Клятва чести (ЛП)

Глава шестая

Сенатор Франклин Руссо взглянул на медные часы на своём столе. Девять часов вечера. Фары мерцали сквозь деревья вдоль подъездной дороги к его убежищу в горах Айдахо, предупреждая его о прибытии автомобиля. Хукер был пунктуален. Он ожидал это от тех, кто работал на него. Это и абсолютная, бесспорная лояльность. Раздался дверной звонок, и через мгновение в двери его кабинета раздался тихий стук.

— Войдите.

Дверь распахнулась, и его личный помощник Дерек Салливан, худой молодой блондин в брюках цвета хаки и накрахмаленной полосатой рубашке, сказал:

— Хукер здесь, сэр.

— Хорошо. Попроси его войти.

Толстый мужчина средних лет с густыми коричневыми усами зашёл вместе с серым снегом. Его рабочие ботинки, покрытые снегом, оставляли грязные полосы на широких сосновых досках. Его широкое, грубое лицо было румяным от минусовых температур.

— Закрой дверь, Дерек, — сказал Франклин, — и увидишь, что нас это не побеспокоит.

— Да, сэр. — Дерек отступил и закрыл дверь.

— Хукер, — сказал Франклин, — что ты должен сообщить? — Он не предложил Хукеру место.

У наёмного человека был пистолет, мускулы. Необходимость, но не часть его внутреннего круга. Он хорошо ему заплатил, и это было всё, что имело значение.

— У меня есть контакт с необходимыми нам соединениями в DC, — сказал Хукер. — Это не будет дёшево.

— Деньги не являются фактором, — сказал Франклин, — но усмотрение есть.

— Вам не нужно беспокоиться об этом. Он не знает, на кого я работаю. Он не хочет знать.

— Тем лучше. — Франклин откинулся на спинку своего кожаного вращающегося кресла и сложил руки перед грудью, внимательно рассматривая Хукера. Его президентская кампания набирала силу в самом сердце страны, но Эндрю Пауэлл был популярным президентом. Ему нужно было поставить под сомнение способность Пауэлла вести страну в трудные времена. Ему нужна страховка. Этот человек обещал это ему. — А как насчёт получения материала?

— Он подставит меня. — Хукер пожал плечами. — Но нам, возможно, придётся лечь в постель с милицией, чтобы завершить фактическое приобретение.

Франклин покачал головой.

— Мне не нравится подвергать себя горячим головам, и после фиаско в комплексе Мэтисона вся их группа будет находиться под наблюдением. Я не могу позволить себе быть связанным с ними.

— Это то, для чего вы меня наняли — я буду вмешиваться и следить за тем, чтобы вам ничего не давали.

Хукер улыбнулся медленной, чуть не уродливой улыбкой, которая зажгла предупреждающие сигналы на радаре Франклина. Если Хукер надеялся поставить его в должники, он ошибался. На протяжении его быстрого прихода к власти в сенате и на пути к победе в президентских номинациях ему приходилось заключать сделки и обещать окупаемость, но он всегда был осторожен, чтобы никто не оказал на него влияния. Он никогда не позволял никому, кроме Норы Флеминг, знать все свои планы. Нора Флеминг была не просто руководителем своей кампании.

Она была единственной, кто разделял его видение — ни его жена, ни его дети, ни его сотрудники. Как лидер Партии патриотов, он баллотировался на пост президента на платформе восстановления традиционных американских ценностей семьи, морали и религии. Его семья была важным элементом его имиджа, но Нора была его настоящей опорой.

— Просто запомни — правдоподобно отрицай, — сказал Франклин. — Нам нужно большое расстояние между моей кампанией и действиями этих радикалов.

— Не беспокойтесь. Человек изнутри в Eugen Corp.

Франклин поднял руку.

— Я не хочу знать имена или детали. Просто сделай это.

— Конечно.

— А когда всё закончится, все участники должны исчезнуть.

Хукер вздрогнул, как будто Франклин нарушил какое-то невысказанное правило о том, что можно сказать вслух. Франклин чуть не рассмеялся.

Как будто его безопасность не была лучшей в мире. Даже внутреннее святилище Эндрю Пауэлла не было таким безопасным, как он думал.

— Единственный способ обеспечить секретность — это обеспечить молчание, — тихо сказал Франклин. — Мне всё равно, как ты это сделаешь.

— Я позабочусь об этом, — наконец, сказал Хукер. — А цели?

— Я хочу, чтобы страна знала, что Эндрю Пауэлл не только мягок в отношении терроризма и иностранных дел, но и в целом его правительство мягкое. Когда люди увидят, что он не может защитить их, даже в пределах наших границ, они сделают правильный и логичный выбор на выборах. — Франклин поднял плечо. — Я хочу публичный форум с оповещанием в СМИ.

— Потери среди гражданского населения могут иметь неприятные последствия. Посмотрите, что случилось в Оклахоме.

— Одной угрозы будет достаточно. И если есть жертвы… — Франклин махнул рукой. — Маквей и Николс были любителями. Горячие головы. Именно поэтому я не хочу связываться с другой из этих группировок ополченцев.

— Вам по-прежнему нужны пехотинцы — более того, вам нужны последователи, которые готовы пожертвовать ради дела. У вас нет большого выбора.

— Тогда я хочу абсолютного сдерживания. Никаких нарушений. Нет утечек. Ничего, что связывало бы нас с ними или событиями.

— Я понимаю. — Глаза Хукера округлились. — Вам не нужно беспокоиться.

— Если мы правильно выберем время, — сказал Франклин, — положение Пауэлла резко упадёт до того, как его кампания начнётся. Почва негативной рекламы похоронит его.

— Я буду держать вас в курсе.

— Свяжешься со мной по телефону, когда у тебя будет больше для меня. Доброй ночи.

Хукер вышел, и Франклин выключил свет на своём столе, позволяя комнате упасть в тень. Сквозь полузакрытые глаза он наблюдал, как тусклый свет задних фонарей Хукера спускается с горы во тьму. Он был вынужден общаться с сомнительными персонажами для достижения своих целей. Это не беспокоило его. Это был путь праведности. Кто-то должен был вернуть контроль над нацией, перенаправить курс Америки и вернуть ей величие и власть. Кому-то нужно было напомнить американцам об истинном пути. Эндрю Пауэлл должен был быть удалён из офиса. Его дочь, которой Пауэлл щеголял перед лицом богобоязненных людей, была грешницей, тем более за то, что она настаивала на том, чтобы подтолкнуть свои нечестивые отношения в лицах хороших американцев. Блэр Пауэлл становилась национальной иконой, и это тоже должно закончиться. Он не успокоится, пока оба не исчезнут.

— Итак, — сказала Эвин, отодвигая пустые тарелки в сторону и приближая свою кофейную чашку, — вы из семьи врачей?

Уэс осторожно положила вилку рядом с тарелкой и потянулась к эспрессо. Они потратили большую часть еды на разговоры о работе — ежедневные брифинги между PPD и WHMU, координация расписаний, протокол перед поездкой POTUS, безопасность и медицинская подготовка к потенциальным угрозам — безопасные темы. Этот не был настолько безопасным, и она была немного удивлена, что Эвин, которая всю ночь держала прохладную профессиональную дистанцию, пробила нейтральную зону в нечто личное.

— Извините, — сказала Эвин без перегиба. — Это чувствительный предмет?

Уэс покачала головой.

— Нет, это не так. Сожалею. Я просто задумалась. — Она ждала, пока сервер очистит свои места. — Я средний ребёнок, более или менее, четырёх лет, и первый в моей семье, который поступил в колледж. Мои мама и папа были рабочими. Моя мама в швейной промышленности, мой отец в доках. Он умер в результате несчастного случая, когда мне было шесть лет.

— Ну, извините. Если это …

— Нет, всё в порядке. У меня отличная семья. Я выросла в доме моей бабушки в Южной Филадельфии с мамой и сёстрами. Было довольно многолюдно, но это было… — Она подумала об общих спальнях, ссорах из-за ванной по утрам, большом деревянном столе на солнечной кухне, пахнущем домашней едой, прилавках, набитых тарелками, и о том, как все толкаются за место за столом. — Было шумно, тепло и полно жизни. — Она улыбнулась. — Это было здорово. — Она подняла взгляд от своего эспрессо.

Эвин смотрела на неё так, словно она была незнакомкой. Ей стало интересно, что она только что открыла, а потом поняла, что это не имеет значения. Ей нечего было скрывать.

— Вы скучаете по ним, — тихо сказала Эвин.

— Каждый день. — Грудь Уэс сжалась, как от нежности в глазах Эвин, так и от воспоминаний.

Эвин глотнула кофе.

— Хорошо — не следовать в семейном образце, как я. Почему вы хотели стать врачом?

Уэс засмеялась.

— Вы знаете, я практиковала этот ответ сто раз, когда обращалась в медицинскую школу, зная, что меня будут спрашивать об этом снова и снова. У меня никогда не было очень хорошего ответа. Я просто знала, что хочу прикоснуться к людям. Как-то изменить ситуацию. — Она посмотрела через пустой ресторан. Они были последними за столом, но официанты их не торопили, и теперь никого не было видно. Они были одни. Она не была одна с женщиной дольше, чем она могла вспомнить. Она не встречалась — учитывая её обстоятельства, это было не так просто. Возможно, она не всегда соглашалась со всеми правилами флота, но следовала им. Большинство женщин, с которыми она могла быть связана, были ниже её ранга и были запрещены.

Иногда она думала, что это может быть удобным оправданием, но потом, какое это имеет значение. Если она дурачила кого-то, это была только она. Нет вреда, нет фола. И в те редкие ночи, когда она была беспокойна и смутно взволнована, она бегала, пока не устанет достаточно спать. Уэс не выдержала. Это не было свиданием, даже если весь вечер был чем-то необычным. Эвин всё ещё смотрела на неё. Что спросила Эвин? О, «почему доктор?» вопрос. Она почти дала ответ на вопрос, но интенсивность взгляда Эвин повлекла её за собой. — Может быть, я подумала, что если я что-то изменю в жизни другого человека, это сделает мою жизнь более значимой.

— Тогда похоже, вы получили своё желание. У вас будет пациент, чьё здоровье влияет на весь мир. — Эвин остановилась. — Это делает работу сложнее?

— Нет, — мгновенно сказала Уэс. — Если и когда придёт время, он станет моим пациентом, и, надеюсь, этот день никогда не наступит, я позабочусь об Эндрю Пауэлле, а не о президенте.

— Его офис вас не пугает?

— Нет, но Люсинда Уошберн знает, — сказала Уэс, смеясь.

— Вы и все остальные. — Эвин ухмыльнулась.

— Как насчёт вас? Вы сказали, что всегда знали, что вы хотели сделать? — В течение нескольких секунд Уэс думала, что Эвин не ответит. Иногда лицо Эвин закрывалось так быстро, что это было похоже на то, как шторм хлопает ставнями по окну. Затем поза Эвин расслабилась, и она улыбнулась, и ставни снова открылись, и солнечный свет пронёсся сквозь них. — Ну, давайте. В моей семье? Как будто было действительно что-то ещё, чтобы рассмотреть. Разве мы не хотим расти как наши герои?

— Так кто же был ваш?

— О, мой отец, без вопросов. Он большой и шумный, твёрдый и смелый. Я не стала большой, но я надеюсь… — Даже в тусклом свете свечей она покраснела. — Ничего.

— Вы надеетесь, что вы твёрдая и смелая?

— Боже, забудьте, что я это сказала, ладно?

— Я сделаю вид, что забыла, если хотите.

— Хорошо, — сказала Эвин, выдохнув. — Сменим тему.

— Справедливо.

— Так… как насчёт… кроме вашей мамы, бабушки и сестёр. Кто-нибудь ещё … близко?

— Моя бабушка умерла в преклонном возрасте девяноста шести лет, — сказала Уэс, разбираясь в неясном вопросе и решая, спрашивает Эвин, одинока она или нет. Пытаясь сформулировать ответ, она была спасена своим телефоном, сигнализирующим текстовое сообщение. В этот час это должно было быть важно. — Извините меня.

Она вытащила свой телефон из кармана и проверила сообщение.

— Кто-то задержится допоздна. Дежурный офицер в палате только что сообщил мне, что завтра будет отчёт в 8:00.

— WST.

— Извините меня? — Уэс сунула телефон в карман.

— Стандартное время Уошберн. Что значит в любое время.

— Ну, я думаю, я позабочусь о последнем из моего разрешения.

— Формальность. Вас бы здесь не было, если бы был какой-либо вопрос. — Эвин поднялась. — Я думаю, это наш сигнал, чтобы двигаться.

— Полагаю, — сказала Уэс, поднимаясь с приступом сожаления.

Она пожала плечами, в то время как Эвин разбирала счёт и оставляла деньги на столе. По привычке Уэс протянула руку, подняла чёрный плащ Эвин с крючка рядом с их будкой и держала его открытым для неё. Эвин заколебалась, затем повернулась и сунула руки в пальто.

— Спасибо, — сказала Эвин.

— Пожалуйста.

Эвин повернулась, её глаза нашли взгляд Уэс. Было слишком поздно делать вид, что они только что поужинали, и с любой другой женщиной она не колебалась бы. Но тогда Уэс не была похожа на любую другую женщину, с которой она когда-либо встречалась. Она должна была держать рот на замке, но слова выскочили.

— Полуночничаете?

Уэс посмотрела налево в бар, сейчас почти пустой, незадолго до закрытия.

Как ни странно, она не устала, хотя она была в пути восемнадцать часов. Она провела больше времени с Эвин, чем с кем-либо за месяцы, и даже не заметила, как прошло время. Может быть, она должна принять это как знак.

Она покачала головой.

— Я бы хотела, но завтра у меня действительно раннее утро.

Эвин криво улыбнулась. Сохранённая.

Она должна принять это как знак.

— Да, у меня тоже. — Она начала идти к двери. — Где вы остановились?

Уэс свернула рядом с ней, толкнула дверь и удержала её, когда Эвин прошла.

— Марриотт через город.

— Отель? Вы не должны останавливаться в отеле. У О’Шонесси была квартира, которая пришла с работой.

Уэс улыбнулась негодованию Эвин на её счёт.

— Я не должна была быть здесь сегодня вечером, но Люсинда Уошберн хотела, чтобы я была на месте. И вот я здесь.

— Ну, что она хочет, так это закон.

— Я собралась. — Уэс попала в шаг, когда они пошли к Т-птице вниз по кварталу. — Я обычно не получаю свои приказы в 01:00.

Эвин засмеялась, открыла дверь водителя и скользнула внутрь. Уэс обогнула другую сторону и села на пассажирское сиденье.

— Вы должны привыкнуть к этому.

— Текстовые приказы, или вещи без уведомления? — Уэс пристегнула ремень безопасности и вытянула ноги под приборной панелью.

Эвин завела машину и вырулила.

— И то и другое. Когда она хочет что-то сделать, это значит сейчас или пять минут назад.

— Похоже, это почти двадцать четыре звонка. Чувствую себя снова резидентом.

— И здесь вы подумали, что получили этот фантастический титул и удобную работу, — поддразнила Эвин.

Уэс смеялась.

— Я надеялась на большой угловой офис и много фанфар.

— Я просто поспорю. — Эвин посмотрела на неё. — Чего вы действительно ожидали?

— Правдиво? Я понятия не имею. Ещё полтора дня назад я думала, что моя следующая должность будет другой академической позицией. Всё, что я знаю об этом, это то, что я собираюсь увидеть мир, точно так же, как вербовщики всегда обещали мне.

— Не надейтесь. — Эвин фыркнула. — Это предвыборный год, помните? Вы увидите столько кукурузных полей и послушаете столько скучных речей, что захотите, чтобы вы где-нибудь ещё занимались чем-нибудь другим.

— Спасибо за вдохновляющую речь. Я не могу ждать.

— Сожалею. Я была на предвыборной кампании в год выборов. Приготовьтесь быть постоянно уставшей, плохо накормленной и, возможно, оскорблённой.

— Поняла. Я полагаю, это довольно напряжённо для вас.

— Не более, чем обычно, — категорически сказала Эвин.

— Правильно. — Уэс привыкла к тому, что Эвин отклоняла что-то личное.

Очевидно, секретная служба никогда не проявляла слабости. Или, может быть, это была просто Эвин. Уэс стало интересно, сколько стоит ей этот щит неуязвимости и не ослабит ли она когда-нибудь свою защиту. Эвин замедлила скорость, повернула направо и посмотрела на Уэс.

— Это тяжело, но тоже волнующе, понимаете? Быть здесь. Быть частью чего-то большого.

— Я думаю, что поняла. Я привыкла быть за кадром. Наблюдать.

— Это всё изменится, капитан.

Уэс уставилась на профиль Эвин, светящийся в лунном свете.

— Я думаю, что это уже имеется.