Фраза была явно рассчитана на эффект.
Затянувшись, медленно подведя руку к пепельнице, стукнув сигаретой о край, Хельга тихо произнесла:
— Меня уже в десятом классе изнасиловали. Дважды.
Эффект удался: собеседник, вздрогнув, замер, не донеся руку до той же пепельницы.
Хельга опустила глаза.
— Первый раз — двое мужиков, в машине, за городом. Второй раз — мальчишки, мразь, затащили вшестером в подвал. Зима, я с курсов возвращалась, темно, фонари разбиты…
Он всё же стряхнул пепел, но ни слова в ответ не произнес.
Хельга ничем не рисковала.
Классический вариант: случайные попутчики, поезд «Санкт-Петербург — Москва», вагон-ресторан. Хельга села за столик этого мужчины потому, в основном, что перед ним на столе стояла лишь чашка кофе. И не ошиблась: взаимная симпатия установилась сразу, еще до первых сказанных слов. Едва они прозвучали (что-то нейтральное, пропускаемое обычно мимо ушей), Хельга поняла: с этим человеком можно говорить о чем угодно. Располагала внешность: начинающие седеть виски, прямой открытый взгляд, спокойствие в позе и движениях; но главное — что-то неуловимое, неосознаваемое, то, что модно называть аурой.
Так же неосознанно из всех возможных вариантов поведения — легкое кокетство, строгая неприступность, азарт открывающихся перспектив — Хельга выбрала начатый: душевный разговор. В Москве ее ожидали друзья-однокурсники, азарт намечался там, почему бы сейчас и не использовать такую красивую возможность: взять да и выложить этому явно вызывающему доверие человеку всю подноготную — с тем, чтобы через полчаса разойтись и никогда больше не встретиться? Хельгина внешность позволяла выбирать в отношениях с мужчинами любой вариант поведения. Кстати, — усмехнулась про себя Хельга, — всё остальное тоже пока не исключено, посмотрим, как он себя поведет. Староват, но в этом есть особая прелесть.
— Еще кофе? — он так и не посмотрел ей в лицо.
— Вы угощаете?
Ее кольнуло: даже не посочувствовал. Обычно мужчины были с Хельгой гораздо более внимательны.
Он заказал две чашки кофе, стук колес отсчитал мгновения до их проявления.
Народу в вагоне-ресторане было немного, никто не отвлекал. И музыка звучала располагающая, какие-то блюзы, точнее Хельга сказать не могла.
Казавшийся до признания весьма словоохотливым, мужчина теперешним молчанием выбивал Хельгу из колеи — никто никогда с нею так не общался. Впрочем, и про изнасилования она никому пока не рассказывала. Может, встать и уйти? Хельге не нравились ситуации, в которых она не могла направлять события.
Официант принес кофе.
— Так и будем молчать? — не выдержала Хельга.
Словно не услышав ее вопроса, мужчина сказал, глянув, наконец, ей в глаза:
— Вы боролись с последствиями сами?
— Последствий, слава Богу, не было, — автоматом ответила Хельга и только тут поняла, что собеседник имел в виду отнюдь не физические последствия.
С ними ей действительно повезло: ни в первый, ни во второй раз она не забеременела, неизвестно, почему. К венерологу же пошла к частному, инкогнито, ха-ха, деньги нашла, мама так ни о чем и не догадалась. Во второй раз пожилая тетенька-врачиха встретила ее как родную — приняла за профессионалку?
Хельгу передернуло.
Углубляться в воспоминания было, в общем, тяжело.
Целый год только мысль о прикасающихся к ее телу мужских руках вызывала истерику. Потом отошло, один хороший человек помог.
Хельга вздрогнула еще раз и глянула на мужчину жестче. На долю секунды она пожалела о собственной откровенности. Первому встречному? — а кто он такой? Зачем Хельга ему открылась? Ни подругам, ни матери — ему, неизвестному мужчине? Хельга попыталась вспомнить, как начались откровения, но почему-то не вспомнила.
— Не волнуйтесь, — точно угадав ее мысли, мягко произнес мужчина, — ничего страшного Вы сейчас не сделали. Скоро мы расстанемся и никогда больше друг друга не увидим. Вы правильно поступили, рассказав, — ведь стало легче?
Снова Хельга кивнула, не успев подумать.
Недовольство течением разговора ушло, растворилось — она поймала себя на том, что готова слушать незнакомца, отвечать на его вопросы и ловить предполагающиеся ответы. Гипноз?
— Вы, наверное, ждали от меня сочувствия и обиделись, не дождавшись?
Кивая, Хельга подумала: вполне мог бы обращаться на «ты», она б не возразила.
— Сочувствие есть, — он принял кивок как должное, — но в вашем рассказе присутствует момент, который удержал меня от него.
— Какой? — Хельга напряглась.
Теперь она смотрела мужчине в глаза, не отрываясь. А он манипулировал взглядом по своему желанию.
— Мой ответ приведет к целому рассказу, — продолжалось так же.
Хельга усмехнулась.
— Будете рассказывать мне обо мне?
— Да. — Мужчина ответил так, что сомнений в его праве не возникло.
— Валяйте.
Собеседник не принял нового тона, продолжал в своем.
— Вы молоды и хороши собой. Не улыбайтесь, это не комплимент. Красота предполагает постоянное внимание представителей противоположного пола.
— Я в курсе.
Он снова пренебрег интонацией, и Хельга поняла, что взбрыкивать больше не будет.
— Так вот: это мужское внимание Вас и сбило. Момент, о котором я говорил, такой: Вас изнасиловали ДВАЖДЫ.
Хельга невольно опустила глаза; мужчина не отреагировал.
— По неофициальной статистике в нашей любимой стране изнасилованию подвергается каждая вторая женщина. Но дважды…
Хельга разжала губы.
— О-о, сейчас Вы расскажете, что я сама виновата, что я сама этих подонков спровоцировала и в тайне радовалась, когда меня… Плавали — знаем. Вагон тряхнуло, кофе из обеих чашек выплеснулся на скатерть.
Голос мужчины остался ровен.
— Что скажу я, зависит от того, слабая Вы или сильная.
— А Вы как считаете? — постаралась усмехнуться Хельга.
— Если б считал, что слабая — не сказал бы ничего.
Его, показалось, не стронуть с места.
— И почему?
Он вытащил сигарету из пачки.
— Знаете, чем отличается мудрый от умного? Нет? Умный всегда найдет выход из трудного положения… А мудрый в него не попадет.
Он склонился к ней и заговорил иначе, быстро, напористо и резко.
— Есть вопросы, которые Вы должны были задать себе сами. Сверяйтесь — задавали? Как Вы оказались с двумя «мужиками» — за городом, в машине? Десятиклассницей? Мужики, видимо, не были хорошими знакомыми? — ответов он не ждал. — Почему Вы зимой, одна, отправились домой по темной улице? А позвонить, предупредить? Попросить кого-то проводить с курсов? Еще жестче: эти шестеро напали на Вас, заломили руки, ударили тяжелым по голове и надругались, пока Вы были в беспамятстве?
Бил, гад, по больному.
Вопросы такие Хельга себе задавала — не сразу, через муку, после того, как пришла в себя, понимая уже тогда, сама с собой, что может выбрать любой ответ, как и сейчас, впрочем: от «как вы смеете» до «как я могла».
Что выбирать, она не знала до этого момента.
Мужчина был терпелив.
— Простите, коли делаю Вам больно, но. Если Вы не хотите повторения (у Хельги мелькнуло: он хотел сказать «действительно не хотите»), если Вы считаете себя сильной, если Вы действительно отвечаете за свою судьбу — такие вопросы обязательно надо себе задавать. Какими бы они не казались жестокими и страшными.
Хельга уже поверила ему, уже приняла на себя ответственность (может, вышел срок?), но всё же попыталась защититься в последний раз:
— Простите, но опять получается: жертва сама во всем виновата?
— Нет, не получается, — он вздохнул. — Просто главный на будущее вопрос — не «Кто виноват?», а «Что делать?», простите за нелепицу. Что делать, чтобы такое не повторилось.
— Оно уже было.
— Потому, что поздно задан вопрос.
Хельга промолчала.
Где ты был, прекрасный принц, тогда, в моем десятом классе?
Нет, — осадила себя Хельга, — тогда бы я тебя не услышала. Что — всё равно получается — только испытав всё на себе, начинаешь искать ответы по-настоящему?
Неужели она произнесла последний вопрос вслух — иначе почему он ответил?
— Не мучайтесь. Страдание проходит, выстраданное — никогда.
Хельга почувствовала себя усталой, изможденной: разговор забрал у нее все силы. Села, понимаешь, к случайному попутчику, поговорила…
— Кто Вы? — Она, похоже, привыкала говорить, опережая мысли.
— Это неважно, — отвечал он серьезно. — С этого мы, помнится, начинали: случайная, ни к чему не обязывающая встреча.
Хельга усмехнулась себе: всё получается наизнанку, не он, а она хочет узнать имя, номер телефона и что там еще полагается?
К столику подошел официант:
— Больше ничего не желаете?
Хельга очнулась и глянула по сторонам: ресторан заполнялся.
Незнакомец осознал намек быстрее:
— Спасибо, мы уже уходим.
«Мы», — выделила Хельга.
Екнуло: сейчас вывернем на привычную дорожку, он поведет себя как любой другой — и прошедшее рухнет, потеряет цену, а он окажется лишь самым хитрым из чреды самцов. Интересно, — бумерангом ударила по себе Хельга, — в настоящий момент я, вообще-то, была бы не против.
Встали из-за стола они одновременно.
Незнакомец улыбнулся.
— И не думайте обо всех мужчинах плохо. Исключения имеются. — Прерывая, он поднял ладонь. — Вы, я видел, пришли оттуда? Значит, мне — туда.
Всего доброго.
И, развернувшись, шагнул первым.
Хельга дошла до вагона, нашла свою верхнюю полку и сразу забралась на нее.
Ни о чем не думалось.
Ничего не хотелось.
Поезд приближался к Москве.
В соседнем купе плакал ребенок.
Спать, — решила Хельга и перевернулась на другой бок.
Мимо кто-то прошел.
Хельга крутанулась на полке и выглянула в проход.
Действительно, к концу вагона шел мужчина, но был это ее собеседник или нет, Хельга понять не успела.