Измена. Право на семью

Глава 13. Бык-осеменитель

Искусственное оплодотворение? Я аж немею на минуту, а Вика уходит, презрительно вскинув подбородок. Вот полчаса назад она выбежала в тихой истерике, а теперь играет хладнокровную стерву, и это Юра виноват. Перевожу на него взгляд, а он ухмыляется:

— Ты бы видел себя сейчас, Валер.

— Это ты ее надоумил?

— А что такого? — подходит и скалится в улыбке. — Хорошая же идея.

— Что ты, мать твою, творишь? — цежу в его лицо.

— Когда твои капризы уже закончатся? — Юра зло вглядывается в глаза. — Я тебе напоминаю, золотой мой, этот брак важен тебе и твоему отцу, а не только мне. И я сейчас тебе показываю, что ты теряешь контроль над ситуацией. Молодой, кровь кипит, но пора бы учиться правильно спускать пар. И да, искусственное оплодотворение — идеально решение для вас двоих, Валера. Ты же не будешь спорить, что оно рациональное. Ты ее не любишь, женщину ты в ней не видишь, и она тебя раздражает. Многие пары прибегают к такой процедуре и…

— Я вам, что, бык-осеменитель? — хрипло рычу и сжимаю кулаки.

— Ты оскорблен? — Юра хмурится и в следующее мгновение хватает меня за галстук и дергает на себя,в злобе вглядываясь в глаза. — Если ты еще не понял, то вы с Викусей на равных условиях в браке. Нет у тебя никаких привилегий. Это договор между двумя взрослыми дядями, ясно? Ты наглеешь, Валера, поэтому, да, ты в каком-то роде бык-осеменитель. Может, ты еще дойдешь до роли отца, мужа и главы семьи, но пока тебя заботят другие проблемы, которые бросают тень на наш семейный союз.

Я во вспышке гнева тоже хватаю Юру за галстук. Как он меня достал и как он меня со своей племянницей бесят. Так ли мне нужны все эти деловые связи с этим наглым боровом? Одно дело деспотичного отца терпеть, а другое — чужого мужика, который пытается навязать мне свои порядки.

— Я же для тебя, пупсик, стараюсь, — рычит Юра. — Воспитываю в Викусе деловой подход к вашему браку без лишней эмоциональности и неоправданных ожиданий.

— Господа, — раздается мрачный голос моего отца. — Вы либо уже придушите друг друга или расходитесь.

Выпускаем друг друга, затягиваем галстуки и оправляем пиджаки за лацканы.

— Бабу, что ли, завел? — спрашивает папа, и с рыком разворачиваюсь к окну. — Ясно.

— Предлагаю… — говорит Юра, — я его держу, а ты его ремнем по жопе.

— Завали пасть, — клокочу я и пинаю горшок с пальмой.

Напряженное молчание, и папа устало вздыхает. Без осуждения или разочарования, и я оглядываюсь.

— Кто она? — спрашивает он.

— Какая тебе разница?

Молча приподнимает бровь, разворачивается и уходит. И это значит, что он очень зол. Вот лучше бы ремнем по жопе, честное слово. Он никогда в открытую не выражает свою ярость на кого-то, потому что считает, что человек в гневе неприятен и может показать свою слабость.

— Кризис был ожидаем, — Юра неторопливо шагает за ним.

— Может, их к психологу? — задумчиво спрашивает папа.

— Пожалей психолога, — Юра посмеивается.

— Ну, может, хоть при постороннем человеке поговорят и выяснят отношения? Сейчас это модно платить и плакаться за свои же бабки.

Останавливаются, оглядываются на меня и хмурятся.

— А пусть сами разбираются, — папа смотрит на Юру. — С нас достаточно того, что мы намекнули, что они зря бузят.

— Как бы нам потом с тобой не пришлось бузить друг против друга, — Юра расплывается в улыбке, в которой сквозит недовольство и напряжение. — Однако если ты веришь своему сыну, что он может взять себя в руки, то давай понаблюдаем.