Книга, называемая Раем

25 сентября ЖИТИЕ И ПОДВИГИ ПРЕПОДОБНОЙ МАТЕРИ НАШЕЙ ЕВФРОСИНИИ

Во времена Феодосия Младшего в городе Александрии жил один богатый человек по имени Пафнутий. Он был женат, и вместе с супругой они весьма почитали Бога, проводя жизнь добродетельную. Однако их омрачала печаль, по причине отсутствия наследника. Постами, бдениями и другим подвигами оба они умоляли Бога дать им ребенка. Жена его молилась дома, подражая ветхозаветной Анне, и со слезами говорила так: «Господь Саваоф, если призришь на рабу Свою и дашь мне дитя, то обещаю, что принесу его Тебе в дар». А Пафнутий, часто бывая в святых обителях, просил молиться об этом Богу монахов праведной жизни. Услышав однажды, что в одном монастыре был святой настоятель, отличавшийся чистотой жизни и имевший великое дерзновение пред Богом, он пошел туда и, поприветствовав его, сказал: «Призри на мя, честный отче, виждь смирение мое, рассей мрак отчаяния моего светом молитв твоих и умоли Господа нашего Иисуса Христа, чтобы дал мне дитя, потому что скорбь у нас с супругой великая». Он говорил это со слезами, так что сжалился над ним старец, и стал часто молиться о нем Господу. И Милостивый Бог услышал его, потому что супруга Пафнутия зачала и родила ему дочь необыкновенной красоты. И была по этому поводу в доме его общая радость и большое веселье, а поскольку ребенок рассеял их скорбь и отвел стыд, то назвали ее Евфросинией[5]. Этот плод молитвы Пафнутий питал более добродетелью, чем плотской и временной пищей, толкуя ей Писания и постоянно наставляя ее в заповедях Господних. Поэтому, чем больше она взрослела, тем прекрасней становилась душой. Когда ей исполнилось двенадцать лет, умерла ее мать. Евфросиния же все более преуспевала в добродетели и, желая Истинного Жениха, заботилось о красоте душевной. Помышляющие только о телесном соседи, видя ее красоту, добрый нрав, послушание и знатность рода, стремились породниться с Пафнутием. Зная о благочестивом желании дочери работать Владыке Христу, он, тем не менее, пообещал ее в жены одному крупному и богатому вельможе, поскольку сват был знатных кровей. Но Господь, Истинный Жених девушки, возревновал этому и, исхитив ее из их среды, привел к лучшей жизни и житию равноангельному. Послушайте, и испытаете великую радость.

Когда она достигла восемнадцатилетнего возраста, и уже хотели заключить брак, отец привел ее к настоятелю в указанный монастырь, говоря: «Вот, честный отче, плод твоих молитв и прошений. Я привел ее сюда, чтобы ты благословил ее, потому что я выдаю ее замуж и скоро отошлю к жениху. Научи ее, как жить, чтобы угодить Богу». После чего игумен преподал ей спасительные слова, которые казались ему подходящими в данном случае. Пафнутий оставался в монастыре три дня, и Евфросиния, наблюдая благочинное поведение братии, их благоговейные песнопения и молитвы, и другие виды духовного служения, говорила самой себе: «Поистине блаженны эти люди, которые и в этой жизни, ради Господа, ведут житие равноангельное, и после смерти пойдут в вечную радость, в Его Небесное Царство». Через три дня, когда Пафнутий уже собрался уходить, девушка упала в ноги настоятелю, прося его благословения. Он же, зная прозорливыми душевными очами о ее намерении, сотворил и соответствующую молитву: «Бог, дитя мое, да устроит все к пользе души твоей, да укрепит тебя в страхе Своем, и да сподобит вместе с избранными Своими Небесного блаженства». Этими словами он еще больше разжег в ее душе любовь к Богу, и поэтому, вернувшись домой, она снова говорила: «Блаженны те, кто возненавидел временный мир, и работает Богу ради спасения своей души, ибо примут они от Него великую награду». Постоянно размышляя об этом, она нисколько не заботилась о нарядах и украшениях телесных, даже холодной водой не умывала лицо, но предпочитала украшать душу постом и слезами. А все свои бусы, серьги, кольца, золотые и серебряные украшения Евфросиния раздала нищим. Она не носила ни шелковых, ни мягких одежд, а только власяницу; не желая слушать непристойные слова и негодные басни, она не встречалась со сластолюбивыми и любящими сей мир женами. Если же в их дом случалось заходить духовнику[6] или монаху, она беседовала с ним и слушала поучения о Боге.

В то время в монастыре праздновали память ктиторов обители. На это торжество был приглашен и Пафнутий, который пробыл там три дня, вследствие чего у Евфросинии появилась возможность исполнить то, чего она весьма желала.

Божественным Промыслом было устроено так, что в эти дни в Александрию из скита пришел один духовник праведной жизни. Евфросиния пригласила его, чтобы исповедаться, и тайно рассказала ему о своем желании отречься от мира ради любви ко Господу нашему, и спросила, как ей поступить в этом случае. Он отвечал: «Знаешь, дочь, что говорит Господь в Святом Евангелии: «Тот, кто любит отца или мать больше Меня, недостоин Меня». Поскольку горячо любящий Владыка Сам разжег в сердце твоем Свою спасительную и Божественную любовь, потщись как можно быстрее, пока не угасло в тебе это желание, взять крест и последовать Ему. И не давай тленному человеку погубить твое девство, но стань невестой Небесного Царя, и будешь радоваться с Ним в жизни вечной». Услышав это, она обрадовалась и просила его удостоить ее Ангельской схимы. Он с усердием исполнил просимое, и по совершении молитвы постриг ее и облачил в монашескую схиму, молясь Богу, чтобы Он сподобил ее довести свое желание до конца, после чего снова вернулся к себе в скит. А она стала размышлять, куда пойти и где укрыться, чтобы родные не обнаружили ее и не стали чинить препятствия. Рассудив, что пойти в девическую общину или женский монастырь ей невозможно, по той причине, что ее там найдут, она сняла с себя свою одежду, сбросив вместе с хитоном и женскую немощь, надела мужскую и, втайне от рабов, оставила дорогой дом, серебро, золото, жемчуга и всякие удовольствия. Отказавшись от своего отца, от жениха, от родных и презрев плотское сластолюбие и наслаждения настоящей жизни, она подняла сладчайший Крест Христов.

Придя в известный уже монастырь как раз в тот день, когда Пафнутий покинул его, на вопрос настоятеля, кто она и чего хочет, Евфросиния отвечала: «Владыко, зовут меня Смарагд. Я был евнухом при дворе царя Феодосия, но устал от житейского шума и смятений. Услышав о доброй славе и добродетелях вашей святости, пришел просить вас принять меня в ваше братство». Боголюбивый настоятель обрадовался ее словам и учтивому нраву и сказал: «Вот монастырь, чадо, и, если тебе нравится, оставайся. Но поскольку ты весьма молод и не знаешь монашеского жития, то, пока со всей тщательностью не постигнешь его, мы должны дать тебе старца, у которого ты будешь пребывать в послушании». В знак согласия она наклонила голову и пообещала незамедлительно исполнять повеления не только старца, но и всех братий.

Позвав одного богомудрого, праведной жизни старца по имени Агапий, который достиг крайнего безстрастия, игумен сказал ему: «Возьми этого юношу к себе в келью послушником и сделай, чтобы он научился от тебя совершенной жизни». И Евфросиния с большой охотой и благоразумием стала подчиняться старцу.

А враг демон, позавидовав тому, что его победила слабая девушка, придумывал разные способы, чтобы уменьшить в ней любовь к Богу. Иногда он напоминал ей о любви отца, о любви жениха, а иногда о мирской славе, богатстве и прочих плотских наслаждениях. Видя, что не способен ослабить ее стремление к добродетели, он возбудил к ней плотскую страсть в прочих монахах, которые при виде ее соблазнялись. Они открыли это настоятелю, и тот повелел Смарагду поселиться в уединенной келье, никуда не выходить, других братьев в келье не принимать, ни с кем из них не разговаривать, но самому читать все последования, а Агапий будет приносить ему все потребное и для души, и для тела, то есть еду и одежду. Обрадовалась блаженная, что ее больше не будут безпокоить, и любовь ко Христу умножилась в ней еще больше. Прибавляя пост к посту, она все усиленней подвизалась во бдениях и молитве, так что сам Агапий удивлялся и рассказывал об этом братии.

Когда ее отец вернулся из монастыря и не нашел любимое дитя дома, он стал подробно допытываться у рабов и служанок, не ушла ли она к кому из родственников, на что те отвечали: «Вчера вечером она закрыла дверь своей опочивальни и по обычаю легла спать. Когда же сегодня мы утром зашли, то не обнаружили ее». Пафнутий тотчас же послал узнать, не забрал ли ее жених, который, неожиданно услышав об этой новости, пришел в замешательство. Прибежав к Пафнутию, он увидел, что тот расцарапывает себе щеки и выдирает бороду, говоря: «Горе мне, чадо мое возлюбленное, как вынесу я это лишение? Нет у меня другого ребенка, чтобы хоть немного утешиться. Ведь с такой любовью я воспитывал ее, чтобы она была мне опорой и помощью в старости, а она взяла и оставила меня, трижды несчастного. Горе мне, кто помрачил свет в очах моих, кто забрал богатство мое и мое имущество, какой волк похитил агницу мою? О, Евфросиния, радость души моей, дыхание мое, жизнь моя, покой мой, кто дерзнул прикоснуться к прекрасному твоему лицу?» А жених ее причитал еще больше. Потом, видя, что слезы не приносят им никакой пользы, они разослали пеших и конных искать ее по всем странам и городам: в Ливию, Палестину, Египет и другие места, в портах, монастырях и везде, где, как они думали, только можно было спрятаться. Но напрасно трудились, потому что Господь покрывал ее и не допустил, чтобы ее обнаружили и стали препятствовать в спасении. И, поскольку они потеряли надежду найти ее, то дом Пафнутия еще более наполнился плачем и рыданиями. А когда отец брал посмотреть какое-нибудь ее украшение или одежду, то начинал рыдать и проливал слезы еще сильнее. В конце концов он побежал к святому игумену того монастыря, чтобы возвестить о постигшей его напасти, надеясь, что, как и в первый раз, когда по его молитвам Господь даровал ее отцу, так и сейчас Он откроет ему, что произошло. И вот он пришел к нему и, упав в ноги, стал причитать: «Горе мне, отче, погубил я плод твоих молитв, пропала Евфросиния, и никто из рабов не знает, что произошло. В тот день, когда я был у вас здесь на празднике, лишился я света очей моих. Прошу же тебя, сделай милость, отмени ради меня все послушания в монастыре, и все вместе молите Владыку, чтобы Он открыл, что стало с радостью моей и покоем души моей». Он так плакал, что сжалился над ним преподобный и, созвав всю братию, рассказал им о скорби их друга, повелев поститься и молиться целую неделю до тех пор, пока Господь кому-нибудь не откроет, в каком месте она находится. Они так и сделали, но не было им никакого видения, потому что со своей стороны Евфросиния молилась, чтоб ее не обнаружили. Потому предпочел Милостивый и Милосердный Господь, чтобы лучше Пафнутий страдал и плакал, стеная, чем если бы Он его утешил, но ту душу, которая ради любви к Нему презрела отеческую любовь и всякое наслаждение, опечалил. После этого преподобный говорит Пафнутию: «Не огорчайся, дитя мое, и не сокрушайся неразумно, как неверные, которые не имеют другого счастья, кроме как в этой жизни, но поверь мне, старцу, что дочь твоя пошла по благому пути, угодному Богу. Если бы это было не так, то не презрел бы тогда Господь наших молений, но показал все, что произошло. Он укрыл ее, чтобы не препятствовать ее спасению. Поэтому благодари и поклонись Царю, а я надеюсь, что скоро ты увидишь ее, еще в этой жизни, если это будет на пользу душ вас обоих. Впрочем, радуйтесь, даже если вы встретитесь только в вечном Царстве Христовом». Немного утешившись, Пафнутий ушел, а потом стал часто приходить, чтобы увидеть тех святых мужей и получить малое утешение от их божественных слов.

В один из дней игумен сказал ему: «Хочешь встретиться с одним братом, юным по возрасту, но весьма удивительным в добродетелях, по имени Смарагд? Он благородных кровей, оставил богатство и славу мира и так подвизается в соблюдении заповедей Господних, что нет другого такого, равного ему». Услышав это, обрадовался Пафнутий и, в сопровождении Агапия, пошел к нему в келью. Как только Евфросиния увидела отца, слезы ручьем потекли у нее из глаз. Но тот не узнал ее, потому что от чрезмерного поста и лишений вид ее и черты лица совершенно изменились. Пафнутий же подумал, что брат заплакал от сострадания к его несчастью. Когда слезы закончились, она сотворила обычную молитву, а потом говорит Пафнутию: «Поверь мне, человек, что если бы дочь твоя была на погибельном пути, то не презрел бы Милостивый Бог ни твоих молитв, ни милостыней, ни слез, ни молитв нас, грешных, ни молитв нашего игумена, которые он принес ради твоей любви. Веруй Богу, что она выбрала благую часть, отозвавшись на повеление Владыки, Который говорит в Святом Евангелии: “Тот, кто любит отца или мать больше Меня, и не отвергнется всего своего, недостоин Меня”. Не огорчайся так, но потерпи: силен Бог открыть тебе, что произошло. Вспомни патриарха Иакова, который оплакивал сына своего Иосифа как умершего, а прошло столько лет, и он неожиданно сподобился увидеть его в такой славе, что печаль превратилась в радость. Так и ты надейся на Господа, а я обещаю тебе, что увидишь дочь свою до того как умрешь». С этими словами она отпустила его, а он, придя к игумену, сказал: «Благодарю тебя, святый отче, потому что такое удовольствие мне доставили слова святого Смарагда, что я как будто повидал чадо мое».

А Евфросиния, никем не узнанная, прожила в монастыре тридцать восемь лет, а потом заболела. Пафнутий же Божественным Промыслом оказался в то время там и, увидев, что Смарагд заболел, горько заплакал, говоря: «Горе мне, несчастному, кто утешит меня в старости моей? Тридцать восемь лет прошло с тех пор, как я потерял свое чадо, и никто не ободрил меня и не вселил надежду, кроме тебя, дорогой, что я увижу ее. А сейчас у меня нет ее, и не будет тебя, который был утешением в моей скорби. И теперь я потерял надежду и не верю уже более, что увижу свою дочь». Она же говорит ему: «Зачем ты так скорбишь, не отчаивайся, крепись, и потерпи еще три дня, и тогда увидишь чудеса от Бога». Пафнутий остался, думая, что Господь открыл Смарагду о дочери, и потому тот просил его остаться еще на три дня.

Когда для Евфросинии настал последний час, она позвала Пафнутия и говорит ему: «Поскольку Всемогущий Бог устроил со мной все так, как Ему было угодно, сподобив исполнить мое намерение до конца, и сейчас я отхожу в вечную радость, чтобы принять уготованный мне венец, то сегодня избавлю тебя от забот и попечений. Итак, знай, что я — твоя дочь. А чтобы ты не помешал мне, я переоделась в мужскую одежду; Бог помог мне и устроил так, чтобы ты не узнал меня. И теперь Он снова привел тебя, чтобы при виде меня ты утешился и предал мое тело погребению. Когда я пришла в монастырь, то сказала игумену, что у меня много богатства, и договорилась с ним, что если выдержу до конца, то пожертвую его им. Прошу же тебя, исполни мое обещание, и дай им столько, сколько собирался дать мне, потому что люди эти весьма праведной жизни». С этими словами она предала душу свою в руки Божии. А Пафнутий, от неожиданности придя в изумление, как мертвый упал на землю. На звук прибежал бывший снаружи Агапий и немного побрызгал ему водой в лицо, а как только тот пришел в себя, спросил его, что случилось. Пафнутий стал плакать, говоря: «Дай мне умереть, потому что я видел небывалое чудо». Потом он встал и, обливая слезами ее святые мощи, стал причитать: «Увы мне, чадо сладчайшее, зачем ты не призналась мне раньше, чтобы и я, несчастный, пришел и стал подвизаться с тобою, но причинила мне такую скорбь? Увы мне, несчастному и безумному, что, имея в руках своих ту, которую искал, я не узнал ее! Что мне делать сегодня: праздновать и радоваться, что обрел тебя, или, как побежденному любовью отцу, оплакивать твою смерть? Грех оплакивать тех, кто оставляет эту жизнь, исполненную печали, и переходит в вечную, лучшую. Блаженна ты и воистину достойна воспевания, потому что, премудро и искусно победив коварство и козни демонские, наслаждаешься в раю. Естество заставляет меня плакать, но скорбь мою сменяет радость, превращая слезы в веселие, и я желаю разлучиться с телом и пойти в рай, чтобы всегда радоваться вместе, чего, надеюсь, за твои молитвы сподобит меня Человеколюбивый Бог». Из этого Агапий понял, что дочь Пафнутия и была Смарагдом, и возвестил об этом настоятелю и всей братии. Все поскорее устремились туда, споря друг с другом, кто первый припадет ко святым мощам, чтобы благоговейно облобызать их. Один из братьев был одноглазым и, как только он облобызал мощи (о чудо!), обрел и второй глаз. По этому чуду все поняли, какого дерзновения у Господа она сподобилась, отчего благоговение к ней еще более возросло. Воспев в достаточной мере славословные песнопения, они, как и подобало, с честью погребли ее святые мощи, причем во время погребения лицо ее просияло как солнце. Пафнутий же с тех пор не отлучался из монастыря. Часть своего имения он раздал бедным, а часть отдал в церковь. Оставив, сколько ему показалось достаточным, он принес это в монастырь и, став монахом, поселился в келье Евфросинии, ложась отдыхать на ее циновке. Весьма добродетельно подвизаясь в монашеском житии, Пафнутий прожил еще десять лет, а когда скончался, то погребли его в том же месте, где и Евфросинию, во славу Отца, и Сына, и Святаго Духа, Которому подобает честь и поклонение во веки веков. Аминь.

Когда для Евфросинии настал последний час, она позвала отца и сказала ему: “Итак, знай, что я — твоя дочь”