Корабль Его Величества «Улисс»

Глава двенадцатая СУББОТА

Всему приходит конец. После каждой ночи, даже самой долгой, наступает рассвет. Наступил рассвет и для конвоя «FR-77». Он застал его приблизительно в трехстах пятидесяти милях к северу от Полярного круга, конвой шел на восток по семьдесят второй параллели, это было на полпути между островом Ян-Майен и мысом Нордкап. Карпентер считал, что корабли находятся на меридиане восемь градусов сорок пять минут восточной долготы, но он не был уверен в точности места: при таком снегопаде и сплошной облачности приходилось полагаться лишь на счисление пути, ибо автопрокладчик вышел из строя, после того как снарядом разворотило центральный артиллерийский пост. Так или иначе, но оставалось пройти еще приблизительно шестьсот миль, или, другими словами, сорок часов. Через сорок часов конвой, вернее, то, что от него останется к тому времени, войдет в Кольский залив на севере России, и корабли направятся в Полярное и Мурманск… Сорок часов.

Рассвет застал конвой, а точнее, отдавшиеся от нею четырнадцать кораблей рассредоточенными на трех квадратных милях штормового моря. Корабли с трудом прокладывали себе путь, разрезая волны, катившиеся с норд-оста и становившиеся с каждым часом все круче и круче. Да, теперь их осталось только четырнадцать, ибо глубокой ночью с поверхности исчезло еще одно судно. Может быть, оно наскочило на мину, а может быть, было торпедировано. Этого никто не знал и никогда не узнает. Целый час «Сиррус» вел поиск в районе гибели судна, освещая поверхность воды затемненными сигнальными прожекторами, но так ничего и не обнаружил.

Рассвет наступил после ночи, которая для всех была бессонной, после ночи непрерывных тревог, акустических контактов с подводными лодками и бесчисленных атак глубинными бомбами, не давших никаких результатов. Никаких результатов, выгодных для эскортных кораблей. Противник же достиг две цели: он всю ночь держал людей на кораблях конвоя в постоянном напряжении на боевых постах и, что еще хуже, заставил корабли израсходовать последние запасы глубинных бомб. На кораблях не осталось ни одной бомбы. Теперь оставалось только ждать, когда немецкие подводные лодки поймут, что могут атаковать конвой, не опасаясь никакого возмездия…

С рассветом, как положено, на кораблях прозвучал сигнал повысить боевую готовность на постах, но его можно было бы и не давать, потому что люди и так уже находились на постах пятнадцать часов подряд. Пятнадцать мучительно долгих часов на пронизывающем до костей морозе. Пятнадцать часов, в течение которых моряки на «Улиссе» получили только по кружке какао и по одному черствому бутерброду с тонким слоем мясных консервов, потому что времени на выпечку свежего хлеба не было.

Полдень. Медленно переваливаясь с борта на борт, корабли и суда конвоя, перестроившись теперь в менее рассредоточенный походный порядок, продолжали идти на восток, преодолевая плотные снежные заряды. После боевой тревоги, объявленной на рассвете с целью повышения боевой готовности на постах, первая половина дня прошла сравнительно спокойно: противник не появлялся и новых тревог не было. Конвою осталось идти тридцать шесть часов. Только тридцать шесть часов! Если удержится такая погода — сильный ветер и плотные снежные заряды, то можно надеяться, что самолеты на вылет не отважатся, а почти нулевая видимость и высокая волна воспрепятствуют атакам подводных лодок… В самом деле, почему бы фортуне не повернуться теперь лицом к конвою «FR-77»? Осталось всего только тридцать шесть часов.

Отмороженные ноги адмирала Тиндэла пришлось ампутировать. Николас провел у операционного стола почти всю ночь. Напрасно. Адмирал Джон Тиндэл умер спустя несколько минут после полудня. Брукс, сидевший все время подле него, сделал официальную запись в журнале: «Скончался в результате обморожения и послеоперационного шока». В действительности Тиндэл умер потому, что не хотел больше жить. Его доброе имя было опорочено, авторитет флотоводца подорван, от былой уверенности в себе не осталось и следа, постоянные угрызения совести за гибель сотен людей не давали ему покоя. Жизнь, которую он так любил, к которой так привык за свои сорок пять лет службы на флоте, эта жизнь, да еще без обеих ног, была больше абсолютно невозможна. Тиндэл уходил из жизни без малейшего сожаления. В полдень, перед самой смертью, он пришел в сознание. Увидев около себя Брукса и Вэллери, адмирал слабо улыбнулся. Выражение глаз и лица Тиндэла свидетельствовали о том, что от помешательства не осталось никакою следа. Его улыбка была весьма слабым напоминанием о том веселом, жизнерадостном смехе, который прежде отличал адмирала Тиндэла. Потом он закрыл глаза и пробормотал что-то о семье. Брукс знал, что семьи у Тиндэла нет. Через несколько секунд Тиндэл снова открыл глаза и посмотрел на Вэллери так, как будто увидел его впервые. После этого, отыскав взглядом вестового Спайсера, адмирал четко произнес:

— Стул для командира, сынок.

И сразу же умер.

Его похоронили в два часа дня, в самый разгар снежной бури. Слов командира, читавшего заупокойную молитву, никто не слышал: их относил в сторону ветер. По парусиновому мешку с телом адмирала глухо хлопал государственный флаг Соединенного Королевства. Заиграл горн — это была последняя почесть адмиралу. Однако ветер относил в сторону его звуки, и они получились нестройные, зыбкие. Когда шло покойного скользнуло за борт, люди — их было не меньше двухсот человек — молча повернулись и устало потащились в свои холодные, как погреб, кубрики.

Минут через тридцать после похорон снежная буря прекратилась так же внезапно, как и началась. Ветер тоже ослаб. И хотя небо еще было покрыто облаками и шел снег, а волнение на море было достаточно сильным, чтобы раскачивать пятнадцатитысячетонный корабль и класть его по пятнадцать градусов на каждый борт, всем было ясно, что погода начинает улучшаться. На мостике, в башнях, в кубриках люди молчали и старались не смотреть друг другу в глаза.

Около пятнадцати часов эсминец «Вектра» установил акустический контакт с подводной лодкой. Получив донесение об этом, Вэллери долго обдумывал решение. Если послать «Вектру» обследовать район и если эсминец определит местонахождение лодки с достаточной точностью и начнет после этого маневрировать над ней — а ом должен поступить именно так, — то о причинах, по которым эсминец не атакует подводную лодку противника глубинными бомбами, командир лодки догадается буквально через несколько минут. Затем, по истечении еще какого-то времени командир лодки несомненно придет к выводу, что он может совершенно безнаказанно всплыть на поверхность и дать радиограмму. После этого все подводные лодки противника, находящиеся севернее Полярного круга, будут знать, что конвой «FR-77» можно атаковать, не опасаясь противодействия. Однако торпедная атака противника в таких метеорологических условиях была маловероятной. Высокая волна не только затруднила бы пользование перископом, но и вряд ли позволила произвести успешный залп с такой неустойчивой платформы, как подводная лодка. Волновое движение происходит не только на поверхности моря, но и на глубинах до тридцати, сорока, пятидесяти футов, а в отдельных случаях чувствуется даже на глубине до ста футов. Тем не менее командир немецкой подводной лодки может понадеяться на счастье и попробует все-таки атаковать. Вэллери приказал «Вектре» обследовать район.

Но Вэллери опоздал. Впрочем, его приказ не достиг бы цели даже в том случае, если бы он принял его, не раздумывая ни секунды. «Вектра» еще продолжала запрашивать сигнальным фонарем указания и не успела еще развернуться для выхода на цель, как на «Улиссе» услышали глухие раскаты взрыва. Все сразу же начали внимательно осматривать горизонт, пытаясь определить, кого лодка избрала на этот раз своей жертвой. В первый момент никто не обнаружил вокруг «Улисса» ни малейших изменений. Но уже через полминуты кто-то заметил, что «Электра», головное судно в левой колонне, замедлило ход, а затем и вовсе остановилось, погружаясь в воду на ровном киле, не имея ни малейшего дифферента ни на нос, ни на корму. Можно было с уверенностью предположить, что торпеда пробила борт в районе машинного отделения.

На «Сиррусе» замигал сигнальный фонарь Олдиса. Прочитав переданный им семафор, Бентли повернулся к Вэллери:

— Капитан третьего ранга Орр просит разрешения подойти к поврежденному судну с левого борта для снятия людей.

— С левого борта? — покачивая головой, медленно, как бы размышляя вслух, произнес Тэрнер. — Да, левый борт безопасен от атаки с лодки, и он смог бы это сделать, сэр… если бы не такая крутая волна… — Тэрнер перевел взгляд на «Сиррус», тяжело переваливавшийся с борта на борт на волне с траверза, и пожал плечами. — Боюсь, что его основательно поцарапает.

— Какой груз на «Электре»? — спросил Вэллери. — Знает кто-нибудь? Боеприпасы? — Он обвел всех вопросительным взглядом и, увидев, что все отрицательно закачали головой, повернулся к Бентли. — Запросите «Электру»: «Имеете ли взрывоопасный груз?»

Фонарь Олдиса в руках Бентли быстро застрекотал, и из него полетели почти сливающиеся друг с другом световые точки и тире. Потом наступила напряженная тишина. Через полминуты стало ясно, что ответа с «Электры» не будет.

— Наверное, на мостике нет тока или разбило Олдис, — высказал предположение Карпентер. — А что, если передать ему: «Один флаг — значит взрывоопасный груз, два — значит нет?»

Вэллери одобрительно кивнул головой.

— Слышали, Бентли?

Пока Бентли передавал семафор на «Электру», Вэллери внимательно следил за эсминцем «Вектра», находившимся теперь на правой раковине «Улисса», на расстоянии десяти кабельтовых. Описывая крутую циркуляцию, он переваливался то с борта на борт, то с носа на корму. Эсминец нащупал подводную лодку, но глубинных бомб в его стеллажах не имелось.

Вэллери повернулся назад и посмотрел на «Электру». Никакого ответа еще не было… Но вот к ноку реи поползли развеваемые ветром два флага.

— Бентли, семафор на «Сиррус», — приказал он. — «Подходите. Будьте осторожны».

Неожиданно плеча Вэллери коснулась чья-то рука. Это был Тэрнер.

— Вы слышите? — спросил он.

— Что? — удивился Вэллери.

— Бог его знает. Это «Вектра». Посмотрите на нее.

Вэллери посмотрел в том направлении, куда показывал Тэрнер. Сначала он ничего не увидел, но потом неожиданно заметил небольшие гейзеры воды, поднимавшиеся за кормой «Вектры». Они так же быстро исчезали за высокими волнами, как и появлялись. Потом напряженный слух Вэллери уловил отдаленный, едва слышимый гул подводных взрывов, относимых ветром.

— Что это он, черт возьми, делает? — спросил Вэллери удивленно. — Что он там сбрасывает?

— Похоже, что сбрасывает какие-то заряды, — проворчал Тэрнер. — А вы как думаете, помощник?

— Наверное, это двадцатипятифунтовые подрывные заряды, — быстро отозвался Кэррингтон.

— Пожалуй, он прав, — согласился Тэрнер. — Ну да, конечно, это подрывные заряды! Неужели он думает, что расправится ими с подводной лодкой?

Старший помощник ошибся. Хотя подрывной заряд более чем в десять раз слабее глубинной бомбы, но если он угодит на боевую рубку лодки или взорвется около ее горизонтальных рулей, ей придется туго. Не успел Тэрнер произнести последние слова, как немецкая подводная лодка, будто пробка, выскочила на поверхность. Это была первая подводная лодка, которую «Улисс» в последние шесть месяцев видел в надводном положении. Она пробыла на поверхности всего две-три секунды и снова ушла под воду на ровном киле, неуклюже покачиваясь во впадинах между волнами.

Неожиданное появление лодки застало все корабли, в том числе и эсминец «Вектра», врасплох. С него без промедления открыли огонь из многоствольного автомата, но от этой установки, не отличавшейся точностью боя даже в идеальных условиях, трудно было ожидать поражения цели теперь, когда корабль описывал крутую циркуляцию, а его палуба беспорядочно наклонялась то в одну, то в другую сторону. В боевую рубку лодки попали два небольших снаряда из «эрликона», а по ее корпусу прочертили очереди из спаренных пулеметов льюиса, но все это не причинило ей никакого вреда. К тому же моменту, когда «Вектра» закончила поворот и навела свои главные орудия, подводная лодка медленно скрылась под водой.

Тем не менее стадвадцатимиллиметровки «Вектры» все же открыли огонь и начали яростно обстреливать то место на поверхности моря, где только что была лодка и откуда она ушла под воду. Впрочем, огонь пришлось тут же прекратить, потому что два снаряда один за другим рикошетировали от воды и со свистом пронеслись над судами конвоя. Эсминец лег на курс и устремился к месту погружения подводной лодки. Те, кто следили за этими действиями с мостика «Улисса» через бинокль, заметили, как фигуры в капюшонах на юте «Вектры» сбросили за борт еще несколько подрывных зарядов. Затем эсминец круто развернулся и стал снова отходить на зюйд, переведя орудия на левый борт и поставив их на максимальный угол снижения.

Подводная лодка, должно быть, получила теперь еще более серьезные повреждения — или от разрыва снарядов, или от подрывных зарядов. Она снова выскочила на поверхность, рассекая кипящий водоворот пены, даже более стремительно, чем в первый раз. И снова «Вектра» оказалась в невыгодном положении: лодка всплыла слева по носу от нее на расстоянии каких-нибудь трех кабельтовых.

Все указывало на то, что теперь лодка останется в надводном положении. Да, в недостатке отваги и мужества команду лодки вместе с ее командиром обвинить было бы несправедливо. Открылся рубочный люк, и из него один за другим начали выскакивать люди. Невзирая на опасность быть смытыми волной за борт, они, не мешкая ни секунды, быстро спускались к палубному орудию, пользуясь скоб-трапом на ограждении боевой рубки.

Первые два человека до орудия не добрались. Прокатившаяся по палубе и разбившаяся о боевую рубку высокая волна отбросила их в сторону, как соринки. Но другие успели пробежать к орудию и, уцепившись руками за штурвалы, начали поспешно наводить его на приближавшийся эсминец. Невероятно, но, несмотря на перекатывавшиеся через палубу волны, которые грозили в любой момент сбросить этих смельчаков за борт, несмотря на сильную бортовую качку, первый снаряд, выстреленный прямой наводкой, ударил по мостику «Вектры». Это был первый и последний снаряд, ибо люди у орудия неожиданно как-то съежились и замертво повалились сначала на палубу, а потом, вместе с очередной волной, за борт.

Это было буквально избиение. На полубаке «Вектры» имелись две счетверенные гидравлические зенитно-пулеметные установки для ночной стрельбы. Они сразу же открыли ураганный огонь, выпуская по лодке около тридцати снарядов в секунду. Установки били точно. Каждый подводник, появлявшийся из люка и храбро пытавшийся пробраться под этим градом снарядов к орудию, оставался живым не более двух-трех секунд. К орудию не был подпущен ни один человек.

Позднее на «Улиссе» никто не мог припомнить, в какой момент стало вдруг ясно, что рассекающая высокие волны «Вектра» решила таранить немецкую подводную лодку. Возможно, что командир «Вектры» вовсе и не хотел делать этого. Возможно, он ожидал, что лодка погрузится, и рассчитывал срезать только ее боевую рубку и перископ, чтобы помешать ей снова уйти от преследования. Возможно, командир был убит снарядом, попавшим в мостик. Или, может быть, он изменил свое решение в самую последнюю секунду, но «Вектра», шедшая до этого прямо на боевую рубку лодки, неожиданно резко отвернула вправо.

На какое-то мгновение показалось, что эсминец успеет отвернуть и минует носовую часть подводной лодки, но только на мгновение. Высоко поднявшись на гребне очередной волны и стремительно соскальзывая с нее вниз, «Вектра» всей своей тяжестью с невероятной силой ударила лодку нижней частью форштевня и рассекла ее прочный корпус в районе носового отсека, как будто он был сделан из картона, а не из стали. Эсминец все еще продолжал скользить с гребня к подошве волны, все еще двигался вперед, когда прогремело два сильных взрыва, слившихся в один потрясающий громовой раскат. Оба корабля скрылись под высоким, похожим на гриб, огромным столбом бурлящей воды и скрученной стали. О причинах первого взрыва можно было только догадываться, но то, что произошло после него, было совершенно ясно. По какой-то случайности сработало взрывное устройство одной из торпед в носовых аппаратах подводной лодки, затем сдетонировали все остальные торпеды в аппаратах и на стеллажах, а возможно, даже и боезапас в носовом погребе эсминца.

Медленно, как бы нехотя, огромные водяные гейзеры опустились на поверхность моря, и на их месте неожиданно, как на киноэкране, появились эсминец и подводная лодка, вернее, то немногое, что осталось от них. Наблюдателям на «Улиссе» казалось непостижимым, что оба корабля еще держались на плаву. Глубоко осевшая подводная лодка заканчивалась в носовой части непривычным для глаза отвесным срезом у орудийной площадки. Эсминец выглядел так, как будто кто-то гигантским ножом отрезал ему носовую часть в том месте, где на полубаке начиналась носовая надстройка. От носовой части «Вектры» не осталось никаких следов. Наблюдатели на всех кораблях и судах конвоя на поверили своим глазам, когда увидели, как искалеченный эсминец снова устремился к подводной лодке, зацепил ее своим разорванным корпусом, как бульдозером, и, навалившись на ее боевую рубку мостиком и мачтой, вместе с ней медленно скрылся под водой. Они пошли на дно вместе, вцепившись друг в друга мертвой хваткой.

Задние мателоты конвоя находились теперь уже в двух милях от места гибели «Вектры». Увидеть, остались ли на поверхности люди, при таком волнении моря и на таком расстоянии было невозможно. Да и вряд ли они остались. А если даже в этой ледяной воде и плавали, крича о помощи, люди, они наверняка уже были обессилены и не продержались бы до того момента, когда какой-нибудь корабль успел бы развернуться на обратный курс, не говоря уже о том времени, которое потребовалось бы кораблю на преодоление двухмильного расстояния. Не уклоняясь ни на градус, конвой продолжал свой путь на восток — все суда и корабли конвоя, за исключением двух: «Электры» и «Сирруса».

«Электра» стояла без движения, лагом к волне, медленно переваливаясь с борта на борт, при крене на левый борт около пятнадцати градусов. На палубах впереди и позади мостика стояли тесные ряды ожидавших моряков. От попытки покинуть корабль на спасательном катере они отказались, потому что увидели за кормой раскачивавшийся на волнах, но удерживавшийся на левой раковине «Сиррус». Катер висел у борта на вываленных шлюпбалках. При таком большом крене и сильной качке завалить его обратно оказалось невозможным. Он болтался теперь на значительном расстоянии от борта на высоте около двадцати футов от воды. Подходя к судну, Орр дважды передал на него гневные семафоры с просьбой обрубить шлюпочные тали, но катер продолжал почему-то висеть и раскачивался, как огромный маятник, как раз там, куда должен был подойти «Сиррус». Возможно, это был результат паники, а скорее всего, заклинило тормозные колодки лебедки. Так или иначе, но медлить было нельзя: через какие-нибудь десять минут «Электра» наверняка уйдет на дно.

«Сиррус» сделал два захода. Орр не собирался останавливаться у борта «Электры» — такая остановка грозила тем, что, опрокинувшись, пятнадцатитысячетонное судно навалилось бы на эсминец всей своей тяжестью и буквально вдавило бы его под воду. На первом заходе «Сиррус» прошел мимо «Электры» на пятиузловой скорости на расстоянии двадцати футов от борта — минимум, на который мог отважиться Орр, учитывая, что волны могли толкнуть корабли друг к другу в один и тот же момент.

Как только раскачивающийся форштевень эсминца прошел мимо мостика «Электры», ожидавшие нужного момента люди начали прыгать. Они прыгали в те секунды, когда полубак «Сирруса» вздымался до уровня палуб, на которых они стояли, прыгали с пятнадцати- и двадцатифутовой высоты в те моменты, когда он стремительно проваливался вниз. Один моряк, державший в руках чемодан и дождевик, беспечно, как по трапу, перешагнул с борта на борт как раз в тот момент, когда они на какую-то долю секунды оказались сравнительно близкими друг другу и оставались неподвижными. Другие, прыгнув с большой высоты, тяжело шмякались на покрытую льдом палубу эсминца, разбивая себе лодыжки, ломая ноги и бедра, выворачивая суставы. Два человека прыгнули, не рассчитав расстояния, и промахнулись. Среди общего многоголосого шума раздался душераздирающий вопль одного из них, раздавленного сблизившимися бортами, и отчаянный крик о помощи другого, когда его потащило под работающие винты «Сирруса».

Как раз в этот момент произошло то неотвратимое, чего не смог избежать даже такой опытный командир, как Орр. Он управлял кораблем блестяще, но против этих двух, последовавших друг за другом, огромных, в два раза больших, чем другие, волн, даже его искусство оказалось бессильным. Первая волна метнула «Сиррус» вплотную к «Электре», затем, проходя под килем «Электры», высоко приподняла ее и круто накренила на левый борт в тот момент, когда вторая волна сильно накренила «Сиррус» на правый борт. Корабли с огромной силой ударились друг о друга бортами. Верхние листы бортовой обшивки «Сирруса» на протяжении примерно ста пятидесяти футов оказались глубоко вмятыми и разошлись по швам. Одновременно болтавшийся на талях спасательный катер «Электры» с размаху ударил своей кормой по передней части мостика эсминца и разлетелся на тысячу осколков. Орр молниеносно перевел ручки машинного телеграфа. Вода под кормой «Сирруса» вспенилась, закипела, и именно в этот момент раздался отчаянный вопль упавшего в воду моряка, которого тащило под работавшие винты «Сирруса». Прошло несколько секунд, и эсминец отошел от борта «Электры».

Через пять минут, описав циркуляцию, «Сиррус» снова подходил к «Электре» с кормы. Это был типичный для Орра рассчитанный маневр. Уверенности и хладнокровию этого опытного моряка сопутствовала никогда не покидавшая его удача. На этот раз Орр решил пройти своим помятым правым бортом почти впритирку к значительно осевшему теперь борту «Электры». Орр уже не опасался того, что «Электра» навалится на эсминец, так как осадка поврежденного судна значительно увеличилась, но, чтобы пройти на достаточно близком к его борту расстоянии, надо было точно уловить момент спокойной воды между двумя очередными волнами. И Орр уловил такой момент. Матросы на палубе «Сирруса» проворно подхватывали прыгавших с «Электры» моряков, стараясь по возможности предотвратить их падение. Не прошло и тридцати секунд, а «Сиррус» уже спокойно отходил от «Электры», на палубах которой не осталось ни одного человека. Двумя минутами позднее тонущее судно потряс глухой раскат взрыва — взлетели его котлы. Затем оно медленно повалилось на борт, задержалось на несколько секунд в этом положении, словно показывая свои раны — развороченные торпедой днище и киль, — и быстро погрузилось в воду. В течение примерно минуты на поверхность моря с шумом выскакивали огромные воздушные пузыри. Постепенно их становилось все меньше и меньше. Потом все стихло.

«Сиррус» развил полный ход и взял курс на присоединение к конвою. К конвою номер «FR-77», о котором королевский флот никогда не хотел бы вспоминать. Тридцать шесть кораблей и судов вышли из Скапа-Флоу и Сент-Джонса. Теперь осталось двенадцать, только двенадцать. И еще почти тридцать два часа пути до Кольского залива…

Даже такой необычайно энергичный и жизнеспособный человек, как Тэрнер, погрузился в уныние. Угрюмо нахмурившись, он долго наблюдал за «Сиррусом», покачивавшимся за кормой. Затем он неожиданно повернулся и украдкой посмотрел на Вэллери. Перед ним был живой скелет, бог знает каким образом удерживающийся на ногах покойник. Тэрнер понял, что смерть, и даже просто надежда на нее, должно быть, является для Вэллери желанной мечтой. Он увидел на его сером, измученном лице глубокое разочарование, печаль и страдание. Почувствовав, что на него смотрят, Вэллери вопросительно вскинул на Тэрнера свои усталые, тусклые глаза. Тэрнер поспешно откашлялся.

— Сколько же на «Сиррусе» сейчас спасенных? — спросил он, чтобы нарушить напряженное молчание.

Вэллери ответил едва заметным пожатием уставших плеч и произнес:

— Не имею представления, старпом. Сотня, может быть, больше. А что?

— Сотня… — задумчиво повторил Тэрнер. — Вот тебе и «не подбирать тонущих»! Интересно, что скажет старина Орр адмиралу Старру, когда будет списывать с корабля эту сотню людей по возвращении в Скапа-Флоу?