Исчезнувший оазис

Каир, коптский квартал

Тихонько напевая свой любимый гимн «Лучший друг Иисус всем нам», Молли Кирнан миновала тесные улочки Миср-эль-Кадима — Старого Каира — и по истертым ступеням направилась в церковь Святых Сергия и Вакха.

Обыкновенно она молилась в часовенке района Маади, рядом с жильем и работой, — офис Агентства по международному развитию США и ее маленький домик в тени жасминов и делоникса располагались там же. Однако сегодняшний день — седьмое мая, день рождения Чарли, — Молли захотелось провести особенным образом, поэтому она отправилась в старейшую церковь Каира, древнюю базилику, которую, согласно легенде, возвели там, где останавливалось на ночлег Святое семейство во время бегства в Египет.

Последние четверть века Молли проводила этот день по одной программе: утром готовила праздничный завтрак — яичница с беконом, кукурузная каша, горячие вафли с черничным джемом (все как он любил), разворачивала купленные для мужа подарки, рассматривала фотоальбом, листая страницы совместно прожитых дней и улыбаясь воспоминаниям. Каким красавцем был ее Чарли…

— Милый мой, — вздыхала она всякий раз. — Дорогой мой, любимый муж…

Потом Молли отправлялась на пикник и в зоопарк — там прошло их первое свидание, в Вашингтонском зоопарке, — а после обеда шла в церковь, где и молилась до вечера. Благодарила Господа за Чарли, пытаясь убедить себя в том, что его ужасная смерть была частью божественного промысла, хотя после всех лет с трудом понимала, какой цели это могло послужить. Злобные варвары разнесли на куски кротчайшего, добрейшего человека… Ее радость. Ее счастье. Ее драгоценного Чарли.

В дверях базилики Кирнан на миг задержалась и посмотрела на большую икону Богородицы у входа. Молли прошла вперед и села на скамью. Под деревянным сводом металась пара воробьев.

Ей здесь нравилось. Она знала: Чарли тоже одобрил бы и полюбил это место. В простоте ветхой базилики было что-то необыкновенное — в поблекших фресках, в ветхих ковриках на полу, в прохладе, в запахах сырости, пыли и камня. Все это как будто переносило ее во времена раннего христианства, когда вера была юна и чиста, свободна от противоречий морали, которыми отяготилась впоследствии. В те годы, думала Молли, быть христианином значило любить и верить, нести в душе мысль, что доброты Христа достаточно для исцеления всех недугов мира. Именно так смотрел на вещи ее муж — с простой, почти детской, убежденностью, что если твоя вера крепка, если ты по мере сил следовал путем Господним, то все в конце концов уладится и добро восторжествует.

Но Молли Кирнан знала: мир не так просто устроен, что и доказала смерть Чарли — и не только его. Агнца Божьего со всех сторон обложили волки, и одной любо-6-вью больше не спастись. Уже давно Молли приняла для себя, что христианину приходится ходить по канату, разыскивая пути для жизни во Христе и давая отпор лиходеям. Выбирать между силой и слабостью, верой и сомнением было очень сложно, болезненно и тревожно. Вот почему Кирнан приходила сюда — забыться хотя бы на полдня в прохладной, несуетливой простоте древней архитектуры, побыть наедине с собой, Богом и Чарли, вдали от проблем, которыми была битком набита ее повседневная жизнь.

Молли откинулась на спинку скамьи и, сложив на коленях руки, обвела взглядом храм: мраморные колонны по обе стороны от прохода, затейливый мозаичный иконостас, огромный медный светильник… Все ее мысли были о муже и о совместно прожитых днях, обо всем, что они разделили за это безмерно короткое время. Обо всем, что она потеряла.

Поженились они поздно, когда обоим было за тридцать. Она служила на государственной службе, он был священником в первом батальоне восьмого полка морской пехоты. Молли почти отчаялась кого-то найти, свыклась с мыслью об участи старой девы, решила, что вся ее жизнь будет отдана работе. Они с Чарли встретились случайно, в вашингтонской Национальной галерее искусств, у «Бегства в Египет» Карпаччо, и Молли вдруг осенило: вот он, тот единственный, которого она ждала все эти годы. Они разговорились. Чарли пригласил ее на свидание, а полгода спустя предложил ей руку и сердце. Еще через пять месяцев они сыграли свадьбу. Мечтали о детях, совместных поездках, спокойной старости. Молли была на седьмом небе от счастья.

Однако через год батальон Чарли перевели в Ливан в составе международных миротворческих сил. Они провели две чудесных недели вместе, потом однажды утром Молли приготовила ему завтрак — яичницу с беконом, кукурузную кашу, горячие вафли с черничным джемом. Чарли поцеловал ее в щеку и отдал свой крестик, который она до сих пор носила на груди, вскинул на плечо армейскую сумку и ушел навстречу рассвету. Так они попрощались в последний раз. Через месяц, двадцать третьего октября 1983 года, пришли вести о взрыве в Бейруте, грузовике со смертником, разрушенных казармах десантников, и Молли тут же поняла: Чарли больше нет. Два года — вот сколько отвела им судьба. Два коротких года, лучших в ее жизни…

В церковь ввалилась толпа туристов-итальянцев, и их болтовня вырвала Молли из задумчивости. Вдобавок экскурсовод пытался рассадить их на скамьи, отчего Молли пришлось потесниться. Туристам — большей частью молодежи — плевать было на храм и на правила поведения в священном для многих месте. Они громко переговаривались, хрустели чипсами, кто-то даже играл с «геймбоем». Молли пыталась не обращать на них внимания, но затем подошла еще одна группа — на сей раз японская, — и в церкви мгновенно засверкали фотовспышки. Голос гида, пропущенный через мегафон, казалось, заполнил все пространство. Молли больше не могла выносить этот гам. «Неужели так трудно посидеть молча, дать спокойно оплакать родного человека?» — возмутилась она про себя и стала проталкиваться к центральному проходу, где ей преградила дорогу японская парочка с просьбой сфотографировать их на фоне достопримечательности.

— Опомнитесь! — вскричала Молли. — Здесь же церковь! Вы что, не понимаете? Проявите уважение, хоть на минуту! Прошу вас!

Она растолкала туристов и со слезами на глазах бросилась прочь из храма, взбежала по ступеням на узкую улочку.

— Как мне тебя не хватает, Чарли, — выдавила она горьким шепотом. — Видит Бог, я больше не выдержу. Если бы ты был рядом… Муж мой, любимый, мой дорогой…

Только к началу второго Фрея очутилась в пригороде Каира, после чего еще сорок минут бензовоз тащился в пробке по направлению к центру города. Водитель припарковался на краю огромной площади рядом с полосой замусоренного газона, где неровной цепочкой росли пальмы.

— Мидан-Тахрир, — объявил он, пропуская мимо ушей негодующие гудки сзади.

Почти шестнадцать часов ушло на дорогу из Дахлы до Каира. Фрее они показались нескончаемыми, тем более что водитель не желал пропускать ни одной придорожной забегаловки, где можно было выпить чая. Фрея не раз подумывала поймать другую машину, однако не рискнула этого сделать. Ее не покидала параноидальная мысль о том, что у бандитов из оазиса были подручные, которые могли ее схватить при первом же удобном случае. Водитель бензовоза ехал медленно, зато не внушал опасений.

В пути Фрея бодрствовала, изредка проваливаясь в короткий, беспокойный сон. Иногда она открывала рюкзак и разглядывала камеру, кассету с пленкой и компас, но больше смотрела в окно на бескрайние просторы Сахары и на дорожные указатели, которые отсчитывали расстояние сначала до Фарафры, затем до Бахарии и, наконец, до Каира.

И вот путешествие закончилось.

— Мидан-Тахрир, — повторил водитель.

— Телефон, — сказала Фрея, изображая, как подносит к уху трубку. — Мне нужно позвонить.

Он непонимающе наморщил лоб, потом улыбнулся и указал на желто-зеленую кабинку таксофона в двадцати метрах поодаль.

— «Менател», — объяснил водитель, пошарил в бардачке и выудил карточку оплаты, которую вручил Фрее, отмахиваясь от предложенных денег. Она его поблагодарила — за карточку и зато, что подвез, и, закинув на спину рюкзак, спрыгнула на тротуар. Водитель проводил ее очередным выкриком: — Буус Вилис! Амаль Шварснегар! — и покатил прочь.

Несколько секунд Фрея стояла на месте, приходя в себя и осваиваясь на местности: кольцевой поток машин, муравьиные вереницы пешеходов, обшарпанные высотки, увенчанные гигантскими щитами с рекламой «Кока-Колы», «Санио», «Вестерн-Юниона» и прочих. В кабине медленно тащившегося бензовоза Фрея чувствовала себя увереннее, а теперь оказалась вся на виду, будто улитка, которую вытащили из раковины. Таксист в ближнем потоке разговаривал по сотовому и, казалось, таращился прямо на нее, как и старушка, разложившая на перевернутом коробе свой нехитрый товар — зажигалки. Фрея пригнула голову и поспешила к таксофону. Там она нащупала в кармане визитку, которую дала ей Молли Кирнан при первой встрече, вставила карточку оплаты, выбрала на дисплее опцию «английский язык» и, прижав трубку плечом, стала набирать номер сотового Молли. После нескольких секунд тишины раздалось тихое «динь» и, к разочарованию Фреи, голос автоответчика: «Здравствуйте, это Молли Кирнан. В данный момент я не могу вам ответить. Оставьте сообщение, и я свяжусь с вами при первой возможности».

— Молли, это Фрея, — настойчивым, твердым тоном заговорила девушка, чуть только прозвучал сигнал. — Звоню с улицы. Тут такое… мне нужна ваша помощь.

Кто-то пытался… по-моему, Алекс убили. Они… Кто-то вчера приходил к ней в дом с сумкой… там была фотокамера… он сказал, что нашел их в пустыне…

Фрея осеклась, сообразив, что несет околесицу. Сообщение нужно было обдумать заранее. Лучше всего говорить кратко, а потом объясниться с глазу на глаз.

— Я в Каире, — продолжила она. — Мне очень нужно с вами встретиться. Я стою на… — Фрея снова запнулась, пытаясь вспомнить слова водителя. — На Мидан-как-то-там. Тут огромная площадь… — Она завертела головой в поисках ориентиров. — Рядом со мной отель «Хилтон», потом какое-то фастфуд-кафе под названием «Хардис», и… и…

На противоположной стороне улицы огромное здание за оградой и пыльной живой изгородью являло собой очередной образец оттоманской архитектуры — куда ни глянь, арочные окна, резные деревянные панели и узорчатые карнизы, а по фасаду верхнего этажа шла синяя надпись: «Американский университет Каира».

«Погодите-ка, разве не здесь?..»

Фрея снова залезла в карман, помычала в трубку, извинилась за задержку и вытащила визитку, которую Флин Броди вручил ей перед отъездом. На карточке значилось: «Профессор Ф. Броди, Американский университет Каира».

— Я напротив Американского университета, — произнесла Фрея вполне уверенным тоном. — Сейчас попробую разыскать Флина Броди. Если его там нет, пойду прямиком в посольство. Кажется, за мной следят. Мне нужно…

Связь оборвалась. Дисплей телефона сообщил, что деньги на счету кончились. Фрея выругалась, повесила трубку и снова шагнула на тротуар. Кругом сновали прохожие; подозрительный таксист уже укатил прочь, а старушка с зажигалками продолжала упорно смотреть в ее сторону. На миг Фрея задумалась — а не лучше ли пойти прямиком в посольство, поискать официального покровительства? Однако как только она подумала, что придется иметь дело с толпой скучающих бюрократов да еще пересказывать заново все, что с ней случилось, это желание улетучилось. Больше всего ей сейчас нужно знакомое лицо, тот, кому можно довериться, кто принял бы ее слова всерьез. Правда, они с Броди были едва знакомы и общались всего несколько минут, зато он дружил с Алекс, а Фрее и того хватало. Посольство подождет. Флин Броди придумает, чем ей помочь. Он подскажет, что делать.

Фрея похлопала по рюкзаку и взглянула на торговку зажигалками (та все таращилась, посверкивая золотыми зубами на солнце), потом, заметив просвет в транспортном потоке, перебежала через улицу и направилась вдоль ограды к зданию университета, выискивая главный вход.

Аппаратура для прослушивания и наблюдения в посольстве США была весьма на уровне, персонал при ней — тоже; однако Сай Энглтон счел неуместным прибегать к ее помощи, так как официально он возглавлял отдел связи с общественностью. Могли возникнуть вопросы. Он, конечно, мог использовать знакомства, тайком раздобыть нужные санкции, но сейчас проще было действовать по старинке. Да и не хотелось раньше времени признавать себя проигравшим.

Поэтому Энглтон организовал свою собственную лабораторию прослушивания, причем вне территории посольства, в номере под самой крышей темно-рыжей коробки отеля «Семирамида». Оборудование, конечно, не самое сверхсовременное, вроде того, что стояло в посольстве, а миссис Малуф, которая по будням следила за его работой, была не более чем грамотным сотрудником. Впрочем, и этого хватало: Энглтон мог слушать телефонные разговоры, взламывать голосовую и электронную почту (в силу своей деятельности он имел доступ к все-возможным кодам и паролям) и тем самым получать представление о том, кто что кому сказал и как эти люди связаны между собой. Конечно, кое-что от него ускользало через те каналы, о которых он пока не знал, но на данный момент он довольствовался и малым. Крупица к крупице…

В тот день Энглтон приехал на такси (он всегда брал такси, даже если идти было пять минут), прошел главное фойе отеля и задержался у буфета первого этажа, где купил два эклера и нечто вроде меренги-переростка с засахаренной лимонной долькой, после чего направился к лифтам.

Энглтон неспроста выбрал этот отель: его облюбовали американские туристы. Туда можно было заходить, не привлекая внимания, — главным образом из-за элитных «ночных бабочек», которые собирались там в поисках клиентов. Любая слежка (едва ли до нее дойдет, хотя осторожность не помешает) решит, что Энглтон отправился развлекаться. Правда, ради этого миссис Малуф приходилось одеваться (или раздеваться, по ее словам) иначе, что ей совсем не нравилось, но за те деньги, которые он платил, она была готова потерпеть.

Прибыл лифт и слегка вздрогнул под его весом. Энглтон нажал кнопку двадцать седьмого этажа, после чего попятился, пропуская ватагу старушек в одинаковых красных футболках, которые останавливались чуть не на каждом этаже.

— Простите, мы вас задерживаем, — извинилась одна со стойким техасским акцентом, когда двери в очередной раз закрылись.

— Чем дольше, тем лучше, — ответил Энглтон, приветливо улыбаясь. — В компании столь очаровательных дам время летит незаметно.

Старушки польщенно заквохтали, и остаток пути Энглтон болтал с ними, шутил, балагурил, положившись на обаяние американского Юга, задним умом переваривая утренний поход в здание, где работала Молли Кирнан.

Это детище модернизма — сплошь сталь и темное стекло — находилось в Новом Маади, посреди огороженного, охраняемого участка у истоков улицы Ахмеда Камеля. За ним простиралась пыльная каменистая пустошь. Энглтон договорился о встрече с директором, присочинив, будто его только-только назначили руководить отделом связей с общественностью в посольстве, и потому он предлагает объединить усилия для наиболее полного использования потенциала Агентства международного развития, интегрирования их деятельности, установления взаимовыгодных отношений, сдвига парадигм и так далее. Энглтон усмехнулся про себя, вспоминая, как расцвел директор, слушая эту корпоративно-управленческую бессмыслицу. В знак благодарности чиновник устроил Саю развернутую экскурсию по зданию и снабдил исчерпывающими сведениями об организации, кадрах и самых разных программах, в которых они задействованы.

Ничто из этого Энглтону и близко бы не понадобилось, однако он не спешил торопить события. Нельзя же было потребовать: «Говори все, что знаешь о Молли Кирнан». Рыбу надо немного поводить на леске, а уж потом выуживать. Поэтому он пошел в обход — проявил интерес к программам школьного обмена и очистки подземных вод, заручился директорским доверием и только потом повернул разговор в нужное русло.

Ключевой фигурой была Кирнан — в этом он мог поклясться. Флин Броди и Алекс Хэннен тоже играли заметные роли, но раскрыть тайну «Пожара в пустыне» можно было лишь с помощью Молли. Дом, где она жила, Энглтон уже посетил — жилище Молли Кирнан стояло одним из первых в списке. Там не было ничего подозрительного, и недаром. Кирнан была слишком хитра, слишком осторожна и улик не оставляла.

Немногим больше сведений он выудил из ее начальника, что само по себе о многом говорило. Другие линии расследования тоже сходились на этом мнении: Молли Кирнан держала карты ближе к орденам. Она работала в Агентстве международного развития почти с самого его основания, служила в Каире с конца 1986 года, вела различные программы, связанные с Сахарой, — центр планирования семьи в Харге, сельскохозяйственную школу в Дахле, какие-то научно-исследовательские проекты в окрестностях Гильф-эль-Кебира. Директор не знал всех подробностей.

— Честно признаться, Молли привыкла во всем разбираться сама, — сказал он Энглтону. — Подает ежегодный отчет обо всех своих достижениях и этим ограничивается. Да и я не вижу смысла контролировать столь опытного сотрудника. Так что мы предоставляем ей свободу действий. Кстати, не хотите ли посмотреть проект новой системы канализации, которую мы планируем построить в Асьюте? У меня в офисе есть презентация…

— С удовольствием, — согласился Энглтон.

Как и ожидалось, презентация была бесконечно нудной. К счастью, через пять минут директору позвонил друг Энглтона, журналист, — с просьбой о телефонном интервью. Сыщик галантно отмахнулся от извинений, сказал, что пока осмотрится, если никто не будет возражать, дабы проникнуться духом организации… и направился прямиком к кабинету Кирнан, который находился в конце коридора на третьем этаже — разумеется, за запертой дверью. Энглтон, естественно, нашел способ взломать замок, хорошенько порылся внутри (совершенно ничего не обнаружив) и явился к директору в кабинет, прежде чем чиновник закончил давать «интервью».

Это «ничего» и стало итогом визита. Никаких зацепок, никакой информации — один большой пробел. Примерно этого Сай и ждал, но попытаться стоило. В конце концов и Кирнан удастся расколоть (как всегда бывало, не зря же его нанимали), но какими усилиями? Пока Молли Кирнан и «Пожар» оставались самыми крепкими орешками за всю его практику.

Двери лифта открылись на двадцать четвертом этаже.

— Вот и приехали, — сказали последние две старушки в красных футболках. — Очень рады были познакомиться.

— Взаимно, — ответил Энглтон, возвращаясь из прошлого в настоящее. — Желаю вам, дамы, как следует повеселиться. И помните: в танце живота главное — не переборщить.

Старушки захихикали и вышли. Лифт бесшумно взмыл к двадцать седьмому этажу. По мягкой ковровой дорожке Энглтон зашагал вдоль коридора, мимо развешанных по стенам копий старинных акварелей с верблюдами и пирамидами, мужчинами в тюрбанах и прочей туристской дребеденью, пока не дошел до белой двери с медной табличкой «Комната 2704». Он постучал — два раза быстро, три медленно, вставил ключ-карту и вошел.

Внутри царил технологический хаос: переплетение кабелей и проводов, пирамиды компьютеров, серверов, модемов и записывающей аппаратуры. Чтобы все это вместить, мебель в номере пришлось сдвинуть к стене. За столом напротив миссис Малуф, пышная дама лет пятидесяти, втиснутая в легкомысленное черное платьице, одной рукой прижимала наушники, а другой крутила ручку настройки огромного усилителя. Наряд и густой макияж были призваны поддерживать имидж «ночной бабочки» (хотя, спросить Энглтона, только безлунная ночь могла заставить кого-то позариться на его помощницу). Миссис Малуф недовольно кивнула боссу и передала через стол кипу расшифровок дневных записей. Энглтон вышел на балкон. Вдалеке едва виднелись очертания пирамид — три расплывчатых треугольника на самом краю города. Он едва удостоил их взглядом, уселся на стул рядом с большой спутниковой тарелкой и занялся бумагами: звонки профессора Броди, большей частью по университетским делам; звонки, поступившие профессору Броди; автоответчик Кирнан принял пару идиотских сообщений. Были и другие записи с установленных им «жучков», электронные письма… снова ничего важного.

— Это все? — крикнул он в номер.

— Только что Кирнан звонили на мобильный, — с легким раздражением ответила миссис Малуф. — Оставили сообщение. Я еще не успела расшифровать.

— Проиграйте его для меня.

Еще одно досадливое «хм!» — и защелкали кнопки аудиомагнитофона. Тут же комната наполнилась звуками: писклявая невнятица проматываемой пленки, а затем — женский голос, напряженный, срывающийся, на фоне автомобильных гудков.

«Молли, это Фрея. Звоню с улицы. Тут такое… мне нужна ваша помощь. Кто-то пытался… по-моему, Алекс убили…»

Энглтон, пока слушал, сидел не шевелясь и еле дышал, а прищурился так, что глаз было не разглядеть. Когда запись оборвалась, он велел миссис Малуф промотать пленку в начало, чтобы послушать еще раз.

«Я напротив Американского университета. Сейчас попробую разыскать Флина Броди. Если его там нет, пойду прямиком в посольство. Кажется, за мной следят. Мне нужно…»

Тихий щелчок обозначил конец записи. Энглтон перевел дух, задумчиво улыбнулся, выудил из коробки с пирожными эклер и вонзил в него зубы.

— Неплохо, — пробубнил он с набитым ртом, по краям которого выступили язычки крема. — Даже очень неплохо.