Я начинаю колыбельную по третьему кругу. Соня вдруг решила, что не особо она и спать хочет. Глазками лупает, улыбается, слюни пускает и только я замолкаю, как она с предостережением кряхтит и хмурится.
— Соня, засыпай.
Ну, она-то все эти приключения с Юрой почти проспала, и теперь полна сил и желания слушать от папули колыбельных, сказок и уговоров закрыть глазки.
— Я когда был маленьким, то всегда спал, — в отчаянии шепчу я. — Меня только положат, так я сразу сплю.
Я бессовестно лгу, потому что мама моя не раз делилась тем, как я ночами орал по любому поводу, а отец согласно кивал, и в глазах его я видел отголоски “веселого” прошлого.
— Ладно, не спал я, — вздыхаю я, когда Соня хмурится, — но не будь как я. Доча, очень важно учится на чужих ошибках, понимаешь? Я вот только на своих умею, но это полная ерунда.
Сажусь на пуфик и раскачиваю кроватку за высокий бортик:
— Папа твой просто мастер в неправильных решениях, — задумчиво смотрю на круглое личико Сони. — Если ты замуж выйдешь за такого идиота, я же его убью.
Вот придет ко мне дочь однажды в слезах и скажет: папа, этот козел меня не любит и еще бабу левую завел. Вот разве я буду разбираться, что у этого козла в голове тараканы устроили забастовку? Нет, не буду, потому что я не хочу в мужья своей дочери такого придурка, как я.
И начхать мне, что он, тупой эгоист, который не может разобраться с внутренними обидами, желаниями и страхами. Я ему, значит, свое сокровище в руки передал с надеждой, что он будет о ней заботиться, баловать и радовать, а он, мерзавец, шлюшку нашел и ей отдает свое время, деньги и ласку, потому что, видите ли, Соня, моя милая девочка, ведет себя неподобающе и в рот ему не заглядывает.
Конечно, я бы в принципе не толкнул ее в брак с самодовольным индюком, после знакомства с которым она бы топнула ножкой.
— Или ты бы не топнула ножкой, а, как мама, что-нибудь перевернула? — шепотом спрашиваю я, и Соня улыбается. — Понял тебя.
И уведи тогда Юра Вику, то не было бы у меня сейчас Сони, которая тянет ручку между деревянных прутьев. Ничего бы этого не было, и меня переполняют противоречивые чувства к Пастуху. С одной стороны, я благодарен, что он вынудил Вику вступить со мной в брак и не повелся на ее истерики, а с другой… Я возмущен его жесткостью и непоколебимостью по отношению к близкому человеку, который кричал и ревел от отчаяния. Угрозы, шантаж, пренебрежение, а под всем этим привязанность и любовь.
И мы с Викой, презирая его, тоже скрываем какое-то извращенное уважение и привязанность к нему. Это не человек, а какое-то чудовище, которое оплело нас своими щупальцами, прижало к себе и проурчало: “семья”.
— Ты там заснул, что ли? — раздается шепот Вики из динамика радионяни.
— Нет.
— А почему замолчал?
— Думаю.
— Над тем, какой у Сони будет муж?
— Вроде того… — неопределенно отвечаю я.
— А не рановато ли ты о ее замужестве думаешь?
— Ну, это же рано или поздно произойдет? — неуверенно спрашиваю я.
— Соня, если ты не спишь, то дай папе по голове погремушкой, — Вика зевает и сонно бурчит, — кого сердце выберет, того и в мужья возьмем.
— Вот твое сердце выбрала меня, но ты бы за меня не пошла замуж, — накрываю Соню одеялком, а она его упрямо скидывает.
— Пошла бы, будь ты поумнее, Валер.
И мне нечего возразить. В памяти всплывает бледное лицо Вики и огромные глаза, когда Юра без лишних расшаркиваний перед племянницей представил меня, как ее будущего мужа. Что я тогда сделал? Усмехнулся и окинул пренебрежительным взглядом, оценивая по принципу “мордашка миленькая - жить можно”, а затем с гримасой “вот чокнутая” наблюдал за громкой истерикой.
Накрываю лицо ладонями и тяжело вздыхаю. Да я прямо-таки дамский угодник, которому хочется лопатой по харе въехать, чтобы мозги встали на место. И почему Юра решил, что у меня однажды все же произойдет просветление и осознание, что Вика — моя жена? За что-то же он зацепился своим паучьим чутьем. Когда она убежала, а Юра встал с усталым вздохом и оправил пиджак за лацканы в намерении образумить племянницу, я сказал:
— Как грациозно она снесла на своем пути кресло.
Юра тогда оглянулся, прищурился и хмыкнул. Вот та нить, за которую он ухватился. А я правда был удивлен, как такая хрупкая и миниатюрная девица за несколько секунд превратилась в фурию без тормозов и без стремления показать себя с лучшей стороны. Назови ее тогда истеричкой или дурой, вряд ли бы сейчас сидел у кроватки с Соней, которая сосредоточенно сосет большой палец и смотрит на меня своими огромными, как у мамы, глазами. Заметив мой взгляд, она агукает и улыбается, будто спрашивает “чего ты загрузился, папуль?”.
— Она, что, до сих пор не спит? — обеспокоенно интересуется Вика.
На секунду мне становится совестно, что я не справился с простой задачей усыпить дочь. Что же я за отец такой, однако меня все же радует, что она хотя бы не плачет. Если бы были еще и слезы с криками, то мое отцовское эго точно оказалось посрамлено.
— Нет.
— Почему?
— Почему ты не спишь? — задаю тихий вопрос Соне, а она фыркает и отворачивается, дернув ножками. — Если я ее правильно понял, то она сама решит, когда ей спать.
Напряженное молчание на несколько секунд, и тихий ответ с открытой, но ласковой угрозой, от которой у меня от затылка до копчика пробегает волна мурашек:
— Ну, мы это еще посмотрим.