Испытательный срок

LIX. Летние огни

Обычно к ночи в Березне устанавливалось сонное спокойствие, но на сей раз чем больше сгущались сумерки, тем оживлённее становилось в деревне. Сегодня праздник: сменяется месяц, вместе с ним — бог-покровитель, и очередной, по имени Вельгор, слывёт в этих краях самым любимым. Небожитель заведует урожаями; учитывая неласковый климат и почти поголовную занятость населения в сельском хозяйстве, неудивительно, что его почитают пуще всех других. Ира не сама до этого додумалась — рассказал Ярослав во время одного из их немногих и недолгих разговоров наедине. Жаль, по другую сторону мало кто знает об этом мире; любопытно было бы почитать о здешней истории и культуре… Только, наверное, если бы кто-то нашёл способ наладить регулярное сообщение через разлом, местные обычаи и порядки недолго оставались бы нетронутыми. Кто-нибудь додумался бы захватить тут всё и колонизировать по праву сильного. Держать всё в тайне — неплохое, в конце концов, решение.

— Пойдём скорее! — взмолилась Цветана и бросила на колени надоевшую вышивку. — Матушка, позволь! Там уж, поди, огни запалили…

— Не запалили, — строго ответила Ждана. Смерила дочь неодобрительным взглядом, под которым та безропотно взяла в руки пяльцы. — Вот стемнеется — тогда и пойдём.

Цветана ничего не сказала, но губы надула. Её братья, над которыми у матери власти уже не было, ушли пару часов назад — складывать праздничные костры и выкатывать из погребов бочки с хмельным. У местной молодёжи грядущее действо вызывало грандиозный энтузиазм; дочери Младана со вчерашнего вечера вынули из сундуков лучшие платья и говорить не могли ни о чём другом, кроме как о грядущей ночи. Ира не знала, позволительно ли иностранке не знать об обычаях, связанных с таким важным событием, и на всякий случай изображала вежливый интерес к происходящему. На деле её занимало совсем другое. Завтра возобновят переправу через реку Брай, и можно будет продолжить путь. Ночевать у костра на голой земле, конечно, не так удобно, как на перине в тёплом доме, зато дорога ведёт вперёд, к разлому, за которым — привычный и знакомый мир, уютный, безопасный, родной…

— Матушка, я наряжаться пойду! — уставшая терпеть Цветана решительно отложила вышивку, на сей раз аккуратно, и встала, просительно глядя на мать. — Не то ж не успею!

Ждана оценивающе оглядела дочерей и, смилостивившись, кивнула.

— Ступай. Милица, и тебе бы след нарядиться.

Обрадованная Цветана схватила за руки сестру и скучавшую у окна Иру. Милица залилась краской и залепетала что-то про то, что ещё мала и не станет плясать. Цветана насмешливо фыркнула.

— Не хошь — и не пляши! Разве годится в праздник в обносках ходить?

Это она, конечно, погорячилась: добрая половина Березны и мечтать не могла о таких обносках. На платья дочерям Младан привозил из города яркие ткани и цветную тесьму, тогда как другие деревенские девушки ходили подчас в одежде из некрашеного льна. Цветана в небесно-голубом, расшитом замысловатыми узорами наряде выглядела, как сказочная царевна — разве что золота и каменьев недоставало для полноты образа.

— Хочешь, помогу косу заплести? — Ира взялась за гребень, пряча улыбку. Надо чем-то себя занять, пока не в меру щедрая подруга не принялась уговаривать примерить что-то из своего гардероба.

— А давай, — Цветана с готовностью повернулась к ней затылком.

Волосы у старшей дочери Младана были великолепные: пышные, золотистые, длиною до самых бёдер. Сестрица, кажется, ей завидует, но тут не в генетической лотерее дело, а в особых притирках. Ира и сама такие делала — правда, изредка; больно много с ними мороки, да и не хотелось никогда иметь косу до пояса. Здесь бы, конечно, пригодилось, но кто ж знал…

Когда-то в детстве они с Анькой так же плели друг другу косички. Подруга капризничала и обиженно верещала, когда Ира неосторожно дёргала за прядку, сама же не могла соорудить из собственных роскошных волос что-то сложнее хвостика. Она и теперь предпочитает заглянуть в парикмахерскую, чем самостоятельно мучиться с укладкой. Интересно, Анька хотя бы заметила Ирино отсутствие? Наверное, нет: у неё ведь, кажется, новое романтическое увлечение, а в такое время весь остальной мир для Сафоновой меркнет. Охота посидеть с ней, как в былые дни, на кухне за чашкой чая, но разве теперь получится вот так просто?

— Готово, — Ира затянула цветные ленты в сложный бант и отступила на пару шагов, любуясь результатом трудов.

Милица тоже взглянула на сестрину причёску и восхищённо ахнула.

— Ладно как получилось!

Цветана потрогала ладонью затылок, извернулась перед тусклым бронзовым зеркалом. Ей, похоже, тоже понравилось.

— Ой, красота! Хоть и не по-нашему… Теперь, может, по осени уже и две заплетать стану, — она лукаво улыбнулась, поймала хвостик косы и накрутила на пальцы.

— Не станешь! — обиженно буркнула Милица. — Батюшка тебя за Зоряна отдаст, а ему только на будущее лето пояс надевать…

— Цыц ты! — Цветана совершенно глупо хихикнула и отобрала у Иры гребень. — Нужен мне твой Зорян… Иди, причешу!

— Нет, я хочу косу, как у тебя!

— А ты мала ещё плясать!

— Ну, хватит, — Ира вклинилась между сёстрами и примирительно улыбнулась. — Милица, я тебя причешу. Не ссорьтесь только.

За раскрытыми по летнему теплу окошками быстро темнело. Когда Ира, наспех втиснувшись в свежую сорочку и повязав поясом длинную накидку, выскочила из отведённой ей комнатушки, женская часть старостина семейства уже топталась в сенях в полной готовности. Ждана заперла дом, отпустила задержавшуюся со скотиной работницу и первой вышла за калитку. Идти было недалеко: через луг и редкую рощицу, почитавшуюся священной, на свет исполинских костров, сложенных посреди огромной поляны. Белый дым зыбкими столбами поднимался к высокому звёздному небу; ревущее пламя красило землю и сновавшие рядом фигуры рыжими отсветами. Огни нужны, чтобы нежить не мешала праздновать. То есть, конечно, они посвящены богам и непременно что-нибудь символизируют, но в первую очередь — нежить. Честно говоря, и живым-то страшновато подходить близко к таким огромным кострам.

Тягуче хныкали какие-то местные дудки. Неподалёку разудалые мужички раздавали всем желающим кружки с остро пахнущей янтарной жидкостью — Ира не знала ей названия и ещё не решила, станет ли пробовать. Пожилые рассаживались на тёсаных брёвнах поодаль от костров; ребятня носилась по всей поляне, радуясь дарованной по случаю праздника свободе. Цветана решительно потащила Иру ближе к огням, туда, где кучковалась деревенская молодёжь. Мелькали знакомые и полузнакомые лица; парни смеялись, девушки строили глазки направо и налево, нимало не смущаясь присутствия старших родичей. Наверное, так принято.

— Да где же… — Цветана в сердцах хлопнула ладонью по бедру, но тут же вновь заулыбалась. — А ну, Осуля, отчего до сих пор пляску не завёл?

— Тебя, красавица, ждал, — кареглазый Осуля задорно ей подмигнул и крикнул музыкантам: — Играй «огняночку» — плясать пойдём!

Дудки прекратили ныть и завели что-то бодрое, гулко и ритмично заухал барабан. Ира сама не поняла, как оказалась в хороводе, стремительно закручивающемся между костров. Жар опасно ласкал щёки, кисточки на поясе норовили зацепить ревущее пламя. Пляска оказалась несложной: длинная цепь танцующих то неслась вокруг огней, то замирала, распадалась по звеньям — тогда нужно было сцепиться локтями с соседом, покружить вокруг друг друга и вновь схватить за руки тех, кто оказался рядом, чтобы продолжить бег. Раскрасневшиеся, запыхавшиеся парни и девушки покрикивали и ухали, не то выплёскивая восторг, не то подражая лесной нежити. Хоровод запоздало остановился, когда мелодия уже закончилась; над поляной зазвучали одобрительные возгласы. Взрослым определённо по душе были развлечения молодёжи.

— Не пойду с тобой! — оказавшаяся рядом девица дурашливо надула губки. Парень, позвавший её плясать, не слишком огорчился — пожал плечами и растворился в толпе. Здесь всё просто; куда проще, чем на танцполе в каком-нибудь клубе.

— Чего печалишься, красавица? — рослый молодой охотник вынырнул из ниоткуда, подмигнул Ире. Она его помнила: парня звали Митаром, в точности так, как лже-Кузнецова, и он чем-то напоминал ей Макса. — Спляшем, а?

Почему бы и нет? Музыканты уже завели следующую мелодию, а пляски здесь — далеко не венские вальсы, виртуозного мастерства не требуют. Немного мешалась длиннополая накидка: Ира привыкла танцевать в платьях покороче. Кто-то принёс кружки с хмельным пойлом — оно отдавало мёдом и чем-то пряным и приятно остужало пересохшее горло. Мелькнуло раздосадованное личико Цветаны; красавица не танцевала, лишь вертела головой, словно искала кого-то. Ира потеряла счёт времени — да он и не нужен был посреди этого диковатого праздника. Неслись по кругу серебряные звёзды, дышали жаром костры, бился в такт сердцу простой и затягивающий ритм. Это чем-то походило на вечеринки, на которые без конца таскала её Сафонова, только казалось куда как… реальнее. Без искусственного цветного света и записанной раз и навсегда музыки. Без ядовито-ярких коктейлей. Без фальши.

— Умаялась, поди? — Митар замедлил шаг, увлёк её в сторону от круга танцующих. — Давай-кось передохнём…

— Правда, надо, — благодарно выдохнула Ира.

За пределами круга рыжего света было прохладно и свежо, воздух пах дымом и травами. Митар галантно подставил ей локоть, и она оперлась о его руку, удерживая равновесие. Медовое пойло, оказывается, неплохо так даёт в голову. Они куда-то шли — наверное, к служившим лавочками поваленным брёвнам. На рубашке Митара били копытами вышитые синими нитками рогатые олени, ревели медведи, горбились клыкастые… наверное, всё-таки кабаны. Охотиться — это почётно; здешняя мелочь спит и видит, как бы вырасти в охотника или воина. Ира должна быть польщена вниманием такого завидного кавалера…

— Хороша ты, — довольно улыбнулся Митар, придерживая её за плечи. Вот стыд-то, так напиться, что уже прямо стоять не выходит! — Нашим-то девкам не чета.

— Спа… спасибо, — Ира неуверенно улыбнулась и по озадаченному лицу парня поняла, что ляпнула что-то не то. — Это… по-нашему — «благодарствую». Ты бы м-мог… Туда, к брёвнам…

Он глянул на неё с хитрецой, куда-то повлёк. Голова кружилась немилосердно. Зря она так опрометчиво… Не надо укрепляющие снадобья мешать с алкоголем! Завтра ведь в дорогу… С Зарецкого станется объявить подъём на рассвете, тем более что среди празднующих Ира его не видела. Нет, определённо пора назад, в деревню; поплясала — и хватит, только для начала присесть бы, переждать головокружение…

Стало темнее, на плечи легли ажурные древесные тени. Ира осовело огляделась. Костры остались далеко за спиной; впереди маячил лесок — кажется, тот самый, через который они шли на праздник. Митар, похоже, оценил её состояние как совсем плачевное, раз решил сразу отвести в деревню. Ира притормозила, потянула его назад. Надо Цветане сказать, прежде чем уходить, а то будут волноваться… Да и дом ведь заперт — значит, Ждану нужно искать…

— Ты что ж? — охотник недовольно нахмурился. Ещё бы, и так время на неё потратил…

— Н-назад… надо, — Ира вздохнула, собирая разбегающиеся мысли. — К кострам…

— К кострам тебе? — Митар не слишком вежливо подтолкнул её в сторону; сквозь ткань накидки Ира почувствовала лопатками ребристую кору. Должно быть, парню надоело, что она на нём почти висит. — Ишь… А плясать шла — чего думала-то?

Ира недоумённо покачала головой. Опять она что-то не так сделала. Может, тут принято веселиться до рассвета, иначе бог обидится и не даст урожаев? Увитая древесными корнями земля снова коварно качнулась под ногами; Митар схватил Иру за плечи, прижал к стволу.

— Али не люб я тебе?

Вон… вон оно что! Да что же она вечно попадает впросак с этими обычаями! Вот неудобно-то, она ведь правда сама согласилась танцевать — кто ж знал, что с последствиями… Ира яростно помотала головой — сделала только хуже.

— Я не знала, — покаянно выдавила она, пытаясь высвободиться из привычных к тугому луку сильных рук. — Прости, пожалуйста, я… Д-давай вернёмся, я больше плясать… не пойду…

Лицо охотника окаменело. Наверное, это очень плохой вариант — увести девушку от костров и потом вернуться одному… От досады плакать хотелось. И что теперь делать? За амулет хвататься? Ох и обрадуется Зарецкий… Сердце нехорошо ёкнуло. Хмельная пелена как-то враз спала, по коже продрала ночная прохлада. Митар не спешил её отпускать — должно быть, размышлял, что с ней делать. Как бы не решился…

— Отойди, — приказала Ира ясно и чётко, глядя в пьяноватые тёмные глаза. — Не трогай меня.

Сработало. Как и в прошлый раз; как и во все прошлые разы, когда она знать не знала, что на самом деле творит. Молодой охотник послушно отступил; его руки безвольно повисли вдоль тела.

— Иди… в деревню, — наверняка она опять ненароком нарушает какой-нибудь обычай, но ничего лучше придумать не получается. — Домой. Спать ложись. И… — она до боли закусила губу. Нет, слишком страшно играть с чужой памятью. Он и так пьян; сам, наверное, позабудет… — Нет, всё. Больше ничего. Иди.

Митар бестолково кивнул, развернулся и целеустремлённо зашагал через лес. Ира тоскливо посмотрела ему вслед. Ох, не напортачить бы со своенравной волшбой! Одно радует: завтра её здесь уже не будет. Даже, пожалуй, хорошо, если с самого рассвета… Костры всё ещё горят; правда, кажется, уже пониже, чем раньше. Надо потихоньку найти Ждану, не попадаясь никому на глаза. Выпросить ключ от дома. Попытаться выспаться… Где-то справа послышался шорох; в полудюжине шагов, не обращая на Иру ни малейшего внимания, самозабвенно целовались смутно знакомые парень и девушка. Отличные, блин, у них тут обычаи… Крадучись, чтобы не помешать влюблённым, Ира пробралась обратно на поляну и зашагала к кострам — так быстро, как позволяла тяжёлая голова. То ли выброс адреналина, то ли разбуженный им волшебный дар мало что оставили от пьяной лёгкости, но мигрень никуда не делась.

Дудки всё ещё верещали что-то залихватское. Толпа у костров основательно поредела, зато прибавилось народу у бочонков с хмельным мёдом. Ждана, наверное, или там, или где-нибудь рядом с мужем, которого тоже чёрт знает, где искать… Не пересекая круг света, Ира взяла левее. Лучше обойти со стороны, чем пробираться через толкучку и привлекать к себе внимание…

— Так все ж пляшут! Отчего б не пойти?

Обиженный Цветанин голосок грянул, как гром средь ясного неба. Ира замедлила шаг. Надо взять ещё левее.

— Нет, Цветан, извини. Я для тебя уже старый.

Ира замерла в нерешительности: а теперь что? То ли обходить по широкой дуге, то ли броситься навстречу и во всём повиниться — пусть разбирается. Но Цветанка-то какова! Разве ей позволено первой с мужчинами заговаривать? Перебросила на грудь свою роскошную косу, то и дело оправляет богатый наряд — глядите все, какая красавица… Да если б знала, перед кем хвост распускает! Зарецкий добродушно дал ей напутствие повеселиться как следует и зашагал дальше в темноту; Цветана осталась расстроенно крутить увитой лентами головой. То-то же! Пусть охотится на земляков…

Ира нашла Зарецкого в стороне от костров, у дальнего края поляны. Хваставшиеся удалью деревенские оттащили сюда одно из громадных брёвен, да так и бросили среди высоких трав; гуляющий народ на эту импровизированную лавку не польстился. Ярослав сидел в одиночестве и неотрывно смотрел на весело полыхающие огни; в руках он держал глиняную кружку с остатками пьяного мёда. На тихий шум Ириных шагов Зарецкий обернулся; глаза у него были совершенно трезвые.

— Случилось что-то? — спросил он как-то устало, словно всей душой надеялся, что ответ будет отрицательным.

— Не совсем, — Ира осторожно приблизилась и придирчиво оглядела смолистый бок дерева. — Я опять напортачила с обычаями.

— А, — Ярослав понимающе усмехнулся. — Пытались затащить в пляску?

— Затащили, — Ира всё-таки уселась, подобрав накидку. Если портить, то лучше уж рубашку, которых у неё хотя бы несколько. — Вернее, я сама пошла.

— Вот как.

Ира неуютно поёрзала на своём насесте. Зарецкий, кажется, не собирался больше ничего говорить; он вновь отвернулся к кострам, его пальцы рассеянно постукивали по расписному глиняному боку кружки, волнуя мутновато-янтарную жидкость в глиняном зеве.

— Ты мне не говорил, что эти танцы — с подвохом, — укоризненно сказала Ира, разглаживая на коленях накидку.

— Я и подумать не мог, что тебя туда потянет.

Справедливо. До сих пор Ира старалась следовать двум правилам: как можно меньше вмешиваться в здешнее житьё-бытьё и по возможности не привлекать к себе внимания; сегодня два этих принципа вошли в противоречие. Нет, если бы она знала, что в праздник Вельгора принято искать себе пару среди танцующих, отбрыкалась бы от участия всеми правдами и неправдами! Ира удручённо вздохнула.

— Я его зачаровала. И он всё равно был пьян, утром ничего не вспомнит. Надеюсь, — прибавила она виновато, наткнувшись на осуждающий взгляд Зарецкого.

— Прекращай, — строго потребовал Ярослав. — Нельзя так решать все свои проблемы.

Ира даже не пыталась с ним спорить. И так понятно, что он скажет: головой надо думать, прежде чем влипать в истории. Да и, честь по чести, у него уже достаточно оснований по возвращении предъявить ей обвинения сразу по дюжине статей… Если сам каким-то образом вырвется из лап управского правосудия. Ира поёжилась: лучше об этом не думать.

— А ты чего здесь один? — наигранно небрежно спросила она. — Не гуляешь, не пьёшь?

— Пью, — Зарецкий демонстративно качнул кружкой. — Не берёт.

— Серьёзно? А я… — Ира сконфуженно осеклась. Не хочется, чтобы он думал о ней как о легкомысленной пьянчужке. — Устала немного, — неловко закончила она.

Ярослав сдержанно вздохнул.

— В деревню тебя проводить?

Она, подумав, помотала головой.

— Нет, не надо. Всё равно дом закрыт. И вообще… И так слишком много из-за меня мороки.

Ярослав отвлёкся от созерцания далёкого праздника и смерил её внимательным взглядом. Ире стало не по себе. Трудно с ним… Стоит что-нибудь сдуру ляпнуть — и гадай потом полдня, что было не так и какие выводы он теперь сделает.

— Работа у меня такая, — невыразительно буркнул Зарецкий и одним глотком допил мёд. Нашарил у воротника серебряную цепочку, оттянул в сторону, словно она его душила; тут же опомнился, отпустил, избегая касаться камня. — Запасной ключ от дома — за ставней справа от входа. Ждана не будет против, если ты воспользуешься.

Это, пожалуй, был недвусмысленный намёк проваливать подобру-поздорову. Ира вздохнула и обхватила руками колени.

— Можно я тут посижу? — напрямик спросила она. — Мне так… спокойнее.

— Сиди, — Ярослав пожал плечами, ничем не выдавая раздражения. — Не холодно?

Ира на миг задумалась, прислушиваясь к ощущениям. Не то чтобы холодно, но она была бы совсем не против, если… Мог бы он её обнять? Просто так, чтобы согреться зябкой ночью?

— Вообще у костров теплее, — смущённо пробормотала она. Нечего тут мечтать. — Я скажу, если замёрзну.

Зарецкий недовольно фыркнул и протянул руку, касаясь её виска.

— А мы, значит, ждать будем, — проворчал он. Склонил голову, заглядывая ей в лицо. — Ир, прекрати молчать до последнего. Я могу помочь. Мне не сложно.

— Да я не… — она досадливо прикусила губу. — Я и не сомневаюсь, просто… Не хочу лишний раз напрягать…

— Ты и не напрягаешь, — Ярослав утомлённо вздохнул. — Будет хуже, если с тобой что-нибудь случится. Опять.

Ира виновато улыбнулась. Не стоит забывать, что печётся он не о её благополучии, а о своих служебных обязанностях, о сохранности важных тайн, о том, чтобы до неё не добрался жадный до власти Ергол… Сложно себе представить, чтобы Зарецкого волновало что-то кроме работы. Ни разу за всё время, что она его знает, он не давал повода в этом усомниться.

— Ладно, я поняла. Правда, поняла, — быстро сказала Ира, заметив, как Зарецкий недоверчиво хмурит брови. — Буду хорошо себя вести. Тем более мы завтра уходим…

— Вечером, — Ярослав отвёл наконец взгляд. Стало одновременно легко и как-то обидно. — Я обещал Младану помочь разобраться с отшельницей.

— Кто она такая?

— По всей видимости, чем-то обиженная ведьма, — спокойно пояснил Зарецкий. — Или, как вариант, тётка немного свихнулась на религиозной почве. Тогда дело может оказаться сложнее.

— Это как?

— Видишь ли, — его голос звучал задумчиво, почти напевно, как и всякий раз, когда он рассказывал что-нибудь об этом мире, — Семара, среди прочего, ещё и богиня смерти, и служители у неё соответствующие. У нас любые опыты с мёртвыми давно запрещены, а здесь вроде как даже в рамках закона… Пока не начинается непотребство.

— Здесь — началось?

— Непонятно. Пара мёртвых коров — это грустно, но не показательно.

— Ерунда какая-то, — буркнула Ира, пристально рассматривая отросшие ногти. — А магов и ведьм, значит, преследуют…

— Политика, — Ярослав невесело усмехнулся краем рта. — Да и ответственные боги формально разные. Не надо так смотреть, у нас не меньше глупостей в законах написано.

— Это точно, — Ира поёрзала на грубо отёсанном бревне. Чем дальше, тем больше её пугала перспектива встречи с управскими церберами. — Слушай, а как… как ты сюда попал впервые? Это же всё должно быть страшно засекречено…

— Ну ещё бы, — насмешливо хмыкнул Зарецкий. — Если нельзя, но очень хочется, то можно.

— В смысле?

— В смысле, мы вне правового поля, — скучным голосом пояснил Ярослав. Его слова странно сочетались с огненными отсветами и далёкой крякающей музыкой. — Те, кто составлял классификаторы и своды, не знали о такой… вариации магического дара. По букве закона обвинять нас не в чем, — он отставил в сторону пустую кружку и лениво потянулся. Не так уж неправа была Анька, когда назвала его красавчиком… — Не бери в голову. Никто тебя не тронет, если глупостей делать не будешь.

— Я только их и делаю, — понуро вздохнула Ира. — Глупости. Это прямо моё.

— Все время от времени творят ерунду, — великодушно заметил Ярослав.

— Да? — она бросила на него угрюмый взгляд исподлобья. Издевается, что ли? — Я вот в разлом сдуру влезла. Есть чем крыть?

— Может, и есть, — Зарецкий невесело усмехнулся. — Я как-то аварию на трассе устроил. Гнался по зиме за таким же идиотом. Ему повезло, мне — нет. И ещё паре водителей заодно.

— Всё кончилось хорошо? — осторожно спросила Ира.

— Если в том смысле, что все выжили, то да. Гонщик в добром здравии, пожизненное отбывает. По другому поводу, само собой.

— По какому?

— Долгая история, — отмахнулся Ярослав и строго на неё воззрился. Ира сообразила, что опять безотчётно обнимает себя за плечи, пытаясь согреться. — Расскажу, когда ты научишься словами говорить, что тебе холодно. Пошли в дом.

— Я не замёрзла! — запротестовала Ира. — Ну, если только чуть-чуть… Я ещё хочу тут посидеть!

— А завтра будешь душераздирающе зевать всю дорогу, — безжалостно заявил Зарецкий и поднялся. Ира нехотя последовала его примеру. — Ты укрепляющее пила сегодня?

— Угу, — она сердито покосилась на оставленную на бревне кружку и, не удержавшись, прибавила: — И зелье тоже пила.

Ярослав закатил глаза, красноречиво демонстрируя всё, что думает о подобных шуточках. Его ладонь без церемоний легла ей на плечо, щедро делясь теплом и не позволяя вывернуться и удрать. Не то чтобы очень хотелось. Что тут делать одной? Опять идти к кострам искать приключений на свою задницу? Мимо промчались, пьяно и громко хихикая, разгорячённые танцем парень с девушкой; через десяток-другой шагов девица картинно споткнулась, и оба скрылись в высокой траве. Ира отвернулась, чувствуя, как к щекам приливает кровь; почему-то стало стыдно чёрт пойми за что.

Дом встретил их безмолвием и темнотой. Ярослав зажёг над ладонью бледное пламя, мигом осветившее тесный закуток вместе с приставной лестницей и открытым лазом на верхний этаж, и держал его горящим, пока Ира, путаясь в полах рубашки, не взобралась по отполированным бесчисленными прикосновениями перекладинам. Сам Зарецкий превосходно обошёлся без света. Под низкой покатой крышей ему приходилось слегка сутулиться.

— Снадобье перед сном выпей, — негромко сказал Ярослав. В пахнущей деревом и сухими травами тесноте Ира почти чувствовала его тёплое дыхание.

— Так и сделаю, — покладисто пообещала она, дёргая тугую дверь. Дерево оглушительно шаркнуло о дерево; створка немного рассохлась и каждый раз заедала. — Спокойной ночи.

Ярослав устало вздохнул.

— Это тебе спокойной ночи. Зови, если что.

Она закрыла за собой дверь и поморгала, привыкая к серебряному свету, сочившемуся в щель между ставнями. Ополоснула руки в остывшей за день воде, допила остатки снадобья. Стянула с себя одежду, пропахшую дымом, потом и древесной смолой. Может быть, удастся выстирать в каком-нибудь ручье по дороге. Может быть, уже и не понадобится. Набитая слежавшимся пухом перина — такая себе замена пружинному матрасу, но и ни в какое сравнение не идёт с расстеленным на голой земле плащом. Что ж должно было случиться с избалованной уютом и спокойствием горожанкой, чтобы она начала по достоинству ценить то, чего прежде вовсе не замечала? Неужели нельзя было разуть глаза как-то по-другому, в щадящем режиме?

Тихий шорох за стеной заставил Иру затаить дыхание. Зарецкий был беспроблемным соседом: не шумел, не жёг лучин, уходил до Ириного пробуждения, возвращался позже её отхода ко сну — никак не заявлял о своём присутствии. Сейчас из-за шуршащей сухой набивкой перины она точно знала, что он здесь, совсем рядом, и что он тоже не спит.

Утро наступило как-то вдруг. От окна через весь закуток тянулась золотая солнечная полоса. Ира с недовольным ворчанием сползла с постели и потянулась к бадейке с водой. Почему никто её не разбудил? Хозяева сами до сих пор дрыхнут после бурного празднества? Во дворе, судя по долетающим оттуда звукам, кто-то возится, но это вполне могут быть работники, которых никто не освобождал от трудов. Путаясь в тесёмках, Ира влезла в свежую рубашку, набросила сверху шерстяную накидку, всё ещё пахнущую дымом. На подоле виднелась присохшая капелька смолы.

Вместо кошмаров снился какой-то сумбур, оставивший в голове полнейшую неразбериху. Ира никак не могла вспомнить, что такое ей привиделось, да и не очень-то хотела. На память ей осталось лишь подспудное, ищущее беспокойство, из-за которого хотелось немедленно куда-нибудь бежать и что-нибудь делать. Высунув нос из комнаты, она прищурилась от заливавшего тесный проход яркого света; соседняя дверь была открыта настежь, сквозь неё и били безжалостные солнечные лучи. Ира, набравшись смелости, заглянула через порог. В крохотной комнатушке, как две капли воды похожей на её собственное обиталище, никого не было. Торчала в чугунных когтях светца нетронутая щепка, нежилась в лучах солнца брошенная на пол перина, на расписном ларе лежали стопкой аккуратно сложенные простыни. Дорожная сумка, туго набитая и накрепко завязанная, притулилась у самой двери. Стало досадно. Мог бы и разбудить её перед уходом. Хотя с чего бы ему?

Ира вернулась в собственную каморку. Надо тоже прибраться, сложить свои немногочисленные вещи — в основном сменную одежду — и идти вниз. Ждать. До чего дурное занятие… Она тщательно ополоснула плошку из-под снадобья и выставила за дверь бадью с водой, чтобы не забыть вынести. Может быть, хозяйка повелит затопить баню, чтобы отмыть после праздничка наплясавшихся дочек — и дорогую гостью заодно, что уж там. Впредь снова предстоит купаться в прохладных лесных озёрах или мутноватых от песка и ила неторопливых равнинных реках; неплохо было бы напоследок отмокнуть в горячей душистой воде…

Ждана не спала. Она в одиночестве суетилась у печи, в которой теплился затухающий жар; Младанова жена успела уже приготовить утреннюю трапезу и теперь проворно убирала в полукруглое тёмное жерло чугунки с остатками еды. Завидев на пороге гостью, она отложила ухват и потянулась за чистой тарелкой.

— Здравствуй, — приветливо сказала хозяйка. — Ты садись, садись. Девки-то ещё спят мои.

Ира послушно уселась за массивный дубовый стол. За окошком взволнованно гоготали гуси; расторопная работница гоняла их хворостиной. Сколько времени? Полдень ещё не миновал, иначе солнце уже не заглядывало бы в комнату. Ждана поставила перед Ирой плошку с кашей, щедро сдобренной маслом, отёрла руки о передник.

— Что-то смурная ты, — без обиняков заявила хозяйка.

Ира встрепенулась, натянула на лицо улыбку.

— Нет, всё хорошо. А мужчины давно ушли?

— Да вот, почитай, только проводила, — Ждана кивнула на свежевымытую кухонную утварь.

Досадно: выходит, проснись Ира чуть пораньше, не разминулась бы с Зарецким. Хотя какая, в сущности, разница? С собой её бы всё равно не взяли. Схватившись за ложку, Ира вмешала в кашу солнечно-жёлтое растаявшее масло. Дорогое, между прочим, угощение…

— Пижмы тебе заварить, что ли? — вдруг предложила старостина жена. На гостью она смотрела как-то жалостливо.

Ира насторожилась. Опять какие-то местные заморочки? А отказаться будет вежливо?

— Зачем?

Ждана выразительно выгнула светлые брови.

— Так чтоб ноченька без следа прошла. Али не то думаю? Обидел тебя твой сокол?

Ира озадаченно покачала головой. Обидеть — это, конечно, по части Зарецкого, особенно когда он в дурном настроении, но вчера он вёл себя вполне любезно… Нет, Ждана явно другое имеет в виду. Заполняя ставшую душной тишину, Ира неловко рассмеялась.

— Нет, нет, ничего такого… Я просто… Та к-колдунья, она же опасная…

Хозяйка вздохнула и быстро начертила в воздухе обережный знак.

— Смилуйся, Матерь…

Ну вот, зря расстроила добрую женщину! Ира сочла за благо вплотную заняться завтраком. Ждана оставила её в покое; достала откуда-то из-за печи мешок незнакомых корнеплодов, устроилась на лавке под окном и принялась чистить лиловатые мячики от кожуры. Вымыв за собой плошку из-под каши, Ира села с ней рядом и тоже включилась в процесс, чтобы чем-нибудь занять руки и мысли. Овощи пахли влагой, как сырая картошка, и легко поддавались туповатому ножу.

— А что с ними делать потом? — праздно полюбопытствовала Ира, откладывая очередной клубень в бадейку с холодной водой.

— Парить, — с готовностью отозвалась Ждана. — С маслицем-то — милое дело.

В мешке хоть и убывало, но не слишком быстро. С каждым клубнем приходилось возиться, срезая неаппетитные наросты и аккуратно снимая тонкую кожуру. Занятие на полдня. Ждана до того усердно скребла ножом отмытые от грязи овощи, что даже сомнений никаких не было: мыслями она рядом с мужем. Боится непонятной ведьмы-отшельницы, молится своим неотзывчивым богам, ждёт… Её беспокойство оказалось заразительным, хотя Ира-то знала наверняка, что переживать тут нечего. Что такое дремучая лесная ведьма против офицера контроля? Даже если она и балуется со всякими запрещёнными подвидами колдовства. Даже если не связана гражданской присягой…

Ира механически вытерла нож о передник. На ткани остался рыжеватый след. Широкое неровное лезвие до половины покрывала ржавчина. Пару мгновений назад нож был пусть и не новый, но вполне себе чистый, а теперь бурые разводы на глазах поедали тусклый тёмный металл. Ира торопливо вскочила, пряча руки в переднике.

— Мне… наверх надо, — неуклюже пояснила она в ответ на удивлённый Жданин взгляд. — Вспомнила… Не всё уложила…

— Ступай, — хозяйка кивнула и вновь принялась старательно чистить клубни. Странности заморской гостьи не слишком её занимали.

Ира опрометью кинулась в свою каморку. Сердце глухо ухало где-то в горле. Забытая бадья с несвежей водой так и маячила у двери; мутноватая поверхность равнодушно отражала потолочные балки. Ира с сомнением на неё воззрилась. Не получится ведь. Не должно по всем известным ей законам. Но тогда и с ножом тоже ничего не случилось бы… Решительно тряхнув головой, она втащила тяжёлую бадью в комнату, заперла дверь, для надёжности задвинула сундуком. Аккуратно положила на пол завёрнутый в передник нож. Если кто-то застанет её за колдовством, долго думать не будут — на костёр, и дело с концом; небось и дровишки после праздничка ещё остались…

Грязная вода плохо подходила для «зеркала». Зеленоватые в отражении бревенчатые стены никак не желали растворяться — наверное, потому, что Ира сама не слишком хотела, чтобы у неё получилось. Но уже знала наперёд, что получится. Это было, наверное, хуже всего. Раза с десятого вода в бадье неохотно подёрнулась дымкой; что-то тёмное ринулось из глубины — Ира отпрянула, едва не опрокинув «зеркало». Трусиха! Это всего лишь отражение…

В широком зеве бадьи, как сквозь круглое окно, виднелся клочок угрюмой лесной чащи, весь полный недоброй суматохи. Ира увидела Зарецкого: собранный и сосредоточенный, он торопливо ткал в воздухе огненные узоры; на левой его скуле алела свежая царапина. Его врага зеркало не показывало, зато видны были другие, наседающие на ощетинившихся длинными копьями селян. Тощие двуногие коричневые твари тоже, наверное, были когда-то людьми; сухие, хрупкие на вид руки с длинными загнутыми ногтями ломали тяжёлые копейные древки, как зубочистки. Ира никогда прежде не слышала о подобной нежити. Может, эти существа нежитью и не были.

Кто-то — кажется, сам Младан — с размаху пробил рогатиной истлевшую грудь попавшейся под руку твари; массивный наконечник насквозь прошил сухую плоть и сквозь облако бурой пыли зло блеснул пойманным отсветом пламени. Существу было всё равно. Обращая на копьё не больше внимания, чем на досадную занозу, оно шагало вперёд, к оторопевшему селянину. Ира зажала рот руками, чтобы не закричать. Что она скажет Ждане, если вдруг…

Картинка в «зеркале» стремительно развернулась, и тут же всё затянуло пламенем. Казалось, едкий дым сочится сквозь беспокойную водную гладь, царапает пересохшее горло. Ира глубоко вдохнула тёплый воздух, пахнущий нагретым деревом и пыльной листвой. Она зря переживает, совершенно зря, глупо бояться за опытного боевого мага… Это неведомые твари пусть боятся, откуда бы они ни вылезли!

Мелькнуло совсем близко перекошенное злостью, ставшее почти незнакомым лицо охотника Митара. В чёрно-буром чаду сталь блеснула совсем тускло; взмыла над плечом Ярослава — и бессильно полетела наземь. Невесть откуда взявшийся Тихон крепко держал оторопевшего Митара за запястье и, кривя рот в ухмылке, что-то говорил селянину на ухо. Молодой охотник обмяк в цепких лапах лиха; Тихон с нечеловеческой лёгкостью подхватил тяжёлое тело и резво выскочил за пределы «зеркала». Если бы он вдруг возник сейчас прямо здесь, на чердаке Младанова дома, Ира, наверное, расцеловала бы одноглазую физиономию. Но как же так? За что?..

Невысокая худая женщина, не старая, но абсолютно седая, появилась в «зеркале» и тут же пропала. Тихон снова возник за спиной Ярослава — верная и мрачная тень. Зарецкий что-то говорил, медленно и чётко, глядя прямо перед собой и зло хмуря брови. Под потёками запёкшейся крови и следами жирной чёрной копоти он был бледен, словно схватка выпила из него все силы. Едва он замолчал, теснившие людей существа в один миг рассыпались бурым прахом. Ярослав оглянулся через плечо, и Ира вновь увидела колдунью: обозлённая и растерянная, она прижималась спиной к древесному стволу; глаза у неё были светло-светло-серые, почти прозрачные. На высохшей шее висели гроздьями грубо сработанные амулеты. Тихон тоже утратил к ней интерес, обернулся, озабоченно тряхнул спутанными волосами и растворился в воздухе. Торопливо, но недостаточно быстро. На измождённом лице ведьмы медленно проступила торжествующая усмешка.

На миг Ире показалось, что зеркало выдохлось само собой: дымный сумрак сменился бревенчатой стеной, подёрнутой ажурной тенью старой яблони. Сообразив, что к чему, Ира торопливо шлёпнула ладонью по водной глади, разрушая хрупкое колдовство. Развернула скомканный передник: лезвие ножа проржавело до самой рукоятки и начало крошиться у кромки. Ира сунула ненароком зачарованную вещицу в тюк с одеждой за миг до того, как раздался стук в дверь. Дрожащими руками она оттащила в сторону сундук и вытолкнула из паза засов. Всё плохо. Всё очень, очень плохо…

— Уходим, — без предисловий отрезал Ярослав. Он бездумно провёл ладонью по лицу, размазывая грязь; рубашка у самого ворота была порвана и испятнана алым. — Сейчас. Быстро.

Ира кивнула и подхватила свой узелок. Наткнувшись взглядом на брошенный передник, схватила его и протянула Зарецкому.

— Вытрись, а то увидят…

Он удивлённо посмотрел на неё, но безропотно подчинился. Толку-то; всё равно одного взгляда на сосредоточенное лицо достаточно, чтобы понять: что-то стряслось… Ира едва не оступилась, спускаясь по скользким перекладинам. Сердце колотится предательски громко; Ждана непременно услышит сквозь неплотно прикрытую дверь… У низенькой дверки чёрного хода Ярослав задержался на пару мгновений, оставил на кособокой лавке несколько золотых монет.

Немногочисленные встречные провожали их любопытными взглядами. Солнце неуклонно поднималось в зенит; по вискам катились капли пота, но Ира не смела жаловаться. Ворота в частоколе стояли полуоткрытыми — дожидались возвращения охотников на лесную колдунью. Далеко ли идти селянам? С какой стороны они появятся? Холмы казались обманчиво пустынными; единственная дорога разворачивалась среди них, как шёлковая лента. Здесь не затеряешься среди деревьев и не скроешься из виду в высоких травах, остаётся только спешить.

— В случае чего — бежишь до безопасного места и зовёшь меня, — тихо напомнил Ярослав, поправляя на плечах верёвочные лямки. Он дышал тяжело и прерывисто, болезненная бледность всё ещё не сходила с его лица.

— Я могу отвлечь…

— Без самодеятельности! — рявкнул Зарецкий, и Ира сочла за благо замолкнуть.

Ощетинившаяся копьями группка селян показалась из дальнего перелеска спустя сотню-другую торопливых шагов. Сердце нехорошо ёкнуло. На бугристой равнине деваться некуда, только удирать через луга к югу, мимо редких рощиц к обрывистому речному берегу. Ярослав остановился, нервно одёрнул перепачканный чёрным и бурым рукав.

— Бегом, — скомандовал он, указывая в точности туда, куда смотрела Ира.

— Осторожней, — тихо попросила она, прежде чем опрометью броситься через луговину.

Хотелось оглянуться, но коварная рыхлая земля, изрытая мышиными норами, занимала всё её внимание. Кожаные башмаки скользили на гладких стеблях, вязли в податливой почве. Ира изо всех сил прижимала к себе бесполезный тюк, будто ничего в жизни не было важнее, чем донести его до реки. Ветер услужливо донёс из-за спины мешанину гневных мужских голосов. Всё ещё слишком близко. Выбившаяся из-под воротника цепочка беспорядочно раскачивалась, вспыхивая в лучах солнца судорожным синим огнём.

Ира насквозь проскочила берёзовую рощицу и остановилась лишь за высоким холмом, в густом перелеске, внушающем хотя бы иллюзию надёжности. До боли стиснула в пальцах амулет. Успела испугаться, что зов ушёл в никуда, и тут же радостно вскрикнула. Ярослав опасно пошатнулся, но удержал равновесие; последний прыжок окончательно его вымотал. Рукав рубашки пятнала свежая кровь.

— Слава! — испуганно пискнула Ира, безотчётно хватаясь за тюк. — Подожди, я сейчас…

Сорочка, выстиранная с щёлоком в колодезной воде, плохо годится для перевязки, но это лучше, чем совсем ничего. Узел не выдержал очередного рывка; тряпьё посыпалось наземь цветным ворохом. Шлёпнулся в траву зачарованный нож; ржавые разводы на глазах сходили с тусклой стали. Ира подобрала его, примерилась чистой кромкой к желтовато-белой ткани.

— Не надо, — хрипло проговорил Зарецкий. Он поднял к глазам испачканную кровью руку; глубокая рана наискось рассекала ладонь и змеилась вдоль предплечья к локтю. — Сам справлюсь… Через полчасика…

— Давай хотя бы промоем, — дрогнувшим голосом попросила Ира и сообразила, что обе фляги — в его поклаже. — Можно я воду достану?

— Нет. Пригодится ещё.

— Новой наберём! Что ты ерунду говоришь? — она в сердцах бессильно топнула ногой. Заслужила раздражённый взгляд.

— Это не первая царапина в моей жизни, — едко сказал Ярослав. — Пойдём, нечего время терять. В какой стороне река?

— Никуда мы не пойдём, — в тон ему заявила Ира. — Дай посмотреть!

Он замешкался на миг, ошеломлённый её наглостью, и этого ей хватило, чтобы изловчиться и поймать его раненную руку. Стиснув зубы, чтобы сдержать подступающую дурноту, Ира осторожно отодвинула от кровоточащего пореза края рассечённой ткани. Классическая магия никак ей не поддаётся и, наверное, уже не поддастся, но дремлющий дар вполне отзывается, пусть неохотно, пусть почти бесконтрольно, на привычные ей колдовские приёмы. Пальцы обожгло изнутри; так бывает, если схватиться на морозе за холодную железку. Не слишком-то приятно, почти больно. Голова кружится, как от недостатка кислорода…

— Ты что творишь? — Зарецкий отпрянул, покачнулся, оперся раненной ладонью о шершавый дубовый ствол. Ира поневоле поморщилась от чужой боли.

— Пытаюсь тебе помочь, — тихо проговорила она. — Я… я здесь без тебя не выживу, знаешь ли.

Ярослав медленно отнял ладонь от перепачканной алым древесной коры. Придирчиво изучил закрывшийся порез, осторожно вытер руку о безнадёжно испорченную рубашку. На миг устало прикрыл глаза.

— Не делай так больше, — с расстановкой произнёс он. Не злится, нет; скорее… расстроен? — Это очень опасно. Не представляешь, насколько.

Ира молча дёрнула плечом, глядя в сторону. Что тут скажешь? Что делиться жизненной силой не только больно, но и неожиданно радостно? Что она ему столько раз обязана, что даже как-то совестно вести счёты? Что, в конце концов, кто-нибудь должен о нём заботиться, если уж он сам не желает?

— Река вон там, — она указала в сторону, в которую бежала до того, как выбилась из сил.

Зарецкий повернул голову, невесть что высматривая в лесной чаще. Потом сбросил с плеч сумку, осторожно стянул с себя рубашку и скомканной тканью стёр с кожи не успевшую застыть кровь. Ира сообразила порыться в вещах, отыскать сменную одежду. Ярослав благодарно кивнул ей.

— Опять придётся потратиться, — проворчал он, затягивая у горла алые тесёмки. — Идём. Нужно успеть переправиться до темноты.