Из бездны с любовью

Глава 20. Сгоревший дом

Каждый раз, возвращаясь домой, Лиза испытывала то же чувство перемещения в иной мир, как пять лет назад, когда она вошла сюда с темной морозной улицы в первый раз. Запах мела, и воска, и старого дерева. Разноцветные пятна дрожат на стенах. Она отдала букет крокусов Симо, и он осторожно понес его наверх. Сбросила туфли, босиком стала подниматься за ним по лестнице, по гладким деревянным ступеням. Из кабинета доносился голос Марка, странно громкий и странно колючий. Она вошла, забыв постучать, она часто забывала стучать, и Марк недовольно морщился. Сейчас он не заметил ее прихода.

– Да, пяти минут хватит… Конечно, обещаю… ну, надень на меня наручники…

Он бросил телефон на стол, потер лоб. Лиза испуганно смотрела на Марка. Подошла, нерешительно дотронулась до его плеча, и он, вздрогнув, обернулся. Лицо каменное, серое, чужое.

– Что-то случилось?

– Звонил Говоров. Они, кажется, нашли одного из… убийц. Девчонка какая-то серьги сдала в магазин, далеко, где-то на Урале. По всем признакам – Лелины. Показала на своего сожителя, он в колонии за драку сидит. А того раскололи, выдал дружка – вора. Тоже сидит, в другой колонии. Говоров договорился, устроят с ним свидание.

– Ты хочешь лететь туда?..

– Хочу посмотреть ему в глаза.

– Марк, оставь это полиции. Если это в самом деле один из них, ты увидишь его в суде…

– Пожалуйста, – он дернул ртом, – не вмешивайся не в свое дело.

Встал и вышел, хлопнув дверью.

Он долго бродил по улицам. Было ли то, что он представлял себе много раз, фантазией или сном? Было ли это на самом деле?

Черная машина едет по предрассветной лесной дороге. В ней люди – двое или трое. Сидят молча. Или смеются? Проезжают мимо озера, мимо развалившегося деревянного дома…

Вот и его дача. Клумбы с цветами перед высокими окнами. Фиалки в сумраке кажутся черными. В спальне задернуты шторы. Он крепко спит и не знает, что звери рядом, смотрят в окна волчьими глазами. На его плече спит жена, волосы закрывают ее лицо. Ему уже трудно представить это лицо живым, трудно вспомнить голос. Смотреть фильмы, в которых она снималась, он не может. Фонарик памяти скользит по мебели, ковру, зеркалам. Белая кровать, белый, с алыми розами, ковер на полу. Где-то звонит телефон, приятным колокольчиком, тихо, потом громче. Он просыпается, нащупывает трубку. Включает настольную лампу под алым абажуром. Комната озаряется узорчатым светом, жена отворачивается, ее волосы вспыхивают золотыми и малиновыми искрами. Алый румянец на нежной щеке.

– Да.

В трубке голос Никиты, секретаря.

– Марк Борисович, французы сейчас звонили. Хотят подписать договор на спектакли. Приезжайте.

– Ты пьян, что ли? В воскресенье?

– Они днем улетают. Видать, всю ночь думали и решились.

– Почему они мне сами не позвонили?

– Боятся разбудить!

– Ну да, зато ты такой смелый. Ладно, буду через час. Готовь документы.

Он обнимает жену, целует теплую щеку. Ванильный аромат ночного крема.

– Прости, Леля. Дела. Постараюсь быстро вернуться.

– Марк, ты неисправим. – Это последние слова, которые он слышит. Сонный, капризный голос избалованной девочки.

– Я быстро. Одним колесом там, одним здесь.

Оглядывается от двери, медлит… Фонарик памяти скользит по голому плечу, разлитому по подушке золоту волос…

Уже одетый, он открывает дверь в детскую комнату. В кроватке, под кружевным балдахинчиком, словно маленький принц, спит мальчик с огненными волосами. Веснушки пылают в полумраке, или это первые лучи встающего летнего солнца? Марк не помнит, поцеловал ли его. Свет памяти режет сердце, и фонарик гаснет. Ничего не видно больше – ни кровавых роз на ковре, ни черной машины за деревьями, ни серого пепла на обугленных бревнах дома…