Измена. Право на семью

Глава 11. Я в аду, мама

— Оставь меня, — шепчу я.

— Да что с тобой?

— Со мной? — я сглатываю и смеюсь. — Со мной? Я в аду, мама. В самом настоящем аду. У него любовница, он не ночует дома, а после своей шлюхи, — делаю к ней шаг, — лезет ко мне с поцелуями. Что со мной не так? Даже не знаю, мама.

— Возьми себя в руки, — стискивает мои плечи и мягко встряхивает, сердито прищурившись.

— Ну да, — хмыкаю я. — Ты же сама была и есть любовница. Тебе вся эта грязь понятна и близка к сердцу. И каково это? И как долго ты была на вторых ролях? До смерти отца вы уже прятались по углам?

Мама молчит, поджимая губы, что меня удивляет, ведь я ожидала, что она начнет парировать тем, что папа сам гулял. И да, я сейчас думаю, что ходил он налево. Я эти два дня перебирала в голове воспоминания о нем, и поняла, что его всегда не было дома.

Он то на репетициях, то на гастролях, то еще где-то. И мама тосковала, плакала, а однажды куда-то на ночь глядя убежала и вернулась никакая. На следующий день вся наша небольшая квартирка была в цветах, которые притащил папа. Мне тогда было тринадцать, а через пару случились месяцев похороны. И тоже с кучей цветов.

И тогда мама не плакала, за нее это сделала другая. Я уже не помню ее лица, но ее крики, когда охранники дяди тащили ее прочь с кладбища, въелись в память.

— Ты его любишь? — шипит мама в лицо.

— Что? — недоуменно моргаю я.

— Не дадут вам Юра и твои свекры разбежаться, Вика, из-за истерик, — скрипит мама зубами. — Не дадут. Не ставь себя под удар. Есть множество способов привести женщину якобы в чувство.

— Ты на что намекаешь? — я улавливаю в голосе мамы предостережение.

— Ошибаться, идти на поводу своих капризов, эгоизма должна не ты, Вика, — шепчет мама. — Включай голову, моя милая, но если ты его любишь, то разговор у нас должен быть другим.

— Да как его можно любить? — обескураженно отвечаю я.

— Тогда какого черта ты ведешь себя, как старшеклассница, у которой мальчик поцеловал другую девочку?

— У меня не было такого опыта, — отстраняюсь от мамы, отрезвленная ее злыми словами, — я же училась в женском закрытом интернате.

— Да, и это было ошибкой Юры туда тебя отправить, — мама недовольно фыркает и поправляет мои локоны, — но он боялся. Ты девочка красивая, Вика, — многозначительно смотрит на меня, — но быть красивой мало. Надо быть еще хитрой. И хитрость тебе в любом случае пригодится, любишь ты или нет. Я тоже была глупой, а теперь мы вернемся, Вика. С милыми улыбками, а не оскалами.

— Мама, мне так плохо с ним, — шепчу я, и мама меня обнимает. — Он любит другую… Понимаешь, мам… Он умеет любить, умеет быть другим… И от этого знания мне тяжело… Мам, я приняла его бессердечным, холодным и равнодушным, но он только со мной такой. Мне обидно, мама.

— Вика, — шепчет мама. — Девочка моя, сделай эту обиду оружием.

— Но я ведь не такая, мам…

— Учись быть такой, — отстраняется и всматривается в глаза. — Ради себя…

— Как ты? — горько усмехаюсь.

— У меня другая ситуация, — она слабо улыбается. — Знаешь, страшнее нелюбви мужчины, может быть его любовь и одержимость.

— Ты сейчас про дядю?

— А про кого еще, Вика? — мама хмыкает. — Я не хотела быть с ним, я выбрала его брата, так он дождался его смерти.

— Господи, — прижимаю к губам пальцы, — это он его убил.

Моя обида на Валерия прячется под холодным ужасом перед дядей.

— Нет, — мама качает головой. — Он просто умеет выжидать, и нам есть чему у него поучиться.