Как делаются...

Как делаются педагогические закрытия

Наталья Андреевна отработала в школе целый год.

Первый в своей жизни громадный длиннющий учебный год, девять месяцев без двух недель — и не кем-нибудь, а учительницей русского языка и литературы.

Из того, что называется «личной жизнью», год можно было смело вычеркивать. Мама журила единственную дочку: нельзя так, Наташенька, и о себе подумать надо — всё школа да школа! Сходила бы куда-нибудь, подружки, вон, замужем давно, а ты?

Наташа и правда, чуть не единственная из выпуска в свои 23 года была совсем одна. Однокурсницы все как-то пристроились, кто замуж, кто так, многие детей уже завели, Оксанка вообще в Германию махнула — а у Натальи Андреевны и кандидата в претенденты, не то что претендента на руку и сердце не было и не предполагалось. Оставалось отдавать сердце детям, что Наталья Андреевна и делала.

Мамино ворчание и собственная неустроенность забывались, едва молодая (кстати, очень симпатичная) новоиспеченная учительница русского языка и литературы переступала порог школы. Кабинет Наталье Андреевне дали на третьем этаже, и уже по дороге к нему начинались интересные и важные события. «Здравствуйте, Наталья Андреевна!» — говорил ей какой-нибудь смешной пятиклассник, и лицо его освещалось неподдельной чистой радостью.

То же приветствие из уст длинного и тощего девятиклассника Паши Веселовского звучало Наталье Андреевне иначе, особой таинственной музыкой. Взгляд у Паши при этом становился шалым и блуждающим, щеки краснели. Всё это нравилось Наталье Андреевне до замирания сердца.

Каждое ее движение, каждое слово, каждый жест наполнялись глубоким смыслом — она делала великое, освященное веками дело: учила и воспитывала детей. Пред этим бледнели личные неурядицы и успехи подруг: всё, что делаете вы — обыкновенно; я же занимаюсь вещами волшебными, происходящее со мной — индивидуально и неповторимо. Выйти замуж и родить может каждая, а вот провести урок, да не какой-нибудь супер, а простенький, рядовой, «Частицы „не“ и „ни“», например, но провести так, чтобы ученики от восторга 45 минут просидели, затаив дыхание, или наоборот, в шумном деловом ликовании — это каждая сможет?

А Наталья Андреевна могла, и это стало уже основой, фундаментом гордости и самоуважения. Пусть кому-то трудно поверить, но буквально с первого урока у молодой учительницы получалось всё. Патрон нашел свой патронник, лыко — строку, сердце — приют. Денег, правда, Наталье Андреевне платили совсем мало, но она не расстраивалась — не может же быть хорошо везде? Мама с детства приучила ее довольствоваться малым; зато таких кофточек, что Наталья Андреевна шила своими руками, ни у кого больше не было.

Свои успехи на работе Наталья Андреевна ковала честно.

Каждый день после школы — проверка тетрадей и подготовка уроков, по два-три-четыре часа. Конспекты Натальи Андреевны можно было смело посылать на выставку: каллиграфический почерк, цветные заголовки — а про содержание и говорить не приходится: всё, чему учили в институте, всё, что Наталья Андреевна успела прочесть, услышать, увидеть и понять — всё шло в дело. Наталья Андреевна сумела заметить за собой новую, поразившую ее саму черту: любая полученная информация теперь мгновенно анализировалась с педагогических позиций: как ее можно использовать в классе?

Потому что на самом деле главное наслаждение Натальи Андреевны составляли не уроки, а ее собственный, первый в жизни воспитательский класс.

Девятый-В.

С первого же сентября от этого имени сердце Натальи Андреевны начинало биться быстрее. Она влюбилась в своих учеников сразу же. Наверное, ей и тут повезло: дети совпали со своей классной руководительницей, совпали по духу и мироощущению. Открытые и радостные, они давали учительнице возможность раскрываться самой — и Наталья Андреевна возможностью такой с восторгом воспользовалась. То, чего не востребовала жизнь, то, что оказалось не нужным ни одному встреченному ею мужчине — всего этого страстно жаждали от нее дети.

За год Вэшники объездили десяток музеев. Каждый месяц ходили в театр. Устроили празднование Нового года, 23-го февраля и 8-го марта. Заняли первое место на школьном фестивале самодеятельности. Выпустили кучу интересных и красиво оформленных газет. А через неделю должны были достойно завершить год — походом!

На поход Наталья Андреевна решилась не без колебаний — страшно по нынешним временам — но не устояла перед уговорами. Как можно таким детям отказать? Певунье Галочке, фантазерке Анечке, мило-беспутному Владу, и, конечно — Паше Веселовскому? Да всем! — всем-всем-всем без исключения ее ученикам и ученицам? За всё, что они для нее сделали, за эту интересную и наполненную событиями жизнь — такую гадость? Поддаться страху и, в общем-то, предать? Наталья Андреевна не могла себе такого позволить. В поход они пойдут.

Из учебных дел до похода оставалось только предэкзаменационное «Изложение с элементами сочинения», четырехчасовая самостоятельная работа. По этому поводу Наталья Андреевна могла не беспокоиться, своих детей она сумела научить. Семь-восемь троек, конечно, будет, но это — мизер; есть люди, от природы лишенные способности грамотно писать, с ними не поделать ничегошеньки. У Виталика из ее класса, например, природная дисграфия — а попробуйте исправить природу? Но всех, кого можно научить, Наталья Андреевна научила.

В школу нынче она отправилась радостно-спокойная. Да-да, именно так: одновременно и радостная, и спокойная, ибо к собственной радости успела по-хорошему привыкнуть: радоваться, оставаясь спокойной за сохранность собственной радости. Дела ее у нее никто ни отнять, ни испортить не сможет; всё учительское — в ее собственных руках, и это тоже одно из преимуществ профессии, за год Наталья Андреевна сумела себя в этом убедить. И еще один момент позволял гордиться собой: любое свое обещание она выполняла. «Не уверена, что сделаешь — не говори. Сказала, — делай», — бросил ей как-то вскользь старший коллега, математик Павел Сергеевич — и она поверила сказанному сразу. Математика уважали дети, а это для Натальи Андреевны стало показателем. Тем ценнее была его похвала: «В Вас, кажется, есть Божья искра. Детьми занимаетесь, а не бумажками». Ох, как молодой учительнице такие слова были нужны.

Тему для предэкзаменационного изложения Наталья Андреевна выбрала из сборника такую: «Домик Чайковского». Она любила классическую музыку, и «Творческий вопрос», обязательно ставившийся к каждому предлагаемому тексту, в этом ее особенно подкупал: «Как вы относитесь к классической музыке?» Реально оценивая жизнь, Наталья Андреевна трезво понимала: современные школьники (да отнюдь не только школьники) в массе своей не слушают Чайковского, не читают Паустовского или Нагибина — тем важнее казалась Наталье Андреевне любая возможность хоть как-то показать своим детям другую жизнь, другой мир, в котором звучат настоящие слова и настоящая музыка. Хоть в ком-то что-то отзовется?

Методику проведения изложения четко объяснила директор школы Валерия Петровна. Общаться с ней Наталье Андреевне было легко; во-первых, потому, что та сама была словесницей, следовательно, коллегой, разбирающейся в тонкостях и нюансах, а во-вторых, потому, что относилась она к Наталье Андреевне по-матерински заботливо. Общались они нечасто, директора постоянно одолевали заботы, но при всяком случившемся разговоре Наталья Андреевна чувствовала: ее оценивают по достоинству. Посему Валерия Петровна представлялась молодой учительнице образцом педагогического руководителя — мудрой, тактичной и деловой. Так получилось, что коллег ее возраста у Натальи Андреевны в школе не оказалось, и ни с кем, она, вечно занятая детьми, близко не сошлась. Привыкшая к одиночеству, Наталья Андреевна не очень переживала по этому поводу, но тем более важными становились любые советы ее школьной наставницы.

Так, вспомним: текст читается дважды, после первого чтения — пауза, время детям на обдумывание; второй раз читать по частям, давая возможность набрасывать на ходу скелет будущего изложения, «рыбу», как почему-то назвала сие Валерия Петровна — а Наталье Андреевне словечко понравилось. Можно прочитать и в третий раз, ничего зазорного в этом нет. Но, разумеется, никаких комментариев, всё должно быть честно. И обратно: Наталья Андреевна никогда не оскорбляла учеников подозрениями: заподозрить — и значит оскорбить. Объяснив еще в сентябре, что списывание равносильно публичному признанию себя круглым, ни на что не способным, дураком, Наталья Андреевна убедилась — Вэшники поняли ее и вняли совету. Убедилась, естественно, не подглядыванием, не слежкой, а спокойными наблюдениями за классом в соответствующих ситуациях. ЭТИМ детям она могла доверять.

Итак, всё готово: тема выбрана, чистые листочки проштампованы и даже разложены по партам, сама она собранна и спокойна. А скоро поход.

К предэкзаменационной работе подготовились и другие действующие лица.

Валерия Петровна прикинула график своего перемещения по четырем пишущим девятым классам. Особенного беспокойства нет, но стоит на всех глянуть своими глазами. Наталья Андреевна, конечно, девочка хорошая, чистая, но излишне наивная — надо ее и проконтролировать, и кое-чему научить. Валерия Петровна приглядывалась к ней в течение года, получала с разных сторон информацию, но от вмешательства воздерживалась, такая у нее была метода, но уже, пожалуй, пора. Поступившая информация в целом свидетельствовала в пользу молодой учителки, подправить, как становилось всё яснее, следовало один пункт. За три десятка лет Валерия Петровна убедилась — неконтролируемые восторженность и наивность весьма чреваты, если вовремя не сделать соответствующей прививки. Сегодня предоставлялся отличный шанс, и Валерия Петровна твердо вознамерилась его использовать, благо время было. Кто именно будет списывать в девятом-В классе, Валерия Петровна, хоть и не работала в нем сама, догадывалась. Предполагала.

Вэшники готовились к изложению по-разному.

Основная часть — никак не готовилась: это не задачи у Павла Сергеевича решать, как-нибудь перескажем, спасибо Наталье Андреевне, серьезных проблем с грамотностью нет.

А вот у Виталика Птицына они были, причем неустранимые: как объяснили когда-то маме знающие люди, у Виталика была отвратительная слуховая память, информацию он мог воспринимать только глазами. Сказать об этом новой учительнице Виталик постеснялся, слишком она ему нравилась, и выход оставался один: прочитать рассказ в сборнике самому. Сунуть под свитер, незаметно достать, найти и прочитать.

Еще хуже были дела у Пашки Веселовского.

Наталье Андреевне он не признался бы и под страхом смертной казни: с начальной школы Паша НИКОГДА НИЧЕГО НИ ПО ОДНОМУ ПРЕДМЕТУ НЕ УЧИЛ. Все тройки-четверки добывались исключительно списыванием. Веди у них Наталья Андреевна с самого начала, Паша, возможно, вырос бы другим, но Наталья Андреевна пришла только в девятом.

Паша впервые почувствовал за свое списывание стыд.

Паша впервые попытался что-то по-настоящему выучить.

Но перебороть себя не смог.

Краснея, бледнея, пылая, он по-прежнему, как все предыдущие семь лет, списывал, списывал и списывал.

На алгебре и физике — с «Готовых решений», их теперь можно купить на каждом углу; на истории и биологии — с изготавливаемых минимумом затрат шпаргалок, на русском — с соседки-отличницы Анечки, добрейшей души человека. Грех перед Натальей Андреевной Паша искупал неистовым усердием в классных делах. Он давно сделался правой рукой, надеждой и опорой учительницы. Но на уроках, с безнадежностью севшего на иглу наркомана, продолжал Паша любимую Наталью Андреевну обманывать.

— Подписываем чистовик.

Наталья Андреевна взяла мел и повернулась к доске.

Когда Паша видел ее сзади, его начинало трясти.

— Пред — эк — за — ме — на — ци — он — но — е, — по слогам выговаривала Наталья Андреевна, ведя одновременно мелом по доске, — из — ло — же — ние…

Вэшники писали, периодически сверяясь с доской.

В окно светило солнце, май разгорался и манил.

И скоро поход.

— Наталья Андреевна, — бухнул с третьей парты весельчак Влад, — а может, ну его, изложение, на экзамене изложим чего-нибудь, такая погода, а?

Все заулыбались, и Наталья Андреевна тоже.

Улыбка ее заставляла вздрагивать не одного только Пашу; молодец Влад — пусть она улыбается чаще.

— Второй раз буду читать, как говорила, с паузами.

— А мы, — снова вылез Влад, — тогда будем ловить рыбу, то есть жарить рыбу, то есть я запутался.

И Наталья Андреевна улыбнулась снова: «рыба» — ведь правда, смешно?

Через 15 минут все занялись делом.

Наталья Андреевна присела на стул и глянула в окно.

Господи, как хорошо! Как всё здорово и замечательно, как всё чисто и настояще!

Валерия Петровна зашла в класс бодро и энергично.

Вэшники не сразу оторвались от парт, встали нестройно.

— Садитесь… — Валерия Петровна улыбнулась. — Как дела, гульки мои?

— Отлично! — выкрикнул Влад под шум усаживающихся на места одноклассников. — Рыбу ловим, Валерия Петровна!

Тут и случилось: у Виталика Птицына выпала из-за пояса книжка — тот самый сборник, с которого диктовала Вэшникам текст Наталья Андреевна. Виталик окаменел — упала книжка прямо под ноги директору. Кроме нее случившееся заметили соседка Виталика и еще Наталья Андреевна.

— Та-а-ак… — сказала Валерия Петровна, и в классе установилась мертвая тишина.

Наталья Андреевна, сделавшая было шаг навстречу директору, замерла не хуже Виталика Птицына. Происходящее показалось страшным сном: она не узнавала свою директрису, она ни разу еще не видела ее такой. Как могла Валерия Петровна, казавшаяся такой мудрой и тонкой, говорить ее Вэшникам так? «Гульки» — это же для малышей, а мои — они ж совсем взрослые, они ж обидятся на такое — как Вы не понимаете?

Виталик?! Как ты мог?! Ты что — списывал?

Надо что-то делать, надо срочно что-то делать, исправлять положение.

Как вы все можете…

Делать Наталье Андреевне ничего не пришлось, всё, согласно табели о рангах, сделала ее начальница.

Валерия Петровна подняла с полу книжку, подошла к Виталику, усмехнулась, бросила книжку на парту, для того, вероятно, чтобы освободить руки; этими самыми пустыми руками взяла виталиков черновик и хладнокровно разорвала его на четыре части.

— Вон. Иди в канцелярию, садись и жди меня. Сейчас я вызову твоих родителей — и будем исключать тебя из школы.

Тишина стала упругой как сердце.

Валерия Петровна обвела класс глазами, взгляда ее многие не выдержали.

«Чудненько, — усмехнулась про себя Валерия Петровна, продолжая сохранять на лице выражение гнева и сосредоточенности, — даже ничего делать не пришлось, на ловца и зверь бежит. Урок девочке получается. Пусть знает».

Виталик успел испариться.

— Та-а-ак, — повторила Валерия Петровна, — я думаю, он такой не один.

Она шагнула ко второй парте и скомандовала следующей жертве:

— Покажи пузо.

Смысл сказанного дошел до Натальи Андреевны лишь после того, как она увидела: Сережа, умный, тонкий и твердый мальчик, послушно задирает руками рубашку, показывая требуемое.

Соседка Сережи, певунья Галя, побледнела. Валерия Петровна смерила певунью взглядом, переворошила рукою листочки, лежавшие перед ней на парте, ничего не сказала и сделала еще один шаг.

С четвертой парты без команды поднялся следующий Вэшник, Юрий, и так же без команды обнажил живот.

Двигалась Валерия Петровна достаточно быстро, времени у Паши Веселовского оставалось в обрез. «Сборник» из-за пояса он уже вынул давно, нужную страницу нашел и вырвал, для обеспечения скорости процесса. Задача, стало быть, заключалась в сокрытии листка (книжка давно уже была схоронена в портфеле). На мгновение Паша забыл обо всем, скомкал листок и пихнул его в карман. Очнулся Паша, когда увидел круглые расширенные глаза Натальи Андреевны, уставленные на него в упор.

Валерия Петровна обошла все три колонки — ни у кого больше ничего найти не удалось.

— Огорчили вы меня, гульки, огорчили… — Валерия Петровна обернулась к Наталье Андреевне, опытным глазом отметила нужный эффект — и изменила тон, даже улыбнулась чуть-чуть.

— Наталья Андреевна, можно Вас на минуточку… — и классная руководительница послушно пошла в коридор.

— Вот такие у нас детки, Наталья Андреевна, — директриса почувствовала что-то и неожиданно для себя самой добавила, словно извиняясь: — С одиннадцатым классом я бы себе такого не позволила, а с этими еще можно.

Да что это? — она действительно извиняется? — директриса нахмурилась.

Очень вовремя, отвлекая от разговора, из-за угла рекреации вывернул Виталик. Урок Наталье Андреевне можно продолжать.

— Иди сюда, — педагогически тонко произнесла Валерия Петровна. — Я же тебе сказала в канцелярию?

— Я… мне… — у Виталика тряслись губы.

— Подойди сюда… Тебе стыдно?

Виталика передернуло. Полились слезы.

Валерия Петровна вздохнула:

— Надо бы наказать тебя, чтобы на всю жизнь запомнил, да жалко… — она вздохнула еще раз. — Иди в класс, бери чистый лист, садись на последнюю парту один — и начинай снова.

Довольная преподанным уроком Валерия Петровна матерински коснулась плеча Натальи Андреевны. Времени оставалось мало, пора заканчивать.

— Еще, Наталья Андреевна… Я тут узнала, что Вы с детьми собираетесь в поход? О таких вещах надо докладывать, это я удержалась от «испрашивать разрешения». Мне надо официально оформить приказ, назначить ответственного. С врачами Вы проконсультировались? В Вашем классе, я помню, были противопоказания.

Наталья Андреевна кивнула.

Раскрылась дверь, из класса высунулся Влад, увидел говорящих, пробормотал «Извините» и исчез.

— Вот разгильдяй… — Валерия Петровна уже думала о другом. — Всё, Наталья Андреевна, дальше — сами.

Она пошла к лестнице, довольная собой.

Всё получилось замечательно: прививку от розовых очков она девочке сделала, глаза приоткрыла, а заодно показала, какие у нее есть рычаги, и как ими пользоваться. Коли не дура — поймет.

Оставшаяся одна Наталья Андреевна автоматически развернулась к двери, взялась за ручку — но так и осталась стоять, словно силы у нее в одно мгновение иссякли.