Как делаются...

Как делаются мудрыми

Сергей очень нравился Вере, да и замуж было пора.

Уже ученая горьким опытом, Вера не открыла планов даже лучшей подруге Любе. Надо было быть еще жестче — и не знакомить нежданного кавалера с одноклассницей — мать, как всегда, оказалась права! — но это стало ясно гораздо позже. В общем, как в дурном кино: отбила разлучница жениха, попалась Вера в свои же сети: смолчала же, не предупредила Любаню — не трожь! — какой теперь с нее спрос? И пришлось Вере испить чашу до дна: на свадьбу Любка позвала подругу свидетельницей, и одному Богу известно, как Вера сумела тот день выдержать: улыбаться, поздравлять, произносить тосты. Стыдно было за один вечер до того; у Сережи с Любкой уже начиналось, а Вера, дура, еще не замечала ничего и поддалась матери, пригласила Сергея к себе. Мать накрыла на стол, а потом случился нежданный телефонный звонок — тете Лизе плохо — и мать ушла, не выдав себя ни одним движением, предупредив: домой ночевать не вернусь. Расчет Вера поняла позже, а тогда… Тогда Сергей взял да и пришел с Любой — на улице, мол, встретил: можно представить, какой у прозревающей Веры был веселый вечерок. Хорошо хоть мать утром ничего не сказала, так всё молчком и кончилось, и стыд не выел глаза — в их городишке все друг друга знают.

А через полгода подруга Сергея и окрутила.

Прошло еще полгода.

Вера по-прежнему была одна, а в семье Любани родился сын. Сопоставив сроки, Вера поняла: до свадьбы успели, обрюхатил Сережа Любусю, вот, значит, чем товарка завлекла. Что ж, Бог им судья. Вера подарила крестному погремушку и как следует повеселилась на встрече роженицы. Юная мамаша чувствовала себя плохо, да и пить ей было нельзя, а Вера с Сережей оторвались на полную катушку, финал не запомнился. А что? — ей, подруге дома, можно, никто не осудит. Сергей, правда, веселился с некоторой натугой: работа у него не ладилась, платили маловато; но, как набрался, повеселел.

Через два года вышла замуж, наконец, и Вера.

Муж попался немолодой, вдовец, но и самой Вере к тридцати подкатывало, так что, почитай, в последний вагон вскочила. Настояла мать: при таком-то всегда молодая будешь, а дети у него взрослые уже, алиментов не платить, и зарабатывает не чета любкиному Сережке. Упустишь — наплачешься; хочешь в старых девах век отходить?

Вера послушалась и не пожалела.

Николай Иванович оказался ласковым, понимающим, ни в чем не перечил, денег приносил много, не пил, в траты не вмешивался, позволял молодой жене покупать что угодно. По ночам разве Вере было холодновато, но тут пришлось смириться — не всё же целиком?

Зато когда она родила мужу дочку, тот совсем размяк: на руках бы Веру носил, но не молодой уж, чай.

Да, на свою-то свадьбу Вера Любку, естественно, пригласила свидетельницей — и тут не промахнулась: от сравнения с нею она весь день испытывала дополнительное наслаждение. Любаню после первых родов разнесло, а Вера пребывала в самом соку — ягодка хороша спелой.

Сережа на свадьбе упился в зюзю, пришлось невесте свидетельницу пораньше домой отпускать: еще б чуть-чуть и испортил свадьбу.

И это хорошо.

Следующие три года подруги встречались редко: Вера нянчилась с дочкой, Люба — со вторым сыном. Не хотела уж (призналась под горячую руку Вере: Сережа всё сильней попивать стал — боюсь, с работы прогонят), но подумала-подумала и решила: раз уж залетела — пусть.

Чесался у Веры язык напомнить подружке кое-что, как отбила у нее жениха когда-то, — да пожалела: и так у Любки, бедной, жизнь несладка.

Матери только обронила вскользь:

— У разлучницы-то с Сергеем, мам, что-то, знаешь, того…

— Сама виновата, — поджала губы мать. — Хорошо, ты у меня — умная, не пошла за него когда-то, почувствовала. А уж как набивался, а? Как набивался?!

— Мам… — слегка оторопела Вера. — Сергей… набивался?

— А то?! — нахмурилась мать. — Всё домой к нам норовил заскочить, когда меня не было: помнишь, Лизавета заболела, а я ушла к ней? — тут же ведь приперся! Да к тебе Любка тогда зашла, спасибо ей хоть за что-то — оберегла, помешала.

Веру отвлек телефонный звонок, и возразить матери она не успела.

Это в молодости кажется: жизнь вечна; а как она, эта самая жизнь, устоится — годы полетят как столбы за вагонным стеклом — успевай подсчитывай. Только дни рожденья отстукивают: 35, 36, 37… И память, кстати, подтверждает: юность помнится до деталей, а дальше всё замешивается в месиво, и хорошо, если есть точки отсчета: в том году — свадьба, в том (чуть не сорвалось — в следующем) старший в школу пошел, а через два года еще — младшая.

Между — как корова слизнула.

Изменяла Николаю Ивановичу Вера нечасто, постоянного никого себе не завела, хотя, если честно, могла — и он бы, пожалуй, не осудил: такая разница в возрасте. У Веры самая пора, а Николаю Ивановичу ночью уже больше про теплое одеяльце мечтается. Знал ведь, когда молодую брал?

Себя Вера ни в чем не винила.

Честь семьи соблюдена? — соблюдена: нечастые приключения никому, и в первую очередь дочке, неизвестны, а в их городке такое сделать непросто.

Один только раз могла попасться Вера — с ним, с проклятым, с Сережей.

Дело было в августе; Николай Иванович уехал в командировку, дочка с бабушкой отдыхали в деревне. Встретила Сергея Вера перед домом случайно, а в разговоре случайно обмолвилась: одна, мол — вот Сергей и приперся в гости, научился через 15 лет намеки понимать.

— На тебе надо было жениться, Вер, — сказал он тогда в постели.

— Поздно теперь, — холодно отозвалась Вера, — о чем раньше думал?

Любовник Сережа оказался плохой: ничего в женщине не понял, думал только о себе, да и водкой от него разило сверх меры. А как кончил — рванул на кухню добавлять; между прочим, верин коньячок — и так надобавлялся, еле выставила, начал уже песни орать.

Да, — подумала, оставшись одна, Вера, — права была мать, не пустив меня за этого (вздох) алкоголика. Ой, права…

— С Сергеем тут виделась, — обмолвилась она матери при первой же встрече, — совсем уж плох… — Вера усмехнулась и лукаво прищурилась: — Я часто думаю, мам — как мне повезло тогда, что не пошла за него замуж, а? — и радостно закончила: — всё ты у меня, мам, умница…

— Мать худого не посоветует, — довольно прошамкала в ответ старуха.

И правда старуха, сжалось сердце у Веры — только внучка ее и поддерживает.

Серебряную свадьбу они с Николаем Ивановичем отыграли совсем как настоящую.

Долго думала Вера, приглашать Любу или нет — но пригласила всё же, смилостивилась.

— Но одна, Любка, слышишь?

— Конечно, Вер! — готовно согласилась Люба. — Да этот пьяный дурак и дойти к тебе не сумеет — каждый день с утра в хлам! — она вздохнула. — Эх, кабы снова начать — разве ж я за такого козла пошла бы?

Вера промолчала.

Что говорить: фонарь под любкиным глазом всю жизнь ее освещает. Но сама во всем виновата: Вера же тогда, в молодости, сразу всё поняла, не пошла за алкаша, как ни умолял он. В ногах валялся — а Вера не сдалась.

А ты куда смотрела, милая?

После смерти Николая Ивановича Вера больше замуж не пошла.

Зачем?

Дочка взрослая, внучки у Веры хорошие; старшая, Катенька, заневестилась уже.

— Ты б поговорила с ней, мам, — попросила как-то Веру дочка, — она тебя любит, а?

— Что такое? — всполошилась Вера. — Случилось чего?

— Да парень один к ней бегает… — засмущалась дочь. — Боюсь я.

— Поговорю, — вздохнула Вера с облегчением.

Господи, давно ли с ней самой мама разговаривала — а теперь поди ж ты — внучка!

И когда жизнь прошла?

— Послушай, Катерина, бабку старую, — Вера, не замечая, копировала собственную мать.

— Ой, бабуля, не кокетничай! — задорно отозвалась шаловливая внучка. — Ты еще очень даже ничего, прям на выданье! Старичка тебе подыскать, что ли?

— Вот по этому поводу, — скрывая удовлетворение, заговорила дальше Вера, — я и хочу с тобой поговорить. Сядь, внученька, послушай.

— Для тебя, бабуля любимая, что угодно, — просеменила к стульчику негодница. — Сажусь, слушаю.

— Не егози, — Вера с трудом сдерживала улыбку. — Я серьезно.

— Слушаю. — Катьку распирало. — Слушаю и повинуюсь, бабуленция моя.

Вера попыталась сосредоточиться.

— Бабуленция, как ты изволила заметить, если и сейчас ничего, то в молодости была — ах!.. Да… И ухаживал, — спохватилась Вера с трудом, — за мной один молодой человек.

— Хахаль, — уточнила внучка.

— Перестань! — вознегодовала бабка. — Ваши мне молодые штучки… Послушай, тебе говорю! — она осердилась всерьез.

— Да слушаю я, бабулька, слушаю.

Вера пожевала губами:

— Ухаживал за мною один молодой человек… Красавец, умница, непьющий… Цветы дарил, в кино водил…

— То есть всё по уму? — заинтересовалась Катя.

— Оставь свой жаргон! — всколыхнулась пуще Вера. — Да-а… Мать меня уговаривала — давай, мол, выходи за него замуж!.. А я ни в какую: не пойду, мол, и всё!

— А почему, баб? — в тоне внучки уже не слышалось иронии.

— Почему? — переспросила довольная Вера и вздохнула. — Вот по этому поводу я и хотела с тобой поговорить, внуча. Знаешь… смолоду надо о жизни думать, чтобы потом не жалеть… Это по молодости главное — хоровод; так кажется, лучше гармониста нет… Но мужа надо не в хороводе, а в огороде выбирать, вот так-то, внуча.

Вера подумала, что не стоило женскую поговорку переиначивать на мужскую, но простила себе грех. А внучка задумалась.

— Хм… А почему ты, баб, дедулю выбрала?

Добрались.

— Потому, Кать, что почувствовала: любит он меня… А Сережа — тот, красавец… он ведь только говорил про любовь, а слова — пустое.

— И где он сейчас? — глаза у внучки, казалось, налились.

— На кладбище, где, — вздохнула Вера. Помолчала и вздохнула еще раз: — И подружка моя, Любка, что подобрала его после меня — и она там же… Сережа ведь мучился с нею, меня вспоминал… На чужом несчастьи счастья-то не построишь, Катюша, вот так…

Катька встрепенулась:

— Какое несчастье, бабуля, миль пардон?

— Миль-миль… Сережа-то мой после отказа…

— А-а-а, — озадаченно протянула внучка.

— Вот тебе и на, — вздохнула Вера. — Вот, Катюня, и думай: бабка худого не присоветует.

Катерина, задумавшись, ушла.

Вера осталась дома в привычном одиночестве.

Поправила портрет Николая Ивановича, вздохнула умиротворенно и села к окну.

На улицу в этот раз не смотрела: раззадорила внучка, молодость перед глазами встала как живая, снова ей, Вере, 27 лет, снова с нею рядом Сережа — красавец, не вздохнуть.

Прости, Господи, приукрасила, конечно, для внучки — чего ради кровинушки не сделаешь?

Не сразу ведь она, Вера молодая, Сереже отказала, мучилась долго, выбирала…

Но Катюне об этом говорить без надобности, да?

А может нет — стоило всю правду рассказать, без утайки?

Чтобы с молодости внуча в разум вошла, чтобы всю жизнь прожила, как бабка ее — честно и мудро.