Глава десятая Доктор Ван

Доктор Ван пошёл к родителям один. Он не стал брать с собой Сяо Кун, поскольку голос матери по телефону звучал как-то напряжённо. Доктор Ван не стал вдаваться в расспросы, закончил сеанс, предупредил Ша Фумина и отправился домой. На самом деле его всегда мучил страх — хотелось сблизиться с родственниками, но при этом хотелось и держаться от них подальше. Основная проблема заключалась в том, что он просто не знал, о чём говорить с родителями. По логике, после возвращения в Нанкин доктору Вану стоило бы почаще навещать родных, вот только он этого не делал. Он звонил домой каждый день, но чисто для галочки. Более того, с точки зрения обывателя, доктор Ван переживал сейчас бурный роман, а разве плохо для влюблённых почаще захаживать к родным? Ведь по чужим углам многие вещи делать не удобно. Но доктор Ван всё равно не хотел, он предпочитал жить вдали от родителей, что стало навязчивой идеей, он словно уже привык к этому.

Стоило войти, доктор Ван сразу же почувствовал, что дома что-то неладно. Родители молчали, но кроме них в квартире был кто-то ещё. Что случилось? Всё покрыто мраком…

Доктор Ван внезапно запаниковал, пожалел, что по дороге домой не позвонил младшему брату. Как ни крути, брат здоровый человек, опора семьи. Если бы брат был здесь, то дома всё было бы иначе. К счастью, доктор Ван промолчал, поздоровался с матерью, потом с отцом, нащупал одной рукой диван, а второй телефон в кармане и набрал номер младшего брата.

— Это старший сын? — спросил чей-то приятный голос.

Доктор Ван притворился, что удивился, улыбнулся и сказал:

— Так у нас гости, как вас величать?

В этот момент телефон в кармане доктора Вана сообщил:

— Телефон абонента выключен.

— Как меня величать, тебе говорить нет смысла. Лучше спроси у братца, но у него телефон постоянно выключен.

Мобильный ещё раз подтвердил механическим голосом:

— Телефон абонента выключен.

В гостиной было тихо, и звук телефона, напротив, казался очень звонким. Доктор Ван почувствовал неловкость, сжал телефон в кармане, а ужас в душе нарастал без остановки.

— Мам, ты что же гостю чая не налила?

— Не стоит беспокоиться, всё налито.

— Тогда… пейте чай.

— Не волнуйся, мы пьём. Мы пришли за деньгами.

У доктора Вана засосало под ложечкой. Оказывается, у него неприятности — нарвался на каких-то парней. Но если подумать, то это как-то неправильно, вряд ли дошло до того, что вооружённые громилы врываются в дома. Доктор Ван вежливо спросил:

— Не могли бы вы сказать мне, а кто задолжал вам деньги?

— Твой брат.

Доктор Ван сделал глубокий вдох и всё понял, а как только понял, то перестал испытывать ужас.

— Скажите, а вы откуда?

— Мы автоматчики.

— Что это значит?

— Ну, автоматчики, от слова «автоматы». Не оружие — игровые автоматы. А ещё мацзян[36] и всё такое… А сами мы порядочные люди!

Доктор Ван, не проронив ни слова, начал хрустеть пальцами сначала левой руки, потом правой и наоборот, и, похрустев суставами каждого пальца, сказал недрогнувшим голосом:

— Долги надо возвращать — это факт, но мой отец ничего вам не задолжал, и мать тоже ничего не задолжала, да и я ничего не задолжал.

— Не тебе нам рассказывать правила уплаты долгов… У нас есть его расписка, а в расписке указан телефон и адрес. Для нас важен не человек, а расписка. Мы порядочные люди.

Уже второй раз этот приятный голос сообщал, что он принадлежит порядочному человеку. Доктор Ван, услышав это, не смог сдержать страх. Сердце, только-только успокоившееся, снова сжалось. Что означает «порядочные люди»? Судя по разговору, в их порядочности нельзя быть уверенным.

— У нас нет денег, — сказал доктор Ван.

— Это нас не касается, — сообщил приятный голос.

Доктор Ван сделал глубокий вдох, набрался смелости и сказал:

— А если бы и были, то мы бы вам не отдали…

— Не выйдет!

— Что вы предлагаете?

— Мы ничего не предлагаем, — перебил приятный голос. — Нас волнуют только деньги. На самом деле, если от вас ничего не добиться, то разговор окончен. Дальше уже придут другие люди и с другими целями. Мы порядочные люди, и таковы наши порядки.

Очень загадочная фраза. Доктору Вану показалось, что каждое слово звучит, как на заезженной пластинке.

— А сколько он вам должен?

— Двадцать пять тысяч. Прямо-таки Великий поход[37] из Цзянси до Шэньси. Хорошая цифра…

— И что вы намерены делать?

— Мы пришли за деньгами.

— Что ж это у вас за порядки такие? — внезапно громким голосом осведомился доктор Ван, но грозно звучал лишь голос.

— Не порядки, — приятному голосу больше нравилось нейтрализовать противника, не прибегая к силе, — а закон. Мы разбираемся в законах.

Доктор Ван замолчал и начал задыхаться. Он с грохотом поднялся, достал мобильник и со стуком набрал номер, который отозвался привычным: «Телефон абонента выключен». Доктор Ван размахнулся и хотел разбить мобильник об пол, но кто-то его удержал. Доктор Ван со всей своей силой попытался высвободиться, но невидимая рука оказалась ещё сильнее.

— Не надо вымещать злость на телефоне, — сказал приятный голос. Голос принадлежал одному человеку, а рука другому. В квартире был и ещё кто-то.

— Если что, разбирайтесь со мной! — рявкнул доктор Ван. — Не трогайте родителей!

— Мы не можем с тобой разбираться, — возразил приятный голос.

Будучи инвалидом, доктор Ван понял, к чему клонит собеседник, такой ответ оскорблял его, но чувство стыда, напротив, отрезвило доктора Вана, и он спросил:

— Что вы всё-таки предлагаете?

— Верни деньги.

— Мне сейчас неоткуда их взять, правда.

— Мы можем дать тебе время.

— Хорошо. Год.

— Пять дней.

— Полгода.

— Десять дней.

— Три месяца.

— Самое большее полмесяца. И это последний раз, — сообщил приятный голос. — Твой брат — плохой человек, не по той он дорожке пошёл.

В массажный салон доктор Ван вернулся уже в десятом часу вечера. Он ехал в битком набитом автобусе, глядя перед собой. У него была привычка в любом общественном месте всегда смотреть перед собой, вдаль. Но на самом деле впереди маячили только деньги. Он прикидывал и подсчитывал: двадцать пять тысяч ему никак наличкой не собрать. Единственный вариант — обналичить акции на рынке, но доктор Ван в первый же момент отверг эту идею. Он даже ради свадьбы не стал этого делать, а сейчас тем более. Доктор Ван твёрдо решил — да пошли они! Это не он денег должен — и наплевать!

Так называемая решимость — по сути говоря, ложный выпад, с помощью которого доктор Ван утешал себя, финт, о котором говорил Хань Цяошэн, комментируя игру китайских футболистов на чемпионате: «Такой-то игрок в отсутствие защитников сделал превосходный финт». Но вот финт сделан, а душа доктора Вана, утратив былую решимость, стала ватной, как ляжки китайских футболистов. Мягкосердечным людям проще всего ненавидеть. И доктор Ван ненавидел деньги. Ненавидел автоматы и «автоматчиков». Ненавидел младшего брата.

Младший брат — отброс общества. Зловонная падаль, избалованная родителями. Если подумать, то доктор Ван души не чаял в родителях, а они себя не щадили и всю свою любовь сконцентрировали на одном-единственном человеке, и в итоге выкормили вот такую тварь. Младший брат смог появиться на свет лишь как «добавка» к доктору Вану, так что доктор Ван заодно ненавидел и себя, собственные глаза. Если бы не его глаза, то родители не завели бы такого младшего брата, а если бы и завели, то не превратили бы его в баловня, ни в чём не знающего отказа. Как ни крути, а сам виноват.

И долг этот ему возвращать — так судьбой уготовано.

Доктор Ван подумал было обратиться в полицию, но не решился. Он сжимал в руках расписку брата и не мог перебороть себя. Он никогда не сможет узнать, что же всё-таки брат написал в долговой расписке. Доктор Ван уже из разговора понял, что у этих сволочей целая организованная система. Они действуют аккуратно. Знают, как решать дела законным способом. Они ж, видите ли, «порядочные»…

Но деньги? Где взять деньги?

Доктор Ван внезапно вспомнил, что до сих пор так и не поговорил с младшим братом. Он снова набрал его номер, но телефон по-прежнему был выключен. Доктор Ван подумал: а почему бы не поискать жену брата? Он тут же позвонил маме, попросил номер невестки, позвонил ей и, как ни странно, дозвонился. На заднем фоне раздавались оглушительные взрывы и гул пикирующих самолётов, как в кинотеатре. Доктор Ван, понизив голос, спросил:

— Это Сяонин?

— Кто говорит? — раздался голос невестки.

— Это я, доктор Ван. Брат с тобой?

— Мы в кино.

Доктор Ван улыбнулся:

— Я понял, что вы в кино. Попроси брата взять трубку, хорошо?

В итоге на другом конце провода послышался голос брата. Прятался невесть где и тут на тебе — вот он! Доктор Ван сказал:

— Это я, доктор Ван, а ты где?

— В Аньхуэй. На природе.

В Аньхуэй, значит! На природе! Пейзажи там неплохие, вот он там и спрятался. Навеки-то всё равно не спрячешься.

— А что случилось? Мы тут кино смотрим.

— Ты задолжал денег ребятам из игровых автоматов? — доктор Ван подбирал слова очень осторожно, и вёл себя по возможности спокойно, поскольку боялся, что брат рассердится и бросит трубку.

— Ну…

— Они сегодня наведались в гости.

— Ну и что, — хмыкнул брат. — Подумаешь, большое дело.

— Что значит «ну и что»? Ты-то в Аньхуэй спрятался, а папа с мамой где спрячутся?

— В смысле «спрятался»? Мы просто поехали на гору Хуаншань.

— А почему тогда мобильник выключен?

— Деньги кончились, что толку его включённым держать?

Доктор Ван осёкся. Он по голосу понял, что брат и правда не прятался — не похоже по интонации. Брат говорил спокойно и не притворялся. Да, братишка у него и впрямь выдающаяся личность, человек широких взглядов. И как ему удаётся всегда оставаться на высоте? Доктор Ван рассердился и тут же заговорил на повышенных тонах:

— Почему ты ни капли не переживаешь? Столько денег должен!

— А что переживать? Это я им должен, а не они мне.

— А ты не боишься, что они с родителями что-нибудь сделают?

— Пугают только! Не станут они руки марать. Это ж мелочи! Сколько там денег? Кто из-за такой суммы за нож хватается?

— Разве ж можно не отдавать долг?

— А я не говорил, что не буду отдавать!

— Так отдай!

— У меня нет!

— Нет, а отдавать всё равно надо!

— Что ты кипятишься? А? — спросил брат. — Я просто хорошо провожу время, и всё!

Брат ухмыльнулся. Доктор Ван не услышал смеха, но почувствовал, что младший брат в Аньхуэй. Стоило брату усмехнуться, как доктор Ван ощутил себя униженным, хуже некуда. Он внезапно испытал приступ стыда и поспешно повесил трубку.

Доктор Ван стоял на обочине дороги и рассеянно оглядывался по сторонам. Он вспомнил, что в Нанкине таких, как младший брат, называют «живой дух». Доктор Ван никогда не понимал, что это значит, а сейчас понял, что «живые духи» — это удивительные создания. Никто не знает, как они живут в нашем мире — это величайшая тайна, за которой скрываются дьявольские силы. Все вокруг беспокоятся, что они не выдержат, но «живые духи» устраиваются отлично, лучше, чем большинство людей. Даже когда они на обочине жизни, то всё равно оказываются в самом эпицентре, если падают на дно, то всё равно поднимаются на вершину. Они не оптимисты и не пессимисты, а на их губах навсегда стынет беззвучная усмешка. У «живых духов» есть одна известная характерная особенность, можно сказать, визитная карточка, а именно — любовь к избитым фразам, причём в этих избитых фразах заключена вся философия «живых духов»: «не стоит так беспокоиться», «это все мелочи». Какой бы глобальной ни была проблема — это «мелочи». «Не стоит так беспокоиться»…

«Это мелочи», и солнце заходит. «Не стоит так беспокоиться», и солнце снова встаёт. Солнце каждый день встаёт. «Не стоит так беспокоиться». Солнце каждый день садится. «Это мелочи»…

Когда он вернулся в массажный салон, Сяо Кун ещё работала. Доктор Ван обленился, развалился на диване — работать не хотелось, все его мысли занимали деньги. Как бы то ни было, необходимо обеими руками взяться за решение денежного вопроса. Для начала надо собрать всю сумму — это в любом случае правильно. Что поделать, если брат появился на свет в качестве «дополнения»? Доктор Ван решил и самому один раз стать «дополнением» к брату. Доктор Ван мрачно рассмеялся. Разве это жизнь, если она заключается в постоянном «дополнении»? Сносишь восточную стену — латаешь западную. Сносишь западную стену — латаешь восточную. Сносишь южную стену — латаешь северную. Сносишь северную стену — латаешь южную. Сносишь внутреннюю стену — латаешь внешнюю. И наоборот. Сносишь высокую стену — латаешь низкую. И наоборот. Сноси да латай. Когда всё снесёшь и всё подлатаешь, жизнь останется прежней, хоть и засверкает новыми красками.

Теоретически одолжить денег у Сяо Кун вовсе не проблема, но нужно подвести к этой теме. Сяо Кун никогда не любила обсуждать денежные вопросы. Ладно, посмотрим… Ещё нет десяти — Сяо Кун ещё на работе. Доктор Ван вывел Ша Фумина за дверь и тихонько сообщил, что хотел бы «вернуться в общежитие, когда у Сяо Кун кончится первая смена». Речь шла о графике дежурств в массажном салоне. До десяти часов утра клиентов не было, поэтому большинство массажистов обычно выходили на работу в десять. Но нельзя же, чтобы двери салона оставались закрытыми до десяти часов — значит, кто-то должен приходить раньше. Эта небольшая группа работников, которые приходили первыми, и называлась «первой сменой». Тогда было бы справедливо, чтобы те, кто вышел в «первую смену», вечером заканчивали работу на час раньше. Ша Фумин нажал на кнопку часов, чтобы узнать, сколько времени. Оказалось десять вечера по пекинскому времени, до конца «первой смены» ещё час.

Ша Фумин всегда был строгим руководителем и в том, что касалось рабочего графика, никому не делал поблажек. Только он хотел возразить, как вдруг понял — у доктора Вана и Сяо Кун роман. В конце концов, доктор Ван впервые попросил пойти ему навстречу, в кои-то веки. Да, руководителю нужна строгость, но и доля человечности не помешает. Ша Фумин сказал:

— Хорошо. Но сразу предупреждаю, что этот час придётся отработать. Чтоб такого больше не было.

Доктор Ван ответил:

— Разумеется!

Доктор Ван не успел отвернуться, как ладонь Ша Фумина нащупала его плечо. Ша Фумин похлопал его по плечу сначала раз, а потом ещё два раза.

Похлопал не просто так, а с намёком. Доктор Ван внезапно пришёл в себя, тут же ощутил неловкость и поспешно сообщил:

— Не-не…

Что именно «не-не», снова было неудобно объяснять, а Ша Фумин весело добавил:

— Иди уже быстрее!

Эти слова прозвучали ещё более многозначительно. Доктор Ван испытал жгучий стыд, но ничего не стал отвечать и с неохотой поплёлся в комнату отдыха, подошёл к Сяо Кун и тихонько сказал:

— Сяо Кун, я договорился с директором, мы можем сейчас вернуться в общежитие.

Доктор Ван чувствовал, что его голос звучит виновато.

Сяо Кун не сразу поняла, в чём дело, поэтому спросила в прямо лоб громким голосом:

— Ещё рано! Зачем так рано идти домой? Что делать-то?

Как только с её губ сорвались слова, Сяо Кун всё поняла. Виноватый голос, что ещё можно «делать» «дома»? Кровь забурлила и побежала быстрее.

Сяо Ма, сидевший в своём углу, внезапно закашлялся. Кашель Сяо Ма в подобной ситуации прозвучал странно. А может вовсе и не странно, однако Сяо Кун показалось именно так. С того дня, как Сяо Ма попытался приставать к ней, он пребывал в постоянном напряжении, как и Сяо Кун, а отношения с ними стали ещё более натянутыми. Разумеется, втайне ото всех. У Сяо Ма были причины напрягаться: он боялся, что правда выплывет наружу. Сяо Кун боялась, что Сяо Ма снова будет распускать руки. В результате, оба вели себя чрезвычайно осторожно и смертельно боялись случайно прикоснуться друг к другу, и при таком раскладе не переставали думать друг о друге.

Откашлявшись, Сяо Ма поднялся с места и в одиночку ощупью побрёл к двери, по дороге ударившись обо что-то коленкой. Сяо Кун не отвернулась, но из-за спины Сяо Ма увидела бескрайнюю пустоту.

Внезапно она ощутила приступ жалости и даже сама удивилась. Что его жалеть? Нет уж! В этот краткий миг Сяо Кун действительно ощутила себя сестрицей Сяо Ма. Даже наполовину матерью. От этого внезапного статуса повеяло таким теплом, что Сяо Кун поняла, что она, оказывается, женщина, и хотела, чтобы у Сяо Ма всё было хорошо.

Разумеется, эта мысль промелькнула на заднем плане, а ключевым было ощущение неловкости. Люди, когда им неловко, ведут себя глупо, что зачастую проявляется в том, что они напускают на себя умный вид. Сяо Кун спросила доктора Вана:

— Ты мне принёс чего-нибудь вкусненького?

Тут она перестаралась. Доктор Ван думал о деле, о важном деле, поэтому после короткой заминки ответил:

— Не принёс…

Вот дурак! Идиот! Соврал бы! Что от тебя, убыло бы?

Чжан Игуан тут же ухватился за эту фразу:

— Идите, идите, полакомьтесь.

Это прозвучало очень смешно, но, к несчастью, в комнате отдыха никто не рассмеялся. Сяо Кун ужасно смутилась и готова была сквозь землю провалиться — будто её с доктором Ваном личные дела вытащили на белый свет.

Но как бы ни была смущена Сяо Кун, нельзя было позволить доктору Вану осрамиться при таком количестве народа. Щёки Сяо Кун пылали. Ей показалось, что лицо превратилось в огромный шар. Сяо Кун взяла доктора Вана за руку со словами:

— Пойдём!

Предложение прозвучало вызывающе, но в душе смешались разные чувства, всё-таки она сердилась на доктора Вана.

Где уж тут было обсуждать денежные вопросы! Со всеми лишними разговорами ситуация изменилась, но раз уж дошло до такого, то доктору Вану оставалось только нехотя выйти, держа за руку Сяо Кун. Из-за сильного замешательства, стоило ему выйти на улицу, как он тут же споткнулся, и, если бы не Сяо Кун, то воткнулся бы головой в песок.

— Полегче! — сказала Сяо Кун очень странным, дрожащим голосом.

Доктор Ван тут же сконцентрировался, но ничего не получалось. Только если ещё сильнее контролировать себя, выйдет «полегче».

Было десять часов по пекинскому времени. Первая смена заканчивалась в одиннадцать, то есть у доктора Вана и Сяо Кун в общей сложности был час. Минус тринадцать минут на дорогу, значит, остаётся чистого времени сорок семь минут. Через сорок семь минут Чжан Игуан и Цзи Тинтин закончат «первую смену». Напряжено, но делать нечего. Ситуация складывается так, что у доктора Вана и Сяо Кун каждая секунда на счету. Они за всю дорогу не проронили ни слова, а к моменту «возвращения домой» вспотели с ног до головы. Сейчас первый вопрос — куда? В общежитие к Сяо Кун или к доктору Вану? Они замешкались, тяжело дыша, но доктор Ван принял моментальное решение — всё-таки отправиться на его территорию. Он открыл дверь, вошёл, Сяо Кун потопталась на пороге и тоже вошла, и почти в тот же момент доктор Ван закрыл за ней дверь для пущей безопасности. Они поцеловались. Сяо Кун расслабилась, вся обмякла, прильнув к груди доктора Вана.

Они тут же оторвались друг от друга. Нельзя было тратить драгоценное время на поцелуи, поэтому они стали двигаться по комнате, не переставая целоваться. Дошли до кровати Сяо Ма, снова оторвались друг от друга и, стоя на полу, с бешеной скоростью разделись, кинув одежду прямо на пол. Доктор Ван сначала подсадил Сяо Кун, чтобы она забралась на верхнюю койку. И, только Сяо Кун улеглась, как внезапно ей подумалось, что это была крайняя беспечность — нужно было аккуратно раздеться и сложить одежду. У слепых свои проблемы — раздеваясь перед тем, как лечь в постель, обязательно надо аккуратно сложить одежду по порядку: в самый низ носки, потом брюки, потом рубашка, потом свитер, а сверху пальто или куртка. Только тогда будет система — знай, бери по очереди да по очереди надевай. Как они могли поступить так необдуманно? Одежда валяется на полу, вся вперемешку, раздеваться, конечно, радостно, но одеваться-то как? Нельзя, чтобы «первая смена» пришла и обнаружила их шарящими по полу в поисках носков. На самом деле слепцам нельзя вести себя беспечно, ни в коей мере нельзя! Сяо Кун разнервничалась и расстроилась:

— Одежда!

Доктор Ван в этот момент как раз залезал наверх:

— Какая одежда?

— Одежда в беспорядке на полу, а нам ведь ещё одеваться. Быстрее давай!

Наконец доктор Ван оказался наверху. Уже такой же твёрдый, как кость, и без всякой прелюдии сразу же вошёл в Сяо Кун. Он почувствовал, как её тело содрогнулось и напряглось. Раньше никогда так не было, но разве у доктора Вана хватало времени спросить? В его голове тикали часы, и в мозгу Сяо Кун тоже. Им надо было выиграть время, а для этого приходилось сражаться за скорость. Доктор Ван начал двигаться быстрее, движения стали размашистыми, можно даже сказать — стремительными, и, после нескольких резких толчков, он вскрикнул и кончил. По комнате тут же распространился его запах. Оба тяжело дышали, буквально задыхались. Сяо Кун, даже не успев перевести дух, велела:

— Слезай! Быстро одевайся!

Они быстро вытерли все следы, слезли вниз, горько сожалея о произошедшем. Куда лучше было, если бы всё произошло поспокойнее. Но сейчас всё в порядке, надо только найти все предметы своей одежды. Это твоё — это моё. Время не станет ждать. Если сейчас кто-то вернётся — вот уж действительно выйдет неловко! Их руки не останавливались, внутри бушевала паника. Но паниковать нельзя, нужно проявить терпение и хладнокровие. Они потратили больше десяти минут на то, чтобы одеться, но всё равно беспокоились, всё ещё раз мысленно проверили, и, когда снова присели, оба были в поту с головы до ног. Но где уж доктору Вану вытирать пот. Он поспешно открыл дверь, на ходу вытащив часы, объявлявшие время, и нажав на кнопку. Десять часов двадцать четыре минуты. Цифры напугали доктора Вана. У них оставалось ещё тридцать шесть минут. Это означало, что, если не считать времени на дорогу, раздевание и одевание, то непосредственно на занятие любовью они потратили меньше минуты, то есть несколько десятков секунд! Разве же это любовь? Он просто в спешке впрыснул в тело любимой женщины порцию спермы!

Возможно, это единственное, что может предложить наёмный работник своей женщине. Доктор Ван не находил слов… Тридцать шесть минут. Эти свободные две тысячи сто шестьдесят секунд они отвоевали, но доктор Ван не мог посвятить их любимой, а мог лишь впустую потратить на бессмысленное ожидание. Чего они ждали? Возвращения «первой смены». Чтобы доказать, что не занимались ничем «эдаким». Абсурд… Доктор Ван застыл на пороге, не зная, что делать, совершенно растерявшись. Чтобы успокоиться, пришлось задержать дыхание, а потом медленно выдохнуть. Получилось что-то наподобие вздоха. Он обливался потом. Доктор Ван вернулся к Сяо Кун, ощупью нашёл её ладонь и начал старательно наглаживать. Он испытывал трепетную нежность. До сих пор в груди доктора Вана клокотала безбрежная страсть вперемешку с необъятной любовью. Что он только что сделал? Милая, девочка моя… Сердце болит за тебя…

У Сяо Кун тоже болело, но тело. Она согнулась пополам, уткнувшись лицом в колени. Болело сильно. Где-то в глубине тела пульсировала обжигающая боль, даже сильнее, чем в «первый раз». Боль-то такая же, но обстоятельства разные. В тот раз боль была доказательством, доказательством того, что между ними всё произошло. Сяо Кун расплакалась. Она не могла иначе выразить своё счастье, не могла высказать его, только заплакала. Как назло, доктор Ван повёл себя как болван. Стоило ему ощутить её слёзы, как он начал словно заведённый повторять «прости». Только одно прилагательное могло описать счастье Сяо Кун — «безутешное». В тот раз боль была влажной, а сейчас? Сухой-пресухой… Сяо Кун не могла её выплакать. Лишь ещё больше падала духом. Что она наделала? Что?! Как низко она пала! Её никто не насиловал, но она впервые ощутила себя обесчещенной. Это она сама превратила себя в суку, не знающую стыда.

— Давай поженимся, — Сяо Кун вдруг подняла голову и схватила доктора Вана за руку.

— Что ты сказала?

Она повернула лицо в его сторону и повторила:

— Давай поженимся!

Доктор Ван подумал-подумал и ответил:

— Так ничего ж не готово!

— И не надо… Есть ты, есть я, что ещё надо готовить? — Жар её дыхания практически брызгал в лицо доктора Вана.

— Так это… денег же нет…

— А мне не нужны твои деньги. У меня есть. Давай на мои деньги устроим простую свадьбу, а?

— На твои деньги… Как можно?

— Скажи тогда, как можно?

Губы доктора Вана пару раз дёрнулись, он не знал, что и сказать, а потом ляпнул:

— Что ты так торопишься?

Вопрос прозвучал оскорбительно. Сяо Кун всё-таки девушка, она и так отказалась от всех понятий о девичьей чести и первой заговорила о свадьбе. Что значит «торопишься»? Противно слушать! Словно Сяо Кун хлам, который нельзя выкинуть, — озабоченно заявилась на порог и вынуждает жениться на себе. Так, что ли?

— Разумеется, я тороплюсь, — сказала Сяо Кун. — Кто ж меня такую ещё замуж-то возьмёт? Хотя нет, кто торопится? Лично я — нет.

Громкое заявление. Только что вылезли из постели, и тут Сяо Кун говорит про себя «меня такую», и пусть она первоначально имела в виду совсем другое, доктор Ван услышал в этих словах упрёк. Она всё-таки его укоряет. Типа спать-то все горазды, а как жениться, так слабо, не по-человечески как-то. Но доктору Вану нужны были деньги. Он долго собирался с мыслями, а потом покорно пробормотал:

— Ну, давай поженимся…

— Что значит «ну, давай»? — взорвалась Сяо Кун.

Она и сама не осознала, как слёзы вырвались наружу.

Сразу же вспомнилось, как всё это время на неё давили родители, неудобства, которые приходится переживать после того внезапного порыва Сяо Ма — и всё из-за кого? Из-за тебя! Сяо Кун внезапно испытала ужасную обиду. Я за тобой в Нанкин попёрлась, исполнив твоё желание. Разве ты испытал хоть толику тех трудностей, что пережила я, и всё ради твоего удовольствия?! «Ну, давай»… Невыносимо такое слушать! Сердце цепенеет… Сяо Кун, всхлипывая, громко заорала:

— Ты, Ван! Я за тобой в такую даль приехала, а дождалась от тебя вот таких вот слов? «Ну, давай поженимся»? Ты по-человечески разучился говорить? Иди, женись на табуретке! На стуле! Или на стельке! Сам на себе давай женись! Мать твою!

О деньгах доктор Ван заговорить так и не смог. Ему стало очень грустно. Он беспомощно сказал:

— Тут ты не права, зачем трогать маму?

Сяо Кун вытерла глаза и повторила:

— Твою мать…