Комсомол имени Летова

Раскол

После маршей наступило определенное затишье. Было шествие памяти павших защитников Дома Советов, по формату крайне похожее на предыдущие. Запомнилось оно разве что постоянным завыванием Руслана Мусина «Ельцин — палач!», на которое Удальцов в конце концов остроумно ответил в мегафон «Дай ему калач!». А во время траурного митинга мы зажгли самые натуральные факелы, что в сегодняшних реалиях кажется совершенно ненаучной фантастикой. Потом Анпилов уехал на бесперспективные выборы в Ростовскую область, часто туда мотался и Удальцов. Вероятно, именно этим затишье и объяснялось. Мы с Чаном исправно ездили на собрания, брали новые порции стикеров для распространения и понемногу знакомились с АКМовцами. Надо сказать, что процесс интеграции был продуман довольно плохо, и неофиты преимущественно держались вместе. Среди опытных можно было выделить несколько фракций. Были ребята, ориентированные непосредственно на «Трудовую Россию» и агитировавшие всех поскорее вступать в партию. Были радикалы, уже успевшие поучаствовать в акциях прямого действия и к возрастным партийцам относившиеся крайне скептично. Им объективно больше нравилось жечь фаера на акциях, чем читать Ленина и Маркса. Ну, и была откровенная алко-фракция, куда уж без нее. Эти ребята не шибко заморачивались насчет деятельности в принципе, и, даже доехав до окрестностей штаба, далеко не всякий раз добирались до собрания. «Главный секрет перед митингом — выпить! Тогда ты будешь орать громче всех!» — убеждал меня как-то перед собранием активист с говорящим погонялом «Макс-Водка».

Меня естественным образом тянуло к радикалам. Действий, увы, было негусто. Долгое время в атмосфере полусекретности обсуждался некий выезд в подмосковный город с последующим несанкционированным шествием, да только это так и осталось прожектом. Был один не самый удачный поход на граффити, когда после первого серпа и молота на стене нас засек проезжавший патруль. К счастью, отошли без потерь. Была в меру креативная акция по пропиливанию бесплатного прохода к платформе электричек на Рижском направлении. Рядом с дыркой в заборе была оставлена подпись АКМ. Вот, собственно, и все. Остаток буйной протестной энергии сублимировался в регулярных расклейках стикеров в вагонах метро. Сейчас подобное очень быстро отслеживается и моментально пресекается, а тогда и попадались крайне редко, и висела агитация долго. Забавно, что одна из тех наших наклеек попала в фильм «Ночной Дозор». Особым шиком считалось сесть несколькими группами на конечной станции и при почти полном отсутствии обывателей превратить состав в агитпоезд. Спустя годы тело помнит алгоритм перемещения по вагону: восемь наклеек на восемь дверей.

Не гнушался я и работы по партийной линии. Честно взялся распространять газету «Молния» по подписчикам в своем районе. Из семерых трое оказались мертвыми политически, а четверо оставшихся успели умереть физически. Пытался ходить на теоретические занятия. Посетил один из семинаров, который вел Стас Рузанов. Вообще картина была сюрреалистичная: молодой парень вещает азбучные марксистские истины убеленным сединами ветеранам (молодняк в аудитории представлял я в одно лицо). Все вроде шло неплохо, до того как Стас употребил оборот «ждал, как Татьяна Онегина». Тут один из дедов, сидевший в обнимку с красным флагом, резко подскочил и выдал: «А ведь Татьяна хорошая женщина была! Что же он так, Евгений, нехорошо вышло!» На этом старики забыли про Маркса и начали обсуждать роман Пушкина.

Было однажды и нечто вроде партийной комиссии по делам молодежи. Вел его товарищ с нелепой фамилией Никипелов. «Беспечного ангела» он исполнять и не пытался, хотя выступал весьма феерично:

«Мы — мальчики Хрущева! Вы — сегодняшняя молодежь, умеете и любите бросать пикарды!»

«ПЕТарды!» — поправил кто-то из нас.

«Вот я и говорю, ПИКарды!»

Еще немного покритиковав АКМ за использование фаеров, Никипелов передал слово другому деду, с пафосом перечислив многочисленные регалии последнего, в том числе депутатство советских времен. Со стороны это смотрелось как эпизод из игры «Что? Где? Когда?»: «А теперь свой вопрос команде знатоков задает бывший депутат…». Вопрос был на тему КПРФ и частной собственности, мы коллективно ответили как смогли. Деды были довольны тем, что КПРФ удалось еще разок прокозлить, и на том удовлетворились; мы были рады тому, что все закончилось. Как ни странно, по итогам мероприятия мне и остальным товарищам было предложено в ближайшие недели вступить в партию в районных ячейках. Уже через несколько дней под извечно сопровождающие дедов бутерброды с докторской колбасой я был принят в «Трудовую Россию» на квартире кого-то из старших товарищей. Впереди была партийная конференция, поучаствовать в которой было весьма интересно.

Однако это мне не удалось. На самом деле, когда я пришел в АКМ, там вовсю разгорался внутренний конфликт, который неизбежно был должен вытечь в раскол. Расколы — вечная болезнь левого движения. Разбираться в конфликте, к которому я отношения не имею, смысла не вижу. В общем, так вышло, что высшая точка кипения пришлась как раз на партийную конференцию. Удальцов и несколько товарищей встали живой цепью перед входом и не пускали своих оппонентов, пытавшихся прорваться на заседание. Конфликт пришел улаживать партийный товарищ Халявин (у них там реально кладезь нелепых фамилий). Этот персонаж ранее прославился тем, что периодически заходил на собрания АКМ, ничего не говорил, но очень многозначительно водил инфернальной физиономией. Больше всего он походил на некачественно прорисованного мультяшного динозавра. В тот день с миротворческой миссией он явно не преуспел. Более того, когда представитель одной из противоборствующих сторон решил метнуть в оппонентов майонезом, угодил он аккурат в Халявина. Динозавр так и стоял под майонезом, растерянно и неспешно водя пастью. Внезапно пришла подмога в лице лично Виктора Ивановича Анпилова и еще нескольких довольно крепких партийцев. Завязалась потасовка, понять что-то в которой было сложно. Помню только, что со стороны зафиксировал комичный момент, когда будущий переводчик Ги Дебора отвесил смачный поджопник кому-то из бывших народных депутатов. После этого Удальцов ретировался, мы пошли за ним. Те, кто были в теме, дико радовались и даже заряжали лозунги, Новобранцы, составлявшие примерно половину, не понимали суть произошедшего.

В следующий раз АКМ привычно собирался в центре зала на «Пролетарской», но в штаб мы уже не пошли. Собрание прошло под открытым небом прямо у метро. Удальцов вещал о том, что наступают новые времена, впереди протестная кампания по выборам президента и всех нас ждут великие свершения. Ему внимала пара десятков порядочно замерзших человек. Честно скажу, оптимизма особого не было. Понятно было, что определенный этап пройден. Оставаться в «Трудовой России» смысла я не видел никакого, при всем уважении к пытавшемуся переубедить меня Стасу. Внутри что-то подсказывало, что дальше будет интереснее. И сейчас надо идти за Серегой в любом случае. Я не ошибся. По сути, настоящий АКМ в тот день только появился. Нас действительно ждали новые дела и свершения.