Измена. Закрывая гештальты

Глава 41 Бегство от… себя

«И хочется, и колется, и мама не велит…»

Русская народная поговорка

Исключительно благодаря божьему попустительству и милосердию домой удалось вернуться в целости, но не в полной комплектности. Осознание глубины пропасти моего падения удручало.

В столь почтенном возрасте прогуливаться по городу без нижней части белья?

Отсутствие кружев повергло меня в глубокую печаль.

Но все должно быть использовано рационально, состояние души — в том числе. Поэтому, быстренько ополоснувшись и переодевшись, я настроилась поработать, чтобы превратить ощущения в слова.

Как только я разогналась и начала набрасывать уже вторую главу за вечер, так у меня в телефоне проявилась-таки та, кого я, прогуливаясь вместе с Александром-историком по Кремлю, не единожды вспомнила — Наталья Захаровна, соседка бабушки Нины из Валдая, заслуженный реставратор и специалист по древним иконам.

— Ариночка, деточка, как детки, как семья, как ты?

— Добрый вечер, баба Наташа, у нас все нормально. Дети учатся, тренируются, растут. Я работаю. Как Вы сами? Как Ваши глаза? Что давление? — тут главное — проявить умеренное внимание и дозировано выдавать информацию.

Внуки Натальи Захаровны живут в доме бабушки Нины, который достался мне по наследству, так что созваниваемся мы регулярно. Ребята присматривают за домом, платят коммуналку, даже в саду и огороде что-то выращивают — и все довольны.

Но недавно ведь общались?

Сама Наталья Захаровна давно уже на пенсии, но часто приезжает в Кремлевские мастерские, где проработала всю жизнь. Я даже планировала как-нибудь с ней выпить чаю, да все не собралась.

Ну, можно же и сейчас воспользоваться случаем.

— Ох, Ариша, жизнь идет и Слава Богу. Живы — уже хорошо. Были сегодня с Ксеней в Новгороде, она меня катает теперь. Экспертизу привозили нам из Пскова, да и по мелочи всякого накопилось. За учениками приглядеть, опять же. Но это все пустое. Милая, ты когда на Валдай подъехать сможешь?

О-ля-ля!

Это что еще за новости?

— Вот сейчас внезапно, но могу и в эти выходные. А что случилось?

Наталья Захаровна тяжело вздыхает:

— Да Даник наш перевод получил. В Уфу. Так что съезжают твои квартиранты, Ариша. Улетают мои внуки, да увозят деток. Вот помру скоро, так и не свидимся больше.

— Не печальтесь, Уфа — не Куба, можно и слетать будет, да хоть на поезде прокатиться. История с переводом, конечно, печальная, но я приеду тогда дом закрыть, что ли. Вряд ли кто еще найдется, готовый там пожить.

Баба Наташа смеется старческим дребезжащим смехом.

Тоже вспомнила, как на Кубе служил когда-то давно, до развала Союза, ее старший сын, отец Даника. Мы от него в детстве много интересного про Фиделя и тамошний коммунизм слышали.

А потом неожиданно предлагает:

— Да пожить пока и я могу, но ты бы все же приехала.

— Хорошо, буду у вас в субботу к обеду, — если Вселенная так намекает, то лучше не затягивать, пока ничего более увесистого не прилетело.

— Вот и славненько. Заодно и расскажешь мне, с кем это вас сегодня Сашка по Кремлю выгуливал. Леруша-то как выросла, эх, жаль, не застала Нинка такую красавицу. И парень достойный.

— Обязательно, баб Наташа, до встречи.

А потом, отложив телефон, глядя в окно и поглаживая Его Пушистое Величество, я задумалась: а готова ли ты, Арина, всю оставшуюся жизнь быть для всех вокруг престарелой матроной, которая неожиданно удачно отхватила себе достойного юношу?

И думы эти были полны горечи и досады.

Лера домой прискакала поздно, метнулась в душ и упала спать, бросив только:

— Завтра обязательно обсудим сегодняшний вечер.

Да что уж тут обсуждать: провал, фиаско, позор и падение нравов.

Стыдоба.

Когда укладывалась спать, обнаружила в телефоне, что звонил Глеб.

Три раза.

Сначала замерла и обрадовалась, а потом ужасно расстроилась, потому что, ну, ясно же, этот чудесный юноша — герой не моего романа, а скорее какой-нибудь ровесницы моей дочери.

Сны были сплошь с заваливающимся за горизонт возрастным цензом.

Не выспалась.

Встала злая и несчастная.

Утром два звонка сбросила, смс и сообщения в мессенджерах читать не стала.

Но заблокировать рука не поднялась.

Вот такую, нервную и с лихорадочно горящими глазами, на кухне меня нашла дочь:

— Ну, что твой шикарный рыцарь? Звонит? Пишет?

Вздохнула прямо как Наталья Захаровна:

— Не спрашивай. И звонит, и пишет.

— И что? — Лера даже отвлеклась от священнодействия с туркой у плиты.

— И ничего. Не беру трубку, сообщения не читаю, — грустно сказала правду.

— Мать, ты чего? — такого удивления Валерия Романовна давненько нам не демонстрировала.

Аж рот открыла.

— Ох, милая, ты же понимаешь, что слишком он молод. Ну, или я слишком стара.

— Брось это, — решительно снимая с огня чуть не сбежавший кофе, заявила дочь. — Глупости про возраст придумали скучные, старые и страшные. А ты умна, молода и прекрасна. Вам вместе интересно, весело, приятно? Вот и отлично. Ты, мам, очень ему нравишься. Сильно-сильно.

Зажмуриваюсь от накативших воспоминаний и запиваю образовавшиеся во рту слюни кипятком.

Может быть, есть что-то в этих словах? Или мне так хочется, чтобы было? Чтобы позволить себе? Просто представить, что то безумие повторится…

Лера смотрит очень внимательно на мое разрумянившееся лицо:

— Тебе кто-то что-то сказал?

Неопределенно пожимаю плечами.

— Почему ты?

— Мам, алло! Сколько можно обращать внимание на мнение тех, кого не спрашивали? Почему какие-то ханжи или старые бабки будут решать, быть ли тебе счастливой?

Как же в точку.

Зрит ребенок в корень.

И моих страхов, и общественной реакции. Да.

Не по летам мудрая Валерия Романовна тяжело вздыхает:

— Если тебе все равно, кого слушать, послушай вот меня. А я тебе скажу. Сейчас будет больно. Мам, папа на тебя никогда так не смотрел, как Глеб.

Прихватив свою чашку, дочь удаляется готовиться к экзамену, а я остаюсь в сомнениях метаться по кухне.

Так ли правы те, кто всю жизнь говорил мне, что мужчина должен быть ровесником или старше?

А действительно ли я так хороша, как он мне расписывал или ему просто захотелось разнообразия?

Или, может, это был какой-нибудь дружеский спор дурацкий?

Не выдерживаю этих глупых, сопливых терзаний и варю себе кофе. Давление с утра было нормальным. Одна порция погоды не сделает тем более я выспалась.

Устраиваюсь с чашкой на подоконнике. Вдыхаю аромат в надежде, что он слегка просветлит мозги.

Телефон, оставленный на столе, вибрирует входящим сообщением.

Глеб ДТП: «Ари, малышка, еще день такого игнора и я тебя найду, и накажу. Но тебе понравится. Обещаю, милая»

В душе (и теле) всколыхнулись волной воспоминания. Стало жарко и тревожно.

Вспомнила подходящее слово из классики: маятно.

Спрыгнула с подоконника и замерла, глядя в окно.

Могу ли я позволить себе попробовать, какова она на вкус, эта обжигающая страсть?

И хочу ли?

Рискну?

Посмею?