Матвей открыл мамину дверь своими ключами. В квартире пахло затхлостью и каплями типа корвалола. Было темно и тихо. Мать наверняка в постели, раз просила принести ей лекарства. Он осторожно прикрыл дверь и вместо того, чтобы громко поздороваться, разулся и на цыпочках дошел до комнаты: вдруг спит.
Нет, мать не спала. Насколько ей было плохо, он никогда точно не знал. Иногда было совершенно понятно, что она притворяется, пытается манипулировать, давить на жалость, гнуть свою линию. Но иногда она и правда бледнела, хватала ртом воздух и сама сильно пугалась. Матвей, наполовину кромешник, понимал ее – человеческой частью. Она была всего лишь человеком, и ей грозила стремительная старость и скорая смерть. Ему суждено прожить дольше, пережить ее… впрочем, дети в большинстве случаев переживают своих родителей, и это нормально, правда же? Однако иногда ему казалось: маме досадно, что Матвею выпал век подольше. Пусть и не такой долгий, как настоящим кромешникам, способным жить до тысячи лет – или больше, кто знает… Возможно, она еще и поэтому то и дело дергала его за ниточки, которые он никак не мог перерезать. Чувство долга. Чувство вины. Любовь сыновняя.
– Матвей! – позвала она слабым голосом.
Услышала. «Ясно, сегодня будем помирать», – ругнулся он про себя.
– Уже иду.
Подойдя к тумбочке, придвинутой вплотную к дивану, он выгрузил на нее все заказанные лекарства и две пол-литровые бутылочки минералки, чтобы было чем запить таблетки и порошки.
– Как ты себя чувствуешь, мам? – сказал он будто бы через силу.
– Нормально, – вопреки ожиданиям, быстро ответила она.
«Дело плохо».
– Нет, ты мне расскажи про пожар в доме. Ладно бы офис, ты ж там и живешь в том же здании, так что про пожар расскажи мне. Ты не пострадал?
– Мам, ну ты же видишь, вот он я, цел и невредим. Я не пострадал.
– А кто пострадал?
– Никто не пострадал, насколько мне известно. Ты откуда про пожар узнала?
– По радио сказали. И по телевизору.
– А что, там разве говорили о пострадавших?
– Нет. Но они разве скажут! – Мама поднялась выше на подушках и всмотрелась в его лицо. – Ты где жить будешь?
– У друга пока остановился.
– У которого?
– Мам. Ты его не знаешь.
– Друг, а я его даже не знаю?
– Именно так, мам. Не волнуйся.
– Как мне не волноваться! Это же направлено против тебя.
Матвей раздосадованно прищелкнул языком.
– Мам, что ты фантазируешь! Кому я нужен! Я просто мелкий клерк на своем рабочем…
– Ты ребенок от смешанного брака.
– Мама. Я очень давно уже не ребенок.
– Это не отменяет!
Она села прямо, глаза загорелись прежним огнем. Иногда Матвей про себя любовался ею и думал, что знает, за что ее полюбил отец. А иногда ломал голову: зачем отцу-кромешнику понадобилась самая обычная смертная женщина? При том, какими красавицами были все их девушки, кромешники редко брали в жены представительниц рода человеческого. Вот обратная ситуация была вполне типичной, всевозможные василисы чаще привлекали смертных мужчин – и не могли не привлекать.
Что связывало его мать и его отца?
Любовь не называть. От любви так быстро не уходят, бросив ребенка и не возвращаясь, чтобы посмотреть на него хоть разок.
– Не отменяет, мам, – умиротворяюще сказал Матвей. – Конечно. Я знаю свою природу. И никому я не нужен. Беспокоиться не о чем.
– Как это не о чем? Ты думаешь, если я человек, то я не в курсе, что творится?
Она обиженно отвернулась и стала капать себе в кружку резко пахнущие капли. Матвей вздохнул.
– Как ты себя чувствуешь, мам?
– Да нормально в целом. – Она сделала паузу. – Переночуешь сегодня со мной? Мне одной как-то…
Конечно, он остался.