С тяжелым сердцем и больной душой
Я милости искал по белу свету,
Чтоб поделиться с ней своей тоской
И горем, коего страшнее нету,
5 И, отыскав, спросить ее совета —
Как мне с безжалостной любовью быть,
Что вознамерилась меня сгубить.
И много раз, измученный вконец,
Я весь в слезах молил об этой встрече,
10 Но сколько не исследовал сердец,
Лишь с черствостью столкнулся человечьей.
Остались втуне все мольбы и речи,
Все приготовленные мной слова.
Я догадался: милость днесь мертва.
15 Когда ж ее узрел я бездыханной,
То сам без чувств едва ли не упал —
Столь неподвижным этот лик желанный
И равнодушным столь очам предстал.
Я хладный лоб ее поцеловал,
20 Хотел молитву вспомнить — безуспешно.
Стоял без слов и плакал безутешно.
Как мне не пасть и как в живых остаться.
Погиб и я, коль милость умерла.
И сердцу в горести куда податься,
25 Когда жестокость на престол взошла,
Безжалостно верша свои дела;
Когда от бед ничем не исцелиться
И некому за смертных заступиться.
Но, может, думал я, не знает свет
30 Еще о гибели ее. Хоть многим
Она была знакома с давних лет —
И брошенным, и сирым, и убогим,
Но умерла в безвестности, а строгим
И неприветным мир и прежде был
35 И уж давно о милости забыл.
Стоят толпою у ее одра,
Не опечалясь, кажется, немало,
Забота, старшая ее сестра,
Что ей прислуживать давно устала;
40 И Радость, вырядившись, как для бала,
И Юность с Красотой, и Долг, и Честь,
И Мудрость с Благородством — всех не счесть.
И я с прошением стоял моим,
Написанным в часы душевной муки,
45 Чтоб к жалости ходатайствовать с ним,
Но сих господ узнав, зевавших в скуке,
Смолчал, за спину заложивши руки,
Ведь нет теперь в том пользы никакой —
Здесь жалобы мои как звук пустой.
50 И вот, оставивши толпу зевак
По-прежнему злорадствовать у гроба
(Нет милости, и я для них как враг
Стал, поелику в них вселилась злоба),
Я перечел свое прошенье, чтобы,
55 К усопшей обратившись, как к живой,
Излиться дать моей душе больной.
Прошение к милости
О милость, цвет любви благоуханный,
Смиреннейшая сердцем, преклоненья
Достойнейшая, раб твой окаянный,
60 У ног твоих молюсь о заступленье.
Внемли, увидишь ты: в моем прошенье
Я озабочен также и другим —
Что станет с добрым именем твоим.
Жестокость, вечная твоя врагиня,
65 Приняв обличье женской красоты,
Объединилась тайно с благостыней,
И знатностью, и честью; их черты
Присвоила коварно, чтобы ты
Свое ей верховенство уступила,
70 И ныне трон твой дерзко захватила.
Меж тем, тебе по праву надлежит
Быть с добротой и бескорыстьем вместе,
И правда без тебя не устоит,
И без тебя нет красоты и чести,
75 Но, если верить сей безумной вести,
И страшная произошла подмена,
То должен мир погибнуть непременно.
И благородство, и высокий сан
Пигмеи без тебя. Скажи, доколе
80 Жестокость будет править, как тиран?
Ужель ее ты подчинишься воле?
Тогда для сердца нет плачевней доли,
Что на тебя привыкло уповать.
Ужель способна ты его предать?
85 Когда такое будешь ты терпеть
И предпочтешь сносить все молчаливо,
То о тебе никто не вспомнит впредь,
Иль вспомнит и поморщится брезгливо;
Жестокость же, надменна и глумлива,
90 Раз воцаряясь, уж не оставит трон
И подданных твоих возьмет в полон.
Царица, приклони свой светлый взор
К рабу, тебя искавшему упорно,
Кто, знаешь ты, всегда, и до сих пор,
95 Тебе одной готов служить покорно.
И верь, моя молитва непритворна,
Хоть безыскусна. Выслушай, изволь,
Лишь ты понять способна эту боль:
Вот в двух словах: чего желаю страстно,
100 То не дается в руки мне никак.
Любовь меня терзает ежечасно,
И сам себе я сделался как враг.
Зато любая дрянь, любой пустяк,
Что удлинить способны список бед,
105 Цепляются ко мне. — Лишь смерти нет.
В подробности вдаваться я не стану
И жаловаться ни на что не смею.
Ложусь ли спать иль на рассвете встану,
Один и тот же страшный сон имею.
110 Уж никакой надежды не лелею.
И все ж в тебя я веру сохраню
И не отдам ни ночи и ни дню.
Позволь остаться мне рабом твоим.
Хоть не нашел я у тебя защиты,
115 Но дух с тобой уже не разлучим.
Пусть очи навсегда твои закрыты,
Ликует враг, надежды все разбиты,
Но можно, можно плакать над тобой
С тяжелым сердцем и больной душой.