Марк пошел не на работу, как сказал Лизе. В последнее время он многое скрывал от нее, и это было неприятно, но он дал слово Говорову молчать о ходе следствия. Две группы оперативников были отправлены проверить деревни вокруг дачи Островских. Вместе с местными участковыми они ходили по домам жителей, просили вспомнить, не видели ли в лесу или на дороге одинокого ребенка летом три года назад. Имя ребенка хранили в тайне – если он был жив, то находился в смертельной опасности как единственный возможный свидетель двойного убийства. Так считал Говоров. В семь вечера он позвонил Марку и попросил зайти.
В кабинете сидел, кроме Говорова, широкоплечий молодой человек в свитере и джинсах, с рыжеватыми коротко подстриженными волосами. Он встал, подал Марку руку.
– Лугин Павел Сергеевич, следователь по делу пропажи вашего сына.
– Садись, дорогой. – Говоров хмуро смотрел на Марка. Екнуло сердце. Но ведь этот Лугин сказал «по делу пропажи». Не убийства. Конечно, Шурка жив. Он не может погибнуть второй раз. Нет. Этого уже не перенести… – Два часа назад оперативники нашли женщину, которая, возможно, видела ребенка, похожего на твоего Сашу. Сядь, я сказал. Ничего пока не ясно. Она утверждает, что буквально на прошлой неделе видела мальчика лет семи в доме старухи, которую местные считают сумасшедшей. Ребенок мелькнул в комнате, когда она туда вошла, но старуха сразу закрыла его в кухне. Ей показалось, что мальчик был рыжий.
– Едем же туда быстрее!
– Подожди. Конечно, ребята сразу туда поехали, она показала дорогу. Домик стоит в глуши, на картах не отмечен, нигде не зарегистрирован. Точнее, зарегистрирован как сарай, нежилое помещение…
– Ну, не тяни ты! – вскрикнул Марк.
– Дом был пустой. В шкафу нашли несколько детских вещей – брюки, рубашку. Они на мальчика лет семи. Конечно, если это он, то вырос. Вещи старые, поношенные.
– А старуха? Ее ищут? Вы сделали там засаду?
– Ее пока не нашли. Конечно, ребята сидят. Она ушла из дома сегодня утром – печка еще теплая. Марк, мы должны сейчас тебе сказать очень неприятные вещи. Ты мужчина и выдержишь.
Нет, мелькнуло в голове. Я не мужчина. Я не хочу быть мужчиной. Не говорите мне ничего.
– Шурка…
– Мальчик исчез. Его нет нигде.
Марк глубоко вздохнул.
– Он жив. Я точно это знаю.
– Да, возможно, он жив. И если он жив, то находится в смертельной опасности. Если Шах узнает, что есть возможный свидетель двойного убийства, то будет искать его и может найти. К сожалению, думаю, что он уже знает.
Марк вздрогнул.
– Но как он мог узнать? Кто мог бы ему рассказать? Неужели ты боишься… среди ваших оперативников…
– Нет, Марк. Никто из оперативников ничего не расскажет Шаху. Им неизвестно имя ребенка и почему мы его ищем. Это знаем только я и Лугин. И ты.
– Тогда кто?
– Кроме тебя самого, никто не мог.
– Ты с ума сошел? – Марк вскочил.
– Кому ты рассказал, что твой сын мог остаться в живых?
– Никому! Только… Лизе…
Под взглядом Говорова Марк похолодел и опустился на стул.
Говоров кивнул Лугину, тот открыл папку и прочитал:
– Валерий Васильевич Костромин, он же Кострома, он же Шах, 19… года рождения, с первого по восьмой класс учился в школе номер… города Н-ска. В одном классе с Елизаветой Юрьевной Пашковой, в замужестве Островской. Мы уже запросили все сведения о ней и только что получили. По некоторым свидетельствам, она могла быть его любовницей. Их видели вместе несколько раз. Есть одна фотография – на поминках вора, его друга, они сидят рядом. В 20… году она уехала из города, и неизвестно, продолжались ли их отношения.
– Ты хочешь взглянуть на фото? – спросил Говоров.
– Нет.
– Конечно, может быть совпадением. Но это один шанс на миллион. Возможно, они встречаются и сейчас и она его предупредила. Лугин с ней беседовал две недели назад по другому поводу. Хочешь воды?
– Нет. Я… в полном порядке… – Марк усмехнулся. Все стало каким-то ясным и холодным. – Впрочем, покажите мне это фото.
Лугин протянул ему листок. Цветная фотография, сканирована и увеличена на весь лист. Марк сразу увидел их, но отвел глаза и стал рассматривать длинный стол с какими-то столовскими тарелками, в них вроде каша или суп, посередине бутылки водки, кувшин с чем-то розовым, кисель наверное, соленые огурцы на блюде. Большинство – мужчины. Марк сделал усилие и взглянул снова. Светлые волосы, крепкий подбородок приподнят, смотрит в сторону расслабленно-лениво, как будто сидит не на поминках, а на пляже. Черный галстук развязан, расстегнутый воротник рубашки открывает шею. Одна рука держит рюмку из простого стекла, вторая лежит на спинке стула. На стуле сидит девушка. Худенькая, юная, как школьница. Тоже держит в руке рюмку. Глядит в нее задумчиво, как в зеркало или книгу. Нежные щеки, полуоткрытые губки сердечком…
– Ты вот что, только не смей ничего предпринимать… Домой тебе идти не стоит. Пошли записку, что тебя срочно вызвали в Москву или еще куда-нибудь.
– Не бойся, я ее не убью.
– Я боюсь, что ты погубишь всех – и ее, и себя, и все дело. Мы только что послали оперативников дежурить у твоего дома. За всеми ее перемещениями по городу будут следить. Нельзя их спугнуть.
– Хорошо.
– Жить будешь пока у меня. Поедем прямо сейчас ко мне.
Они спустились во двор. Машина Говорова стояла на улице. Марк рассеянно огляделся.
– Прости, можно я сяду сзади. Хочу немного побыть один.
– Конечно.
Говоров подождал, пока Марк захлопнет дверцу, и сел за руль. В тот момент, когда он поворачивал ключ, Марк нажал на ручку. Но дверь не открылась. Говоров взглянул в зеркало ему в глаза.
– Сиди спокойно. Я тебе не дам натворить глупостей.
Через двадцать минут они уже были на Петроградке. Марк выглядел совершенно спокойным. Казалось, что он оледенел. Когда через два часа Говоров наконец скрылся в ванной, Марк метнулся к двери и выскочил на улицу.