Возвращаясь в свои покои, я пыталась понять, что я почувствовала, когда поцеловала Тристана, а затем, когда нас застал Каспиан. Я была зла на старшего принца, но не могла выбросить из головы наши страстные объятия.
Наш поцелуй с Тристаном в этот вечер был особенным. Мы словно пытались вызвать друг в друге чувства, которых не было. Нам было хорошо вместе, но только как союзникам и друзьям. С Каспианом же мы были похожи на пару любовников, воспламеняющихся от одного лишь взгляда.
Химия, которая каждый раз возникала между нами, была невероятной, но в то же время пугающей. Такая любовь могла быстро вспыхнуть, но так же быстро угаснуть, спалив всё вокруг. Я хотела защитить себя и своё сердце от боли. Парни вроде Каспиана оставляют после себя лишь руины, не жалея ни о чём. Я не была готова к такому, и у меня точно не было возможности вести себя так, как мне заблагорассудится.
Просто такого никогда раньше не случалось, ни один молодой человек не желал так отчаянно растворить меня в своих объятиях. А что, если всё дело в наших силах? Возможно, они действуют на нас как магнит? Это не симпатия и уж точно не влюблённость, а лишь инстинкт.
Хотя, если честно, меня не просто тянуло к Каспиану, он мне нравился. В нашу первую встречу он заинтересовал меня как человек, но, конечно, я не могла не обратить внимания на его внешность. Разве есть хоть одна дама в здравом уме, которая не обратила бы внимания на внешность старшего принца? Бывают такие типы парней, внешность которых особенна, она привлекает, манит, интересует. Может быть сколько угодно красивых, но лишь один уникальный. Каспиан был таким. Он был уникальным, выделяющимся, запоминающимся. Его невозможно было не заметить в толпе людей. Наверное, у меня не было шансов ещё в нашу первую встречу.
Я не успела додумать свою мысль, как в тишине длинных коридоров отчётливо послышался чей-то плач. Я всегда была чувствительна к чужому горю, а воспоминания о бедной плачущей девушке накануне были ещё свежи в моей памяти.
— Вы это слышите? — спросила я у гвардейцев.
Один из них пошёл на звук, а другой подошёл ближе ко мне, держа руку на эфесе меча. Первый крался как хищник за своей жертвой, делая бесшумные шаги. Я тоже оглядывалась, прислушиваясь к звукам вокруг. Возможно, где-то рядом был очередной убийца, и это был его искусный обманный манёвр.
За окном темнело, но снег почти не шёл. Лёгкие хлопья пролетали, но и те, при желании, можно было пересчитать. Солнце спряталось за тёмными облаками, и лучи, пробиваясь сквозь облачную вату, приняли фиолетовый оттенок. Словно все остальные цвета выключили, и остался только этот.
— Я нашёл её, ваше высочество. — Гвардеец держал за руку какую-то девушку.
Её лицо было красным и опухшим от слёз. Одной рукой она крепко сжимала ладонь гвардейца, а другой вытирала слёзы со щёк или прикрывала лицо — было не совсем понятно. Девушка вырывалась и пыталась освободиться, упираясь ногами в пол, но это не помогало.
— Вот. Пряталась за родовым гобеленом. Прикажете обыскать? — глаза гвардейца загорелись, видимо, от перспективы обыскать девушку.
— Нет. Мы идём в мои покои. Она с нами.
Возможно, я поступаю неправильно, но интуиция молчала. Я не чувствовала опасности или обмана, а потому спокойно направилась в свои покои с заплаканной девушкой, чтобы понять, что привело её в такое состояние.
В покоях было чисто, тепло и тихо. Тут и там горели свечи разной величины. Я к этому привыкла. Это не энергосберегающие лампы, но любой огонёк дарует тепло, а мне его так не хватает последнее время.
Девушка без лишних слов вошла вслед за мной, а за её спиной захлопнулись двери. Она стояла у порога, опустив голову и сложив руки в замок.
— Проходи и поделись со мной, почему ты плакала. Я обещаю наказать виновного, — сказала я тоном, не терпящим возражений.
— Нет, ваше высочество, никто не смел меня обижать, — нежным голосом отозвалась девушка.
— Разве? Твое милое личико в слезах, красный нос и опухшие веки говорят об обратном. Как твоё имя?
— Меня зовут Анисса, ваше высочество.
Где-то я уже слышала это имя. Ах, да.
— Твоя мать жаждет видеть тебя в любовницах моего жениха, — сухо заключила я. Для неё мои слова были как пощёчина, которые она так часто получает.
— Она. Не я.
Гордая девушка. Не падает на колени, вымаливая милости.
— Так значит, у тебя нет видов на моего жениха?
Медленно хожу от камина до столика и обратно. Этот приём я переняла у отца. Когда он делает серьёзное лицо и начинает так ходить, советники готовы на всё, лишь бы порадовать государя.
— Принц Тристан для меня лишь гость из Скандарии и гарант того, что война прекратилась.
— Разумно, — кладу палец на нижнюю губу, — тогда, отчего же твоя мать желает уложить тебя в постель с ним?
А вот тут гордость дала слабину. Анисса снова расплакалась. Грудь, сдавленная корсетом, часто и рвано вздымалась.
Матушка беспокоится об отце, который, к сожалению, не самый хороший игрок. Из-за его долгов мы практически разорены. Если я не стану фавориткой принца Тристана, моё будущее будет незавидным. У меня нет приданого, и как только об этом станет известно, никто не захочет брать меня в жёны.
Неужели никто не захочет жениться на симпатичной и умной девушке, пусть и в затруднительном финансовом положении?
Родители видят больше всего выгоды в отношениях между мной и скандарским принцем. Точнее, матушка видит. Отец продолжает играть с целью отыграться.
И ты согласна на это? А как же гордость? Чувство собственного достоинства? Родовитая девушка, а согласна на такое.
А вы? Наша будущая королева, а ведёте себя как девица из борделя. То с лордом спите, то с женихом. Так вам ли осуждать меня?
Что ты сказала?
От моего тона Анисса побледнела и попятилась, но упёрлась в дверной косяк, не имея возможности увеличить расстояние между нами.
Лишь то, что говорят леди.
Я думала, ты умнее старых куриц, не видящих дальше своих пестрых юбок, но ты, леди Анисса, такая же глупая девица. Сейчас подчинишься родителям, а позже ляжешь под тех, кто им выгоднее. Удобно, согласись? Отец проигрывает, а ты отрабатываешь его долги. Так чем же в итоге мы будем отличаться друг от друга? Обе как девицы из борделя.
Грубость — удел мужчин на войне. Женщина может убить лишь словом.
Но я разозлилась на лже-Фрею, которая посмела очернить моё имя, посмела отдаться лорду Рику. Ещё одна глупышка, пошедшая на поводу у мужчины.
Вижу, как больно ранят мои слова. Но так даже лучше. Не хочу видеть слабость и робость в лицах девушек. В памяти свежа история Тристана о судьбе его матери. И то, что я вижу сейчас, в лице Аниссы, напоминает мне о сломленной судьбе королевы Ариадны.
Глупая, глупая девчонка. Я хотела верить, что ты крепка духом, но, видимо, твой удел — рыдать за гобеленами после пощёчин матери.
Она раскрыла дверь и откровенно сбежала из моих покоев.
Подхожу к рабочему столу, просматриваю некоторые документы, которые отец мне доверил. Ничего не могу разобрать. В голове ворох ненужных мыслей о том, как Фауст надругался над супругой и как низко падёт Анисса, идя на поводу у родителей.
Со злости сбрасываю всё со стола. Пергамент разлетается по полу. Чернильница опрокидывается на ковёр, и синей липкой лужицей пропитывает узор.
Тяжело дышу. Будь проклята Анисса, будь проклят Каспиан. Будь проклят Мэйнфилд. Чудовищный мир с животными нравами.