Глава девятая Цзинь Янь

Сюй Тайлай заговорил. Стоило Сюй Тайлаю открыть рот — дальше дело за малым: Цзинь Янь тут же начала своё любовное наступление, причём весьма оригинальным способом. Нападение она организовала извне, словно отряд карателей: сначала утихомирила всех окружающих. Что это значило? А значило это, что к моменту, как Сюй Тайлай понял, что нравится Цзинь Янь, все остальные работники массажного салона уже знали это.

Цзинь Янь предприняла два шага. Во-первых, во время еды он стала подсаживаться к Сюй Тайлаю, во-вторых, по дороге с работы держала его за руку. Среди слепых две эти вещи на самом деле обычное дело, чаще всего не имеют никакого особого подтекста, особенно если речь о дороге с работы. Так повелось, что домой слепые возвращаются группами, человека по три-четыре: один зрячий их ведёт, а они «идут домой», взявшись за руки. Но Цзинь Янь оставалась верна себе и не признавала пошлых обычаев.

Нужно сказать, что работники массажного салона не были морально готовы к отношениям между Цзинь Янь и Сюй Тайлаем. Для сравнения: кто из мужчин начнёт ухлёстывать за кем-то из девушек, или, наоборот, какая-то девушка станет оказывать знаки внимания кому-то из мужчин, коллеги в общих чертах представляли заранее. Короче говоря, сразу видно, кто кому пара. «Пара» или «не пара» — это всё эфемерно, никто толком не может объяснить, как понять. Но если в один прекрасный день доходит до дела, до взаимоотношений конкретных людей, то принцип «пара — не пара» становится очень даже конкретным. Как ни крути, а утончённая девица Линь Дайюй[32] не может влюбиться в Лу Чжишэня,[33] разбойника, скрывающегося под личиной буддийского монаха, потому что они «не пара». Цзинь Янь и Тайлай тоже не пара, а раз не пара, то разве мог кто-то подумать о чём-то «этаком»?

Цзинь Янь заявила о своём появлении на сцене громко. В тот день ещё пришла тётушка Цзинь. Её приход служил сигналом к началу обеда. Тётушка Цзинь — зрячая, она работает в массажном салоне поваром. Её отличала особая пунктуальность: не сверяясь с часами, она входила чётко в двенадцать часов по пекинскому времени. Трудилась тётушка Цзинь ревностно, общалась очень вежливо, каждую порцию передавала лично в руки. Все сразу же с волчьим аппетитом накидывались на еду. Молодые всегда так — никак им не наесться досыта! Так что и девушки, и парни ели жадно, если не с волчьим, то с тигриным аппетитом. Но только не Цзинь Янь в тот раз. Она поставила тарелку на стол и принялась пить воду. Тётушка Цзинь сказала:

— Цзинь Янь, ешь быстрее, сегодня неплохой обед.

А Цзинь Янь спокойно так ответила:

— Не волнуйтесь. Я подожду Тайлая. Мы вместе поедим.

Когда она произнесла эту фразу, Тайлай ещё работал. Его постоянный клиент подвернул лодыжку, требовалось лечение, потому сеанс удлинился на полчаса. Когда Цзинь Янь так сказала, все тут же припомнили, что вчера за обедом Цзинь Янь тоже подошла к Тайлаю со словами «Тайлай, я присяду возле тебя, можно?» Слова прозвучали так естественно, что окружающие сочли это обычной шуткой, и никто не принял их всерьёз. Ду Хун поднялась и уступила Цзинь Янь своё место, дескать, садись, Тайлай не Дэвид Бекхэм, сиди сколько влезет.

Но в этот раз Цзинь Янь сказала: «Я подожду Тайлая», а ещё она сказала: «Мы вместе поедим». Вокруг воцарилась тишина. Произнесла она это вскользь, но за такими мимолётными замечаниями зачастую скрывается намёк на что-то очень важное. Но она приехала-то всего несколько дней назад, не быстро ли? Как это ей так быстро приглянулся Тайлай, а?

Не может быть. Тут какая-то ошибка?

Но ошибки не было. Цзинь Янь приглянулся Тайлай. Влюбилась или нет, сейчас сказать трудно, но ситуация предельно ясна: Цзинь Янь относится к Тайлаю не просто хорошо и не просто как к коллеге. Тайлай закончил сеанс, Цзинь Янь велела ему помыть руки, а потом села рядом, и они начали есть. Цзинь Янь ела и заботливо приговаривала, чтобы Тайлай «не торопился», приговаривала да перекладывала из собственной тарелки, выбирая для Тайлая вкусные кусочки, и не замолкала ни на минуту. Разве ж это просто коллеги? В комнате отдыха воцарилась тишина. Тайлай услышал эту тишину, опустил голову и хотел отказаться, но Цзинь Янь поставила тарелку и толкнула Тайлая:

— Мужчине надо больше есть, ты в курсе?

Тайлай не знал уже, куда деваться от стеснения, и принялся торопливо поглощать пищу, забывая даже жевать и набивая рот до отказа. Ты вообще где? Вообще-то это комната отдыха, тут все работники салона! А Цзинь Янь со своей напористостью при зрителях вела себя ещё свободнее.

Цзинь Янь болтала, а порой ещё издавала смешок, а то и два. Тихонько так. Получалось очень интимно, как может быть только между влюблёнными. В итоге всем, кто присутствовал в комнате отдыха, неловко стало разговаривать в полный голос. Стало тихо, раздавалось лишь чавканье Цзинь Янь и Тайлая, и так они складно чавкали, прям как муж с женой. Коллегам оставалось лишь сохранять молчание, а в глубине души их мучили сложные чувства. Ну что такого в этом Тайлае? Что такого? Только приехала красотка — тут же положила глаз на Тайлая, а он ещё и нос воротит, кто бы мог подумать!

Если во время совместных обедов Цзинь Янь демонстрировала смелость и браваду, то ночью, по дороге «домой», она кардинально менялась. Цзинь Янь демонстрировала другую свою сторону — беспомощность и робость. Она испуганно жалась к Тайлаю и обязательно брала его за руку, и никто другой ей категорически не годился.

Глубокой ночью улицы затихали, на дорогах не было шумных прохожих, не скапливался транспорт. После гомона и тесноты наступало спокойствие, правда, возникало и ощущение безлюдности. Улицы сразу становились пустыми, превращаясь для слепых в мир свободы, но в то же время и в мир одиночества. Хоть слепые и ходят группами, но всё равно каждый одинок. Цзинь Янь как раз и нравилось это одиночество. Они шли по левой стороне улицы, всю дорогу перешёптывались и смеялись, и каждый раз у Цзинь Янь появлялась безгранично пьянящая иллюзия, что этот мир принадлежит ей, и в нём только двое — она с Тайлаем. Словно в пустыне.

Может ли быть что-то лучше? Нет. Сами подумайте: глубокая ночь, и на тихой, можно даже сказать, пустынной улице, девушка идёт за руку с парнем, они движутся вперёд, не оглядываясь. Так серьёзно, так сердечно.

Тайлай так и не осмеливался ответить на чувства. Подобная робость отчасти была врождённой, но отчасти была связана с болезненным опытом первой любви. Тот самый ужас, который переживают все, кого однажды укусила змея и кто потом десять лет шарахается от верёвки. Как говорится, обжегшись на молоке, дуют на воду. Но ведь это и есть основная причина, по которой Цзинь Янь влюбилась в Тайлая. В глубине души Цзинь Янь имела склонность к самопожертвованию. Если бы не разбитое сердца Тайлая, смогла бы Цзинь Янь так полюбить его? Сложно сказать… Цзинь Янь и сама знала, что не смогла бы влюбиться в человека с каменным сердцем, в человека — неприступную крепость. Её безумно привлекло именно вдребезги разбитое сердце. Разбитое сердце достойно любви, и неважно, на сколько кусочков оно разлетелось, Цзинь Янь непременно соберёт их все, сожмёт в ладони и аккуратно, стежок за стежком, заштопает. Она хочет увидеть, как разбитое сердце встрепенётся, а потом снова забьётся, сокращаясь и расширяясь. Только этого Цзинь Янь хотела от любви.

Обеды следовали один за другим, ночь за ночью они возвращались обратно. Цзинь Янь и Тайлай стали проводить время вместе. Коллеги приняли это как факт: есть Цзинь Янь, есть Тайлай, и у них роман. Любовь и всё тут. Даже если в нашем мире есть свежие цветы, а есть навоз, так неужто нельзя «воткнуть свежий цветок в навоз»?[35]

Но проблема-то в том, что никакого романа не было. Цзинь Янь понимала, что это пока не роман. Любовь нельзя сравнивать с обычными вещами, в любви есть свои ритуалы. Нужны определённые слова, определённые поступки, а то и все вместе. И только когда дела «скажут» за тебя то, что и так понятно без слов, роман считается настоящим.

Цзинь Янь со своей стороны сделала всё возможное, вела себя раскованно и непринуждённо, но в вопросе «ритуалов» проявила подобающую девушке сдержанность. Она категорически не хотела первой произнести три слова «я тебя люблю», обязательно нужно было, чтобы это сказал Тайлай. Здесь Цзинь Янь никак не могла пойти на компромисс. Тайлай молчал, она ждала. Цзинь Янь проявила терпение. Ей нужно услышать от Тайлая три заветных слова, и она непременно добьётся этого. У неё есть право добиться их. Она достойна. Только после этих слов её любовь обретёт смысл.

А Тайлай всё так и не говорил Цзинь Янь этих слов. Цзинь Янь чего-то подобного ожидала. В этом вопросе она на самом деле испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, она надеялась поскорее услышать заветные слова, но с другой — также надеялась, что Тайлай признается в любви попозже. Тайлай всё-таки только-только пережил любовь. Цзинь Янь не волновало, были ли у мужчины отношения, был ли он женат и есть ли у него дети. Единственное, что её волновало — отношение мужчины к женщине, в особенности к своей возлюбленной. Тайлай недавно пережил неудачу в любви, только что оправился, и если он сразу же подарит Цзинь Янь три заветных слова, то она сама же разочаруется. Любовное признание — это наваристый суп, которому надо потомиться на медленном огне.

Время текло, день за днём, неделя за неделей. А Тайлай так и не признавался Цзинь Янь в любви. Цзинь Янь обладала терпением, но это не означало, что она не ждала. Через некоторое время Цзинь Янь начала-таки терять самообладание. Что бы она ни делала, как бы она не вела себя, а Тайлай со своей стороны не предпринимал ровным счётом ничего. Вместе с Цзинь Янь пообедать — можно, проводить Цзинь Янь с работы — можно, поболтать с Цзинь Янь — всегда пожалуйста! Но когда наступал «ключевой момент», Тайлай замолкал и упорно не клевал на уловки Цзинь Янь.

Молчание Тайлая пугало. Оглядываясь назад, Цзинь сама себя напугала. Они уже «давно» познакомились, а от Тайлая даже никаких намёков. Не то чтобы он хотел признаться, но сдерживал себя или мямлил бы что-то невразумительное. Нет, в «ключевые моменты» он просто оставался равнодушным и тем самым подрывал самоуверенность Цзинь Янь. Возможно, он её всё же не любит. Втыкают «розу» в «навоз», а «навоз» этого не хочет — возможно ли такое? Возможно.

Цзинь Янь выбилась из сил. Она ощутила усталость, но столько уже сделано, и на самом деле у Цзинь Янь нет пути назад. Больше всего её утомляло не молчание Тайлая. Все уже знали об их отношениях, ведь она во всеуслышание заявила о своих намерениях. Но теперь, когда у них будто бы роман, была ли у неё причина не заявить об этом во всеуслышание? Нет. Поэтому Цзинь Янь приходилось постоянно изображать цветущий вид, и это ей малость поднадоело.

Цзинь Янь не выдавала своих чувств, Тайлай тоже. Цзинь Янь терпеливо ждала, но Тайлай проявил ещё большее терпение. Цзинь Янь думала, что сможет так и дальше ждать, но в этот раз ошиблась. Она ждала не Тайлая, а время, время само по себе. Время безгранично и неиссякаемо, и в противовес терпению Цзинь Янь у времени всегда находилось очередное «завтра».

Завтра так глубоко, что дна не видно, и оно всегда маячит где-то в будущем. В конце концов Цзинь Янь осознала, что дальше ждать не может. Собственное терпение нанесло по ней удар, а ещё более крепкое и долговечное терпение Тайлая окончательно добило. Терпение Тайлая внушало ужас — он прямо-таки и не человек. У Цзинь Янь осталось одно желание — выплакаться вволю. К счастью, Цзинь Янь знала себя: если начнёт плакать, то содрогнутся и небо, и земля. Поэтому она специально отпросилась с работы на полдня и пошла в караоке. В отдельном кабинете включила звук на полную громкость, а потом дала волю чувствам и разрыдалась.

Цзинь не только выплакалась, но потихоньку приготовилась к худшему. Позвонила матери, сказала, что состояние её здоровья «оставляет желать лучшего». Цзинь Янь знала, что мать ответит ей на это — разумеется, велит ей поскорее возвращаться домой. Цзинь Янь поддакнула, сказав «посмотрю, как пойдёт». Это «посмотрю, как пойдёт» имело глубокий подтекст и подразумевало, что Цзинь Янь приняла решение: она откровенно поговорит кое с кем по фамилии Сюй. Если всё хорошо, то Цзинь Янь останется в Нанкине, а если нет, то немедленно вернётся домой.

Последняя карта по-прежнему досталась не Тайлаю, а Цзинь Янь. В тот вечер Чжан Цзунци, Цзи Тинтин, Тайлай и Цзинь Янь вместе «возвращались домой» под предводительством администратора Сяо Тан, как обычно гуськом, держась за руки. Когда добрались до «дома», прямо перед зданием Цзинь Янь остановилась. Она подошла к Чжан Цзунци, выдернула руку Тайлая из ладони Чжана и сказала:

— Господин директор, вы поднимайтесь, а мы ещё погуляем чуток.

Чжан Цзунци усмехнулся и пошёл наверх, держа за руку Сяо Тан. Цзинь Янь потянула Тайлая за полу куртки и встала на обочине. Услышав, что коллеги удалились, Цзинь Янь не стала ходить вокруг да около, а перешла к делу:

— Тайлай, я хочу с тобой поговорить.

После такого громкого заявления выражение лица Тайлая сразу посерьёзнело. Он не знал, видит ли Цзинь Янь выражение его лица, уверенности на этот счёт не было. Он опустил голову. Интуитивно Тайлай понял, что сегодня вечером обязательно что-то произойдёт.

Но что бы ни произошло, Тайлай твёрдо решил молчать. Цзинь Янь, разумеется, хотела этим вечером поговорить с Тайлаем начистоту, но, «увидев» такое отношение, рассердилась. Сегодня Цзинь Янь была особенно упряма. Ах так, ты молчать будешь? Хорошо, молчи, но тогда и я буду молчать. Что ж, будем тянуть время, и от тебя зависит, до какого момента. На худой конец, если захочешь простоять тут до утра, хорошо — я тебе составлю компанию!

Однако и в этот раз Цзинь Янь ошиблась. Её терпению было далеко до Сюй Тайлая. Всего через каких-то десять минут Цзинь Янь не выдержала и готова была взорваться. Изо всех сил она сдерживалась, а одну руку положила Тайлаю на плечо со словами:

— Тайлай, в салоне все слепые, но все слепые увидели и поняли, а ты не видишь? Ты что, ничего не понимаешь?

Тайлай кашлянул и принялся скрести носком ботинка по земле.

— Судя по всему, ты вынуждаешь меня сказать всё, что я думаю? Тайлай! Я же всё-таки девушка… Тайлай, ну что, ты так и будешь молчать, да? Тайлай, ты хочешь, чтобы я сказала, да? Тайлай, ты, в конце концов, скажешь или нет?

Тайлай продолжал двигать ногой, губы его тоже шевелились, а язык нет.

Цзинь Янь обеими руками схватила Тайлая за плечи. Она разозлилась, даже нет — пришла в ярость. И тут наконец вся давившая тоска и гнев ударили Цзинь Янь в голову. Она громко переспросила:

— Скажешь или нет?

— Скажу…

Тайлай вздрогнул, потом ещё раз быстро повторил «скажу», а потом, «глядя» на Цзинь Янь ещё полдня собирался с духом и, наконец, произнёс:

— Я тебе не пара…

Говоря эти слова, он пребывал в смятении и чуть не плакал. Он знал, что не подходит Цзинь Янь. Испугавшись, что Цзинь Янь не расслышала, искренне повторил ещё раз:

— Цзинь Янь, я действительно тебе не пара.

Вот оно, оказывается, как. Господи, вот оно как! Эту сцену Цзинь Янь прокручивала в голове десять тысяч раз и представляла всё, что угодно, но только не это. «Я тебе не пара»… «Я действительно тебе не пара»… В мире миллионы видов любви, но разве может быть начало лучше? Нет и ещё раз нет! Из-за любви она всегда была скромной, но её скромное сердце ждало ещё более смиренное сердце. Скромные и смиренные до невозможности. Но в любви скромность и смиренность так трогательны, они опьяняют, согревают людские сердца. Вот она какая, оказывается, любовь. Сам готов остаться в чём мать родила, лишь бы прикрыть возлюбленного. Цзинь Янь опустила руки и застыла, «пристально глядя» на Тайлая. Её плечи задрожали. И задрожало всё тело. Что она могла сказать? Что сказать хорошего? Цзинь Янь сжала кулаки, в голове звенела пустота. В этот момент кроме того, чтобы заплакать, что ещё ей оставалось? Она взвыла и разрыдалась в голос.

Плач Цзинь Янь взмыл в ночное небо. Тишину ночи внезапно нарушили звуки рыданий. Но это что? Это жилой микрорайон. Вскоре спустился Чжан Цзунци, который привёл с собой тётушку Цзинь и Гао Вэй. Они хотели увести Цзинь Янь домой, но она — ни в какую. Чжан Цзунци не мог ничего с ней поделать, оставалось лишь расстроенно предупредить:

— Цзинь Янь, мы же арендуем квартиру, если ты и дальше будешь рыдать, другие жильцы будут недовольны.

Но разве Цзинь Янь к нему прислушалась? Ей было плевать, хотелось одного — плакать. Если сейчас не выплакаться хорошенько, то когда?

Тётушка Цзинь уже легла спать, её выдернули из полудрёмы крики директора Чжана. Спросонок она услышала, что Цзинь Янь орёт, как бешеная. Она не знала, что произошло, но раз Цзинь Янь так рыдает, то причина может быть одна — Сюй Тайлай обидел девушку. Женщина всегда должна вставать на сторону женщины. Цзинь Янь на правах старшей тут же накинулась на Тайлая с суровыми расспросами:

— Сюй Тайлай, как ты мог так довести нашу Цзинь Янь?

Сюй Тайлай очень обиделся — он никак не мог взять в толк, почему Цзинь Янь бьётся в истерике. Сюй Тайлая увёл Чжан Цзунци, тётушка Цзинь крепко обняла Цзинь Янь со словами:

— Ну, всё, больше мы не плачем…

Цзинь Янь всхлипнула, подняла голову и, чуть не задохнувшись от душивших её рыданий, сказала:

— Тётушка Цзинь, идите домой, оставьте меня поплакать ещё пять минуток!

Очень странная просьба. Как может такая обида продолжаться «пять минуток»? При свете уличного фонаря тётушка Цзинь внимательно всмотрелась в лицо Цзинь Янь, но выражение лица девушки совершенно не соответствовало таким рыданиям. Тётушка Цзинь тут же поняла, что, судя по всему, зря накинулась на Сюй Тайлая. Ну, зря так зря. В следующий раз, когда приготовит на обед мясо, положит ему больше на пару кусков. Ну, раз Сюй Тайлай обижен незаслуженно, то с Цзинь Янь точно всё в порядке. Тётушка Цзинь ласково сказала:

— Послушай меня, пойдём. Если ты не ляжешь спать, то и другим не уснуть.

Цзинь Янь отстранилась со словами:

— Нет, тётушка Цзинь, не плакать не прокатит!

Тётушка Цзинь в глубине души вздохнула. Времена действительно изменились, молодые люди говорят так, что и не поймёшь. Что значит «не плакать не прокатит»?

Слова «я люблю тебя» в конечном итоге произнесла Цзинь Янь, прижимаясь к груди Тайлая. Тайлай испытывал неуверенность, любовь вселяла в него ужас, а признания в любви — ещё больший ужас. Но Цзинь Янь ощутила, насколько он ею дорожит. Он боялся Цзинь Янь, боялся разбить её, расплавить её, потому напрягался так, что еле дышал, аж пальцы не гнулись. Цзинь Янь, свернувшись на груди Тайлая, растаяла и по неосторожности три заветных слова слетели-таки с её губ. Ну, не говорит он — и ладно, не надо принуждать. Цзинь Янь в итоге раскусила, что в любви Тайлай типичный крестьянин: трусоватый, неуклюжий, простодушный, твердолобый. Всё это недостатки.

Но однажды эти недостатки стали характеристиками любви, отличительными чертами. Цзинь Янь решила стать змейкой на груди у крестьянина. Разумеется, не ядовитой, а водяной, маленькой извивающейся водяной змейкой. Змеям положено кусать людей. Ей тоже захотелось. Её любовь всегда желала отрастить зубы. Цзинь Янь подумала-подумала да и засмеялась беззвучно:

— Тайлай, я хорошая?

— Хорошая…

— Любишь или нет?

— Люблю…

— А перед сном обо мне думаешь?

— Думаю…

— Ты сможешь всю жизнь обо мне заботиться?

— Смогу…

И тут Цзинь Янь его укусила, не в шутку, а по-настоящему. Она укусила его за шею, и только когда Тайлай вскрикнул от боли, разжала зубы.

— Больно тебе?

— Больно…

— Ты знаешь, что я тебя тоже люблю?

— Знаю…

— Ты знаешь, что я хочу выйти замуж за такого, как ты?

— Знаю…

— Ты меня тоже укуси.

— Не буду…

— Кусай!

— Не буду…

— Почему?

— Не хочу сделать тебе больно.

Этот ответ растрогал Цзинь Янь. Растроганная, она ещё раз укусила Тайлая за шею. Их свидание не продлилось ещё и часа, а у Тайлая уже живого места не осталось.

Цзинь Янь словно бы вдруг что-то вспомнила, оторвалась от груди Тайлая, потом крепко прижала его к своей груди и задала необычайно важный вопрос:

— Тайлай, а я ведь красивая! Я бесподобная красавица, ты знаешь?

— Знаю…

Цзинь Янь схватила Тайлая за руку со словами:

— Пощупай, красивая?

— Красивая…

— Ещё пощупай! Красивая?

— Красивая…

— Насколько красивая?

Сюй Тайлая вопрос поставил в тупик. Он был слеп от рождения и никогда не знал, что такое красота. Сюй Тайлай долго собирался с мыслями, а затем произнёс торжественным голосом, словно присягал на верность:

— Даже краше, чем мясо, тушёное в соевом соусе!