради. — Да что происходит? Почему сегодня все так странно себя ведут?
Джим достал из чехла тряпочку и стал нервно полировать линзы очков. Без них глаза его будто бы уменьшились вдвое.
— Ты новости читал? — спросил он, щурясь.
— Какие новости?
— О пришельцах!
— Что?
— Взгляни! — Джим поднёс смартфон к лицу Эдварда, демонстрируя заголовок первой полосы «Times»: «Монстр в городе». — Во всех новостных газетах про это пишут.
Эдвард отобрал у соседа телефон, и зрачки его забегали по строчкам:
«В ночь на восемнадцатое июня в центре Станвелла пришелец напал на учащихся колледжа. Доказательств реальности происшествия пока нет. Тем не менее правительство Великобритании просит жителей Станвелла соблюдать осторожность и не выходить без надобности из дома после полуночи. Очевидцы сообщают, что существо ведет себя агрессивно и может представлять угрозу для граждан города. Мотивы пришельца неизвестны. Внешние приметы: рост около двух метров, звериные клыки и когти, чёрный окрас, полутораметровый хвост.
Премьер-министр Станвелла Энтони Хопкинс обсуждает с администрацией города возможное введение комендантского часа до разрешения проблемы: «Мы рассмотрим такую возможность, если манифестация пришельца повторится и будет задокументирована. Факт существования НЛО подтвердился и любая ситуация, связанная с крушением, не должна быть пущена на самотек, все «городские легенды», получившие огласку в соцсетях после тринадцатого июня обязательно пройдут проверку соответствующими органами».
— Ну что, видел? — Джим возвратил себе очки и с ними привычный размер глаз.
— Я понял. Инопланетяне. Но причём здесь я? — недоуменно уставился на него Эдвард.
— Да притом… — понизил голос тот, потому что в кабинет вошёл преподаватель и гул, заглушающий их тайный диалог, остановился. — Я тебе все покажу, когда будет перерыв.
— Покажешь? Что?
— Тсс! Потом. — И Джим как прилежный ученик усидчиво воззрился на доску.
Вариантов у Эдварда не было. Кое-как досидев до обеда, он поволок товарища в противоположную сторону от столовой, чем тот был неимоверно возмущён.
— Дай я хотя бы куплю себе булочку! — закапризничал тот, как малое дитя.
Разжалобить Эдварда не составило труда.
— Ладно! Только быстро!
Джим дошёл до буфета — под строгим контролем Эдварда, которого студенты всё так же сторонились, что, кстати, благотворно влияло на длину очереди.
Отвоевав заветную булочку и пачку сока, Джим подобрел, и уговаривать его ни о чем больше не пришлось.
На ступеньках их уже поджидала толпа.
— Эй пухляш, держи!
Джим притормозил, обозреваясь вокруг в поиске того, что он должен держать. Возле парапета стоял вразвалочку подкаченный юноша со стрижкой под ноль и со вседозволенным видом жевал во рту сигарету.
— Держи свой живот, Джим, а то вывалится! — крикнул он и разразился хохотом.
— Очень смешно! — смахнув рукавом крошки с нижней губы, тот воинственно напружинился. — Вот я сейчас доем и…
— Стой, — попридержал его Эдвард. — Не ругайся с ними. Это Питер Валлет из футбольного клуба и его команда. Тебе его не одолеть! Поверь, я знаю, о чем говорю.
Как бы не был крут Питер, а, увидав за широкой фигурой Джима малорослого Эдварда, он закашлялся, потушил сигарету о стену и ушёл, уводя своих ребят прочь. Толпа его фанаток, окруженная щекочащими уши сплетнями, засеменила в след за ним.
— Зря, — гордо куснул булочку Джим, смакуя вытекший ему на подбородок малиновый джем, — я б его уделал! В любом случае, нам сюда!
Джим отвёл Эдварда на задний двор учреждения, где в пятнистой сени зелёного бука находилась дверь чёрного хода. На стене неподалеку расплывались тёмно-красные буквы:
«Не связывойтесь с Эдвордом Лэйтом»
— Кто мог написать это… — подавился Эдвард воздухом, — так не грамотно?
— Серьёзно? — округлил бровь Джим, сминая упаковку от сока и бумажную салфетку от пирожка в единый ком мусора, чтобы позже зафутболить его в мусорку. — Тебя это волнует?
— Ох, ну ты же не хочешь сказать, что меня избегают из-за этой надписи?
— Дорогой мой, Эд, — назидательно крутил указательным пальцем Джим, — как ты думаешь, почему Мёрфи и Клайд сегодня не пришли на учёбу?
— Откуда мне знать?
— В новостях писали про наш колледж! И студенты, на которых напал пришелец, — это два наших хорошо известных критина, которые вчера макали тебя головой в унитаз! — Джим приподнял съехавшие с переносицы очки и под линзами зловеще сверкнули его смешные светлые глазенки. — Возможно, они мертвы, а эта надпись… — выждал он эффектную паузу, наслаждаясь бледностью на лице Эдварда, — сделана их кровью!
— Кровью?..
Джим согнулся пополам в раздувающем живот хохоте.
— Прости-прости, не сдержался! Но твоё лицо! Это надо было видеть! Жаль, что я не успел включить камеру!
— Джим!
— Ну Эд, ну дружище! В новостях бы прописали, если бы кто-то пострадал! А если серьёзно… — сделал успокаивающий вздох тот. — Походу дела, какой-то пришелец заступился за тебя, поздравляю!
— Почему сразу пришелец?
— Об этом говорят все факты. У тебя, случаем, нет на примете знакомого инопланетянина?
Эдвард был в таком ступоре, что, открыв рот для ответа, забыл родную речь и, как итог, не сказал ни словечка. Мысль, которую он хотел донести до Джима, упорхнула из его головы. Практически высохшая с ночи надпись, где под каждой буквой скопились жирные ещё блестящие сгустки, багровела на кирпичной стене, в рваных вихляниях теней, проецируемых качающейся на ветру зелёной ветвью.
По возвращению домой Эдвард был предельно возбуждён. Абы как разувшись, он босиком дошлепал до кухни, где в научном умиротворении возился с реагентами Ацель. Сегодня вонь от них была особенно мощной, такой мощной, что пришелец занавесился полотенцем на манер восточного никаба.
Но Эдварда разливающийся с кухни аммиак не смутил. Он подсел к Ацелю за стол, и шлейф летних ароматов и загазованных улиц, не успевший отцепиться от его куртки, вступил в борьбу с химическим зловонием.
— Ацель! — окликнул он пришельца, всерьёз считая, что такое бешеное возникновение осталось незамеченным.
— Вижу, у тебя сегодня хорошее настроение, — прокомментировал тот его радость.
— О, да! Мои неприятели отчислились из колледжа!
— Класс. Поздравляю.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
Ацель отложил пипетку и приспустил с лица полотенце:
— Хочу.
Эдвард развесил уши.
— Ну так…?
— Дело в том…
— Да?..
— …Что у меня закончилась кровь, и процедуру со шприцом придётся повторить!
Эдвард отшатнулся, не позволив пришельцу заграбастать свою руку.
— Клёвые у тебя перчатки… — сказал он в лоб, держа глаз на шприце, валяющемся под локтем Ацеля. — Почему ты их никогда не снимаешь?
Потерпев неудачу, пришелец, однако, не огорчился:
— Хм… мои перчатки? — игриво разулыбался он.
— Ага.
— Допустим, я слишком брезглив, чтобы прикасаться голыми руками ко всему земному.
— А очки?
— Обыкновенные очки для зрения, — хмыкнул Ацель театрально, — что не так?
— Но они затемнённые.
— Да, крутые. Еще вопросы?
— Спрошу прямо! — устал от уклончивых ответов Эдвард. — Это ты тот монстр, что напугал Мерфи и Клайда?
Ацель скорчил кислую мину:
— Вот так ты отзываешься о своём друге! Называешь меня монстром! Не будь мне плевать на твои слова, я бы затаил на тебя обиду!
— Ты прав, — был вынужден согласиться Эдвард. Он вдумчиво расчесал затылок и пожал плечами: — М-да… на монстра ты не похож. У тебя ни когтей, ни хвоста…
Так и затерявшись в размышлениях, Эдвард направился в прихожую, чтобы повесить в гардероб куртку и убрать с порога разбросанные кеды.
— Ну так а что насчёт крови? — крикнул ему в догонку Ацель.
Ответ Эдварда был крайне лаконичен:
— Нет!
— Эх, ну что ж! — вздохнул тот, намеренно громко сетуя: — Тогда мне придётся поймать кого-нибудь другого!
Эдварда телепортировало обратно:
— Что ты сказал?
— Ничего-ничего! Это я с собой говорил.
Брови Эдварда поползли к носу:
— Манипулятор! Вот ты кто! — распалила его щеки неотвратимая хозяйка судьба. — Хорошо. Твоя взяла...
— Чудно!
— Но давай сперва хотя бы поужинаем…
Ацель не возражал.
— Как скажешь! — улыбнулся он, довольный, что отхватил для себя двойную выгоду.