Исчезнувший оазис

Каир

Сай Энглтон локтем прикрыл дверь квартиры Флина. Уборщик спускался по лестнице вниз, ритмично стуча пластиковыми шлепанцами, — он собирался было задержаться, разнюхать, зачем американец сюда явился, но получил еще пару банкнот сверх того, что ему заплатили за вход, и приказ сматываться. Энглтону совсем не хотелось, чтобы старый неряха наследил в квартире — незачем Броди знать о незваных гостях.

«Дело серьезное, так что постарайся оправдать репутацию. Не зря же тебе столько платят».

Дверь глухо щелкнула и захлопнулась. Энглтон натянул пару тонких резиновых перчаток. Бахилы он надел еще на лестнице, так что его присутствие следов не оставит. Хотя даже это — излишняя перестраховка. У Броди нет никаких причин опасаться вторжения и уж тем более что-то подозревать. Правда, осторожность никогда не помешает: чертов англичанин может оказаться совершеннейшим параноиком, что вполне объяснимо (с его-то прошлым!), и тогда малейшая оплошность погубит всю операцию.

Энглтон посмотрел на часы. Времени впереди уйма — самолет из Дахлы еще даже не взлетел, так что можно было спокойно осмотреться. Ничего конкретного он не искал — так, привыкал к обстановке, оценивал характер владельца, чтобы понять, каким боком его занесло в «Пожар». Обошел гостиную, кухню, ванную, две спальни, кабинет, заснял все на цифровик, а мысли и впечатления изложил диктофону.

Неопытный наблюдатель едва ли узнал бы много о владельце, кроме того, что он холостяк, египтолог, по натуре замкнут, любит слушать классику и ездить с раскопками в пустыню, интересуется политикой, особенно на Среднем Востоке, и футболом, судя по шарфу фаната «Аль-Ахли» и фотографии команды с подписями. Вдобавок Броди держал себя в форме, читал по меньшей мере на пяти языках, не дружил с алкоголем и не чурался добрых дел (благодарственные письма от сиротского приюта в Луксоре и от руководителей программы по улучшению условий жизни в Маншият-Насире, каирском квартале мусорщиков-заббалин). Такое вот общее впечатление: абрис, силуэт, никакой глубины.

Однако Энглтон, опытный наблюдатель, умел читать между строк. Осматривая каждую комнату, он умудрялся выуживать всю подноготную. В ванной, к примеру, в разбитых кроссовках «Каяно» обнаружился электронный шагомер с дальномером, в памяти которого хранились записи о пробежках Броди за последние две недели: десять километров за тридцать шесть минут и две секунды, двадцать — за семьдесят пять минут и тридцать одну секунду, пятнадцать километров — за пятьдесят три минуты двенадцать секунд. Похоже, англичанин не просто поддерживает форму, а серьезно тренируется. На прикроватном столике — лампа с помятым абажуром, а за ней — вмятины на стене и рядом — полупустой флакон с таблетками «Ксанакса»… Значит, Броди страдает кошмарами, мечется в темноте, пьет успокоительное. Все это подтверждало имеющиеся у Энглтона разведданные.

Куда любопытнее было фото Алекс Хэннен в гостиной. Неясно, спал с ней Броди или нет… Нет, пожалуй: любовники обычно хранят несколько снимков друг друга, особенно если живут порознь, а тут — лишь один. Очевидно только, что Броди питал к ней теплые чувства, — о том свидетельствовала дорогая серебряная рамка фотографии, но Энглтон проголосовал бы за близкую дружбу.

Как бы то ни было, куда больший интерес представлял сам снимок, особенно мелкие детали, способные о многом рассказать. Снято в пустыне, скорее всего — на западе Египта, учитывая обоюдный интерес парочки к этой области, причем самим Броди: в солнечных очках Алекс было его отражение. На заднем плане чуть размыто виднелись оранжевые ящики для оборудования (один такой, с каким-то радаром или сейсмодатчиком внутри, стоял у Броди в холле). Наибольшее любопытство вызывал некий объект за спиной Броди, также отразившийся в стеклах очков Алекс, — Энглтону пришлось долго всматриваться, разглядывая его сквозь лупу, которую Сай постоянно носил с собой. По форме похоже на край паруса или крыла — нет, не самолетного, по размерам маловато. Может, край дельтаплана или мини-вертолета? Разглядеть трудно, а забрать с собой фотографию и сделать цифровое увеличение — время не позволяет. В любом случае фото многое рассказало: Броди и Хэннен, кроме того, что близко дружили, выполняли какой-то совместный проект. Было ли это единичным рейдом или частью большого исследования, неясно, но пока картинка складывается отчетливая.

Энглтон разглядывал снимок еще ми нут двадцать, потом посмотрел на часы — оставалось полно времени — и вернулся в кабинет. Там Сай уже побывал, но решил проверить лишний раз — все-таки именно там находился центр мирка Броди. Авось удастся разнюхать что-нибудь новенькое…

Он снова уставился на иллюстрацию в рамке, повторил в диктофон комментарий к ней: «Город Зерзура подобен белому голубю, и птица на вратах его», — несмотря на то, что делал это прежде, в первый проход по комнате.

Шкафчики картотеки тоже подверглись перепроверке: пять выдвижных ящиков в каждом, все битком набиты заметками, вырезками, фотоснимками, картами, распечатками; все заархивировано по темам, в алфавитном порядке.

На внимательное ознакомление с документами времени не оставалось, поэтому Энглтон решил удовольствоваться беглым просмотром: выдвигал каждый ящик, просматривал папки, то и дело проверял их содержимое: «Бедуины», «Британская пустынная группа дальнего действия», «Китабаль-Кануш», «Пепи II», «Уингейт, Чарльз Орд», «Хепри»… Дважды он более тщательно ознакомился с документами в папках: в первый раз, когда наткнулся на раздел «Спутниковые снимки Гильф-эль-Кебира». В этой папке лежало полсотни цветных фотографий в последовательном приближении, от общего изображения _юго-западной оконечности Египта до четких снимков восточного края плато, где можно было различить даже отдельные скалы. Местами среди песка виднелись брызги зелени — должно быть, пустынный кустарник или пара деревьев, но в остальном область выглядела совершенно безжизненной. Ни следа таинственного оазиса, который искал Броди. Вторая папка, заинтересовавшая Энглтона, носила заглавие «Данные магнитометрии». Вот что за прибор стоит в холле — магнитометр! Черно-белые пятна и кляксы ни о чем не говорили Энглтону, но интересен был сам факт использования аппарата. Как известно, магнитометры применяют для геологической разведки залежей металлосодержащих руд… и металла вообще. В своей лекции Броди особо отметил, что палеолитические племена, жившие на территории Гильф-эль-Кебира, не умели обрабатывать металлы. Что ж, употреблению магнитометра наверняка найдется какое-нибудь вполне невинное объяснение, и тем не менее…

— Зачем ему магнитометр? — проговорил Энглтон в диктофон. — И где он берет данные со спутников? В НАСА? У нефтяных компаний? Проверить, кто имеет к ним доступ.

Он закончил копаться в ящиках и подошел к книжным полкам. Большая часть книг посвящалась археологии, если не считать «политического» раздела с кучей материала по Ираку. За пухлыми томами «Архитектуры Древнего Египта» прятался справочник по русским самолетам — и как он его раньше не заметил!

— «Российский воздушный флот», издательство «Оспри», — начитал Энглтон в диктофон. — Какого черта?

Он вернулся к старомодному письменному столу из полированного дуба, на котором расположились телефон, лампа и настольный прибор — бювар, подставка для ручек, лоток для писем и прочее. Никакого беспорядка. Компьютера не было и в помине; стало быть, англичанин работал на ноутбуке и забрал его с собой в Дахлу. Паршиво. Энглтон пошарил вокруг — авось где-нибудь завалялась флэш-карта, — но ничего не нашел. Время истекало. Он прекратил поиски, переключился на лоток для корреспонденции, где не оказалось ничего интересного, и наконец взялся за книгу — «Клинописные тексты музея „Эрмитаж“», — что лежала посреди стола. Лист бумаги служил закладкой — том раскрылся на фотографии выщербленной глиняной таблички светло-коричневого цвета, густо покрытой значками в виде клинышков. Под фотографией виднелась подпись: «Египетская табличка. Царский архив Лугальзагеси (ок. 2375—50 гг. до н. э.), Урук. Из коллекции Н. Лихачева».

Энглтон уставился на фотографию, перевел взгляд на бумажный лист. На него Броди скрупулезно переписал клинописные символы — по крайней мере те, которые еще читались. Ниже шло что-то вроде транслитерации древних письмен латиницей, а еще ниже (опять-таки по предположению Энглтона) — перевод. Там, где символы были стерты или повреждены, Броди вставил многоточия, а кое-где пометил слова знаком вопроса, словно сомневаясь в своей трактовке.

Энглтон перечитал это еще пару раз и только больше запутался.

— Какой-то бред о камнях и каре небесной, — продиктовал он в микрофон, качая головой. Чем только люди не забивают головы… Потом помолчал и добавил: — Вероятно, к делу не относится.

Он вернул лист на место, закрыл книгу и подвинул в центр стола, чтобы все выглядело как до его прихода. Оглядел комнату напоследок, установил подслушивающие устройства — один «жучок» в телефон, другой за книжную полку, третий под диван в гостиной — и вышел из квартиры. Прошло меньше полутора часов: Броди еще не пролетел и полпути до Каира. «Молодец, точно сработал, — сказал себе Энглтон. — За это тебе и платят как профи».