— Только не разбуди, — в тихом негодовании шепчу я, когда дядя наклоняется к кроватке в полумраке.
— Мамка у тебя сегодня злая, — шепчет он с улыбкой. — Обычно грустная, но сегодня злая. Прогресс у нашей мамочки, Соня. Злость толкает вперед, но важно, моя сладенькая, идти в правильном направлении.
Соня покряхтывает в ответ, а затем приветливо агукает. Это несправедливо. Дядя ей очень нравится и она всегда улыбается, когда видит его рожу.
— Привет, моя хорошая.
— Все-таки разбудил, — зло шепчу я.
— Бу-бу-бу, — дядя передразнивает меня и бессовестно берет Соню на руки. — А вот ты у меня не такая, да?
Соня улыбается, глазки щурит и язычок высовывает. Хочу отобрать ее у дяди, убежать и спрятаться. Ничего хорошего от него не жду. Он и ей уже, наверное, выгодного жениха подыскивает.
— Через пару дней, когда вернется твоя мама, будет семейная фотосессия, — дядя вышагивает по комнате, покачивая Соню.
— Опять?
— В смысле опять? — разворачивается ко мне. — Соня подросла. И нам всем в наши фотоальбомы нужны новые фотографии, поэтому найди время и выберись за платюшками там, туфельками, — сюсюкает в лицо Сони, — и этой красавице тоже обновочки купи. Ты же тоже любишь быть красивой?
— И вновь претворяться на камеру, какие мы все счастливые, дружные и классные, да? — устало смотрю на дядю. — Тебе самому не тошно от всего этого обмана? От этого театра абсурда?
— Ты слышала об аффирмациях и визуализации своего счастья? — дядя вновь шагает по детской от двери до окна, а Соня тянет к его лицу пухлые ручки.
— Так ты визуализируешь наше семейное счастье?
— А еще очень приятно гостей развлекать всеми этими фотографиями, — он смеется. — им из вежливости приходится любоваться на то, как красиво я живу. Да и как не похвастаться такой булочкой?
Соня согласно агукает и зевает, чем доводит дядю до дикого восторга, которому я не верю. Во-первых, я знаю, что он ждал мальчика, а, во-вторых, он не считает, что она должна расти в спокойной и счастливой семье.
Дядя принюхивается и обескураженно шепчет, заглядывая лицо Сони:
— Кто-то обкакался?
Соня расплывается в улыбке и сучит ножками. Наивное глупое дитя, которое не знает, что ее в руках держит чудовище.
— Тебе пора, — мягко, но решительно забираю Соню из рук дяди.
Кладу ее на пеленальный столик, а дядя приваливается плечом к стене, наблюдая за тем, как я расстегиваю бодик, отклеиваю липучки на подгузнике.
— Уходи, я тебя умоляю, — шепчу я в бессилии и аккуратно убираю из-под зевающей Сони подгузник.
— Великая красота скрывается в матерях, — тихо отзывается он.
Впечатать ему грязный и дурнопахнущий подгузник в его циничное рыло? Поднимаю глаза.
— Какой красноречивый взгляд.
— Заткнись, — медленно сворачиваю подгузник и выкидываю его в урну. — Совести у тебя никакой.
— Ты маме не звонишь уже неделю, а ее звонки сбрасываешь, — дядя скрещивает руки на груди. — Она волнуется.
— Не хочу слушать, как ей нравится на Бали, и как ты ее балуешь, — приподнимаю ножки Сони и протираю ее влажной салфеткой. — Боже мой, какая и тупая, — перевожу взгляд на дядю, — он же мне чуть ли не открытым текстом говорила, что спит с тобой.
— А ты не хочешь отдохнуть? — дядя игнорирует мою короткую осуждающую тираду. — На недельку к морю? С няней, чтобы ты смогла погулять, отдохнуть, ножки помочить в воде?
— Нет.
— Подумай об этом, — приобнимает за плечи и чмокает в висок, а меня всю передергивает. — Сменить обстановку будет полезно.
Бесшумным и мягким шагом выходит, а я закрываю глаза, коснувшись груди Сони ладонью. Ради нее я должна быть сильной. Без меня ее сожрут, пережуют и выплюнут.
— О чем вы говорили? — раздается шепот Валерия, когда укладываю спящую Соню в кроватку.
Я включаю радионяню, шагаю мимо него и покидаю детску..
— Вика, — Валерий следует за мной мрачной тенью.
— Через пару дней семейная фотосессия, — останавливаюсь возле своей спальни и разворачиваюсь к Валерию.
— А еще?
— Тебя что-то конкретное волнует? — в свете тусклых бра его черты лица заострились.
— Что он еще сказал? — глухо шепчет он.
— В отпуск хочет меня отправить, — пожимаю плечами. — Говорит, смена обстановки пойдет мне на пользу.
— Когда?
— А когда надо? — отвечаю вопросом на вопрос и тут же приподнимаю бровь. — Постой, Валера, у тебя же деловая поездка, да, через неделю?
Его глаза вспыхивают злостью.
— Так это не деловая поездка? Да? — коротко усмехаюсь. — Подожди… — обескураженно моргаю. — Так ты сам в отпуск собрался, что ли? Со своей девочкой? Боже… — мое лицо кривится в гримасе отвращения, но я затем улыбаюсь. — А куда собрались?
У меня в груди растекается черная зловонная лужа презрения к Валерию.
— Так мне ждать от твоей шлюхи фотографий с яхты? Или снимок, как ты ее имеешь на песчаном берегу?
Стискивает пальцы на моей шее. Вот уж приплыли. Меня сейчас задушат, однако Валерий не переходит ту грань, за которой меня ждет асфиксия или обморок от нехватки воздуха. Когда он резко поддается ко мне, чтобы поцеловать, я в ответ крепко стискиваю зубы и поджимаю губы. Замирает в нескольких миллиметрах, и я хрипло шепчу:
— Не смей. Сначала справки, что ты ничего не подцепил, после высчитанные дни овуляции, и только потом ты на меня наскочишь, а месячные у меня еще нерегулярные. Я не подпущу тебя к себе ради холостых выстрелов.
— Да кто тебя спрашивать будет, — впечатывает в стену, вглядываясь в глаза, а я цепенею от ужаса, что он может пойти на насилие. — Но я согласен, если уж на тебя наскакивать, то только ради детей. Ты же как женщина никакая.
В сердце вонзается игла обиды, и это меня обескураживает до онемения. Разжимает пальцы, убирает руку и отступает.
Разворачивается, шагает прочь и спускается на первый этаж. Доносится приглушенный хлопок двери, и заползаю в спальню. Оседаю на пол, всхлипываю и прячу лицо в ладонях. Слышу визг шин. Что я творю? Я же его сама толкаю в объятия другой женщины.