Китайский массаж

Глава девятнадцатая Ду Хун

Тихони, если в один прекрасный день становятся крутыми, то дальше только хуже. Вот и с Сяо Ма так получилось. Он даже вещи свои не собрал, сказал, что уезжает, и уехал. Он не только крут, но и свободен. Между собой массажисты судачили о том, что Сяо Ма совершенно разочаровался в массажном салоне, иначе не ушёл бы, не прощаясь. Ша Фумин несколько раз пытался позвонить ему, но Сяо Ма не отвечал, выключил телефон. В этот раз Сяо Ма хватило крутости уехать домой.

Когда в каком-то учреждении возникает чрезвычайная ситуация, то все события обычно происходят чередой. Стоило уйти Сяо Ма, как Цзи Тинтин тоже сообщила, что собирается уйти. Несколько внезапно, хотя если подумать, то ничего внезапного. Слепые, работающие в массажных салонах, вольные птицы, сегодня здесь, а завтра там, при этом они проныры, думающие о себе, а с учётом ситуации, сложившейся в массажном салоне, кто знает, что произойдёт в будущем. Если в такой период кто-то изъявляет желание уйти, то это совершенно нормально. Вот только никто не ожидал, что первой высоко поднимет знамя именно Цзи Тинтин.

Цзи Тинтин была ветераном «Массажного салона Ша Цзунци». Когда салон только-только открылся, среди первых нанятых на работу сотрудников пришла и Цзи Тинтин, она постоянно была в составе костяка салона. Если хочешь понять, входит человек в костяк или нет, есть один способ: надо взглянуть в ведомость с зарплатами, и станет ясно. Высокая зарплата означает, что клиентов много, а большое количество клиентов означает высокую прибыль. На сотрудников, получающих высокие зарплаты, смотрят по-особому по двум причинам: во-первых, чем выше зарплата у сотрудника, тем больше получит и хозяин, а если такой сотрудник уйдёт, то больше других в накладе останется именно хозяин, во-вторых, клиенты — существа неразумные, считают, что если знакомый массажист ушёл, то им тоже в этом салоне больше делать нечего.

Первоклассной квалификацией Цзи Тинтин похвастаться не могла, хотя среди женщин, разумеется, прослыла мастером. Но бизнес — странная штука, клиенты иногда ценят квалификацию, а иногда нет, иногда они ценят личность. Сестрица Цзи была грубоватой, некрасивой, с сиплым голосом, однако всем клиентам, кому довелось общаться с Цзи Тинтин, она нравилась. Пока в салоне не появился доктор Ван, она удерживала в салоне первенство по числу постоянных клиентов. Надо думать, клиентам нравилась натура сестрицы Цзи: щедрая, грубоватая, она порой вела себя совсем не как девушка. Именно эта непохожая на девушку девушка и завоевала любовь клиентов, многие клиенты приходили в «Массажный салон Ша Цзунци» специально ради неё.

Сестрица Цзи объявила новость после обеда. Покушав, она положила ложку в коробку из-под еды и, отодвинув её от себя, прочистила горло и громко сообщила:

— Товарищи! Друзья! Дамы и господа! Собрание объявляется открытым. Поприветствуем товарища Цзи Тинтин, которая хочет сделать важное заявление. — Изначально обед проходил в безрадостной обстановке, поэтому поведение Цзи Тинтин стало неожиданностью, она то ли шутила, то ли действительно собиралась сказать что-то важное. Все разом перестали жевать, хором повернули головы и уставились на Цзи Тинтин. Та, наконец, заговорила: — Товарищи! Друзья! В пословице правильно говорится: когда мужчина повзрослеет — ему пора жениться, когда женщина повзрослеет — ей пора замуж. Я уже не юная девушка. Мне надо вернуться домой и выйти замуж. Жизнь прекрасна. Почему? Нашёлся человек, который захотел взять такую девушку, как я, в жёны, что, согласитесь, непросто. Юноша весьма достойный. Это замечательно! Мы уже больше месяца общаемся по телефону. В ходе откровенных бесед мы решили, что готовы полюбить друг друга, чтобы построить долгосрочные дружеские партнёрские отношения. Мы решили вместе есть, а ещё решили вместе спать. Послезавтра у нас день зарплаты, я заберу зарплату и уеду. Надеюсь, вы и дальше продолжите здесь работать, чтобы и впредь прилагать усилия на поприще строительства общества средней зажиточности. Аплодисменты, товарищи! После аплодисментов будет объявлен роспуск собрания.

Но никто не аплодировал, все замерли в изумлении. Цзи Тинтин думала, что все примутся хлопать, желать ей счастья, но в комнате отдыха воцарилась необыкновенная тишина. Стало так тихо, что даже немного страшно. Все поняли, что Цзи Тинтин пошла по стопам Сяо Ма и тоже собралась уволиться.

— Ну, хлопайте давайте, слышали или нет?

Все захлопали. Аплодисменты получились вялые. Поскольку им не хватало слаженного ритма, а ещё больше не доставало энтузиазма, то они вышли редкими, словно кунжутные семечки, оставшиеся во рту после того, как доели лепёшки.

Такие вялые овации свидетельствовали и ещё об одном: в то, что Цзи Тинтин собралась уйти, все поверили, вот только свадьба — всего лишь предлог, чтобы заткнуть рот начальству. Если девушка собралась замуж, то как директора станут её удерживать?

Разве в массажном салоне атмосфера стала гнетущей? Вовсе нет. Просто настроение у людей неровное, неустойчивое. Ещё какое неустойчивое! Умные все ушли. Надо найти для себя пути отступления. Разве может Цзи Тинтин выйти замуж? Месяц по телефону болтала и сразу домой ехать да замуж выходить, где такое видано?

На самом деле Цзи Тинтин говорила правду. Она действительно в скором времени собиралась выйти замуж. Со смелыми женщинами всегда так, все считают, что они смыслят в любви, а они не смыслят. Они не умеют любить. У таких всегда что романы, что свадьбы случаются неожиданно. Тем более Цзи Тинтин ещё и слепая. Не стоит волноваться, что не умеешь любить. Просто не будь слишком разборчивой, оставь всё на произвол судьбы и жди, пока о тебе не позаботится кто-то другой. Кто позаботится, тот и есть твоя пара. Такие женщины к любви и браку относятся в высшей степени просто, почти пренебрежительно, почти скоропалительно. Но, как ни странно, при всей их пренебрежительности и скоропалительности, семейная жизнь у них складывается благополучно, куда счастливее, чем у тех, кто подходит к делу обстоятельно, всё взвешивая и обдумывая. Где логика? Непонятно…

Цзи Тинтин хоть и не смыслила в любви, но в общении с коллегами ценила привязанность, охотно и с готовностью её демонстрировала. При мысли о грядущем отъезде жаль было расставаться. Она выбрала такой необычный способ сообщить об увольнении, чтобы превратить всё в шутку, в представление, но в глубине души страдала. Она думала, что коллеги начнут аплодировать, но не дождалась. Хотя это, напротив, свидетельствовало, что коллеги не хотят от пускать Цзи Тинтин. Уже так давно вместе, привязались. Цзи Тинтин несколько раз похлопала глазами, растрогавшись даже сильнее, чем если бы услышала не стихающие овации.

Чжан Цзунци не двигался. В глубине души он, наверное, реагировал очень остро. Он — директор, лишиться такого денежного дерева, как Цзи Тинтин, как ни крути, большая утрата для массажного салона. Жаль… Разумеется, это не страшно. Страшно то, что Цзи Тинтин решила уйти в такой критический момент, трудно предугадать, какой эффект последует за её уходом. У слепых есть одна особенность — они следуют за большинством. Где ушёл один, там и двое, где двое, там и трое. А вот если вдруг начнутся массовые увольнения, то проблем не избежать. Это незамедлительно скажется на бизнесе.

Как бы то ни было, то, что ситуация приняла подобный оборот, напрямую связано с тётушкой Цзинь, значит, корень проблемы надо искать в себе. Он ответственен. Чжан Цзунци не верил, что Цзи Тинтин надумала уходить из-за свадьбы — всего-то месяц с кем-то общается и сразу замуж? Надо её уговорить остаться. Даже если она сможет остаться на пару-тройку месяцев, ситуация может измениться. А если она всё-таки потом надумает уйти, то это будет выглядеть совсем не так, как сегодня.

— Поздравляю! — сказал Чжан Цзунци. Будучи начальником, он первым нарушил молчание, первым поздравив Цзи Тинтин «от лица коллектива». Чжан Цзунци повернулся в сторону Ша Фумина и продолжил: — Фумин, мы ведь должны что-нибудь подготовить в подарок невесте, да?

— Разумеется, — откликнулся Ша Фумин.

— Пусть этим займётся Гао Вэй, — велел Чжан Цзунци, а потом резко сменил тему, обратившись к Цзи Тинтин убедительно и прочувствованно: — Свадьба свадьбой — работа работой. Давай, съезди, подготовься к радостному событию, а остальное потом обсудим.

Ша Фумин сидел в углу комнаты. Он точно так же, как Чжан Цзунци, не верил, что Цзи Тинтин уезжает из-за предстоящей свадьбы. Но его недоверие отличалось от недоверия Чжан Цзунци. Обычно Чжан Цзунци всё больше помалкивал, а сегодня вон как быстро откликнулся — ненормально! Ненормально — вот в чём проблема. Они, два начальника, только что обсуждали, как им разойтись, Чжан Цзунци пока что не ушёл, зато ушли Сяо Ма и Цзи Тинтин. Если из массажного салона один за другим начнут уходить основные сотрудники, то судьба у салона одна — он обесценится. Если в этот момент ещё и Чжан Цзунци уйдёт и прихватит с собой сто тысяч, то разгребать бардак придётся не кому-то, а ему, Ша Фумину. Бизнес такая штука: наладить его непросто, зато если всё начнёт рушиться, то быстро, быстрее, чем взмах ножа. А восстановится ли? Кто знает… Те, кто занимается бизнесом, невольно начинают верить в фэншуй — благоприятную обстановку в помещении, стоит фэншую нарушиться, то, как ни старайся, а будешь лишь пальцами вытирать пот, до денег не дотронешься.

Перед тем, как Цзи Тинтин «сделала важное заявление», Ду Хун и Гао Вэй пытались из вежливости уступить друг другу кусочек доуфу, соевого сыра. В результате уступок доуфу оказался на полу. Жаль. Они и правда спелись, даже слишком. Даже сама Гао Вэй заявила, что они «товарищи», а такими темпами она скоро начнёт волочиться за женщинами! Разумеется, в шутку, но в то же время с подобающей ноткой подхалимства. Ду Хун, услышав, обрадовалась, Ша Фумин тоже обрадовался. Он стоял чуть поодаль, приподняв брови, и чуть было не начал благодарить Гао Вэй. В последнее время Ша Фумин очень заботился о Гао Вэй, Гао Вэй и сама это почувствовала. Ей подумалось, что отношения между людьми интересно складываются: вроде как это её дела с Ша Фумином, но их отношения, сделав круг, воплотились в дружбу между ней и Ду Хун.

«Важное заявление» Цзи Тинтин больше всего потрясло Ду Хун. Как это она уходит? Но больше всего в «важном заявлении» Цзи Тинтин Ду Хун поразило вовсе не то, что Цзи Тинтин увольняется, а то, что она выходит замуж. Сестрёнка Тинтин вопреки ожиданиям даже полусловом не обмолвилась о таком значительном событии. О чём это говорит? О том, что сестрёнка Тинтин давно уже перестала считать Ду Хун своей подругой. Неудивительно, разве она, Ду Хун, дала Цзи Тинтин шанс? Нет, ни малейшего! Ду Хун решила, что уход Цзи Тинтин как-то связан с ней. По крайней мере отчасти. Это она вела себя недостойно. Она ничем не лучше тех ничтожеств, кто использует других себе в угоду, а потом платит чёрной неблагодарностью. Ду Хун держала тарелку с едой, а в душе испытывала невыразимый стыд. Как бы то ни было, надо быть с Цзи Тинтин поласковее. Хоть на день, хоть на час. Чтобы Цзи Тинтин обязательно поняла, что Ду Хун просто погналась за собственной выгодой, но не переставала думать о сестрёнке, и её признательность и любовь к Цзи Тинтин совершенно искренние.

Весь день после обеда Ду Хун ждала. Она ждала окончания рабочего дня. Сегодня она ни за что не поедет на велорикше с Гао Вэй, она возьмёт сестрёнку Тинтин за руку, и они пойдут вместе, будут всю дорогу болтать и смеяться. Сердечно и нежно. Она хотела дать понять сестрёнке Тинтин: куда бы та ни уехала, в Нанкине всегда есть её названая младшая сестра, которая будет по ней скучать. Цзи Тинтин хорошая. Очень хорошая. Думая о том, сколько хорошего сделала для неё Цзи Тинтин, Ду Хун грустила. Ду Хун очень повезло встретить её. Она решила сегодня вечером тоже поведать сестрёнке Тинтин один секрет, раз уж та всё равно уедет. Она хотела рассказать, как Ша Фумин ухаживал за ней, ухаживал неуклюже и глупо. Жалкий и противный тип. Смешно, да и только! Она ни за что не пойдёт замуж за Ша Фумина. Ей не по вкусу такие бабники. Постоянно пялится и уточняет: «А насколько ты красивая?» Откуда только такие берутся? Стоит вспомнить, смех разбирает! Сегодня вечером она обязательно уляжется с сестрёнкой Цзи Тинтин на одну кровать и будет гладить её «кисонек».[56] Она ещё и пошутит над сестрёнкой Тинтин, дескать, что это они так далеко, словно и не парные вовсе.

Разумеется, Ду Хун нужно рассказать сестрёнке Тинтин и ещё об одном важном деле, обсудить его с ней, послушать её мнение. Касательно Сяо Ма. Давно уже скитаясь по свету, Ду Хун потихоньку начала в глубине души интересоваться мужчинами. По её мнению самым лучшим мужчиной в салоне был доктор Ван, хоть он для неё уже немного староват. Правда, разве то, что он постарше, это недостаток? Самый большой его недостаток — наличие подружки. Если бы Ду Хун решила побороться и отбить доктора Вана, то она непременно увела бы его у Сяо Кун и привязала бы к себе. В этом Ду Хун была уверена. Но, разумеется, незачем. Это так, шуточки. На самом деле ей нравился Сяо Ма. Сяо Ма — красавчик. Клиенты все так говорили. Если поставить Ду Хун рядом с Сяо Ма, то они будут как Золотой отрок и Яшмовая дева.

Строго говоря, Ду Хун уже один раз заигрывала с Сяо Ма, намекая на свою симпатию. Разумеется, напрямую не говорила, а прибегла к особому приёму. В тот день Ду Хун и Сяо Ма вместе работали. Клиентами оказались два доцента из Нанкинской академии искусств: один рисовал картины маслом, а второй искусствовед. Оба очень известные. Доценты расслабились и принялись нахваливать красоту Ду Хун, причём очень профессионально, словно творили её портрет, разобрав её лицо и фигуру буквально по частям, нахваливали одну черту за другой. Ду Хун повела себя любопытным образом: стоило доцентам похвалить её, как она нажимала кнопку на электронных часах и недвусмысленно замечала:

— Сяо Ма, слышал или нет? Послушай, что говорят господа доценты!

Когда Ду Хун делала это, повинуясь какому-то внезапному порыву, капризу, она чувствовала себя даже немного ветреной. Ду Хун понимала, что на самом деле хочет привлечь и соблазнить Сяо Ма. Это был электрический разряд. Вот только Сяо Ма не поддавался, в итоге он произнёс всего одну фразу:

— Ду Хун, у тебя совершенно нет чувства времени!

Ду Хун махнула рукой. Нет, Сяо Ма в этой жизни не стать доцентом Нанкинской академии искусств.

Нельзя сказать, чтобы Ду Хун прямо-таки сильно нравился Сяо Ма, нет, но она о нём думала. Если бы Сяо Ма, жеребчик, расставил свои копыта да понёсся за ней ухаживать, то Ду Хун призадумалась бы. Такое тоже возможно. А вот сама она за ним бегать не намерена, до такого не дойдёт. Сяо Ма, конечно, красавчик, но у него есть и свои недостатки: он слишком скучный, слишком пресный, не весёлый, за весь день и парой фраз не обмолвится. Сможет ли она приспособиться жить с таким человеком? Именно эта особенность Сяо Ма вызывала у Ду Хун беспокойство, именно это требовалось обсудить с сестрицей Тинтин. Разумеется, Гао Вэй она рассказать не могла. Они, конечно, хорошо общаются, но и за всю жизнь не подружатся настолько, чтоб обсуждать подобное.

В этот вечер Гао Вэй как назло не хватило такта. Она не уловила настроений Ду Хун и не отставала от неё. С трудом дождавшись конца рабочего дня, Гао Вэй начала собираться. Она сложила использованные пододеяльники и наволочки и приготовилась завязать их в тюк. Ду Хун хотела попросить Гао Вэй ехать без неё, но в лицо сказать постеснялась, просто встала на выходе из комнаты отдыха, взяв за руку Цзи Тинтин и даже прижавшись к ней. Гао Вэй ничего не поняла, а Цзи Тинтин сразу смекнула, чего хочет Ду Хун. Она понимающе потрепала Ду Хун по макушке и велела подождать, пока она сходит в комнату отдыха и соберёт сумку. Ду Хун осталась стоять у двери в комнату отдыха, прислонившись к стене. Руки у Цзи Тинтин были грубые, движения размашистые и порывистые, даже сумку она собирала не как все, тихонько, а с грохотом, который слышала Ду Хун. Ду Хун сказала:

— Сестрёнка Тинтин, ты не суетись, я подожду.

Цзи Тинтин откликнулась:

— Сейчас-сейчас, я уже почти закончила.

В каждом её слове слышалась радость, можно даже сказать — восторг. Оживление Цзи Тинтин передалась и Ду Хун, и она тоже обрадовалась, но состояние это продлилось недолго, Ду Хун даже толком насладиться им не успела.

Ду Хун ждала и при этом вспоминала первые денёчки, проведённые с сестрёнкой Тинтин. Она положила руку на дверной косяк, предавалась воспоминаниям и оглаживала дверной косяк так, словно это была сестрёнка Тинтин, по-настоящему нежно.

Гао Вэй запаковала бельё в тюк и пронесла его мимо Ду Хун, чтобы выйти на улицу и сложить в велорикшу. Ду Хун хотела честно сказать Гао Вэй, что сестрёнка Тинтин уезжает, а потому она хочет провести с ней побольше времени напоследок. Наверняка Гао Вэй всё поймёт.

Гао Вэй толкнула дверь, и в комнату влетел сквозняк, прямо-таки настоящий ветерок, который обдал Ду Хун приятной прохладой. Ду Хун сделала глубокий вдох, грудная клетка сама собой расширилась. Внезапно Ду Хун услышала, как Сяо Тан вдалеке выкрикнул её имя. Этот крик напугал её. Инстинктивно Ду Хун тут же дёрнулась назад, но рука оказалась крепко зажата. Ду Хун тут же поняла, что случилось, хотела высвободить руку, но не успела. Дверь в комнату отдыха с грохотом захлопнулась, с силой ударив по дверной коробке.

Пронзительный визг Ду Хун свидетельствовал о том, что уже слишком поздно. Только услышав громкий вопль Сяо Тан, Цзи Тинтин сразу поняла, что произошло. Она отшвырнула сумку, тут же бросилась к двери и нащупала плечо Ду Хун, которая скрючилась от боли. Ду Хун прижалась к Цзи Тинтин и вдруг обмякла, устремилась куда-то вниз, видимо, теряя сознание. Цзи Тинтин подхватила её под мышки, а потом протянула руку и начала ощупывать правую кисть Ду Хун: мизинец в порядке, безымянный палец тоже, средний тоже, указательный тоже, вот только в средней фаланге большого пальца огромная вмятина, суставы вывернуты. Цзи Тинтин топнула ногой и беззвучно зарыдала, повторяя:

— О, небеса! О, небеса!

Такси неслось вперёд. Ду Хун привалилась к Ша Фумину, и тот прижал её к своей груди. Сколько раз Ша Фумин мечтал о том, чтобы хоть раз по-настоящему обнять Ду Хун. Можно без преувеличения сказать, что сбылась его заветная мечта. Наконец-то ему выпал подобный шанс. Но что это были за объятия… Ша Фумин предпочёл бы тогда и вовсе не обниматься. В итоге Ша Фумин обнимал Ду Хун и обеими руками держал её травмированную правую кисть. От этого прикосновения сердце раскололось и потихоньку превратилось в лёд, опять-таки в форме руки. Ша Фумин не мог понять: в его судьбе рука и лёд, лёд и рука всегда вместе, почему они ходят парой, как тень за предметом? Ша Фумин верил, что прототипом руки была вода — она так же плавно стекала вниз, так же разветвлялась. Только она слабая. Стоит судьбе приподнять голову, как рука обращается в лёд. От таких мыслей Ша Фумин замёрз наполовину, и Ду Хун в его руках тоже стало холодно.

Ду Хун уже очнулась. Ей было больно. Она с трудом превозмогала боль, и тело её беспокойно извивалось в объятиях Ша Фумина. Ша Фумин хорошо знал, что такое боль, он хотел бы страдать вместо Ду Хун. Он хотел бы вытянуть боль из тела Ду Хун, положить её себе в рот, разжевать и проглотить. Он не боялся боли. Ему плевать! Ради того, чтобы Ду Хун перестала мучиться, он готов был любую боль засунуть себе в желудок.

Ша Фумин держал руку Ду Хун в своей ладони, но до этого не осмеливался посмотреть, что с ней, а сейчас осторожно погладил, и волосы на его макушке встали дыбом. Боже! Неудивительно, что Цзи Тинтин без остановки взывала к небесам. Оказывается, Ду Хун сломала большой палец.

Что такое большой палец правой руки для массажиста? Понятно без слов. У человека всего две руки, и если ты не левша, то левая рука выполняет вспомогательную функцию. А где точка приложения силы у правой руки? Правильно, в большом пальце. Все основные массажные техники требуют силу большого пальца. Если большой палец сломан, даже если врачи поставят спицу и срастят его, всё равно, считай, для массажиста правая рука потеряна. Слепые и так инвалиды, а Ду Хун теперь инвалид в квадрате. Рука — это не только лёд, это ещё сталь и железо.

У Ша Фумина в мозгу тотчас всплыло одно слово — «калека». Несколько лет назад в Китае не было слова «инвалид», и люди тогда называли инвалидов калеками, в итоге это слово стало для них самым табуированным, самым неприятным. Впоследствии общество сделало им огромную уступку, начав, наконец, называть калек инвалидами. Вот такой вот подарок от общества недееспособным людям. Языковой подарок в виде одного слова. Слепцы в восторге! Но, Ду Хун, любимая моя Ду Хун, ты больше не инвалид, ты калека. Ша Фумин поднял голову и, сидя в такси, «посмотрел» на небо. Он увидел звёздное небо. Звёздным небом был непроницаемый стальной лист, издававший неприятный запах.

Ду Хун ещё очень молода, она «маленькая». Как ей жить в будущем? Обеспечивать себя она уже не сможет. Всё, что у неё останется, — это время. В будущем у неё будет много-много времени, просто завались. Время — такая штука, в определённый момент у него лютая наружность, как у нечистой силы. Нечисть с торчащими клыками обступит эту юную красавицу со всех сторон. Кроме как быть изрешечённой множеством ран, другого выбора у неё не останется.

Но ведь время надо «проводить», Ду Хун, а как ты будешь его «проводить»?

Ша Фумин почувствовал жар под ложечкой, он опустил голову и сказал:

— Ду Хун, выходи за меня!

Ду Хун вытянулась всем телом и медленно высвободилась из объятий Ша Фумина. Она спросила:

— Господин начальник, как вы можете в такой момент произносить подобные слова?

Настал черёд Ша Фумина. Его тело тоже выпрямилось. И правда, как ты можешь в «такой момент» произносить «подобные слова»?

Ша Фумин снова заключил девушку в свои объятия и крепко прижал к себе:

— Ду Хун, клянусь тебе, я больше не заикнусь об этом.

Всё тело Ша Фумина умерло, лишь желудок продолжал жить бурной жизнью. Жить и болеть.

Ду Хун видела сон. На больничной кровати она постоянно видела один и тот же сон. Всё действие разворачивалось вокруг пианино. Музыка незнакомая, очень странная, словно воспоминания о былой обиде. Размах регистра поражал воображение, аппликатура была сложной и запутанной. Ду Хун играла. Странная мелодия вытекала с кончиков её пальцев. Каждый палец изливал чувства, пальцы были мягкими и податливыми. Ду Хун чувствовала в пальцах живость, они порхали сами по себе, словно океанские волны.

В этот момент Ду Хун поднимала обе руки. На самом деле она не играла, а дирижировала. Она дирижировала хором, в котором четыре голоса: сопрано, меццо-сопрано, тенор и бас. Особенно ей нравился бас — бас обладает особой проникновенностью, это фон для всех прочих звуков, бас звучит фоном, растягивается до непостижимой глубины.

Сон Ду Хун приближается к развязке. Происходит нечто страшное. Ду Хун дирижирует обеими руками, но мелодия звучит издалека и никак не смолкает. Ду Хун волнуется, она пытается нащупать клавиатуру и пугается. Она вовсе не играет на пианино. Пианино играет само по себе. То одна клавиша нажимается, то другая. Словно ими управляют руки призрака.

От прикосновения к клавиатуре Ду Хун просыпается, вся в холодном поту, а пианино продолжает играть без остановки.

Цзи Тинтин не уехала, она всё-таки осталась. Почему не уехала, она не сказала, а остальным неудобно было спрашивать. Ду Хун дважды подгоняла её: уезжай, прошу тебя! Цзи Тинтин ничего не отвечала и молча ухаживала за Ду Хун. В сердце Цзи Тинтин возникла лишь одна логическая цепочка: если бы не свадьба, то она бы не уехала, если бы она не надумала уезжать, то Ду Хун не стала бы её ждать, а если бы Ду Хун не стала её ждать, то с ней не случилось бы несчастье. Сейчас, когда Ду Хун в таком состоянии, если она уедет, то как с этим жить? Единственное, что оставалось делать Цзи Тинтин, — это заниматься самобичеванием, она даже подумывала о смерти.

Разве могла Цзи Тинтин не понимать, что Ду Хун вовсе не хотела, чтобы она себя винила, а хотела, чтобы она побыстрее поехала домой и устроила свадьбу? С другой стороны, если Цзи Тинтин ни с того ни с сего вдруг останется, то это на самом деле будет мучительно для Ду Хун. Чем дольше она здесь пробудет, тем сильнее будут мучения Ду Хун. Уезжать или не уезжать? Цзи Тинтин сходила с ума. Она постоянно тихонько сидела на краешке постели Ду Хун, держа её за руку. Иногда она легонько сжимала руку Ду Хун, но большую часть времени просто держала, так что у обеих устали пальцы. Одному богу известно, насколько похожи были в этот момент мысли обеих девушек: каждой хотелось сделать, как лучше для другой, но не получалось найти подходящего пути или способа. И сказать не получалось — как не скажешь, всё не так. Так прошло два или три дня, и тогда Ду Хун, чтобы вынудить Цзи Тинтин уехать, перестала с ней общаться. Даже пальцем не разрешала до себя дотронуться. Две лучшие подруги зашли в странный тупик. Жаль, что нельзя было вытащить из груди сердца и, окровавленные, показать их друг другу.

В итоге к отъезду Цзи Тинтин решительно приложила руку Цзинь Янь. Цзинь Янь приехала в больницу и обнаружила, что Ду Хун и Цзи Тинтин не разговаривают. Цзи Тинтин лебезит перед Ду Хун, а та не обращает на неё внимания. Изо рта у Цзи Тинтин пахло тошнотворно. У Цзинь Янь засосало под ложечкой, но она не могла ничего сделать, не могла ничего сказать — оставалось только одной рукой держать за руку Цзи Тинтин, а второй Ду Хун. В левую руку ей вцепилась Цзи Тинтин, а правую крепко сжимала Ду Хун. Это были две потерявших надежду руки, и сама Цзинь Янь в тот момент испытала отчаяние.

Поскольку они давно уже дружили, то Цзинь Янь понимала чувства и Цзи Тинтин, и Ду Хун. Обеим пришлось несладко, но так продолжаться не может. Тогда Цзинь Янь учинила самоуправство. Пригодилось её природное умение брать на себя всю ответственность. Цзинь Янь ничего не сказала, вернувшись в массажный салон, получила у Ша Фумина расчёт и попросила Гао Вэй купить билет на поезд, а Сюй Тайлаю велела вместо Цзи Тинтин собрать все её вещи. На следующий день утром Цзинь Янь вызвала такси, и вместе с Тайлаем они поехали в больницу. Она обманом выманила Цзи Тинтин из палаты и вместе с Тайлаем силком усадила её в такси, после чего так же силой посадила на поезд. Пара пустяков, и Цзи Тинтин уже едет домой. Затем Цзинь Янь вернулась в больницу, вынула мобильник и набрала номер Цзи Тинтин, но ничего не сказала, а передала трубку Ду Хун. Ду Хун сначала не поняла и с сомнением взяла телефон, но услышала на том конце провода крик Цзи Тинтин:

— Сестрёнка!

А потом она услышала стук колёс поезда. Ду Хун сразу же поняла. Всё поняла! А как только поняла, так заорала в трубку:

— Сестрёнка!

От этого крика стало плохо обеим, они замолчали, в трубке повисла тишина, лишь слышен был стук колёс. Тук-тук, тук-тук. Поезд мчался в неизведанную даль, всё дальше и дальше. По мере того как увеличивалось расстояние между ними, усиливалось и ощущение пустоты в сердце Ду Хун. Она не могла удержаться, закрыла телефон и прильнула к груди Цзинь Янь со словами:

— Сестрица Цзинь Янь, обними меня! Обними меня!