Капитан

Глава 18

Читатель, наверное, не забыл, что, когда Коголен прозябал в нищете, он жил на покинутом и наполовину сожженном постоялом дворе «Генрих Великий».

— Как же так получилось, — расспрашивал шевалье своего оруженосца, — что хозяин Люро бросил свой постоялый двор на произвол судьбы?

— Срок аренды еще не истек, — объяснил Коголен, — и герцог де Роган это прекрасно знал. Однако сей благородный дворянин пригрозил Люро, что сдерет с него кожу заживо, если трактирщик осмелится еще раз появиться в «Генрихе Великом». Вот так и получилось, что я стал единоличным хозяином этих хором.

Капестан тогда сказал себе, что если дела его будут совсем плохи, то он тоже сможет найти себе убежище в полуразрушенных стенах «Генриха Великого». И вот теперь, разговаривая с Гизом, шевалье вспомнил про этот постоялый двор… Скоро они уже были у цели, Капестан открыл ворота, и через минуту шевалье и герцог вошли в большую комнату, погруженную во тьму.

— Подождите немного, монсеньор, — сказал Капестан, пропуская герцога вперед, — я пойду поищу огня: нам надо будет спуститься в подвал, где ваши друзья…

— Поторопитесь, — пробурчал герцог, которого начинало охватывать беспокойство.

Шевалье отправился на кухню, высек огонь и зажег огарок свечи. Затем Капестан вернулся в зал и поставил свечку на стол.

— Добрый вечер, монсеньор, — проговорил молодой человек. — Вы узнаете меня?

— Капитан! — пробормотал изумленный Гиз. Однако он все еще надеялся, что большой беды не случилось: ведь этот человек только что спас ему жизнь!

— Вы правы, монсеньор, перед вами Капитан, — усмехнулся шевалье.

И по голосу Капестана герцог понял, что дела его плохи.

— Ну что ж, — презрительно сказал Гиз, — выполняйте возложенное на вас поручение.

— Монсеньор, здесь нет никакого собрания, — произнес Капестан, — я сам отдал себе приказ привести вас сюда.

— Это западня! — возмущенно вскричал герцог.

— Западня? Нет, монсеньор, — покачал головой шевалье. — Если бы я хотел заманить вас в ловушку и убить, я бы просто не стал вмешиваться в схватку, и вас бы уже не было в живых…

— Ясно. Значит, вы захотели поговорить со мной наедине, — довольно грубо сказал Гиз. — Но поскольку вы так храбро вмешались в этот бой, я прощаю вам способ, который вы использовали, чтобы добиться аудиенции.

В эту минуту шевалье не мог не восхищаться герцогом. Действительно, этот человек умел держать себя в руках! Однако Капестан знал, как следует вести себя в таких ситуациях. Он решил быть еще более грубым, чем Гиз.

— Монсеньор, вы помните нашу встречу на одном захудалом постоялом дворе на Орлеанской дороге? — резко спросил молодой человек. — В тот день мы сразились с бароном Монмореном, вашим спутником, вы же поспешили уехать.

— Нет! — презрительно бросил Гиз. — Не помню.

Лицо шевалье вспыхнуло.

— Монсеньор, — сказал он, — вы тогда меня оскорбили. Меня, Адемара де Тремазана, шевалье де Капестана!

— Я вас оскорбил? — вскинул брови герцог. — Неужели? Я этого не помню.

— Зато я помню, монсеньор! — вскипел Капестан.

— Хорошо! Что вы хотите? — надменно осведомился Гиз.

— Забавный вопрос! — насмешливо откликнулся шевалье. — Знаете, монсеньор, почему я убил двоих людей лишь ради того, чтобы они не прикончили вас? Я не могу жить, помня о нанесенном мне оскорблении! Помогите мне забыть о нем — вы будете свободны!

— Помочь вам забыть?.. — усмехнулся герцог. — Прекрасно! Но как?

— Очень просто, — спокойно проговорил Капестан. — Попросите у меня прощения.

— В самом деле! — продолжал усмехаться Гиз. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что они одни. — И это все, что вы от меня хотите?

— Да, монсеньор, только этого, — подтвердил шевалье. — Извинитесь — и вы свободны.

Тогда герцог разразился громким смехом.

— Действительно, я не ошибся, — воскликнул он. — Передо мной и правда Капитан — собственной персоной!

— Так будьте же с ним поосторожнее! — взревел шевалье.

— Хватит! — отрезал Гиз. — Быстро открывайте дверь!

Капестан выхватил из ножен шпагу. Он был в бешенстве.

— Герцог де Гиз, — произнес молодой человек звенящим от гнева голосом, — на этом месте я дрался даже с принцем Конде, который стоит вас, и с герцогом де Роганом, который стоит нескольких таких, как вы! Вынимайте свою шпагу и защищайтесь!

Гиз пожал плечами и скрестил руки на груди.

— Монсеньор, защищайтесь! — дрожа от ярости, повторил шевалье. — Иначе будет поздно! Герцог де Гиз, вы приносите свои извинения?

Казалось, герцог заколебался. Однако он решил не менять свой тактики.

— Браво! — насмешливо воскликнул он. — Ты вызвал на дуэль герцога де Гиза! Но драться с ним ты не сможешь!

— Это ваше последнее слово? — внезапно успокаиваясь, осведомился шевалье.

Гиз снова пожал плечами. Капестан опустил шпагу.

«Я победил его!» — подумал герцог.

Шевалье подошел к де Гизу и положил ему руку на плечо.

— Монсеньор, — сказал молодой человек, — я не хотел, чтобы вы попали в Бастилию…

— Что? В Бастилию? — прохрипел герцог. Это слово парализовало его. Он решил, что рядом находится целая армия, которой приказано его арестовать, Гиз пробормотал:

— Хорошо! Раз уж вам непременно хочется сразиться…

— Слишком поздно, монсеньор! — прервал его шевалье ледяным тоном. — Именем короля я беру вас под стражу.

— Вы берете меня под стражу? — пролепетал герцог. — А кто вы такой, чтобы арестовать меня именем короля!? Вы — всего лишь Капитан!

— Нет, монсеньор! Я королевский рыцарь! — с гордостью ответил молодой человек.

— Ах, ты королевский рыцарь?! И ты имеешь наглость меня арестовать?! — взревел Гиз. — Хорошо! Умри же!

Герцог выхватил кинжал и нанес сокрушительный удар. Однако удар этот пришелся в пустоту: шевалье успел броситься на землю. В следующий миг Капестан уже снова был на ногах. Герцог, находившийся в трех шагах от него, начал наступать. Капестан же спокойно скрестил на груди руки — точно так же, как Гиз пару минут назад.

— Теперь вы больше не принадлежите мне, монсеньор, — заявил шевалье. — Я уже не имею права всадить вам в глотку кинжал, которым вы пытались меня прикончить. Разумеется, вы можете меня убить. Однако имейте в виду: вы убьете посланца короля Франции!

Рука герцога, уже занесенная для нового удара, безвольно упала.

— И даже если вы расправитесь со мной, — продолжал Капестан, — вас все равно арестуют мои люди.

Гиз застыл на месте.

— Но это уже будет вооруженное сопротивление представителю власти, то есть открытый мятеж, — торжественно провозгласил молодой человек.

Герцог попятился назад.

— И тогда вам отрубят голову, монсеньор! — мрачно заявил шевалье.

Гиз пробормотал проклятие и бросил кинжал на грязный пол.

— Если же вы сдадитесь без борьбы, то, скорее всего, дешево отделаетесь. Через неделю вы уже будете на свободе! — усмехнулся Капестан.

«А ведь верно, — подумал герцог, — я же ничего не теряю. Возможно, несколько дней, проведенных в тюрьме, лишь укрепят мои позиции и поднимут мою популярность. Пожалуй, я выйду из Бастилии даже более сильным, чем раньше».

— Вот моя шпага! — сказал он, протягивая свое оружие шевалье.

— Оставьте ее себе, монсеньор, — проговорил тот. — Вы просто будете следовать за мной: этого вполне достаточно.

Капестан распахнул дверь и знаком пригласил герцога пройти в маленькую комнатку. Гиз повиновался. Тогда шевалье захлопнул дверь и запер ее на два оборота ключа: герцог оказался под замком! Он был заточен в клетушке, где не было даже окон!

Капестан вышел на улицу и направился на постоялый двор «Славная встреча». Сначала шевалье оседлал своего коня, а потом разбудил Коголена. Через четверть часа Коголен, еще не совсем проснувшийся, стоял на часах у дверей комнаты, в которой шевалье запер герцога де Гиза.

— Коголен, — сказал своему оруженосцу Капестан, вкладывая ему в руку пистолет, — я последовал твоему совету: поставил на карту все — и выиграл. Богатство здесь, за этой дверью. Сто тысяч золотых экю, слышишь?

Глаза Коголена округлились. Он издал нечленораздельный звук.

— Я распорядился, чтобы хозяин игорного дома принес деньги сюда, — продолжал шевалье. — Сейчас я буду искать тайник, чтобы их спрятать, но боюсь, как бы этот мерзавец не вздумал сбежать вместе с золотом.

Рука Коголена судорожно сжала пистолет.

— Пусть только попробует! — проговорил верный оруженосец. — Он у меня получит!

— Хорошо! — кивнул шевалье и вскочил на Фан-Лэра.

Было уже одиннадцать часов вечера. Капестан поскакал на Ломбардскую улицу. Парижанам надоело кричать и бесноваться, и они разбрелись по домам. Париж спал — но нервным, беспокойным сном, который предшествует дням страшных потрясений.

Шевалье постучал в дверь постоялого двора, где выступали комедианты. Войдя в зал, он сунул хозяину в руку пять пистолей и что-то шепнул ему на ухо.

Хозяин поставил на стол три бутылки своего лучшего вина и четыре кружки и, пока Капестан откупоривал бутылки, поднялся наверх. Через десять минут появился Тюрлюпен, а за ним — Толстый Гийом и Готье-Гаргиль. Из-за того, что их разбудили. У них поначалу было плохое настроение, но оно мгновенно улучшилось, как только комедианты увидели бутылки.

Скоро вино было выпито. Тогда Капестан спросил:

— Господа, не желаете ли вы сыграть фарс, который я сочинил? Но я тоже хотел бы участвовать в представлении…

Тюрлюпен вздрогнул и удивленно уставился на шевалье.

— Черт возьми! — воскликнул Толстый Гийом. — Я просто восхищаюсь вами, сударь!

— Эй! Эй, хозяин! — крикнул Капестан. — Эти бутылки уже пусты!

Он бросил на стол золотую монету. Хозяин полетел в погреб так, словно за спиной у почтенного трактирщика выросли крылья.

— Я согласен с Гийомом! — заявил Готье-Гаргий. — Мы будем счастливы играть с таким благородным человеком.

— А вы что скажете, мэтр Тюрлюпен? — обратился шевалье к третьему актеру.

— Я согласен с моими друзьями, — важно откликнулся тот. — Хотя мне все-таки хотелось бы, чтобы вы рассказали нам сюжет пьесы.

— Хорошо! — кивнул Капестан. — Скажите, являетесь ли вы сторонниками Его Величества Людовика Тринадцатого, храни его Господь?

— Разумеется! — воскликнул Тюрлюпен. — Я ненавижу тех негодяев, которые хотят его убить. В наших пьесах мы всегда за слабых и против сильных!

— Прекрасно! — обрадовался шевалье. — Тогда слушайте. В моем фарсе речь идет об одном нахале, который возомнил себя властелином.

Тюрлюпен придвинулся к Капестану и шепнул:

— Гиз?

— Да! — выдохнул тот.

— Это опасно? — деловито осведомился актер.

— Вовсе нет! — заверил его шевалье. — Никакого риска и много славы.

— Только добейтесь для нас привилегии, которые имеют господа из Бургундского отеля[18], а об остальном я позабочусь, — сказал Тюрлюпен, возвращаясь на свое место. Готье-Гаргий и Толстый Гийом пили.

— Пьеса этого господина достойна того, чтобы ее сыграть, — объявил Тюрлюпен.

— Значит, сыграем! — дружно воскликнули актеры. — Когда будет представление?

— Сейчас! — ответил Капестан.

— Ого! Даже не будем разучивать роли? — удивились комедианты.

— Сыграем экспромтом, — решил Тюрлюпен.

— Но где мы возьмем публику? — недоумевали актеры.

Шевалье поднял свою кружку. После того, как все чокнулись, он произнес тост:

— За ваше здоровье, за вашу славу, господа! Вы говорили о публике? У вас будет такая прекрасная публика, о какой вы никогда и не мечтали! На ваш триумф будут взирать миллионы глаз!

— Но где мы найдем такой большой зал? — робко спросил Толстый Гийом.

— Он уже найден, — ответил Капестан. — Нашим залом будет весь Париж! И помните, господа: среди зрителей будет присутствовать одна достойная дама!

— Дама! — оживился Готье-Гаргий. — И что же это за дама?

— Ее имя — История! — воскликнул шевалье. Через несколько минут Капестан, поручив Фан-Лэра заботам трактирщика, вел трех комедиантов к развалинам «Великого Генриха». Там их встретил Коголен. При виде актеров он скорчил недовольную гримасу. «Может, они хотят, чтобы им перепало несколько монет из выигрыша господина шевалье?!» — сердито подумал верный оруженосец.

— Идите за мной! — скомандовал Капестан. — Коголен, ступай вперед и освещай нам дорогу.

С этими словами шевалье достал из кармана ключ и спустился в подвал.

«Отлично. — промелькнуло в голове у Коголена, — вот где мы спрячем наши сокровища».

Капестан открыл дверь одного из погребов. Подвал был забит старыми плащами, аркебузами, алебардами — словом, вещами, по которым можно сразу узнать королевских гвардейцев. Это было именно то необходимое, что герцог де Роган приготовил для пятидесяти дворян, которые должны были сопровождать Конде до Лувра той ночью, когда наш искатель приключений привел принца к королевскому кабинету.

— Одеваемся, господа, — произнес Капестан, — а то публика уже нервничает!

Через несколько минут Тюрлюпен, Готье-Гаргий, Толстый Гийом и оторопевший Коголен превратились в гвардейцев, Капестан облачился в костюм офицера. На левом плече каждого из новоявленных швейцарцев лежала аркебуза, а в правой руке каждый сжимал алебарду. Шевалье запер дверь погреба, и все пятеро поднялись наверх. Здесь по знаку своего хозяина Коголен открыл дверь комнаты, в которой находился герцог де Гиз…

Заглянув в коморку, Капестан увидел герцога. Гиз был бледен как смерть, Этот человек мечтал о том, что будет править королевством, и вдруг… Шевалье все прочел во взгляде Гиза.

Казалось, герцог вовсе не удивился, увидев Капестана в костюме офицера швейцарской гвардии. Гиз покорно встал между мнимыми швейцарцами, и все шестеро вышли на улицу.

В Париже стояла глухая ночь. Город тонул во мраке. Вдруг перед Капестаном выросла чья-то темная фигура.

— Кто идет? — прокричал зычный голос. Шевалье поднял глаза и вздрогнул. Перед ним чернела громада Бастилии.

— Слуга короля! — ответил молодой человек. Послышался шум шагов. Это приближался офицер.

— Кого вы ведете? — спросил он.

— Пленника Его Величества! — отозвался искатель приключений.

Заскрежетали цепи, и подъемный мост опустился.

— Идемте, монсеньор, — прошептал Капестан Гизу на ухо. — Заключите с королем мир и позвольте ему спокойно царствовать.

Процессию ввели в тесное помещение, где обычно совершались всякие формальности. Офицера, несшего вахту у главных ворот, разобрало любопытство. Ему захотелось узнать, что же это за арестант, которого доставили в крепость с такими предосторожностями. Он осветил фонарем лицо пленника… Затем побледневший офицер повернулся к Капестану и прошептал:

— О, я понимаю! Как прекрасно, что король решился!..

С этими словами офицер бросился искать коменданта. Комедианты и Коголен остались мерзнуть во дворе. В тесной каморке сидели лишь клевавший носом шевалье, мрачный Гиз и трое надзирателей. Вскоре появился запыхавшийся господин де Невиль.

Он поклонился герцогу, затем подбежал к Капестану и простонал:

— Просто ужасно, что король решился на такое!

Шевалье равнодушно пожал плечами, давая понять, что его это совершенно не касается.

— Где вы его арестовали, сударь? — взволнованно спросил де Невиль.

— На улице, — коротко ответил Капестан.

— Как? Вам и трем швейцарцам удалось схватить герцога?! — прошептал потрясенный комендант.

— А вы считаете, что для того, чтобы выполнить одно простое распоряжение, нужна целая рота? — вскинул брови шевалье.

— Приказ у вас с собой, не так ли? — мрачно осведомился де Невиль.

— Вот он! — сказал шевалье и вытащил из кармана сложенный вчетверо лист пергамента.

В жизни Капестана было много ужасных минут. Но это мгновение стало одним из самых мучительных.

Шевалье протянул коменданту Бастилии тот самый приказ, который король написал под диктовку Ришелье. Это был приказ, по которому де Невиль должен был освободить Лаффема и заточить в крепость Сен-Мара, приказ, отобранный Капестаном у раненого Шемана.

Если король успел изменить свое решение и де Невиль знает об этом, то сейчас в камере окажется не Гиз, а сам Капестан. Сердце нашего искателя приключений готово было выскочить из груди.

— Почерк короля! — прошептал де Невиль. Он медленно прочел приказ еще раз.

— Так, передать подателю письма указанного заключенного… Хорошо! — проговорил наконец комендант.

Он подозвал офицера и что-то прошептал ему на ухо.

Затем де Невиль приблизился к Гизу и с поклоном произнес:

— Прошу вас, монсеньор, следуйте за этими людьми.

Капестан облегченно вздохнул. В комнату вошли восемь вооруженных стражников и увели герцога де Гиза.

Как только дверь за ними захлопнулась, шевалье бросился во двор, чтобы отдышаться.

— А запись в книге?.. — спросил комендант, догоняя Капестана.

— Молчите, сударь! — вскричал шевалье. — Никаких записей! И если вы узнали заключенного, советую вам поскорее забыть его имя.

— Этот человек мне неизвестен, — пролепетал испуганный тюремщик.

— Вот и отлично. Это государственная тайна, понимаете? — понизил голос шевалье.

Де Невиль подошел к Капестану совсем близко.

— Да, в приказе сказано о тайне, — согласился он. — Но там ничего не говорится о том, как я должен обращаться с заключенным. Завтра я выясню это в Лувре.

— Обращайтесь с ним, как с принцем крови, — усмехнувшись, посоветовал шевалье.

— Думаю, что это правильно, — кивнул комендант. — Но этот документ еще и предписывает мне передать вам заключенного, имени которого я не знаю.

— И я не знаю — и не должен знать! — воскликнул Капестан. — Король сказал мне только одно: вы приведете ко мне заключенного, которого содержат в камере номер четырнадцать Казначейской башни.

— О! — хлопнул себя по лбу де Невиль. — Понимаю! Оставайтесь здесь. Сейчас его сюда доставят, однако советую вам не спускать с него глаз.

— Будьте спокойны! — свирепо ухмыльнулся молодой человек.

— Хотите, я дам вам дюжину своих людей? — предложил тюремщик.

— Да нет же, черт побери! Мне вполне достаточно моих четырех швейцарцев, — надменно заявил шевалье.

Комендант уже сделал несколько шагов, но вдруг остановился.

— Вы, наверное, поступили в гвардию совсем недавно? — спросил он. — Я не имел чести видеть вас раньше среди офицеров Лувра.

— Действительно, я новичок. Но это не мешает мне быть преданным слугой Его Величества! — гордо проговорил Капестан.

— Мои поздравления, господин… господин?.. — вопросительно взглянул на собеседника де Невиль.

— Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан! — представился молодой человек.

Десятью минутами позже де Невиль и офицер привели заключенного из камеры номер четырнадцать Казначейской башни, предварительно удалив со двора стражу и надзирателей. Таинственный узник был передан четырем швейцарцам — то есть Коголену, Тюрлюпену, Толстому Гийому и Готье-Гаргию, и маленький отряд промаршировал по подъемному мосту, который тут же со скрежетом вернулся в вертикальное положение.

— Стой! — скомандовал Капестан, как только мрачная крепость скрылась из вида.

Он подошел к узнику. Было очень темно, и шевалье даже не мог разглядеть его лица. Вдруг таинственный заключенный рассмеялся и хлопнул Капестана по плечу.

— Сударь, — произнес обитатель камеры номер четырнадцать, — знаете, чем я занимался, когда за мной пришли, чтобы передать меня в ваши руки?

— Нет, монсеньор, — ответил Капестан.

— Так вот, я точил этот кусок железа! — заявил узник.

И действительно, в его руках что-то блеснуло.

— Я сделал из него кинжал, — продолжал заключенный. — И как вы думаете, зачем?

— Не знаю, монсеньор! — удивленно проговорил шевалье.

— Я собирался убить себя, — спокойно сообщил узник.

— Убить себя! — воскликнул потрясенный Капестан.

— Да! — решительно кивнул заключенный. — Господин офицер, вы дворянин? Я прошу вас, умоляю! — вскричал он. — Вы должны знать, что хочет от меня король. Отправят ли меня обратно в Бастилию?! Вы не хотите отвечать? — простонал таинственный арестант. — Что ж! Вам придется доложить вашему королю, что вы доставили в Лувр не человека, а труп!

И узник попытался вонзить кинжал себе в грудь, но Капестан успел схватить заключенного за руку.

— Монсеньор, вы свободны, — глухо произнес молодой человек.

Узник вскрикнул, словно от резкой боли, и прохрипел:

— Вы сошли с ума, сударь. Что вы говорите?

— Эй, вы, отойдите! — распорядился шевалье. Мнимые гвардейцы удалились.

— Свободен! — повторил узник. — Может, все это сон?

— Прощайте, монсеньор! — с поклоном сказал Капестан. — Вы вольны, как ветер! Но прошу вас: не злоупотребляйте вашей свободой! Не забывайте о том, что наш король Людовик еще молод и неопытен. Шевалье де Капестану позволено дать вам такой совет. Прощайте!

И шевалье ушел, оставив потрясенного узника посреди улицы.

— Бедный Конде! — пробормотал молодой человек. — Как он сдал в своей камере номер четырнадцать! Ну, ребята, а теперь пойдем обратно. Вас ждет королевский ужин: мы должны отпраздновать триумф пьесы, которую мы только что имели честь сыграть!

Четверо швейцарцев окончательно пришли в себя только при виде роскошного стола.

— За автора пьесы! — воскликнул Тюрлюпен, наполняя первый стакан.

Читатель, конечно, давно понял, что таинственным узником был вовсе не принц Конде. Итак, спасенный из тюрьмы человек еще минут пять стоял на улице. Голова его кружилась. Он все время повторял одно и то же слово.

— Свободен! Свободен!

Понемногу к нему вернулись силы. И только тогда он заметил, что его спаситель исчез. Оглядевшись, бывший узник пошел, вернее побежал по улице Барре.

«Сначала — моя дочь! — думал он. — Я должен увидеть мою Жизель!»

В эту минуту Карл Ангулемский не помнил ни о ком и ни о чем, кроме своей дочери. Он забыл даже имя того, кто вырвал его из рук тюремщиков. Наконец герцог увидел перед собой дверь того самого дома, где он надеялся встретить Жизель. Карл Ангулемский остановился и заплакал.