Клео. Как одна кошка спасла целую семью

6 Пробуждение

— Ааааа! Помогите!

Я проснулась от того, что кто-то больнейшим образом пригвоздил мои волосы к подушке. Дикий зверь атаковал мой скальп, когтями вцепился в волосы и при этом жутковато чавкал. Не иначе, из телефильма о природе сбежал лев или тигр. Кто бы это ни был, меня явно перепутали с антилопой и готовятся сожрать. А судя по тяжелому рыбному запаху изо рта, он не брезгует и водными млекопитающими.

— Это всего-навсего Клео, — хихикал Роб.

Клео? Как же в считанные часы котенок мог превратиться в монстра, пожирающего женщин?

— Сними его скорее! — крикнула я.

— Клео не «он», а «она», — поправил Роб, выпутывая котенка из моих волос и осторожно опуская его на пол.

Едва коснувшись ковра задними лапами, Клео оттолкнулась и мигом снова вспрыгнула на кровать. И как этому мелкому существу удается подскакивать на высоту в несколько раз больше ее роста? Она была подобна олимпийскому чемпиону по прыжкам с шестом, только без шеста. Может, ей в задние лапы хирургическим путем имплантировали пружины? Со вздохом я снова поставила Клео на пол. Сверкая глазами, растопырив уши, громадные, как крылья, она снова взлетела, как мячик. Кажется, она решила, что с ней играют. Никакого уважения к тому факту, что она попала в семью, где скорбят, что едва ли мы когда-нибудь оправимся от удара, нанесенного судьбой.

— Нееееет! — заорала я, заслоняясь подушкой вместо щита.

Клео ликовала и была очень довольна собой. Глядя на нее, можно было решить, что она первой в мире изобрела игру под названием «атакуем шевелюру хозяина и запрыгиваем на кровать снова и снова». Если подумать, так оно, пожалуй, и было. Подушка не защищала: Клео просто зарывалась под нее. Я опять сняла ее на пол. Она вспрыгнула на кровать. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Этот танец может продолжаться все утро, если я ничего не предприму.

Если бы дома был Стив, можно было бы прикрыться им как живым щитом. Но он еще не дал формального согласия на присутствие в доме котенка, тем более такого людоеда. Клео для него была только абстрактной идеей котенка. По телефону я дала очень подробно ее описание, в мельчайших деталях. «Ты влюбишься, когда ее увидишь!» — уверяла я. Но несмотря на все мои усилия, в его голосе не слышалось энтузиазма. Я старалась не думать о том, как он встретится с Клео, вернувшись домой. Наверняка отнесется к ней примерно так же радушно, как папа Римский к буддистам.

Задумавшись, я рассеянно сползла с кровати, натянула халат. Повернувшись, я почувствовала рывок снизу. Клео висела на тесемке моего пояса, как Тарзан на лиане.

— Нехорошая кошка! — Я отцепила ее от тесемки и поставила на пол.

Как только я попыталась завязать пояс, Клео вскочила мне на бедро, погрузила в него острые коготки и, яростно размахивая хвостом, зубами вцепилась в пояс. Во второй раз за утро я взвизгнула от боли.

Отдирать котенка от ноги оказалось больнее, чем самый низкосортный бразильский воск для эпиляции. Видно, с этой юной нахалкой нужно держаться построже. Я намотала пояс на талию, завязала узлом и выпрямилась, изо всех сил пытаясь сохранять достоинство. Клео устремилась вперед, проскользнула у меня между щиколоток, потом вдруг резко затормозила. Словно в замедленном фильме, я споткнулась о выгнутую горбом спину и взлетела в воздух — в последний момент мне каким-то чудом удалось ухватиться за петлю настенного панно, чтобы притормозить и не упасть прямо на котенка.

Вися на кисточке макраме, я замерла в позе, достойной продвинутого йога, бормоча извинения. Кошечка лежала на спине, подняв согнутую лапку, и с оскорбленным видом глядела на меня. Я страшно перепугалась, что ранила ее.

Стоило мне наклониться, чтобы поднять и осмотреть ее, меховой шарик ожил, вскочил на ноги и припустил от меня. Я с облегчением двинулась за Клео — а она вновь затормозила, и я опять налетела на нее! И опять!

Похоже, Клео решила, что я какой-то нелепый зверь: на голове нечто вроде птичьего гнезда, к тому же не очень твердо стою на двух ногах. Ее задачей было привести в порядок мой мех и заставить опуститься на четыре лапы, чтобы я могла прочувствовать, какая это роскошь — быть кошкой.

Но мне не нужен был безумный котенок. Животное не имеет права выплясывать здесь, в доме траура, с таким видом, как будто жизнь — сплошное развлечение. Был бы здесь Сэм, подумала я, уж он-то знал бы, как ее угомонить. Я почти видела, как он наклоняется над ней, протягивает руку, шепчет что-то мягкими, пухлыми губами…

Я поскорее укрылась в туалете, единственном месте, где можно было втихомолку пореветь, и заперла дверь. Не нужно Робу видеть, как взрослые плачут, он и так уж насмотрелся на это. Если бы в тот день события разворачивались по-другому. Если бы только Сэм не подобрал этого голубя, если бы Стив не был занят приготовлением безе для лимонного торта, если бы я не ушла навещать подругу, если бы та женщина не возвращалась на работу с обеда… Та женщина. Это она во всем виновата. Я задалась вопросом, есть ли у нее самой дети, представляет ли она, на что обрекла всех нас. В моем воображении она была настоящим монстром.

Из горла невольно вырвались громкие рыдания. Стараясь не шуметь, я наклонилась вперед, уперлась лбом в холодные голубые плитки и вся сжалась. Мышцы грудной клетки больно ныли. Я не устаю удивляться продуктивности человеческих слезных желез. Сколько ведер слез может наполнить одна пара глаз? Когда я уже думала, что выбрала свою норму до конца жизни, новая цистерна соленой жидкости изливалась мне на щеки. Плач стал необходимой жизненной функцией, вроде дыхания, чем-то, не требующим от меня сознательного усилия.

Я склонилась над унитазом, а часть моего сознания взмыла вверх под потолок. Оттуда оно с сочувствием взирало на рыдающую женщину, переполняемую болью и ненавистью. Та, другая я, сторонняя наблюдательница, не принимала всё так близко к сердцу. Она была жутковатой, отстраненной. Может, она была со мной с самого рождения, а я тратила часть жизни, подкармливая её своими эмоциями, подчиняясь и выполняя то, чего от меня ожидали.

Это и пугало меня. Что, если это провокация, если меня подталкивают уплыть в бесконечность, с улыбкой созерцая человеческую драму внизу, как смотрит служитель зоопарка на разыгравшихся зверей? Мысль о том, чтобы покинуть свое тело и избавиться от боли, казалась невероятно притягательной. Я дотянулась до ящика шкафа, извлекла на свет флакон снотворного. Таблетки светились сквозь коричневое стекло, каждая — обещание покоя. Там оставалось еще довольно много. Запах вовсе не противный. Если запить бренди, будет вполне сносно. Я отвинтила крышку.

В этот момент дверь чуть приотворилась. Вот черт, не заперла ее как следует. Занавеска душевой пошевелилась. Решив, что это Роб открыл входную дверь и устроил в доме сквозняк, я потянулась, чтобы захлопнуть дверь. Она продолжала открываться сама собой. Опустив взгляд, я заметила в щели черную лапку. Клео продиралась вперед, скребла плиточный пол, даже мяукнула, давая мне понять, что ее нужно взять на руки. Со вздохом я водворила пилюли в ящик и тихо прикрыла его. Решиться на такой исход было бы потворством собственной слабости. Появление Клео напомнило мне об ответственности, которую я несла. Не имела я права дезертировать, ведь мальчик и котенок должны жить дальше. Кто-то же должен вырастить их, помочь стать взрослыми. Держа Клео на руках, я хлюпала, уткнувшись носом в ее мех. Она играла роль носового платка без возражений. Замурлыкала, ткнулась носом мне в шею и уставилась на меня с такой любовью, что я невольно растрогалась. С тех пор как мальчики были совсем малышами, ни одно создание не являло мне любви в таких количествах и такой концентрации. Я взяла себя в руки, поставила кошечку на пол. Она тут же улизнула, а я отправилась на поиски Роба.

За ночь дом преобразился. Прихожая стала похожа на поле сражения. Ковер был усеян обрывками пластиковых пакетов из супермаркета. Тут же были раскиданы разрозненные носки. Синие с белым спортивные носки Роба притулились рядом с одним из носков Стива. А домашний носок в радужную полоску свернулся около флакона дезодоранта, валявшегося на боку. Из-за крышки, похожей на треуголку, флакон смахивал на мертвого полководца, который, видя, что сражение проиграно, пустил себе пулю в сердце и упал на бок.

Все коврики в гостиной смяты и сбиты. Абажур съехал набекрень, как залихватский головной убор. Столы и стулья сдвинуты с мест. Фотографии с подоконника свалились на пол. Мусорная корзинка лежит на боку, из нее вывалились яблочные огрызки и обертки от жвачки.

Приспущенные жалюзи в кухне сломаны, их невозможно ни поднять, не опустить. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что шнуры не то перерезаны скальпелем, не то перекушены.

В полной уверенности, что мы подверглись нападению грабителей, я бросилась в столовую. К моему удивлению, стереосистема и колонки по-прежнему спокойно поблескивали из дешевой лакированной стенки. Телевизор тоже не тронут, а вот кипа открыток с соболезнованиями, видно, всю ночь летала по воздуху, а теперь рассыпалась по всему полу.

Фикус невозмутимо возлежал на боку, раскинув резиновые листья-маятники по дивану и журнальному столику. Земля из бочки лавиной хлынула на ковер. На оползне украшение: три мелкие какашки в форме пуль.

Я никогда не была аккуратисткой, но это уж слишком. С наступлением темноты наш котенок сбросил личину. Это не простая киска, а какой-то кошачий оборотень.

Мне предстояло провести весь день в борьбе с раскиданными носками, поваленными фикусами, пластиковыми пакетами и прокушенными щиколотками.

— Где Клео? — прорычала я, берясь за лоскутное одеяло, которое я любовно вязала и сшивала для Роба. На эту работу ушло несколько месяцев. Когда я приподняла сие олицетворение материнской любви, на пол медленно упали три полусъеденные кисточки.

Рата, дремлющая у дверей, лениво подняла одно ухо. Роб пожал плечами. В саду на папоротниковом дереве заливалась трелями птица. Из гавани доносился пароходный гудок. В доме царила полнейшая тишина. Если не считать странного побрякивания в кухне.

Я шагала по линолеуму, всерьез вознамерившись объявить войну существу, которое было меньше меня раз в десять. На своем обычном месте, над раковиной, со скучающим видом тикали часы. Капли из подтекающего крана барабанили о мойку без определенного ритма. Другими словами, тихо. Мохнатая правонарушительница, видимо, сбежала в кусты.

Без всякой логической причины я обернулась и посмотрела на плиту. Что и говорить, фотографа из журнала «Наш дом» я к себе не позвала бы. Стеклянную дверцу духовки украшали потеки жира, похожие на застывшие слезы. Надо бы отскрести, да все руки не доходят. Но я надеялась, что в этом году или в следующем все-таки наступит день, отмеченный в календаре: «Всемирный день чистки плит». Пара жаровен мрачно поглядывала на меня из духовки.

Я уж собралась было проверить шкаф для кастрюль, когда мы услышали звук, который ни с чем не спутаешь. Звон бьющихся тарелок. Роб опустил дверцу посудомоечной машины. Клео крушила собранные после ужина тарелки и была слишком увлечена, чтобы обращать внимание на нас. Мои приказания немедленно прекратить она проигнорировала. Когда же Роб попытался ее схватить, она шарахнулась и, скользнув у него между ног, припустилась наутек, так что мы не успели и пальцем коснуться ее мокрой шерстки.

Мне приходилось слышать, что котята игривы, а хлопот с ними не меньше, чем с грудными детьми. Не меньше? Я вас умоляю! Младенцы лежат себе в колыбельках. Они не вцепляются вам в волосы, не носятся как угорелые, не вынуждают вас терять равновесие, рискуя провести остаток дней в инвалидном кресле. Поведение котенка не укладывалось ни в какие нормальные рамки, человеческие, животные или растительные. Необузданный, неуправляемый разрушитель, к тому же фетишист, неравнодушный к носкам. Меньше суток потребовалось, чтобы из беспомощного, обаятельного аристократа он превратился в бешеного одичавшего зверя.

Мы гонялись за ней по дому, поскальзываясь на носках и обрывках пакетов, но Клео не было видно нигде. Мы остановились, прислушались. Нигде ни звука, не считая нашего тяжелого дыхания.

Я заглянула через щелочку в комнату Роба. Там на подушке свернулся калачиком милейший котеночек, сплошное очарование. Клео нежно мяукнула, потянулась и с невинным видом зевнула. Она вновь приняла вид прелестной киски, в которую мы безоглядно влюбились вчера.

Роб шагнул к ней. Глаза Клео расширились. Она свирепо глядела на него, прижав уши, а хвост задергался на подушке. Не успели мы и шагу сделать, как она подскочила на всех четырех и вылетела из комнаты, как застигнутый на месте преступления воришка. Роб бросился на пол, как игрок в регби, пытаясь прижать ее и схватить. Клео проскользнула у него между рук, взлетела на книжный шкаф, а оттуда перескочила на занавеску с гномиками и полезла вверх, цепляясь когтями.

Кошка продвигалась по стране гномов, не внимая моим мольбам пощадить обстановку. Но вот, подняв голову, она увидела потолок и осознала, что дальше карабкаться некуда. Смириться и отдаться в мои руки? Ну уж нет. В мгновение ока Клео прыгнула мне на плечо, толчок — и она приземлилась на пол.

Очутившись на ковре, она принялась скакать по комнате, с подоконника на книжную полку, оттуда на кровать. Не котенок, а динамо-машина. Энергии достаточно, чтобы обеспечить электричеством дискотеку. Даже просто смотреть на нее было утомительно.

Долго это продолжаться не может. Кошки — это не для меня. Дом больше нам не принадлежит. Клео захватила его, а нас превратила в заложников. Даром что такая маленькая, а заполнила собой каждый уголок в каждой комнате. Если она не ворует носки из корзины с грязным бельем и не мусолит переплеты ценных книг, значит, затаилась в хозяйственной сумке и готовится напугать меня, если я соберусь в магазин.

Надо признаться, правда, что беды, которые она творила, несколько отвлекали от тоски и боли. Каждый миг напряженного ожидания («Что еще она может выкинуть?») все-таки позволял вынырнуть из пучины скорби. Вот только я не была сейчас полноценным человеком. Совершенно выбитая из колеи, я чувствовала, что не в состоянии справиться с неуправляемым явлением природы по имени Клео.

Единственным, что нервировало меня даже сильнее ее общества, было ее внезапное, необъяснимое исчезновение. «Где Клео?» — бурчала я, водворяя на место фикус и убирая какашки. Слишком тихо в доме. Роб нашел ее поедающей картофельные очистки в помойном ведре под раковиной.

Я где-то читала, что кошки спят по семнадцать часов в сутки. Казалось бы, логично предположить, что котятам требуется еще больше времени для сна. Судя по разрушениям, причиненным нашему жилищу, Клео спала за прошедшие сутки не более трех часов. Видимо, какой-то другой котенок из идеально спокойного дома похитил у Клео время отдыха и употребил для себя. Теперь он беспардонно дрыхнет где-то на солнышке, радуется часам дополнительного сна, не причиняет никаких хлопот. А расслабленные, не знающие стрессов хозяева, любуются его пухлыми, округлыми боками и дивятся тому, какой у них пассивный кот.

Я больше не выдержу ни минуты под одной крышей с этим котенком. Я уговорила Роба выйти со мной на прогулку на часок-другой. Он согласился только при условии, чтобы мы зайдем в зоомагазин, где торгуют товарами для котят.

Маневрируя между обрывками пакетов, мы пробрались к двери. Я мягко повернула замок, стараясь не щелкнуть громко и не привлечь внимание к нашему уходу. Только я протолкнула Роба вперед себя, как ближайший к двери пакет вдруг ожил: раздулся, став раза в два больше, и издал леденящий вопль. Миниатюрная пантера, вырвавшись из его недр, вонзила зубы мне в лодыжку.

Я попыталась ее сбросить. Котята стоят намного ниже нас по эволюционной лестнице. Кошка не имеет права — не говоря уж о мозгах и достижениях технологии — нас задерживать. Однако, что и говорить, попытка оказалась весьма удачной.

Роб поднял с пола носок и потряс. Это заворожило Клео. Свирепость: 10. Устойчивость внимания: 0. Она прыгнула и заплясала вокруг носка. Когда Роб швырнул его в другой конец коридора, она вприпрыжку кинулась следом.

Мы просочились в дверь, когда хвост Клео скрылся в тени. Господи, ведь это всего лишь кошка! — раздался наставительный мамин голос у меня в голове. Но я не чувствовала себя такой виноватой с того самого дня, как оставила мальчиков в группе продленного дня, которую, похоже, вела прямая наследница Адольфа Гитлера.

По тропинке мы направились к зигзагу. Меня что-то толкнуло посмотреть на дом. Оглянувшись, я увидела Клео, выглядывающую из окна Роба. Окажись здесь у нас представитель фирмы «Открытки Холмаркс», он наверняка подписал бы с ней пожизненный контракт на умилительные фотографии. Она смотрелась бы сногсшибательно на рождественской открытке — сидящей в корзинке, цветочном горшке или выглядывающей из подарочного носка.

Вчера в ванной она спасла меня, помогла пережить ужасающий, гнетущий момент. Я должна быть ей благодарна за это. Она прекрасна, удивительна. И с ней невозможно ужиться.