Комсомол имени Летова

Голодовка — это праздник!

Накануне 2‑го августа собралось совещание Молодежного Левого Фронта. Ежу было понятно, что законопроект во втором чтении примут, а нас гарантированно ожидает очередное столкновение с полицией. Митинг КПРФ в этот раз был заявлен не на Манежной, а на Театральной площади, сразу ближе к Марксу и проезжей части, где в прошлый раз развернулись баталии. «Никуда идти даже не надо!» — шутили многие. Конечно, мы горели желанием взять у ОМОНа реванш. Мобилизацию все организации провели максимальную, но все равно приходилось делать скидку на летнюю пассивность, поэтому числом ментов было превзойти достаточно сложно. Оставалась надежда, что много людей выведет КПРФ, ведь это был решающий митинг по теме монетизации. Понятно, что всю их публику на прорыв не вытянешь, но многие все же поддержат. И тут внезапно обнадежил Илья Пономарев: «Ребята, мы уравняем шансы! Будут щиты, с ними ломиться гораздо удобнее!» Круто, подумал я. Помимо неизбежной потасовки с серыми, обсуждали и идею, предложенную Цезарем. Суть заключалась в том, чтобы объявить голодовку в знак протеста против отмены льгот. Предполагалось, что от каждой организации поучаствует по паре человек. В целом, обсуждение проекта голодовки было шутливым и поверхностным, прорыв занимал нас куда больше. Но и голодовку тоже приняли к исполнению. От АКМ голодать должны были Цезарь и Мусин. Серега предлагал поучаствовать и мне, но здравый смысл и хронические болячки в этот раз перевесили чувство партийного долга. Да и, если честно, подобная форма протеста интересовала меня куда меньше, чем грядущая битва с ОМОНом, на который мы все имели зуб с прошлого раза.

И вот настал тот самый день. Слегка проспав, быстро вскакиваю с кровати, врубаю «И вновь продолжается бой!» в исполнении Летова для бодрости духа. Понимаю, что не успеваю позавтракать, да и хрен с ним. Впереди такое важное дело! Буквально лечу из своего спального района в центр, на станцию «Площадь Революции», где назначен сбор. Прихожу даже чуть раньше, наших на месте пока не так много. С небольшим опозданием подтягиваются ребята из Балашихи, Орехово-Зуево и новая ячейка из Луховиц. Почти мои земляки, от Зарайска недалеко. Все в меру напряжены и понимают, что начнется примерно через час. Заходим на митинг. На трибуне партийные бонзы, под ними трогательный транспарант с несчастной бабушкой и надписью «Последнее и вор не берет». Да, именно за таких мы и вышли сагодня. Цезарь идет туда, дабы попросить выступление. Как ни странно, слово дают. Я окидываю взором диспозицию. Народ, конечно, есть, но его категорически мало. Не более тысячи, мы ожидали от КПРФ большего. Плохо, что народ в целом пассивен, Зюганов мог бы и свезти народ с ближайших регионов для решающей битвы. Мусора в этот раз подготовились намного лучше. Их больше раза в три и все в полном обмундировании. Группируемся с союзниками, увы, примерно те же силы, что и в прошлый раз. Последняя надежда на обещанные щиты. Бегу искать Пономарева. Нахожу довольно быстро и сразу спрашиваю, где наша амуниция. «Да вот они, берите!» — с этим словами Илья показывает мне… несколько небольших картонок с надписями в духе «Мы ваши братья, вставайте к нам в ряды!». Блэт, опять в своем опереточном стиле, лучше бы и не надеялись. Еще немного песен Харчикова и скучных речей и, наконец, к микрофону выходит Цезарь. Тщетно призывает депутатов от КПРФ покинуть Думу и присоединиться к нам. Анонсирует голодовку протеста и возвращается к нам. Строимся, подходим ближе к оцеплению. Раз, два, три, начинаем файтинг! Вцепляемся в ограждения-волнорезки, начинаем их отжимать у ментов. Как ни странно, в этот раз ОМОН поначалу чуть ли не прячется за срочников. И, видимо, нет установки на задержания людей, их цель — устоять и не дать нам выйти на проезжую часть. Продолжаем «хотя бы пытаться», как герой Кена Кизи. Вместе с луховицкими берем одну из отбитых волнорезок, разбегаемся и швыряем ее в мусоров. В это время оратор от КПРФ вешает с трибуны нечто в духе «Молодцы, молодежь!», однако сам к нам не присоединяется и других не призывает. Забавный такой аккомпанемент для столкновения получается, вкупе с типовыми песенками в духе «Русские витязи рвутся в бой!», вообще лютый постмодерн.

Тут ко мне подходит Герман с заговорщицкой улыбкой и пакетом в руках. Странно, думаю, всегда больше всех критиковал приносящих пакеты на мероприятия. И тут он показывает мне содержимое, а там яблоки. Вспоминаю добрую сказку «Мешок яблок», где заяц угостил всех зверей яблоками, почти ничего не принес домой, а потом все звери принесли угощение ему. Такой коммунизм в отдельно взятом лесу. Но сегодня наши яблоки добрыми не будут. Разбираем и приступаем к арт-обстрелу. Мой первый снаряд летит мимо, а второй попадает в тетку-полицейского. Ну, мы же не сексисты! Примерно в это время задерживают первого человека, им оказывается Цезарь. Понятно, что прорыв сегодня вряд ли будет успешен. Понемногу отступаем, теперь главная цель — удержать площадь. Под шумок опера хватают Сергея Довгаля из КПРФ (как одного из заявителей) и нашего Володю Германа. Видимо, пропалили мешок яблок.

Вдруг появляется Жириновский и начинает раздавать деньги. Сложный для понимания перформанс, хотя похоже на монетизацию, там тоже копейки предлагают. У Жирика деньги не берег никто, кроме пришедших с ним соратников. Зато лидера ЛДПР активно забрасывают мелочью и землей. Эх, жаль, яблок не осталось. Соратник поднимает над ним зонт, но это не помогает. Вскоре провокаторы ретируются, а мы начинаем разбивать палатки для голодовки. КПРФное руководство уходит, большинство их паствы тоже. Время митинга истекает. Видимо, сейчас начнется винтилово. Садимся в сцепку рядом с палатками, попутно общаемся с журналистами. Ко мне отправляют всех англоязычных. Народу остается негусто, даже сотня не наберется.

В отсутствие Цезаря хэдлайнером голодовки становится пенсионерка Нина Семеновна. Персонаж, конечно, колоритнейший. Для нас она была давно известна по характерным воплям «Ельцина на рельсы, Путина в Чечню!» на всех левых митингах. Уже после голодовки она умудрилась прославиться тем, что за один день поучаствовала как в митинге за Палестину против Израиля, так и за Израиль против Палестины, оба раза тематично одевшись. Видимо, бабушке просто была важна движуха. Возраста она была весьма преклонного и имела ветеранские награды. Для журналистов самое то. На тот момент состав участников молодежной голодовки еще не объявлялся, для СМИ это по умолчанию были все оставшиеся на площади. Мы говорили с корреспондентами о вреде монетизации и рассказывали о своих организациях, а Нина Семеновна прямо заявляла, что уже начала голодовку и ловила максимум хайпа. Правда, понятие о голодовке у нее оказалось весьма своеобразное. Где-то минут через двадцать после своих громких заявлений бабушка полезла в палатку и с улыбкой стала звать туда нас со словами: «Ребята, здесь вафли вкусные!». К счастью, журналисты этого не заметили.

Заявленное время истекло, и срочники стали водить вокруг нас хороводы. Мы думали, что будут выдавливать, однако это был просто устрашающий маневр, на который круга после пятого уже никто не обращал внимания. Пусть тусуются, чем бы дитя ни тешилось. Вскоре произошел очень нелепый эпизод. На площадь подошел ныне покойный нацбол по прозвищу Чугун. От него я узнал про акцию в Минздраве. Пообщавшись со мной и Стасей, он невольно стал жертвой любопытства Мусина. Тот начал беседу в стиле диалогов с Цезарем, то есть с глупыми и зачастую провокационными вопросами. Руслан явно не считал нацболов последователями священного Ильича, а потому недолюбливал и хотел доказать свою правоту. По лицу Чугуна было видно, что беседа ему не особо приятна. Последней каплей стал очешуительный вопрос Мусина «А правда, что в НБП[5] все девки шлюхи?». Возможно, он что-то слышал про рассуждения Лимонова о промискуитете и пытался пробить личный интерес, но попал сильно не по адресу. Представьте себе, как отреагировал на такое человек буйного нрава, девушку которого только что задержали в Минздраве. Естественно, Чугун моментально напрыгнул на Руслана, повалил его и начал бить с ноги. Мы и глазом моргнуть не успели, как нацбола свинтили резко появившиеся ОМОНовцы. Узнав суть дела у Мусина, Стася справедливо начала орать, что это может спровоцировать задержание всех. ОМОН оживился и крайне пристально смотрел в нашу сторону. Было решено во избежание дальнейших провокаций Мусина с площади убрать. К счастью, больше никого выдергивать не пытались.

День катился к вечеру, наши ряды редели с каждым часом. На площадь вернулся Сергей Довгаль, которого отпустили из ОВД. Настало время официально объявить состав голодающих. От СКМ вызвались Гриша Сивачев и его тогдашняя подруга Катя Скрынник, от КПРФ — Саня Веселов и Паша Ковалев. РРП представила Гатя Дмитриева. Присоединился и представитель доселе малоизвестной «Революционной Альтернативы» Артем Алексеенко из Иваново. От АКМ руку моментально поднял Саня Шалимов, с фирменной интонацией выдавший нечто в духе «Господи, ну что там, поголодовать-то несложно». Удальцов был еще в ОВД н не на связи, намудившего Мусина тоже не было. Я оценивающе глянул на Женственного. Дрищ из дрищей, конечно, какая там голодовка. Он глянул на меня, видимо, тоже критически оценивая мою тогдашнюю худобу. В общем, через пару секунд мы синхронно подняли руки и стали участниками голодовки. Все-таки зря я утром не позавтракал.

Поздно вечером подъехал и освободившийся последним Цезарь в порванной футболке и со следами дубинок на спине. Он был крайне рад нашему решению. Возникла дилемма, где оставаться на ночь. Менты ясно дали понять, что у памятника остаться не дадут. Была и еще одна проблема — день ВДВ. Риск, что пьяной десантуре укажут на нас, был велик, поэтому в тот день было решено разъехаться по домам, а завтра в 10 собраться в том же месте, у Маркса.

Я пожалел о том, что поехал домой. Родные уже давно смирились с моим жизненным выбором и всегда поддерживали, но вот запахи еды действовали раздражающе. С другой стороны, крайне важно было помыться и взять необходимые вещи. В голодовке самое важное перетерпеть первые три дня. Дальше есть уже особо и не хочется, и привыкаешь к тому, что не ходишь в туалет по-большому. В свое время мой дед рассказывал байку о конкурсе на лучший рисунок о голоде. Победила картина, где была нарисована жопа заросшая паутиной. Очень верная метафора. И еще сильно фигачит по давлению, особенно это заметно в первую пару дней. Потом, опять же, привыкаешь, просто ходишь как зомби, но ни хуже, ни лучше не делается.

Утро следующего дня. Дикая слабость, в метро взвыли и без того проблемные сосуды. Рядом с камрадами становится легче. Все участники голодовки на месте, собралась группа поддержки. Подтянулась и незабвенная Нина Семеновна, которую лучше тоже отнести к группе поддержки. У самого Маркса менты сесть не дают, перемещаемся ближе к метро. Там нас, как ни странно, не трогают. Сидим в паре сотен метров от Кремля с повязками «Голодовка» и соответствующими плакатами. Невообразимая на сегодняшний день красота. Время идет предательски медленно. Женственный еще находит силы бегать с воплями типа «Аааа, шизааа!» при виде недавно расставшейся с ним Бабочки. К голодовке присоединяется активистка КПРФ Рита Оболенская. Ее маленькая дочка все дни бегает и играет рядом с ней.

Заведующая платным туалетом, узнав, кто мы такие и почему здесь сидим, делает синий домик бесплатным для голодающих (я потом еще месяц по старой памяти пользовался этой халявой). Направляюсь туда и слышу обрывок разговора Шалимова с Бабочкой: «А помнишь, был какой классный советский мультфильм «Золотая антилопа»?». На обратном пути слышу, что Саня слегка сменил тему: «А на зоне зэки шарики в залупу загоняют!» Контрастно, однако. Гриша Авоян привозит мне сборник работ Мао, приступаю к изучению. Однако через несколько страниц понимаю, что уже не помню, о чем читал до этого. Слабость и давление сказываются. Откладываю книжку Председателя до лучших времен. Игра в карты идет куда лучше. Как-то так и проходит день. Остаться на ночь вновь не дает полиция, принимаем решение все вместе ехать в горком КПРФ на «Автозаводской». Старая раздолбанная «буханка» везет нас на ночлег под «Песню красноармейца» в исполнении Летова.

На третий день произошли последние изменения в составе участников голодовки. Присоединился и так постоянно тусовавшийся с нами Сергей Довгаль из КПРФ, но выбыл плохо себя почувствовавший Саня Шалимов. «Стебануло! Вера сразу кусок сахара дала!» — пояснил он. Однако замена ему нашлась достаточно быстро в лице Бабочек, причем если Настя продержалась недолго («родные насильно накормили борщом» в первый же вечер), то Марина стоически голодала до конца. Правда, в официальных отчетах ее почему-то упорно не упоминали довольно долгое время, а Бабочку, наоборот, ставили везде. Хотя бы здесь восстановим историческую справедливость. Маринка — молодец!

Итак, голодовка теперь проходила в двух местах: днем мы сидели недалеко от входа на станцию метро «Площадь Революции», а ночевали в горкоме по принципу «в тесноте да не в обиде». И везде были свои особенности и интересные моменты.

Утро на месте уличной голодовки, как правило, начиналось со стандартных запретов ментов разворачивать плакаты и флаги, раскрывать зонты от солнца и ложиться на коврики. С приездом журналистов они становились покладистее, мы всегда шаг за шагом отвоевывали свои права. К нам не зарастала народная тропа, кто только не приходил нас поддержать или просто полюбопытствовать! Порой это порождало довольно комичные ситуации. День на третий приходит наша соратница Ира и, перекинувшись с нами парой слов, достает из сумки большой гамбургер и начинает его жадно поглощать. «Ты не можешь попозже поесть?» — довольно тактично спрашивает ее Женственный. Ответ шикарен: «Ты что, я уже четыре часа ничего не ела!» Отжигали и сердобольные бабушки: «Ребята, спасибо, вы за нас голодаете! Вот, мы вам пирожков принесли!» А с одной старушкой все вышло не так гладко: она пришла с неким подобием посоха, который назвала священным, а себя именовала странницей. На религиозной почве у нее вышел конфликт с нашим воинствующим атеистом Кудрявым. В результате ссоры странница смачно плюнула в своего оппонента со словами: «Мальчик бесноватый!» И тут за товарища вступился Цезарь: проревев «Пошла на хуй отсюда!», он вытолкал бабку взашей, попутно разломав сакральный посох на четыре части. В какой-то момент Серегу в крайне вежливой манере препроводили в суд и отправили отбывать сутки ареста за неповиновение сотрудникам 2‑го августа.

В выходные дни нас полным составом посещали цепочки РКРП и «Трудовой России», не в тему скандируя слоганы про Сталина на радость мне, Грише и Гале. Бывали и именитые визитеры. Был Мельников и еще ктo-то из депутатов от КПРФ, приезжал наш Фантомас Шенин. Ходили слухи о том, что нас хочет посетить Юрий Шевчук, но до этого так и не дошло. Мы же были больше всего рады нашим старым друзьям и товарищам. Лебедям развлекал народ своим «Решебником по неграм» и прямо на месте составлял новый «Решебник по бабкам» при помощи не подозревавшего о своем участии в этом Мусина. Камрад, с которым мы вместе несли растяжку на «Антикапе», читал нам свой красный рэп. Увы, не обошлось и без проходимцев. Один ушлый паренек надел белый халат и прикинулся фельдшером, готовым в случае необходимыми оказать нам медицинскую помощь. Помощи от него нам не потребовалось, а вот дорогую камеру у журналистки, снимавшей про нас документальный фильм, он спер. Что обидно, с кучей отснятого материала. А действительно поплохело только Женственному, но из-за того, что он перекурил натощак. Вообще-то мы с ним оба некурящие, но на голодовке сравнительно пристрастились к сигаретам «Captain Black» с вишневым вкусом, имевшимся у Довгаля.

В горкоме было тоже интересно. Здесь в полной мере раскрылся Паша Ковалев («Паша со злобной рожей», как называл его Тимур). Прикол в том, что этого уже не совсем молодого человека, работавшего натурщиком в Строгановке, было крайне сложно застать, в трезвом состоянии. Однако голодовка обязывает. На поверку Паша оказался любопытным собеседником и неплохим игроком в нашедшиеся в горкоме шахматы. Любил петь комсомольские песни, с очень характерным завыванием, идеально подходящим для исполнения песни Цоя «Транквилизатор». Еще Паша довольно навязчиво, но столь же безуспешно пытался приставать к Тропической. Особенно сложными для нее были моменты групповых фото и выключения света в общей комнате. «Коваль, сука!» — эти вопли неоднократно будили всех в ночи.

В какой-то момент появилась опция спать в нескольких комнатах горкома. Я и Тропическая (меня она справедливо не опасалась) перебрались на большую двухъярусную кровать рядом с холодильником и дежурным. Спалось паршиво и распирало потрепаться, благо всегда было о чем. Надо сказать, что в горкоме было два деда-дежурных, которые работали посменно. Один был малопримечательным мужиком, ночью крепко спавшим. А второй навсегда вошел в историю как Дед в трусах. Очень комичный старикан неизменно находил повод зайти в комнату и посветить труселями, еще и поговнившись при этом.

Были и драматичные моменты. На третий день Галя предложила ускорить голодовку и перешла на сухую — отказалась от воды. В тот же день к ней присоединился Артем, через день Гриша и отбывавший сутки Цезарь. Я понимал, что и дня без «Ессентуков № 17» не протяну, посему спасовал. Все же хотелось остаться в строю чуть подольше. Хотя было понятно, что без воды больше пяти дней наши товарищи не продержаться. Тут еще пришла совсем паршивая новость: Тимур крайне неудачно перенес плановую операцию по выправлению носовой перегородки и находился в критическом состоянии. Честно говоря, в метро я со второго дня голодовки не ездил и не собирался, но тут было очень надо. Все, кто дружил с Чаном, собрались и поехали его навестить. Медленно механически передвигая ноги, я напевал про се 6я «Дивизию зомби» Летова. К счастью, Тима довольно скоро поправился, хотя и не попал в Геленджик, о чем даже песню написал потом.

Меж тем поганый законопроект был принят уже в третьем чтении, оставался Совет Федерации. 8‑го августа мы выгрузились на привычном месте, но пробыли там недолго. В сопровождении группы поддержки и сенатора Быкова от Камчатской области мы двинули в сторону еще одной цитадели зла. Дошло без происшествий, хотя и с большим конвоем. Рядом проходил проплаченный митинг за отмену льгот. Тогда подобные путинги еще не успели прочно войти в моду и смотрелись дико. К Совету Федерации пропустили только сенатора и голодающих. Вопреки обещаниям, внутрь, нас не пропустили, поэтому мы тупо продолжили голодовку на ступеньках здания. В этот момент совсем заплохело Гале, уже пятый день державшей сухую голодовку. Вызвали скорую. Одновременно подъехал и ментовский автобус. По сути, перед нами было два стула. Большинство выбрали скорую. Цезарь, Артем и Саня Веселов попали домой через ОВД «Тверское». На этом голодовка закончилась. Оставалось только грамотно выйти из нее, то есть постепенно вводить в рацион продукты. Мы с Женственным в первый день поели немного каши, а вот Серега, по словам Стаси, умудрится захомячить зефир. Про Коваля ходили слухи, что он вообще умудрился газануть и после нары глотков вырубился.

В течение нескольких дней мы восстанавливались и приводили себя в порядок. Глобальных событий не предвиделось. У нас с Женственным был впереди целый план по совместному поеданию вещей, которых так хотелось в первые дни. Я вспоминаю эту голодную неделю как один из самых ярких и интересных моментов в жизни. Безусловно, мы не претендуем на трагические лавры Бобби Сэндса. Зато, когда народ очнулся в январе, наша совесть была чиста. Мы действительно сделали все, что могли. В конце концов, мы создали островок свободы в самом сердце столицы за 8 лет до знаменитого Оккупай-Абай. Все было не зря. Именно на голодовке мы познакомились с братьями Максами, сыгравшими значительную роль в организации и левом движении в целом. А я даже сумел выстроить отношения с девушкой, что подошла поинтересоваться, кто мы такие и что тут делаем. Она прониклась, часто приходила поддержать нас и даже пару раз ночевала в горкоме. Долго это, впрочем, не продлилось, поскольку движ не стал для нее главным интересом. Аполитичный партнер на самом деле плох и неприемлем в любом случае. Подобные отношения непрочны и очень быстро превращаются в борьбу интересов, где каждый хочет изменить другого. Но и это было не зря. Главное, что в АКМ сложился крепкий и дружный коллектив, настоящее боевое юнити. Вот такое вышло сочинение на тему «Как я провел лето», за которое всем участникам можно поставить коллективную пятерку.