Как делаются...

Как делаются насильниками

Над Питером висели тучи, дождь лил не переставая.

Поднырнув под навес парадной, Марина с облегчением закрыла зонт и как следует его встряхнула. Зонт не помог: сарафан вымок почти до пояса, по ногам стекали ручейки, словно вылезла она из ванной. Глянув по сторонам, Марина собрала подол и отжала — из кулака потекла добротная солидная струйка. Ну и лето выдалось, и осень-то такая редко бывает.

— Промокли? — послышалось сзади.

— Ой! — Марина обернулась.

Прижавшись спиной к стене, в углу у двери, стоял молодой человек примерно ее возраста. Подходя к парадной, Марина держала зонт наперевес, а под козырьком сразу развернулась к двери спиной, вот и не заметила.

— Я Вас напугал? — улыбка показалась Марине грустной и мягкой.

— Признаться, да, — она подумала, что сарафан задрался высоковато.

— Я решил, Вы меня увидели, а потом… слишком быстро всё произошло.

Марине снова понравился ответ, как и сам молодой человек, впрочем. На улице она никогда не знакомилась — не попробовать ли? В свои 18 лет Марина успела побывать замужем и развестись — но по нынешним временам это почти ничего не значило. Вспомнилась история родной тети: своего будущего мужа она нашла у остановки автобуса: проходя мимо, встретилась с ним глазами и, отойдя, обернулась; он перехватил ее взгляд, улыбнулся, сделал шаг, пошел провожать, а через два месяца состоялась свадьба. Но шагнул первым ОН.

— У меня к Вам странная по такой погоде просьба, — извиняющимся тоном продолжал молодой человек, — не найдется ли у Вас — Вы ведь здесь живете? — стакана воды? Как-то не приучен пить из лужи. — Он развел руками, смешно наклонив голову.

— Пойдемте, — улыбнулась Марина. — Чего-чего, а воды доброму путнику у меня найдется.

И по едва заметному изгибу губ поняла: «добрый путник» оценил реплику.

Открыв дверь, Марина жестом пригласила молодого человека в квартиру.

— А удобно? — испугался он. — Побеспокоим Ваших родителей?

— Я одна, — снова улыбнулась Марина, — все на даче.

Последняя фраза сорвалась с языка сама.

Марина усмехнулась про себя: а это намек, милая, тебе захотелось приключений? Но беспокойства не возникло: опыт неудачного замужества, а также множество прочитанных в детстве книг давали Марине несомненное преимущество перед ровесницами: в мужчинах она научилась разбираться. Наука нехитрая, если женщина умна, секрет один: надо не думать, а ЧУВСТВОВАТЬ. Но это просто сказать, а использовать… — вот тут-то невидимые соперницы и отставали: чтобы такое использовать, надо чувствовать тонко и точно — и путь здесь один, как раз Мариной и пройденный: равновесие между книгой и опытом. Пусть мужчины думают, что хотят, она-то знает: выбирает и решает всегда женщина, избранник может позволить себе только то, что ему разрешают. ЧТО она разрешит этому парню, если что-нибудь разрешит вообще, Марина пока не знала, но попробовать себя еще раз хотелось. Дело в том, что невидимые конкурентки имели перед нею одно преимущество: жгучей красоткой Марина не была. Нет, никаких уродств, только полновата немного. Но тем слаще каждая очередная победа — да?

— Меня зовут Кирилл, — сказал изящно гость и снова развел руками, будто извиняясь за имя.

Нашего круга, — решила про себя Марина окончательно.

— А меня — Марина, — она улыбнулась как умела она одна. — Дальше по сценарию должно последовать что-нибудь о чашечке кофе или бокале вина?

И он подыграл:

— На Ваш выбор.

— Можно на ты.

— Тогда кофе.

— А вина всё равно нет. Проходи на кухню, а я, с твоего разрешения, пойду переоденусь в сухое.

Раскрыв зонт, Марина поставила его на пол в большой комнате и отправилась в свою, к шкафу. Стянув мокрый сарафан, она подумала, что бы надеть, и, в конце концов, остановилась на халатике. На незнакомого человека лучше бы что-то иное, но Марина всегда играла не по правилам, точнее, устанавливала свои. Посмотревшись в зеркало, она внезапно решила — нет. Самое красивое у нее — ноги, значит, джинсы в обтяжку и кофточку. Жаль, не обойтись без лифчика, грудь не позволяет.

Пока Марина, прыгая на одной ножке, втискивалась в джинсы, дверь сзади отворилась, образовав тоненькую щель, но тут же бесшумно закрылась. Марина ничего не заметила.

К ее приходу огонь под чайником горел вовсю.

Как только Илья, повинуясь мгновенному импульсу, назвал себя «Кириллом», он сразу понял: сегодня ЭТО произойдет. Лучшего шанса не выпадет: чужой район, пустая квартира, в многомиллионном Питере они никогда больше не встретятся. В паху сладко потянуло. Да, сегодня сбудутся томившие столько лет желания. Как всё произойдет, Илья еще не решил, но горло уже перехватило. Не будь у него пятилетнего опыта театральной студии, он бы, пожалуй, не сумел скрыть желания еще там, внизу, когда увидел за поднятой тканью волнующую белую полоску трусиков; но теперь его режиссер вполне мог учеником гордиться: этюд «случайное знакомство» отыгран на пять. Можно было всё испортить подглядыванием (Илья уже едва сдерживал себя), но пронесло, дверь не скрипнула, спасибо ей. Прокравшись на кухню, Илья снова вспомнил о театральных уроках и добавил к образу смущенного незнакомца еще одну деталь: предусмотрительность. Поставил чайник на огонь и сел на твердую табуретку унять дыхание. Времени на размышления не остается, придется играть с листа.

Илья понимал, что проваливается в бездну; укрощенный, казалось, зверь изнутри рвет оковы и вырывается на волю. Мысли о красивой игре и логических обоснованиях уже отходят на задний план перед величием надвигающегося события. Сдерживать себя Илья больше не мог и не хотел.

— О-о, какой ты молодец — и чайник поставил… — Марина двинулась к плите, оставив гостя за собой.

— Поставил.

И от этого, одного-единственного слова, Марина, поразившись, обернулась — Кирилл не мог ТАК отвечать, но встретившие ее в упор уголья-глаза разом убедили: мог.

ОН может, а ошиблась ОНА.

— Ты чего, Кирилл? — пролепетала Марина, разом осознав, и ЧЕГО, и КТО.

— Я не Кирилл, — хрипло обронил он и искривил лицо в ухмылке. — Раздевайся.

Марина сделала шаг назад и уперлась спиной в плиту.

Дальше отступать было некуда.

Бороться с собой Илья устал.

Иногда, в минуты искусственного облегчения, он пытался проанализировать ситуацию, найти какой-то выход. Смешно, если вдуматься: в наши-то времена, при такой-то свободе нравов, ему, умному и симпатичному молодому человеку, — не найти способа?! Когда вокруг столько женщин? Когда проститутки — героини нашего времени? Когда про секс — с каждой газетной страницы, с каждого любого прилавка, и из телевизора, и по радио?

Да, так.

Но, разжигаемый постоянными упоминаниями, дошедший до маниакального стремления, Илья оказался в ловушке, которая и заставила его молчать, не давая действовать: страх.

Удовлетворяя себя сам, Илья очень скоро ужаснулся: он — изгой. Всё происходит в считанные секунды, а значит, нормальный акт сразу превратит его в ничтожество: любая партнерша обольет его презрением и будет права.

Между диким страхом и диким желанием Илья распинал себя уже несколько лет, находя порой в самоуничижении сладострастие: вот такой я, и наплевать мне на вас на всех, нормальных! Сил оставалось только на то, чтобы казаться мужчиной: и вот сегодня силы кончились.

«Я узнаю» и «Я проверю», — стучало в мозгу.

А Марина эта — шлюха, не достойная жалости.

Впустить в пустую квартиру незнакомого мужчину?

Вилять перед ним задом?

Сама захотела — сейчас и получит.

— Что ты говоришь, Ки…

Илья вскочил. Язык сцены — действие, мелькнуло в голове, непонятно, иронией или сигналом.

— Я сказал — раздевайся! — Илья с размаху ударил ее по щеке. — Изобью! Шлюха!

Удар (не удар, а оплеуха) привел в ярость его самого — никогда раньше он не бил женщину: та податливость, та легкость, с которой мотнулась ее голова, раззадорили его еще сильней.

— Ну-у?! — Илья орал уже в истерике.

Она посмотрела на него снизу.

Сквозь нелепо согнутые руки Илья увидел слезы на глазах и от ненависти к себе замахнулся еще раз.

— Не надо, — прошептала она, и левая рука ее пошла вниз, к кофточке, оставив на месте правую — для защиты, что ли?

Не зная, что делать дальше, Илья опустился на стул и зажал голову руками. Что происходит?

Что он делает?

Он ли это?

А если бы его сейчас увидели? — эта мысль привела в ярость окончательно.

— Быстро! — вскрикнул от злобы Илья.

Раздевалась Марина в оцепенении, в странном дневном сне с открытыми глазами: это ее квартира, ее кухня, ее чайник кипит; за окном дождь — если бы не ошибка, лежала бы сейчас на диване с книжкой или слушала бы Шевчука… Никак не вытащить из штанины ногу… А родители и правда на даче, и никто не позвонит… Вот так и бывает: ее сейчас изнасилуют, и никому потом нельзя будет рассказать… Крючок сзади не расстегивается — у нее дрожат руки?

— Быстрее!

Она боялась посмотреть вниз: Кирилл (ах, да, он не Кирилл) так и сидит со склоненной головой — а взять и ударить его сверху чайником?… нет, я не сумею, только разозлю его… вот и книжки мне помогли, и ЧУВСТВА…

Ноги стали ватными.

— Трусы! — услышала команду Марина.

Покорно стянула белые шелковые трусики, опустилась на табуретку и вздохнула:

— Ну?

Месть самой себе обдала черной печалью; издеваясь, она произнесла:

— Я готова.

Илья поднял голову.

Сколько раз он представлял себе вожделенное женское тело. Сколько раз — с фотографий, с телеэкрана, оно мучило его, заставляя истекать завистью и злобой. И вот впервые перед ним — обнаженная женщина — на расстоянии руки, протяни — и дотронешься. Илья вздрогнул: совсем не то он представлял себе, совсем не то и не так. Бледная гусиная кожа, наплывающий на черный треугольник волос живот и темно-коричневый сосок груди, выскользнувшей из-под прижимающей ее к телу руки.

Он хотел не этого.

Он думал не об этом.

Всё, когда-то представленное, увиделось абсолютно иным — и происходить-то всё должно было не так!

Смотрела Марина в сторону.

И что ему делать дальше?

Хватать ее за руки, заламывать, бить и… Всегдашний страх вдруг проснулся в нем. Илья сказал, плохо уже представляя, что происходит:

— Понимаешь, у меня никогда никого не было.

Он посмотрел ей в лицо; опустить глаза после того, первого, взгляда, оказалось невозможным.

— И ты решил ТАК попробовать? — тихо спросила она, не повернув головы.

— Да… — Илья растерялся.

— И думаешь, поймешь хоть что-то? — Марина говорила словно не сама, словно повторяла чьи-то слова, тянувшиеся сверху. — Я же не хочу тебя, понимаешь? Не хочу. Ты ведь даже не сумеешь ничего из-за этого.

В голову словно вбивали гвозди.

Илья встал и, покачнувшись, шагнул к выходу.

От необходимости ежесекундно принимать решения он устал; сердце дергало в разные стороны, как от ударов извне. Взявшись за ручку входной двери, он остановился, обернулся, отпустил её и шагнул назад. Снова взялся за ручку и дернул дверь на себя. Дверь не поддалась; Илья развернулся и бросился обратно на кухню.

— Открой мне! Слышишь — открой! Шлюха!

Марина, всё так же закрываясь руками, медленно встала с табуретки и двинулась в коридор, стараясь всё время держаться к нему лицом. Илья пошагал за нею, тяжелея на каждом шагу, не сводя глаз с не закрытых ничем красивых мощных марининых бедер. В прихожей Марина сжалась, засунув себя в угол, и просительно кивнула на дверь:

— Рычажок направо и ручку вниз.

Он и сам мог открыть, конечно, возвращался на кухню он не за этим.

Да все равно проиграл: уходи.

Открывшаяся дверь прижала Марину к стене. Илья шагнул к ней, схватил пальцами левую грудь и изо всех сил сдавил ее. Марина закричала. Илья плюнул на нее сверху, не целясь — и выскочил на площадку, грохнув напоследок дверью.

Марина сползла по стенке вниз и зарыдала в голос. По плечу стекала вниз мерзкая белесая жидкость. Вот и приключение тебе — иди, отмывайся.

Илья остановился только внизу, у двери парадной.

Лестница молчала, никто за ним не гнался.

И в милицию она не позвонит, ерунда, ей вообще никто не поверит, надо, только, если что, стоять на своем: просто попросил стакан воды, выпил — и ушел восвояси — а больше ничего не было.

Уговаривая себя, Илья потянулся за пачкой; нарочито медленно вытащил сигарету, так же медленно — зажигалку — и, успокаиваясь, закурил. Издеваясь над собой, усмехнулся: попробовал? Хочешь повторить?

И вдруг ясно ощутил: хочет.

Отделенное восьмью лестничными пролетами женское тело казалось уже другим, снова манило. Но самым важным — и абсолютно новым — было чувство изведанной чужой покорности. Как податливо дергалась ее голова, как послушно она раздевалась, как мягка оказалась ее грудь, как сладостно она кричала!

Илья в злобе ударил кулаком в дверь: она обманула! Она провела!

Поддался, как дурак, на жалость; поверил шлюхе!

Он застонал в голос: такая возможность упущена!

Подняться наверх, позвонить? (глазка в двери у нее нет) — и закончить дело махом?!

Нет.

Не откроет.

Илья грязно выругался вслух.

Ладно.

Больше он своего не упустит, а шансы еще будут. Спасибо, милая, за науку — он знает теперь, как действовать.

Илья выкинул недокуренную сигарету, открыл дверь парадной, поднял воротник плаща и шагнул под дождь.

Он так до сих пор и не прекратился.