Исчезнувший оазис

Каир, отель «Мариотт»

Флин Броди поправил на носу очки и посмотрел в полупустой конференц-зал: перед ним расселись четырнадцать пожилых туристов-американцев, и ни один не проявлял интереса к происходящему. Он попытался было расшевелить их («Как я рад, что вам всем удалось найти свободные места!»), но засмеялась одна Марго — его коллега-экскурсовод, а остальные молча продолжали таращиться.

«Боже мой, — мысленно вздохнул он и нервно пошарил в кармане вельветового пиджака. — Чувствую, вечерок будет еще тот».

Он начал заново: сказал, что годы археологических раскопок в Ливийской пустыне приучили его к пустым пространствам. Шутка снова не удалась. На этот раз даже смех Марго звучал натянуто. На этом Флин сдался, нажал клавишу ноутбука и запустил презентацию в «Пауэр-пойнте»: на экране появился снимок пустыни — уходящие вдаль верхушки дюн. Броди собирался начать лекцию, как вдруг дверь зала приоткрылась, и в щель протиснулся удивительно толстый незнакомец в светлом пиджаке с «бабочкой».

— Можно? — спросил он писклявым, почти женским, голосом с протяжным акцентом американского Юга.

Флин посмотрел на Марго — та пожала плечами, словно спрашивая «почему бы нет?», и жестом пригласила толстяка войти. Он закрыл дверь, сел в ближайшее кресло и стал промокать лоб платком. Флин подождал немного, откашлялся и заговорил с суховатыми интонациями образованного англичанина:

— Десять тысяч лет назад Сахара была куда более гостеприимной, нежели сейчас. Спутниковая съемка песков Грейт-Селима с шаттла «Колумбия» обнаружила следы некогда развитой сети рек и озер. Такой ландшафт более свойственен современным саваннам в околоэкваториальных частях Африки. — Следующий кадр изображал Национальный парк Серенгети в Танзании, иллюстрируя слова лектора. — В долинах этих рек и озер произрастали леса, а между ними тянулись травянистые равнины — пристанища самых разнообразных животных, таких как газели, жирафы, зебры, слоны и бегемоты. Жили там и люди — большей частью кочующие племена охотников и собирателей, хотя были также найдены следы постоянных поселений эпохи среднего и верхнего палеолита.

— Говорите громче! — выкрикнула старуха из заднего ряда со слуховым аппаратом, похожим на пластиковый нарост.

«На кой черт, спрашивается, садиться на задний ряд, если ни шиша не слышишь?» — подумал Флин.

— Простите, — сказал он, повышая голос. — Так лучше?

Старушенция махнула тростью в знак согласия.

— Постоянных поселений среднего палеолита, — повторил археолог, пытаясь поймать нить собственных рассуждений. — Плато Гильф-эль-Кебир в юго-западной оконечности Египта, на границе с Ливией и Суданом — гористая область, сравнимая по размеру со Швейцарией, — особенно изобилует находками этого периода, как сугубо бытовыми предметами… — на экране, иллюстрируя рассказ появились снимки оранжевых скал, каменной зернотерки и коллекции кремневых орудий, — так и предметами обрядовыми, а также образцами первобытного искусства. Вы, наверное, видели фильм «Английский пациент», в котором фигурируют доисторические наскальные росписи так называемой Пещеры пловцов, обнаруженной в 1933 году венгерским исследователем Ладиславом Алмаши в вади Сура, на западной окраине плато.

Возникло изображение пещеры: по неровным стенам из песчаника словно ныряли и плыли стилизованные красные фигурки, круглоголовые, с ножками-палочками.

— Кто-нибудь видел эту картину?

— Не-е-ет, — единодушно загудели слушатели. Флин был вынужден опустить критические замечания по поводу фильма, которые обычно вставлял в этом месте, и продолжить основную тему.

— В конце последнего периода оледенения, — произнес он, — ближе к среднему голоцену, приблизительно семь тысяч лет до нашей эры, степной ландшафт севера Африки коренным образом преобразился. В то время как северные ледяные пласты отступали, там происходили процессы аридизации, в результате которых зеленые равнины и пойменные леса были вытеснены пустыней и приобрели тот вид, который мы наблюдаем сегодня. Равнинные племена были вынуждены мигрировать на восток, в долину Нила… — возник следующий слайд с нильским пейзажем, — где они сформировали различные до-династические культуры — тасианскую, бадарианскую, накадскую, которые впоследствии слились в единое государство — Египет — под властью фараонов.

Один из слушателей, лопоухий тип в бейсболке с эмблемой «Нью-Йорк метс», стал клевать носом. А Флин еще даже не закончил вступление!

«Боже, как хочется выпить!»

— Я больше десяти лет путешествовал по Сахаре и вел раскопки на ее территории, — продолжил он, откидывая назад непокорные темные волосы. — В основном в окрестностях Гильф-эль-Кебира и его долинах. В этой лекции я постараюсь изложить три основных вывода, сделанных по результатам этой работы. Три довольно-таки смелых вывода.

Он намеренно сделал упор на слове «смелых», надеясь заинтриговать аудиторию, и огляделся. Ноль эмоций. С равным успехом можно было разглагольствовать о выращивании брюквы. Тогда был бы хоть какой-то интерес.

«Боже, как хочется выпить!»

— Во-первых, — продолжил Флин сделанным воодушевлением, — я предполагаю, что коренные жители Сахары не забыли свою родину даже после переселения в долину Нила. В частности, плато Гильф-эль-Кебир с его внушительными склонами и глубокими ущельями-вади по-прежнему оказывало сильное влияние на ранних египтян, фигурировало в их верованиях и обрядах. Память о нем жила и сохранялась — правда, зачастую в аллегорической форме. Литературная традиция, особенно мифы, где фигурируют боги Аш и Сет, — тому доказательство.

На экране возникло изображение Сета — божества с человеческим телом и головой неопределенного зверя, остроухого и длиннорылого.

— Во-вторых, я намерен продемонстрировать, что древние египтяне не только сохранили воспоминания о родине предков, но и, несмотря на расстояния, поддерживали с ней физический контакт, то и дело предпринимая изнуряющие походы через пустыню, чтобы почтить священные и памятные для них места. В частности, одно из ущелий — так называемый «уэхат сештат», или Тайный оазис, — по всей видимости, сохраняло статус важного культового центра вплоть до начала Первого переходного периода, то есть на протяжении почти тысячи лет с момента зарождения Египта как единого государства.

Слушатель, который клевал носом, заснул. Флин еще больше повысил голос в тщетной попытке его разбудить.

— И наконец, — продолжил он, чуть ли не крича, — я берусь утверждать, что именно это таинственное и до сих пор не найденное ущелье впоследствии послужило моделью для целого ряда легенд о затерянных оазисах Сахары, в частности, легенды о Зерзуре, или Атлантиде песков, на поиски которой вышеупомянутый Ласло Алмаши истратил многие годы.

Последней иллюстрацией к вступлению оказалась размытая черно-белая фотография: граф, в шортах и военной фуражке, позирует на фоне бескрайней пустыни.

— Итак, дамы и господа, — произнес Флин, — начнем наше путешествие! Приглашаю вас отправиться через Сахару, через время на поиски затерянного города-храма в ущельях Гильф-эль-Кебира!

Он замолчал, дожидаясь реакции. Хоть какой-то реакции.

— Зачем кричать-то? — раздался голос из задних рядов. — Здесь не глухие собрались!

«Черт!..»

Флин дотянул до конца лекции, перескакивая, где только можно, и тем самым сократил положенные полтора часа до сорока пяти минут. А среди египтологов он считался вдохновенным оратором, способным оживить самые сухие и сложные темы, привлечь и удержать внимание слушателей, зажечь в них интерес! Тут же, как он ни бился, как ни упрощал, как ни импровизировал, все было как об стенку горох. Одна пара на середине рассказа поднялась и ушла, а остальные в открытую ерзали и поглядывали на часы. Лопоухий турист мирно проспал до конца, положив голову жене на плечо, и только толстяк с «бабочкой», похоже, искренне заинтересовался материалом. Он утирал платком пот со лба и неотвязно, сосредоточенно смотрел на лектора.

— В заключение замечу, — произнес Флин, переходя к последнему снимку (оранжевый склон Гильф-эль-Ке-бира), — что никаких следов «уэхат се штат», а также Зер-зуры и всех прочих легендарных оазисов Сахары до сих пор не обнаружили.

Он слегка повернулся и с мечтательной улыбкой посмотрел на слайд — словно из уважения к давнему противнику. Потом на мгновение как будто ушел в себя, но тут же тряхнул головой и повернулся к слушателям.

— Многие оспаривают саму идею существования оазиса, называют его мечтой, сказкой, плодом воображения, своего рода пустынным миражом. Надеюсь, свидетельства, которые я сегодня привел, убедят вас в том, что источник этих легенд — «уэхат сештат» — действительно существовал и в Древнем Египте считался важнейшим культовым центром. Будет ли он когда-нибудь найден — другой вопрос. Алмаши, Бэгнольд, Клейтон, Ньюбольд — все они обследовали Гильф-эль-Кебир самым тщательным образом, но вернулись ни с чем. Современные спутниковые и аэроисследования тоже не принесли никаких результатов. — Флин опять посмотрел на снимок и мечтательно улыбнулся. — Что ж, может, оно и к лучшему, — сказал он, снова глядя в зал. — На нашей планете почти не осталось белых пятен, ее изучили и картографировали вдоль и поперек, она утратила таинственность… Тем более приятно сознавать, что один ее уголок до сих пор остается вне досягаемости, — таким уголком можно считать «уэхат сештат», Тайный оазис. Благодарю за внимание.

Он сел под жидкие, артритичные аплодисменты. Только толстяк, пожалуй, хлопал с неподдельной благодарностью. Потом он поднялся, отвесил учтивый поклон и исчез за дверью. Приятельница Флина, Марго, встала и вышла вперед.

— Какой увлекательный рассказ, — произнесла она тоном школьной учительницы, обращаясь к аудитории. — Вот бы всем нам сейчас забраться в автобус и отправиться через пустыню — обыскать там все хорошенько!

Тишина.

— А теперь профессор Броди ответит на ваши вопросы. Как я говорила ранее, он — один из всемирно признанных авторитетов в археологии Сахары, автор книги «Дешрет: Древний Египет и Ливийская пустыня», легенда в своей области (или, может быть, в своей пустыне). Он любезно согласился встретиться с нами, поэтому не стесняйтесь! Задавайте вопросы.

Опять воцарилось молчание. Потом лопоухий турист, который к тому времени проснулся, выдал:

— Профессор Броди, как по-вашему, Тутанхамона убили?

После лекции, когда американцы побрели ужинать, Флин собрал конспект, упаковал ноутбук. Марго стояла рядом.

— Особого восторга не наблюдалось, — сказал Броди.

— Чепуха, — твердила Марго. — Ты их просто… сразил!

Флин только ради нее согласился на эту лекцию, в память о студенческой дружбе. У него как раз образовалось окно в графике — одну встречу отменили в последнюю минуту. Он видел, что Марго чувствует себя виноватой из-за невнимания публики, пытается загладить вину.

— Не терзайся, — сказал Флин и сжал ее руку. — Поверь, со мной случались казусы и похуже.

— Тебе еще повезло: за час от них отделался, — вздохнула она. — А мне с ними еще десять дней нянчиться. «Как по-вашему, Тутанхамона убили?» Боже, сквозь землю провалилась бы…

Флин рассмеялся и застегнул чехол ноутбука. Марго подхватила друга под руку, и они прошли через зал. У самого выхода из вестибюля донеслись нестройные звуки духового оркестра и барабанов. Мимо прошествовала свадебная процессия — жених и невеста в сопровождении толпы аплодирующих родственников. Перед ними пятился видеооператор, выкрикивая указания.

— Боже, ты только взгляни на ее платье, — пробормотала Марго. — Она похожа на снеговика после взрыва.

Броди не ответил. Его внимание привлекли не новобрачные, а девочка лет десяти-одиннадцати в хвосте шествия — хорошенькая, взволнованная. Она подпрыгивала на месте, силясь разглядеть, что происходит впереди, ее черные волосы разлетались, прямо как у…

— Что с тобой?

Его качнуло к дверному косяку, и он схватился за руку Марго для опоры. На шее и лбу у него выступила испарина.

— Флин!

— Все нормально, — пробормотал он, выпрямился и разжал пальцы. Ему стало неловко. — Порядок.

— Ты вдруг побелел как полотно!

— Нет-нет, все нормально. Честно. Просто устал немного. Надо было поесть перед выходом.

Он улыбнулся, но не особенно убедительно.

— Тогда я угощаю, — сказала Марго. — Идем, поднимем тебе сахар в крови. Это меньшее, что я могу сделать после такого вечера.

_ Спасибо, но я, пожалуй, пойду домой. Мне еще уйму рефератов проверять, — соврал Флин и понял, что его раскусили. — Что-то мне не по себе, — добавил он в качестве оправдания. — Ты же знаешь, я всегда такой впечатлительный…

Марго улыбнулась и обняла его.

— Вот за это я тебя и люблю, Флин. Ну, и за красоту, конечно. Эх, если бы ты только позволил…

Она стиснула его крепче и тут же выпустила.

— До четверга мы в Каире, потом едем в Луксор. Перезвонишь, как вернемся?

— Обязательно, — ответил Флин. — Да, и не забудь рассказать им, что пирамиды расположены по Ориону, потому что оттуда прилетели строители-инопланетяне.

Она засмеялась и ушла. Флин проводил ее взглядом, потом снова оглянулся на свадьбу. Толпа переместилась в зал по другую сторону вестибюля, девочка так же вприпрыжку бежала позади. Столько лет прошло, подумал Флин, а его до сих пор накрывает от таких мелочей. Если бы только он не опоздал тогда…

Мало-помалу гости исчезли в зале, и двери за ними закрылись. Флин ощутил в себе желание уйти, но не домой, не на работу, а в бар и напиться там, насколько позволяло время. Он вышел из отеля. За ним спустя несколько секунд засеменил вразвалку пухлый незнакомец в светлом пиджаке.

Фрея только-только взлетела — полуночный рейс должен был доставить ее из Сан-Франциско в Лондон, а затем в Каир. У нее была пропасть свободного времени, однако, как всегда в таких случаях, часы таинственным образом начинали спешить, и все закончилось судорожной беготней. Она оказалась последней в очереди на проверку, в числе последних взошла на борт, еле втиснула рюкзак на багажную полку, после чего заняла место между тучным латиноамериканцем и патлатым подростком в футболке с Мэрилином Мэнсоном.

После взлета она посмотрела меню передач, предлагаемых к просмотру: старые серии «Друзей», дурацкая комедия с Мэттью Макконахи, документальный фильм канала «Нэшнл джиографик» о Сахаре, который ей хотелось смотреть меньше всего, учитывая цель поездки. Еще немного полистав меню, Фрея выключила экран, откинула спинку кресла и вставила наушники от плеера айпод. Зазвучала «Боль» Джонни Кэша. Подходящая музыка.

Родители назвали дочерей в честь великих путешественниц — Фреи Старк, исследовательницы Среднего Востока, и Александры Давид-Неэль, покорительницы Гималаев. По иронии судьбы их пристрастия проявились противоположным образом: Алекс тянуло к жаркому климату и пустыням, а Фрею — в горы.

— С вами ничего нельзя знать наверняка, — шутил их отец. — Надо было вас поменять еще в роддоме.

Он был человек крупный, как медведь, веселого нрава, преподавал географию в их родном городке Маркем, штат Виргиния. Помимо джаза и стихов Уолта Уитмена, отец любил отдыхать на природе. Фрея с Алекс еще детьми ездили с ним в экспедиции — пешком через горы Блю-Ридж, на каноэ по реке Раппаханнок, под парусом у берегов Северной Каролины. Отец показывал им всевозможных птиц, животных, знал названия множества растений, рассказывал о ландшафтах родного края. Именно он привил дочерям дух первооткрывательства, умение восхищаться дикой природой.

Внешность — светлые волосы, зеленые глаза, стройные фигуры — они унаследовали от матери, известной художницы и скульптора. А кроме внешности — некоторую сдержанность и самодостаточность, нелюбовь к пустой болтовне и шумным компаниям. Отец был душой общества, балагуром и весельчаком, а женщинам семьи Хэннен, наоборот, нравилось уединение.

Алекс была старше сестры на пять лет, умнее и покладистее, хотя красота ее меньше бросалась в глаза. Они не проводили вместе все дни напролет, как бывает между сестрами, — разница в возрасте предполагала разницу в интересах, которым и посвящалось все свободное время.

Их старый деревянный дом на краю города скрывал залежи сокровищ — карты, атласы, путеводители и книги о путешествиях. В дождливый день девочки набирали по стопке любимых томов и прятались в своих потайных уголках — мечтать о будущих приключениях. Алекс уходила на чердак, Фрея — в обветшалую садовую беседку. На природе, где сестры проводили большую часть времени, они тоже выбирали разные маршруты: Фрея бродила по лесам и садам вокруг города, забиралась на деревья, ладила веревочные лестницы, засекала по часам, сколько времени занимает прохождение пеших маршрутов или небольших скал, и всегда подгоняла себя: «Быстрее, быстрее, быстрее»…

Алекс тоже любила исследовать новые территории, но действовала больше по науке: брала с собой блокнот, цветные карандаши, фотокамеру, старый армейский компас (он когда-то принадлежал моряку, погибшему при Иводзиме). Домой она возвращалась поздно вечером, с блокнотом, заполненным заметками о ее путешествии, набросками, описанием маршрута, и с рюкзаком, набитым всевозможными трофеями — листья, цветы, сосновые шишки, камни причудливой формы. А как-то раз Алекс приволокла домой дохлую гремучую змею, нацепив ее на шею вместо галстука.

— А я-то думал, что ращу двух девиц, — вздыхал отец. — Боже, и кого я выпустил на этот свет?

Хотя приключения каждая из сестер выбирала себе по душе (Алекс составляла карту мира, Фрея хотела его покорить), нельзя сказать, что они не любили друг друга. Фрея преклонялась перед старшей сестрой, тянулась за ней, доверяла ей тайны, о которых не знал никто — даже родители. В свою очередь, Алекс стремилась всегда и во всем защитить Фрею: прибегала к ней в комнату, когда она пугалась во сне, читала книги о путешествиях и приключениях, которые обе любили, помогала расчесывать волосы, готовиться к школе. Когда пятилетнюю Фрею ужалила в язык оса, она побежала за утешением к сестре, а не к родителям. Спустя несколько лет ее положили в больницу с диагнозом «менингит». Алекс настояла на том, чтобы переехать к ней, спала рядом на надувном матраце и держала Фрею за руку, когда ей делали люмбарную пункцию. (Именно тогда, насмотревшись на мучения сестры во время того, как ей вводили иглу в основание позвоночника, она начала бояться уколов — страх, который остался с ней на всю жизнь.) А когда семнадцатилетняя Фрея поразила скалолазную братию, пройдя свободным стилем «Нос» Эль-Капитана в Йосемитских горах — она стала самой юной спортсменкой, кому это удалось, — именно Алекс ждала ее на вершине с букетом цветов и бутылкой газировки.

— Я так тобой горжусь, — сказала она, заключая Фрею в объятия. — Моя отважная сестренка.

И конечно, когда всего несколько месяцев спустя их родители погибли в автокатастрофе, Алекс оформила опекунство над младшей сестрой. К этому времени ее собственная карьера исследовательницы пустынь только-только начала приносить плоды: книга «Юная Тин Хинан», повествующая о восьми месяцах странствий с туарегами северного Нигера, ненадолго возглавила список бестселлеров.

Однако Алекс пришлось отодвинуть науку на второй план и устроиться на работу не куда-нибудь, а в картографический отдел ЦРУ, чтобы сестра смогла окончить школу получить высшее образование и заниматься скалолазанием.

А Фрея отплатила за любовь предательством.

Джонни Кэш скрипучим голосом пел об утрате и боли, о том, как мы подводим тех, кого любим. Фрея прикрыла веки: перед глазами всплыло лицо Алекс, на котором отразилась оторопь и — что всего хуже — невыносимая печаль и укоризна.

За семь лет Фрея так и не попросила у сестры прощения, хотя собиралась. Бог свидетель, она ежедневно думала об этом, однако дальше переживаний дело не шло. А теперь Алекс умерла, и с ней исчезла последняя возможность. Любимая Алекс, старшая сестра. «Боль»… Хм, что он знает о боли!

Фрея вытянула из кармана мятый конверт с египетской маркой, посмотрела на него и выдернула наушники из ушей. Уж лучше комедия с Мэттью Макконахи — да что угодно, лишь бы помогло забыть!