Лугин трудно сходился с людьми. Приятели по армии и университету жили в других городах. Он не любил мата, черного юмора, пошлых шуток. Еще в школе его коробило, когда мальчики из хороших семей строили из себя блатных. Если блатной – подломи магазин и садись в тюрьму. Отвечай за базар. А если ты чистоплюй, не лезь в авторитеты. Противно смотреть, как распивают бормотуху, морщась, будто алкаши. Хочешь быть алкашом – так и живи под мостом. Ясное дело, всех это раздражало, но задевать его опасались. Первый разряд по боксу не давал просто обменяться с ним парой оплеух, а драться до тюрьмы или до больницы никто не хотел. После армии он по стопам отца поступил на юридический и там тоже отличался от всех. Нет, он ходил на вечеринки, мог и выпить не меньше других, но все же его стеснялись, хотя и уважали – он был какой-то слишком правильный. Девушки, в которых он влюбился, в одну на первом, в другую на четвертом курсе, были красивые и умные, обе опытнее в любовных делах, чем он. Страсть его гасла от их спокойной уверенности, веселой независимости и полного отсутствия того, что он мечтал найти в женщине – застенчивую тихую нежность. Работал он теперь в мужском коллективе, немногочисленные сотрудницы все были замужем. Да и времени свободного не хватало. Если выпадал свободный вечер, он шел в спортивный зал или сидел дома и читал. Женщины появлялись в его жизни только на пару часов, иногда на вечер или на одну ночь. Он забывал их имена и лица сразу после расставания. Как-то они полетели с матерью отдыхать в Турцию. Вначале ему там очень понравилось. Прозрачная голубая вода моря и голубое небо с белыми облаками. Вокруг гостиницы был сад с темными бордовыми розами. Сладкий запах роз, горьковатый запах моря и сосен. Но на пляже лежали и сидели почти голые женщины, не стесняясь взглядов мужчин. И мать тоже разделась, выставив перед всеми свои чуть обвисшие бедра и плечи, бледную грудь. Его начало мутить, аромат темных роз показался тяжелым смрадом хлороформа, а лежаки с голыми телами – столами в судебном морге. Он с трудом выдержал неделю и, хотя и ездил с матерью иногда на курорты, ходил на пляжи по ночам и плавал в темноте, когда вокруг были только море, небо и звезды.
Лугин закрыл последнее дело и, достав чистый лист, принялся рисовать дерево исчезновений. Ему всегда помогали таблицы и схемы, и сейчас он тщательно рисовал ветки времени, на которых, как яблоки, висели детские имена, обведенные кружками. У каждого кружка он писал дату рождения, дату исчезновения и адрес. Макс Бургарт, пять лет; Артем Гараев, два года; Владимир Морянский, один год (найден в роддоме, подброшен неизвестными); Латиф Хадер, шесть лет. За тридцать лет в городе и области пропали более десяти тысяч детей, большинство – подростки, которые сами сбежали из дома. Маленькие дети пропадали во много раз реже и в девяти случаях из десяти находились. Живыми или погибшими. Из пропавших без вести детей Лугин отобрал четырех. Трое из них исчезли в одном районе, в радиусе восьмисот метров от Исаакия. Четвертый ребенок пропал в области. Лугин включил его в список потому, что этот мальчик, сын русской продавщицы и иракского студента, родился и постоянно проживал в Столярном переулке, тоже примерно в восьмистах метрах от Исаакия. После развода родителей он проводил лето у бабушки под Зеленогорском, где и пропал без вести. Никто, кроме Морянского, не был найден. Дети из семей разного достатка и разных национальностей. Первый из них исчез девятнадцатого июля тридцать три года назад – годовалый Вова Морянский. Через неделю после похищения его подбросили в роддом, где тогда работала Лана Васильевна. Через девять лет десятого июля пропал шестилетний Макс Бургарт, это было двадцать четыре года назад. Шестилетний Латиф Хадер исчез восьмого июля три года назад и двухлетний Артем шестого июля этого года. Сегодня пятнадцатое, прошла неделя с того дня, как он то ли упал в воду, то ли был похищен. А если старый маньяк притаился где-то совсем рядом, высматривает детей, как ястреб в небе? И скоро снова бросится камнем вниз…
Чай в стакане остыл. Лугин бросил в него ложку сахара и медленно размешал. Сахарные песчинки кружились, летели сверху по спирали на дно и таяли, не долетев, похожие на звезды в Галактике, для которой миллион лет как один миг.
Нужно начать с этого Морянского, подумал Павел. Хотя помнить он, конечно, ничего не может. Лугин открыл адресную базу. С появлением компьютеров работа полиции стала намного проще. Так, вот он. Тридцать четыре года. Холост. Образование высшее, искусствовед. Проживает по старому адресу, на Вознесенском, с родителями и младшей сестрой. Работает охранником… Интересно… Что это? Совпадение, случайность или в самом деле след? Морянский Владимир Александрович работает охранником в Доме ученых имени Горького. Дворцовая набережная, двадцать шесть.