Капитан

Глава 17

Шевалье де Капестан поселился на постоялом дворе «Славная встреча», у господина Гаро. Первым делом молодой человек отправился на угол Ломбардской улицы, где нашел Коголена, который, балансируя на верхушке шаткой лестницы, малевал какую-то вывеску. За его работой, задрав головы, наблюдали Тюрлюпен, Готье-Гаргий, Толстый Гийом, хозяин постоялого двора и десятков пять зевак. Капестан присоединился к толпе. Наконец Коголен закончил свой шедевр и вдруг увидел шевалье. Громко вскрикнув от радости, он потерял равновесие и шлепнулся на мостовую — впрочем, без всякого ущерба для своего здоровья.

— О! Господин шевалье! — завопил верный оруженосец. — Какая радость! Какое счастье! Теперь меня по праву можно называть Коголеном-Удачей!

Затем Капестан поспешил на улицу Вожирар, приказав Коголену следовать за ним, держась в трех шагах за его спиной.

«Прощайте навсегда, удары палкой! — ликовал Коголен. — Прощайте, все незадачи! Да здравствует удача! Нет никаких сомнений в том, что мой хозяин разбогател, и теперь-то я наконец узнаю, что такое — есть четыре раза в день».

Правда, когда Коголен увидел, что они идут к «Славной встрече», а не к какой-нибудь роскошной гостинице, он слегка засомневался в том, что шевалье и впрямь стал богачом…

…Итак, Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан временно проживал на постоялом дворе «Славная встреча». Однако молодой человек заверил своего верного оруженосца, что настанет день, когда они переберутся в великолепный особняк, на воротах которого будет красоваться герб Тремазанов.

— Ибо, — добавил шевалье, — я приехал в Париж, чтобы разбогатеть, а значит, совершенно невозможно, чтобы мне это не удалось. Тогда ты будешь моим главным экономом.

Весь день Капестан пытался разыскать Жизель Ангулемскую. Весь день он думал о своей любимой. Сначала его посещали в основном приятные мысли. «Жизель — не маркиза, — рассуждал шевалье, — и я почти уверен, что она никогда ею не станет». Но затем в душу Капестана закралась тревога. К несчастью, опасения шевалье были отнюдь небезосновательными.

«Она меня любит, — говорил себе молодой человек. — Но ведь она знатная дама. Возможно ли, чтобы она вышла замуж за такого ветрогона, как я?»

Капестан тяжело вздыхал… Но как бы то ни было, он решил повидать Жизель и герцога Ангулемского. Шевалье не знал, что герцог находится в Бастилии. Капестан искал их, но так и не нашел. Однако, как ни странно, молодой человек был почти счастлив, что не смог встретиться со своей возлюбленной! Он был убежден, что, когда ему удастся снова поговорить с Жизелью, он услышит, что впредь никогда не должен ее видеть. Потому шевалье был рад, что удалось оттянуть этот ужасный миг.

Как только стемнело, Капестан направился к Бастилии. Он упрекал себя в том, что принц де Конде оказался в тюрьме. И теперь шевалье твердо решил освободить его. Ко всему прочему это послужит еще и хорошим уроком юному королю.

Капестан долго бродил вокруг старой крепости, пытаясь найти в ее укреплениях слабые места. Но пока ему ничего не приходило в голову… Однако шевалье не отчаивался: он знал, что в решающий момент обязательно что-нибудь придумает. Велев Коголену глядеть в оба и предупредить его в случае опасности, Капестан двинулся направо…

Он остановился там, где ров ближе всего подходил к башне. Шевалье тщетно всматривался в окна: ему не удавалось ничего разглядеть. Он приподнялся на цыпочки и замахал руками. И вдруг Капестан вздрогнул. Одно из узких окошек башни отворилось, и оттуда вылетел какой-то белый предмет, упавший прямо рядом с ним.

Какой-то узник попытался с ним связаться! Шевалье поднял предмет, лежавший у его ног. Это была монета, обернутая бумагой. В тот же миг грянули выстрелы. Шевалье увидел, что пули взрыхляют землю в двух шагах от него.

Капестану оставалось лишь одно: пуститься наутек. Разумеется, он не забыл прихватить с собой клочок бумаги. Вскоре шевалье был уже там, где оставил Коголена.

— О Боже! — в ужасе вскричал верный оруженосец. — Господин шевалье! В вас стреляли! Пулями!

— Нет, — спокойно ответил Капестан, разворачивая бумагу. — Это было экю. Видишь, я подобрал кое-что.

И шевалье с усмешкой показал оруженосцу тяжелую серебряную монету. Затем он разгладил смятый листок — и прочел вот что:

Шевалье побледнел. Его сердце болезненно сжалось.

— Он умирает! Он в нищете! — прошептал Капестан. — И все это из-за меня! А ведь этот несчастный принц не сделал мне ничего дурного! О, если бы это был Гиз! Герцог де Гиз, который меня оскорбил! Если бы я мог засадить Гиза в камеру номер четырнадцать Казначейской башни!

Однако шевалье понимал: проникнуть в Бастилию ему не удастся.

— Уходим! — внезапно сказал он.

И Капестан с Коголеном отправились на улицу Сен-Антуан. Они уже дошли до ее угла, где возвышался особняк Сен-Мара, как вдруг Коголен прошептал:

— О! Лантерн!

— Лантерн! — в тот же миг завопил чей-то голос. — Лантерн, ко мне! Сюда, мои люди!

Шевалье резко остановился. Крик доносился из кареты, во весь опор мчавшейся по улице. Очевидно, кричавший попал в скверную историю… Тем временем карета поравнялась с Капестаном.

— Ко мне! — продолжал вопить человек. — На помощь Сен-Мару!

— Сен-Мар! — Шевалье не поверил собственным ушам. — О Марион! Наконец-то я смогу отблагодарить тебя! И я сделаю это, пусть даже мне придется поплатиться жизнью!

Капестан бросился к карете и изо всех сил вцепился в упряжь.

— Погоняй, мерзавец! — рявкнул грубый голос.

— Ко мне! — хрипел Сен-Мар.

— Господин де Шеман! — обернувшись назад, крикнул кучер. — На нас напал грабитель!

— Сюда, Коголен! — прогремел шевалье.

Кучер тщетно хлестал лошадей: они замерли и стояли теперь, как вкопанные. Дверца кареты отворилась, и Шеман, выпрыгнув на мостовую, подошел к Капестану. С другой стороны к шевалье спешил Коголен. Голоса маркиза больше не было слышно.

— Прочь, негодяй! — крикнул человек Ришелье. — Пошел вон!

— Сам пошел вон! — ответствовал шевалье.

— Берегитесь! — процедил офицер, поняв, что имеет дело с серьезным противником. — Я выполняю приказ моего господина. Я состою на службе у монсеньора де Ришелье. Мое имя де Шеман.

— Мое имя — Тремазан де Капестан. И я ни у кого не состою на службе, — заявил шевалье.

— Что вам угодно? — злобно спросил де Шеман.

— Мне угодно освободить вашего заключенного! — решительно произнес молодой человек.

Взревев от ярости, Шеман бросился на Капестана. Было очень темно, и противники бились вслепую. Вдруг Шеман выронил шпагу, рухнул на колени, застонал и свалился на бок.

— Может, я его убил? — пробормотал шевалье. — Если бы он не назвал меня негодяем, с ним было бы все в порядке… Впрочем, я сделал это не нарочно.

Капестан присел на корточки и приложил ухо к груди Шемана. Сердце билось… Тогда шевалье перенес поверженного противника на левую сторону улицы, которая была освещена луной. Теперь Капестан увидел рану. Шеман был поражен в бедро. «Травма, конечно, очень неприятная, но не смертельная», — подумал шевалье и облегченно вздохнул. Вдруг он заметил, что за поясом у Шемана находится какая-то бумага. Капестан схватил ее, развернул, бегло прочитал и спокойно спрятал в карман своего камзола. Затем шевалье вернулся к карете. В ней — без сознания, с кляпом во рту — лежал Сен-Мар. Несмотря на то, что была ночь, шевалье сумел разглядеть лицо маркиза. Дело в том, что стало немного светлее…

В то время, как Шеман и Капестан сражались, на Коголена, державшего лошадей, набросился кучер. Это был здоровенный малый, да еще и вооруженный огромным кинжалом. Итак, этот человек кинулся на Коголена и нанес ему страшный удар. Бедняга рухнул как подкошенный.

— Я разрубил его пополам! — расхохотался великан.

Он нагнулся над поверженным: увы, Коголен не подавал никаких признаков жизни!

В этот момент что-то свалилось кучеру на плечи. Это было какое-то волосатое существо. Длинные патлы попали великану в рот, в глаза… Он ничего не видел, ему было нечем дышать! Кучер попытался стряхнуть с себя эту тварь, но она уселась на нем верхом, и он почувствовал, что в глотку ему вцепилось два десятка скрюченных пальцев… Великан попытался их разжать, но безуспешно. Вскоре силы ему изменили, и он рухнул на землю, как мешок.

А случилось вот что: Коголен, спасаясь от удара кинжалом, бросился на мостовую, а потом, улучив момент, вскочил на лошадь, а оттуда — на плечи гиганта. Сдернув с головы свой парик, он залепил им лицо кучера и вцепился великану в горло. Таким образом, оруженосец шевалье одержал блестящую победу над грозным и опасным противником.

В мгновение ока Коголен очутился у дверей особняка Сен-Мара и принялся отчаянно колотить в ворота.

Ворота почти сразу же распахнулись, и на улице появились Лантерн и швейцар, оба вооруженные до зубов. Коголен отвел слуг маркиза к карете. При виде хозяина, лежавшего без памяти, Лантерн словно окаменел.

Маркиза осторожно перенесли в особняк. Туда же оттащили и кучера, которого заперли в одной из комнат. Наконец, в дом доставили Шемана, который уже пришел в себя.

Капестан обратился к нему:

— Сударь, вы сдаетесь? Если нет, то я вас убью. Если да, ответьте мне, почему Ришелье приказал вам отвезти маркиза де Сен-Мара в Бастилию.

Шеман понял, что шевалье не шутит. Туренец прочел во взгляде Капестана свой смертный приговор. Однако Шеман вовсе не собирался прощаться с жизнью! Поэтому он прошептал:

— Я сдаюсь, сударь!

Шевалье перевязал ему рану и приказал:

— А теперь — говорите!

«Что же это за человек? — изумленно подумал туренец. — Он хочет меня убить — и заботится обо мне, словно брат. Право, это настоящий дворянин!»

— Сударь, — начал Шеман, вздохнув, — правда проста… Господа де Ришелье и де Сен-Мар страстно влюблены в одну и ту же особу. Она же предпочитает господина де Сен-Мара. Господин де Ришелье приказывает схватить господина Сен-Мара и отправить его в Бастилию. А женщину он держит у себя дома. Видите, как все просто!

— Ага! — прошептал Капестан. — Значит, женщина у него.

— Да, сударь, в особняке на набережной Огюстен, — подтвердил де Шеман.

Дальше шевалье слушать не стал. Он бросился в комнату, где находился кучер, забрал его плащ и шляпу, приказал Коголену дожидаться здесь, выбежал на улицу, вскочил на козлы экипажа и хлестнул лошадей…

— Монсеньор, карета вернулась, — доложил слуга Ришелье.

— Хорошо! — удовлетворенно сказал епископ. — Пришли ко мне Шемана.

— Господин де Шеман, кажется, был вынужден задержаться в дороге, — осторожно сообщил лакей.

— Задержался? — недовольно пробурчал Ришелье. — Тогда пришли ко мне кучера.

— Я уже подумал об этом, монсеньор, — поклонился слуга. — Этот человек ждет за дверью. — С этими словами лакей удалился.

Через несколько секунд в кабинет Ришелье вошел кучер. Епископ нетерпеливо спросил:

— Что случилось? Заключенный в Бастилии?

— Нет, монсеньор, — ответил язвительный голос. — Господин де Сен-Мар находится в своем особняке.

— В своем особняке! — прошептал ошеломленный Ришелье. — Этот голос… О! Этот голос!

— А что касается Шемана, монсеньор, — продолжал посетитель, — то ему сейчас как раз перевязывают бедро, которое я слегка поранил…

Капестан снял шляпу и плащ. Ришелье окаменел.

— Сейчас я вам все объясню, монсеньор, — любезно улыбнулся шевалье. — Я спокойно прогуливался — и вдруг услышал, как господин де Сен-Мар зовет на помощь. У нас с ним старые счеты… Я хотел вызвать его на дуэль: мы уже дважды собирались сразиться, но оба раза поединок пришлось отложить. Теперь нам помешал господин де Шеман. Вот я и вынужден был заняться Шеманом, а мой слуга взял на себя вашего кучера. Ну а чтобы дать вам немедленный отчет обо всех этих событиях, я позволил себе воспользоваться вашей каретой, — с вежливым поклоном закончил свой рассказ молодой человек.

Из груди Ришелье вырвался хриплый стон. Наконец он глухо произнес:

— Капитан!

Шевалье выпрямился. Его глаза сверкнули.

— Капестан! — грозно проговорил он. — Да, монсеньор. Но будьте поосторожнее. Это уже не фарс, как у комедиантов на праздниках господина Кончини. Вы сочиняете трагедии, монсеньор. Одно оскорбительное слово — и я стану вашим соавтором: моя шпага будет пером, а писать мы будем кровью!

Губы епископа задрожали. Он протянул к шевалье руки, словно палач, собирающийся схватить приговоренного… Внезапно Ришелье кинулся к столу, где находился колокольчик и молоток. Но Капестан был начеку. В мгновение ока он оказался между столом и Ришелье.

— Монсеньор, — холодно произнес шевалье, — вы хотите заставить меня убить вас?

Епископ бросил на молодого человека взгляд, полный жгучей ненависти.

— Неужели вы осмелитесь поднять руку на министра владыки земного и слугу Владыки Небесного? — прохрипел он.

— Да! — вскричал Капестан. — Я не побоялся бы напасть на вас, даже если бы вы сидели на троне!

И Капестан протянул руку — так же, как минуту назад это сделал его противник. Но, в отличие от Ришелье, рука шевалье не дрогнула, а решительно опустилась на плечо епископа! И под тяжестью этой руки Ришелье согнулся. То, что увидел в этот миг епископ, отбило у него всякую охоту сопротивляться. Лицо Капестана стало белым, как алебастр, и священнику показалось, что вокруг головы шевалье вспыхнул сияющий нимб.

— Монсеньор, — глухо проговорил Капестан, — вы являетесь символом всего того, что издавна почитает человечество. Вы — олицетворение земной и небесной власти. Париж трепещет под вашим взглядом. Говорят, что король считает вас железным столпом, нерушимой опорой монархии. Я же, сударь, ничего особенного из себя не представляю. Кем я буду завтра? Возможно, заключенным… Да, это вероятнее всего. А что ждет вас, сударь? Скоро вы окажетесь гораздо ближе к трону, чем сам господин д'Анкр! А это означает, что вы станете всемогущим. Вы будете править Францией. Однако сейчас вы в моих руках. Одно движение — и вы, всесильный властелин, обратитесь в прах. И никто меня не остановит! — воскликнул Капестан, выхватывая свой кинжал. — Прежде чем вы успеете крикнуть, вы уже будете лежать на полу, у моих ног. — С этими словами шевалье приставил острие кинжала к горлу епископа. — Но я не хочу этого делать. Предлагаю вам соглашение: я оставляю вас в живых, а вы отдаете мне Марион Делорм.

Капестан отступил на шаг. Он рисковал: ведь теперь Ришелье мог позвать на помощь. Но епископ не сделал этого. Он был так бледен, словно в его комнату вошла сама смерть. Однако в эту минуту Ришелье думал не о смерти. И даже упоминание имени Марион не заставило его вздрогнуть. Сердце Ришелье терзала страшная мука. И причиной этой муки была уязвленная гордость… Сейчас он походил на тигра, попавшего в ловушку. Епископ с ненавистью смотрел на Капестана.

«Я побежден! — думал потрясенный Ришелье. — И кем? Этим мальчишкой!»

По щекам епископа медленно скатились две крупные слезы. Может быть, Ришелье плакал первый раз в жизни. Боль, горе, страх — ничто не могло заставить его плакать. Это оказалось по силам только унижению.

— Идемте! — прошептал епископ.

Шевалье схватил его за руку и глухо произнес:

— Монсеньор, вы только что приговорили меня к смерти. Я прочел это в ваших глазах. Что же, я не боюсь вас! Однако берегитесь! Одна ошибка с вашей стороны, одно резкое движение или слишком громко сказанное слово — и мы умрем вместе! А теперь — идите! Я последую за вами.

С этими словами Капестан вложил свой кинжал в ножны.

Лицо Ришелье снова приняло свое обычное бесстрастное выражение. Он вышел из кабинета и зашагал по коридору. У двери комнаты, где была заперта Марион Делорм, епископ остановился. Он медленно открыл дверь.

Марион увидела Ришелье и Капестана и сразу поняла, в чем дело. Она встала и молча взяла шевалье за руку.

— Монсеньор, — распорядился Капестан, — прикажите, чтобы открыли ворота, и проводите мадам до набережной.

Ришелье стал спускаться по лестнице.

— Мадам, — обратился шевалье к Марион, — будьте так добры, не держите меня за руку. Мне нужно, чтобы мои руки были свободными.

Женщина повиновалась. Она дрожала: может быть, от ужаса, а может быть, от восхищения и любви! У ворот стоял швейцар. Ришелье заглянул в привратницкую: она была пуста.

— Откройте! — бросил епископ.

Швейцар мигом исполнил приказание своего господина.

— Монсеньор, — проговорил шевалье, — проводите нас до моста. Это всего лишь маленькая предосторожность…

На Новом мосту епископ замедлил шаг.

— До Гревской площади, монсеньор! — распорядился Капестан.

И Ришелье пришлось тащиться до Гревской площади. Наконец Капестан остановился и, отвесив епископу поклон, заявил:

— Вы свободны, монсеньор. Я прощаюсь с вами. Но прежде, чем мы расстанемся, позвольте мне сказать вас еще пару слов. Я восхищаюсь вами, монсеньор. Я полагаю, монсеньор, порой вам приходится делать то, что противно вашей совести. Наверное, иногда это бывают ужасные вещи. Может быть, ваш сон изредка тревожат воспоминания о них. Если это так, монсеньор, то долгой бессонной ночью подумайте, что однажды вы отдали некую женщину человеку, который ее любит. Поверьте, это будет вам утешением.

Ришелье ничего не ответил. Он молча смотрел в след Капестану и Марион Делорм, которые быстро исчезали во мраке. Какие мысли проносились у епископа в голове? Этого не знает никто!

Вскоре шевалье и Марион добрались до особняка Сен-Мара. На все вопросы женщины Капестан давал весьма уклончивые ответы.

— А теперь, — проговорил он, — прикажите, чтобы в самую легкую карету маркиза запрягли самых резвых его лошадей, берите Сен-Мара и бегите! Нельзя терять ни минуты!

— Покинуть Париж? — прошептала Марион. — Париж, который я мечтала завоевать?

— Да поймите же, это всего-навсего военная хитрость, — с легким раздражением объяснил красавице шевалье. — Когда гроза пройдет, вы спокойно вернетесь обратно. Да, еще одно: пришлите ко мне Коголена. Я оставил его в вашем доме.

— Прощайте! — промолвила Марион. — Увижу ли я вас когда-нибудь еще?

— Кто знает? — пожал плечами молодой человек. — Ну, уезжайте, уезжайте скорее! Сейчас Ришелье уже наверняка созывает своих людей.

Марион в последний раз посмотрела на Капестана и чуть слышно прошептала:

— Прощай, моя первая… моя единственная любовь!

Внезапно она притянула к себе голову Капестана и нежно поцеловала шевалье прямо в губы. Затем Марион отпрянула и исчезла в ночи, оставив шевалье в полном недоумении.

Капестан перешел на другую сторону улицы и стал ждать. Минут через десять он увидел своего верного оруженосца. Шевалье окликнул Коголена.

В эту минуту ворота особняка распахнулись, со двора вылетела почтовая карета, запряженная четверкой лошадей. Шевалье успел разглядеть в окошке головы Сен-Мара и Марион. Они целовались. Вскоре экипаж скрылся из вида. Капестан тяжело вздохнул.

— А кто вернет мне ту, которую люблю я? — грустно прошептал он. — Ах, Жизель, Жизель, где вы?

Вдруг шевалье горько расхохотался. Он смеялся над самим собой.

«Жизель! Да ведь она внучка Карла Девятого! Нет, Капитан, она не для тебя!» — мрачно подумал молодой человек.

— Пойдем, Коголен, продолжим наш путь! — вскричал он, обращаясь к верному слуге.

— А куда мы отправимся, господин шевалье? — осведомился тот.

— Искать удачу! — воскликнул Капестан.

Карлик Лоренцо расхаживал по своей лавке. Через открытую дверь был виден мост Менял. Карлик вышел на порог и принялся внимательно оглядывать окрестности.

Вдруг Лоренцо увидел какую-то женщину, и лицо его исказилось.

На женщине был прекрасный наряд. Ее роскошные белокурые волосы струились по плечам. Женщина медленно шла вперед. Ее взгляд был пуст.

Чем ближе она подходила к лавке, тем быстрее Лоренцо пятился назад. Наконец женщина пробрела мимо открытой двери, за которой спрятался карлик.

— Герцогиня Ангулемская! — пробормотал он. — Черное пятно на моей совести!

Дождавшись, когда герцогиня удалится на порядочное расстояние, Лоренцо выскользнул на улицу и последовал за безумной женщиной. Он увидел, что герцогиня зашла на постоялый двор «Золотая утка», и завернул туда же.

В кухне была лишь хозяйка по имени Леонарда, переставлявшая кувшины.

Полученное от Лоренцо экю быстро развязал ей язык. К тому же Леонарда побаивалась карлика и не хотела раздражать его понапрасну.

— Я поселила эту даму наверху. Она спускается из своей комнаты довольно редко. Кто она, я не знаю. Думаю, она пробудет здесь недолго… В качестве платы эта женщина отдала мне скромную драгоценность. Не уверена, найдется ли у нее еще что-нибудь, чем можно заплатить за жилье.

— Эта несчастная пробудет у вас ровно столько, сколько сочтет нужным, — заявил Лоренцо. — Платить за нее буду я. Когда она пожелает покинуть это место, дайте ей провожатого — кого-нибудь из ваших слуг. Только сделайте это скромно, ненавязчиво. Пусть этот человек защитит ее в случае необходимости или, если она заблудится, поможет ей найти верную дорогу. Имейте в виду: это очень знатная дама, и ваши хлопоты будут щедро вознаграждены.

Не успел карлик вернуться домой, как услышал, что в дверь его лавки постучали. Это был условный стук, по которому Лоренцо распознавал самых важных своих клиентов.

Он спустился, приоткрыл дверь и увидел Леонору Галигаи.

— Лоренцо, случилось большое несчастье, — проговорила она. — Жизель Ангулемская и Капестан, которые были в моих руках, убежали!

Карлик до крови закусил губу, но ничто в лице Лоренцо не выдало охватившего его волнения.

«Они на свободе! — ликовал маленький человечек. — Неужели судьба перестала преследовать меня?»

— Увы! — воскликнула Леонора. — Я захотела перехитрить Провидение — и жестоко поплатилась за это! Ты тогда сказал мне, что только король может вынести Капестану и Жизель смертный приговор. Но ты не произнес слова «королева»!

— Значит, вы вовлекли в это дело Марию Медичи? — ужаснулся Лоренцо.

— Да! — кивнула женщина.

— Какая ошибка! — вскричал карлик. — Расскажите мне, как случилось это несчастье.

— Откуда я знаю? — простонала Леонора. — Королева приказала Бельфегору спустить Капестана в колодец. Нубиец должен был дождаться, когда этот искатель приключений умрет, а потом оставить Жизель наедине с трупом. Одним словом, его должен был убить страх, а ее — горе. И поскольку приказ отдавала августейшая особа, я считала, что мне удалось выполнить все условия, о которых ты говорил… Когда мы решили, что все кончено, то позвали Кончино и все вместе спустились в подземелье. А там никого не было: ни Жизели, ни Капестана, ни Бельфегора. Позже мне удалось разыскать нубийца. А ты, Лоренцо, помоги мне найти этих двоих!

— Найти их? Что ж, я постараюсь, — заверил Леонору карлик. — Не беспокойтесь, мадам. Но запомните хорошенько то, что я вам сейчас скажу. Только Кончино Кончини может вынести смертный приговор Жизели Ангулемской и Капестану. Но для этого маршалу д'Анкру сначала нужно стать королем!

Ошеломленная Леонора покинула лавку. Проводив женщину взглядом, карлик усмехнулся и пробормотал:

— Кончини станет королем? Этого не случится никогда.

Лоренцо закутался в плащ, быстро вышел на крыльцо и запер лавку.

— Нужно спешить на улицу Дофин, — шептал Лоренцо. — Когда я спас мадемуазель Ангулемскую из Сены, она сказала, что, если мне будет плохо, я могу обратиться к ней в любой день и час. Она велела мне стучать пять раз подряд…

Сначала карлик заглянул на постоялый двор, который находился на углу улицы Мортлери. Человеку, открывшему дверь, Лоренцо что-то тихо сказал.

— Будет сделано, — ответил тот. — Через четверть часа на повороте у Нового моста вас будет ждать надежная карета.

После этого карлик поспешил на улицу Дофин. Добравшись до особняка герцога Ангулемского, он пять раз ударил молотком в дверь.

В двери открылось маленькое окошечко: Лоренцо узнали. Какая-то женщина проводила его по коридору и лестнице к комнате Жизель. Обрадованная девушка первым делом начала благословлять тот день и час, когда она, наконец, сможет отблагодарить своего спасителя.

— Мадам, — прервал ее Лоренцо, — за этим домом скоро начнут следить люди маршала д'Анкра. Отсюда нужно бежать. Вам надо покинуть Париж. Если Кончини найдет вас, вы пропали!

— Куда же мне ехать? — прошептала побледневшая Жизель. — Где мне спрятаться?

— На постоялом дворе «Сорока-воровка», — спокойно ответил карлик. — Его хозяйка Николетта полностью вам предана.

Жизель встала. Теперь лицо ее выражало решимость.

— Хорошо, я уеду, — проговорила она. — Но сначала я должна разыскать свою мать!

Лоренцо вздрогнул.

— Положитесь на меня, — пробормотал он. — Вам пора!

Жизель, ее служанка и карлик покинули особняк. На повороте у Нового моста уже ждала заказанная карета.

— Садитесь! — велел Лоренцо. — Будьте спокойны: завтра я приступлю к поискам того человека, который в одиночку, с одной лишь шпагой в руке может сделать больше, чем Кончини со всеми своими солдатами. Я говорю о шевалье де Капестане…

Забравшись в карету, карлик указал кучеру направление.

«Почему я пообещала моему отцу стать женой Сен-Мара? — в отчаянии думала Жизель. — Ведь имя того, кого я люблю — Капестан!»

Скоро карета остановилась на улице Барре, совсем рядом с особняком герцога Ангулемского. Лоренцо вышел из экипажа и постучал в окно какого-то дома. Оттуда высунулась чья-то голова, и недовольный голос спросил, что хочет поздний посетитель.

— Вручить вам десять золотых экю, уважаемая Леонарда, — ответил карлик.

Хозяйка немедленно пригласила его в дом. После недолгих переговоров Лоренцо вновь появился на пороге и приказал служанке войти внутрь и ждать в зале свою госпожу. Горничная вопросительно взглянула на Жизель, и та утвердительно кивнула головой. Служанка повиновалась.

Тогда карлик произнес:

— Мадемуазель, теперь я должен вас оставить, но вы не беспокойтесь, карета отвезет вас, куда нужно. Я прощаюсь с вами. Возможно, вы никогда меня больше не увидите. Мне бы только хотелось, чтобы вы обещали мне две вещи. Во-первых — покинуть Париж сразу же после того, как вы найдете свою мать. Вторая же моя просьба такова: добейтесь от герцогини Ангулемской, чтобы она сказала, что прощает карлика, который ее когда-то предал в Орлеане!

Жизель хотела было что-то спросить, но Лоренцо поднес палец к губам. Прежде чем исчезнуть, он прошептал:

— А теперь войдите в дом. Ваша мать — здесь!

Конец зимы был для Капестана неудачным.

Молодому человеку так и не удалось разыскать в Париже Жизель Ангулемскую, и он решил, что девушка уехала куда-нибудь в провинцию и давно забыла своего очень пылкого, очень отважного и очень бедного поклонника…

К весне у шевалье кончились деньги. Коголен пересчитал то, что осталось от трехсот пистолей. Оказалось, что в кошельке всего тридцать монет.

«А ведь я приехал в Париж, чтобы разбогатеть!» — уныло вздыхал Капестан.

Коголену уже надоело быть то Незадачей, то Удачей. Если бы он не беспокоился за своего хозяина, то без малейших сожалений променял бы жизнь, полную приключений, на более спокойное и размеренное существование.

Нужно заметить, что с некоторых пор постоялый двор «Славная встреча» приобрел для Коголена особое очарование. Это случилось в тот миг, когда отважный оруженосец впервые увидел некую темноглазую Джузеппу с черными, как смоль, волосами.

При встречах с Коголеном эта девушка всегда весело смеялась. Сначала бедняга очень смущался, но потом понял, что Джузеппа не просто относится к нему очень серьезно, но даже восхищается им.

Поскольку у Коголена не было случая сразиться с кем-нибудь, защищая даму сердца — никто и не думал на нее нападать, — ему пришлось снизойти до того, чтобы помогать ей на кухне. Шло время, и их связали такие чувства, которые не купишь за все золото мира.

Кстати, раз уже речь зашла о деньгах, то следует заметить, что Джузеппа вовсе не была привередливой. Родственников у нее не было, и она работала у хозяина Гаро за стол и кров. Коголен считал, что его возлюбленная заслуживает того, чтобы жить в куда более приличных условиях, однако, к несчастью, он никак не мог обеспечить ей достойного существования.

Поэтому он ходил грустный, а Капестан — мрачный. Тем временем Гиз, которого так превозносили парижане, трижды являлся в Лувр, чтобы уверить сына Генриха Четвертого в своей неизменной преданности.

Казалось, гроза миновала, но вдруг снова начались волнения.

Внезапно по Парижу прошел слух, что Гиз собирается выступить в защиту народа, а заодно расправиться с гугенотами. Говорили, что он решил в сопровождении пятисот сеньоров прибыть в Лувр, чтобы донести до короля волю народа. Повсюду раздавались крики:

— Да здравствует Гиз! Да здравствует наш освободитель!

— Смерть кровопийцам! Смерть Кончини!

Париж снова бурлил… И вот как-то вечером, подхваченный людской волной, Капестан внезапно очутился возле особняка Гиза. Герцог сидел у окна и наслаждался громкими проявлениями народной любви.

— Завтра, — проговорил он с довольной улыбкой, — кричать «Да здравствует Гиз!» будут не только на улицах, но и в Лувре! Завтра! Ну, что же, господа, нам пора!

Вскоре шевалье увидел, что из особняка вышли трое мужчин. Одного из них он узнал сразу: это был де Гиз. Герцог и двое сопровождавших его дворян направлялись к центру города.

Шевалье решил: если де Гиз двинется к Лувру, то он, Капестан, убьет герцога. Поняв, что Гиз идет в другую сторону, шевалье облегченно вздохнул. А герцог тем временем пересек Ситэ и зашагал по улице От-Фей. Стало ясно, что он спешит к особняку Конде.

Вдруг Капестану показалось, что Гиза и его спутников нагоняет небольшой отряд. Шевалье вгляделся во мрак и быстро убедился, что его подозрения не напрасны. Он даже узнал одного из вооруженных людей. Это был Ринальдо.

Капестан колебался. Как ему следует вести себя в такой ситуации? Внезапно шевалье услышал звон шпаг.

«Если я не вмешаюсь, — подумал молодой человек, — с Гизом и его друзьями все будет кончено».

В такие моменты шевалье никогда не размышлял о том, что ему выгодно, а что нет. Он бросился вперед и закричал:

— Держитесь, монсеньор! К вам идет подмога!

Капестан схватил свою шпагу за клинок и принялся наносить удары тяжелым эфесом. Не ожидавшие такого поворота событий люди Ринальдо дрогнули и обратились в бегство. Кто-то стонал, кто-то ругался, но никто не смог оказать шевалье достойного сопротивления.

Четверо лежали на земле. Они были мертвы. Эта схватка стоила жизни двум головорезам Ринальдо и двоим спутникам Гиза.

Сам герцог был цел и невредим. Что касается Ринальдо, то слуга Кончини успел скрыться.

— Сударь, — сказал герцог де Гиз своему спасителю, лица которого не мог разглядеть, — я обязан вам жизнью. Как мне вас отблагодарить?

В этот момент Капестана осенила блестящая идея.

— Монсеньор, вы вовсе не должны вознаграждать меня за то, что я сделал, — ответил он. — Дело в том, что в мои обязанности входит охранять и сопровождать вас.

— Сопровождать меня? — переспросил удивленный Гиз. — И куда же?

— Монсеньор, место собрания внезапно изменилось, — вдохновенно импровизировал шевалье. — Я должен отвести вас на постоялый двор «Генрих Великий». Там вас ждут те господа…

— В «Генрих Великий»? Значит, там собираются люди Конде? — уточнил герцог.

— Да, монсеньор, — не моргнув глазом, заявил Капестан.

Поколебавшись немного, герцог пожал плечами и пошел обратно.

«Мне снова удалось спасти нашего юного короля!» — ликовал шевалье, шагая вслед за герцогом.