Клятва чести (ЛП)

Глава девятнадцатая

Неоновая вывеска, объявляющая мотель Bayside, мелькнула беспорядочно, освещая L-образный моторный корт вспышками праздничного красного и зелёного цветов. Забрызганный грязью чёрный пикап «Форд» и низкорослый восьмидесятилетний кабриолет с большими пятнами грунтовки ржавого цвета на крыльях были единственными транспортными средствами на гравийном участке. В ближайшей к дороге комнате горел свет.

Раскрашенная вручную табличка с надписью «Окно» в полосатом окне гласила: «Офис».

— Похоже на мотель с простынями, — тихо сказала Уэс.

— Корд клянётся, что это место чисто и делает приличный кофе, — сказала Эвин.

— Это всё, что нам нужно.

Им было всё равно, где они спят — она ​​спала в худших местах, включая палатку в афганских горах. По сравнению с этим, это оценили пятью звёздами. Эвин втянула арендованный джип на стоянку, как только взошло солнце и поднялся ветер.

— Я забегаю и регистрируюсь.

Когда Эвин толкнула дверь, ветер, доносящийся сквозь ветви красных дубов, окружавших мотель, наполнил джип звуком, похожим на пулемётный огонь. Уэс дёрнулась, и её живот сжался. Она была отправлена ​​в полевой госпиталь, расположенный достаточно близко к фронту, чтобы слышать перестрелки, происходящие ночью на холмах, её палатка была плохим щитом от случайных выстрелов. Она редко спала глубоко, её тело всегда покрыто уткой и укрытием. Даже сейчас, восемнадцать месяцев спустя, она инстинктивно искала укрытие, когда машина дала обратный удар или хлопнула дверью. Она не нервничала с тех пор, как вернулась в штат. Короткое незапланированное плавание во второй половине дня не должно было так сильно нарушать её равновесие — возможно, её волнение было связано с затяжным холодом, который не рассеял парящий душ. Высунувшись в открытую дверь, Эвин посмотрела на небо.

— Корд сказала, что мы могли бы получить снег, и я думаю, что он прибыл — дует быстро. Вы должны оставаться в машине, пока я не вернусь. Последнее, что вам нужно, это снова промокнуть.

Уэс протянула руку через сиденье и схватила Эвин за рукав, не давая ей вылезти.

— Вам тоже нужно оставаться сухой. — Она передала свой жакет «Северное лицо» Эвин, которая покинула спасательную станцию ​​в джинсах и футболке. — Он имеет капюшон. Давайте, возьмите его.

— Вы уверены?

— Нагреватель здесь взрывается. Мне очень тепло. Я тоже голодна.

Эвин ухмыльнулась.

— Отличный прогностический признак. Что вы думаете о пицце? Через дорогу есть место, и я сомневаюсь, что сегодня вечером мы доставим что-нибудь сюда, если надвигается шторм.

— Звучит здорово. Поскольку я уже знаю, что вы не вегетарианка, я возьму пепперони.

— Отлично. Грибы?

— И чёрные оливки.

Эвин одобрительно кивнула.

— Успешно справилась.

Уэс смеялась.

— Как насчёт пива?

— Сэм Адамс, если я не смогу получить какой-нибудь микровар?

— Вы сделаете это.

Смеясь, Эвин выпрыгнула, пожала плечами. Подняла жакет и капюшон.

Она захлопнула дверь, сунула руки в карманы и пробежала сквозь ледяную смесь дождя и снега, её форма кратко обрисовалась фарами, прежде чем она исчезла в темноте. Уэс наблюдала дольше несколько секунд, странное предчувствие вспыхнуло внутри, как только Эвин исчезла из поля зрения.

Она сложила руки и положила их между колен. Ей не было холодно, но её пальцы были ледяными. Она задавалась вопросом, было ли это её воображением. Температура быстро упала перед лицом приближающегося шторма, но она привыкла к холодной погоде. Она вздрогнула и посмотрела на почти пустую парковку, ползучее беспокойство заставило её вздрогнуть.

Эвин оставила фары включёнными, и ореолы от наклонных лучей, казалось, держали круг тьмы в страхе. Она никогда не боялась темноты и не пугалась неизвестной местности. Она была морским офицером и врачом скорой помощи — она ​​была подготовлена ​​к тому, чтобы справиться с неизбежной опасностью. Фары потускнели, и темнота приблизилась. Её дыхание стало немного быстрее, и её грудь охватила тяжесть. Она закрыла глаза и снова перевернулась, кружась в бесконечной пустоте, которая погрузила её в холодную тёмную тишину.

Задыхаясь, она резко выпрямилась и открыла глаза. За её запотевшим окном снег падал гуще, белое одеяло скрывало мир от глаз. Она не могла увидеть мотель. Она не могла видеть, куда ушла Эвин. Эвин. Эвин была крепкой, настоящей и тёплой. Она боролась с желанием выйти из машины и поискать её.

— Хорошо, — прошептала Уэс вслух, — ты знаешь, что это такое. Усталость, остаточная гипотермическая путаница, замедленная реакция на стресс. Ты имеешь право на всё это — на час или около того.

Каталогизация её симптомов помогла ослабить некоторое давление в её груди. Она глубоко вздохнула, услышала слабый хрип суженных бронхиол. Эвин была права, она не могла летать. Ей нужно было пополнить топливо, которое она сожгла, борясь с убийственным течением. Ей нужно было поспать. Эвин должна была быть почти в той же форме — она ​​была в воде почти столько же времени. И она боролась с течением за них обеих.

Дверь машины открылась, и Уэс подпрыгнула. Эвин упала на место рядом с ней.

— Хорошо, — сказала Эвин, вытирая следы тающего снега с её щёк одной рукой. — Я заказала пиццу, и они сказали, что она будет готова через пятнадцать минут. Мы можем устроиться, и я перейду и получу её.

— Может быть, мы должны забыть об этом, — сказала Уэс хриплым и чуждым голосом.

Эвин вытолкнула джип из слота и направилась дальше в сторону.

Длинный низкий мотель снова появился в поле зрения, когда она наклонилась вперёд.

— Почему? Я думала, что вы голодна?

Уэс ударила себя по лбу. Ей не было жарко, но она потела. Ей не было холодно, но она дрожала.

— Сожалею. Я…

— В чём дело? — Эвин остановилась перед зелёной металлической дверью, едва заметной сквозь падающие хлопья. Двенадцатилетняя фигура, сделанная из белых наклеенных, светящихся в темноте номеров, определила комнату. Она переключилась в нейтральное положение и нажала на стояночный тормоз, оставив свет включённым. — Вы в порядке?

— Да, простите. Просто нервная. Сожалею.

Эвин положила ладонь на шею Уэс. Её пальцы были горячими, как угли.

— Ничего необычного. Раньше у вас был ужасный шок.

— У вас тоже. Вам нужно согреться, поесть и…

— Эй, — сказала Эвин. — Это всё в плане, док. Вы можете расслабиться. В самом деле.

— Я знаю. Вы правы. Всё будет хорошо. — Уэс закрыла глаза и опустила голову в безопасную колыбель руки Эвин. Пальцы Эвин скользили вверх и вниз по мышцам по обе стороны от её позвоночника, ослабляя напряжение, передавая тепло через неё. Она вздохнула. — Я не думаю, что погода станет лучше. Мы должны бежать за этим.

— Позвольте мне открыть дверь, и вы входите внутрь — держитесь насухо, — пробормотала Эвин, продолжая лёгкий массаж. — Я принесу наше снаряжение.

— Я ценю это, но я могу помочь нести наши вещи.

— Это та часть, где вы практикуете, позволяя мне заботиться о вас.

По позвоночнику Уэс пробежала волна беспокойства — большую часть своей жизни она заботилась о своих собственных нуждах, а потребность в прикосновениях Эвин, её присутствии заставляла её чувствовать себя уязвимой. Она не хотела внимания Эвин только потому, что Эвин чувствовала себя виноватой. — Это не ваша вина.

Эвин нахмурилась.

— Я сосу на соединение точек, и я скучаю по этой картине.

— Вам не нужно заботиться обо мне, потому что вы чувствуете ответственность.

— Вау. Ладно. — Рука Эвин отпала. — Тогда я просто позволю вам постоять за себя, — и когда вы, наконец, сделаете крах…

Уэс услышала обиду за краем гнева в голосе Эвин. Она не хотела причинять ей боль. Она не хотела, чтобы холодное расстояние между ними не имело никакого отношения ни к шторму, ни к темноте.

— Так что, может быть, это немного не так. Я думаю, что я сосу на заботу о вещах. У меня были две маленькие сестры, которые даже не помнили нашего отца. Для них было тяжелее, и у моей матери было так много энергии, чтобы распространяться между нами четырьмя.

— Ладно. — Плечи Эвин расслабились, а сжатие вокруг рта смягчилось.

Красные блики в её волосах сверкали на фоне снега, коконирующего их, эфирное изображение, которое запечатлелось в мозгу Уэс. Она была прекрасна — не идеальная модель, но сильная и смелая. Уэс хотела стереть последние следы настороженности во взгляде Эвин. Она хотела проследить линию её челюсти, но вместо этого она закончила кончиками пальцев по тыльной стороне руки Эвин, где она лежала на колене Эвин.

— Можем ли мы попробовать это снова?

Прошло мгновение, и Уэс задержала дыхание. Эвин перевернула руку, и их пальцы переплелись.

— Как насчёт того, чтобы мы вас устроили, а я пойду за пиццей? — спросила Эвин.

Тяжёлый вес, сокрушающий грудь Уэс, распался. Рука Эвин была тёплой и твёрдой. Она крепче обняла.

— Что я хотела бы.

Дневная смена ушла несколько часов назад, и коридор за пределами лаборатории изоляции 4-го уровня опустел. Её шаги беззвучно упали на белый кафельный пол, когда она направилась к шлюзу в конце коридора.

Она прижала ладонь к идентификационной табличке и наклонилась для сканирования сетчатки. Свет над проходом вспыхнул от красного до зелёного, и гидравлическая дверь открылась со слабым свистом. Она вошла в ультрафиолетовую камеру, наружная дверь за ней закрылась, и она надела защитные очки. Когда она ввела свой код входа на стеновой панели, гул сопровождал импульс ультрафиолета, и открылась следующая дверь в цепи.

Она положила свои защитные очки на полку и прошла во внутреннюю изоляционную комнату, где она методично прошла обычную проверку своего защитного костюма с положительным давлением — запечатала манжеты на лодыжках и запястьях, застегнула шею и прикрепила воздушный шланг к односторонниму клапану в центре спины. Она повернула циферблат, и вошёл сжатый воздух. Давление на настенном манометре оставалось стабильным на уровне 1 атм. Нет утечек. Она закрыла впускной клапан и открыла вентиляционные отверстия вдоль шеи. Воздух шипел. Она была готова идти на работу. Сняв туфли, она осторожно вошла в ярко-жёлтый костюм и, закрыв пломбы, натянула непроницаемые резиновые сапоги до икры. Она не носила на работе никаких украшений, даже часов. Ей нужно было только удалить её — она ​​не могла рисковать любой зацепкой или разрывом, который может нарушить PPPS. Даже микроскопическая рента в изоляционном костюме может позволить проникнуть заразе, где она может быть поглощена её кожей или вдыхаться в её дыхательную систему.

Биологические риагенты, с которыми они работали в лаборатории BSL-4, были либо высокопереносимыми, либо смертельно опасными, либо и тем, и другим. Костюм был её единственным щитом. Как только костюм был надет, она накрыла водостойкие ботинки одноразовыми пинетками, вставила головной щит на место и натянула перчатки. Она не заботилась о своей безопасности. Она всегда была готова к любой чрезвычайной ситуации.

Осторожность была для неё образом жизни, и она с самого рождения обучалась быть в экстремальных обстоятельствах. С громоздким пальцем в перчатке она нажала код входа, и камера подняла давление.

Внутренняя дверь открылась, и она вошла в лабораторию. Она кивнула коллеге, работавшему на соседней станции, и определила вариант вируса Эбола. Подсоединив воздушную авиакомпанию к порту костюма, она пошла по проходу, следуя за ней, как разноцветный жёлтый шарик. Она вызвалась на ночную смену шесть месяцев назад, установив свой распорядок дня, приехав немного раньше и уехав немного позже. Её коллеги ценили её усердие и её готовность сдвинуть кладбище дольше, чем обычные обязательные ротации.

На своей станции она загрузила свой компьютер и взяла образцы, которые она планировала провести на гелевых пластинах той ночью, вместе со второй стойкой с пробирками. В течение последних шести месяцев она тщательно откачивала микро-аликвоты птичьего гриппа, слишком мелкие, чтобы кто-либо другой их заметил, пока у неё не было одной пробирки, наполовину заполненной одним из самых опасных вирусов, когда-либо производившихся. Когда она уходила в конце своей смены, она вставляла трубку в складку в своём костюме под рукой и закрепляла её на месте полоским специальным клеем, который они держали для аварийного ремонта, если один из костюмов должен быть случайно порван. Как и на покрышке, мгновенно самоуплотняющийся клей обеспечит достаточную защиту, пока работник лаборатории не сможет добраться до камеры дезактивации.

Сегодня вечером спасительный материал позволил бы ей выделять вирус, способный убить тысячи людей.

Она не была действительно заинтересована в гибели тысяч людей, однако, только одного. Президент Эндрю Пауэлл отстаивал всё, что она презирала, — представитель богатых, защитник привилегированных, поборник тех, у кого нет морали или ценностей. Её отец научил её и её братьев и сестёр правильному пути, воспитывая их, чтобы они оставались в живых. Он поощрял их преуспевать, обучая их в лагере вместе с детьми других выживших, ставя их на путь, на котором они когда-нибудь смогут что-то изменить. Она всегда знала, что у неё есть миссия, и теперь она собиралась её выполнить. Она поможет ему донести его послание — Америка для американцев — и теперь, когда появился лидер, у них будет президент, который будет говорить за праведных.

Она поможет сделать это возможным.

Цифровые часы в дальнем конце комнаты одновременно отображали время и дату в Нью-Йорке, Вашингтоне, Лос-Анджелесе, Гонконге, Сиднее, Нью-Дели, Берлине, Лондоне. Семь вечера в Атланте. Ещё двенадцать часов и первый этап её миссии будет завершён.

Скоро начнётся освоение Америки.