Корабль Его Величества «Улисс»

Глава четырнадцатая СУББОТА. ВЕЧЕР. I

Полускрытый арктическими сумерками, «Улисс» продолжал свой трудный путь на восток. Необычайно странным выглядел теперь этот неуклюже переваливающийся на высокой волне корабль: без обеих мачт, без спасательных катеров и плотиков, с разрушенными, неузнаваемо исковерканными носовой и кормовой надстройками, с уродливо наклонившимся ходовым мостиком, с разбитой и искалеченной кормовой башней, наполовину скрытой обуглившимся скелетом фюзеляжа «кондора», с огромными заплатами из ярко-красных пластырей и зияющими чернотой пробоинами на полубаке и юте. Из пробоины на юте все еще шел черный густой дым, сквозь который то в одном, то в другом месте пробивались острые, трепещущие языки пламени. Однако, несмотря на все это, «Улисс» казался каким-то сверхъестественным грациозным арктическим призраком… На нем еще были пушки и мощные двигатели. Двигатели, которые каким-то чудом остались совершенно невредимыми… Так по крайней мере казалось.

Пять минут прошли как вечность. Пять минут, в течение которых небо становилось все темнее и темнее, а с юта сообщили, что пожарные партии едва-едва справляются с тем, чтобы не дать огню перекинуться в другие помещения. Пять минут, в течение которых к Вэллери возвратилось его обычное самообладание и спокойствие, хотя он чувствовал сильную усталость.

Тишину и уныние на мостике внезапно нарушил резкий телефонный звонок. Трубку взял Крайслер и через секунду доложил:

— Кормовое машинное отделение. Просят командира.

Бросив быстрый взгляд на Вэллери, Тэрнер спросил:

— Разрешите, я подойду?

— Да, пожалуйста, — ответил Вэллери, с благодарностью наклонив голову.

Тэрнер ответил кивком головы и подошел к телефону.

— Старший помощник слушает. Кто это?.. Лейтенант Гриерсон? Да, да, в чем дело, лейтенант?

Почти целую минуту Тэрнер слушал молча. Остальные на мостике обратили внимание на то, что лицо Тэрнера стало напряженным, губы сжались.

— А пока выдерживает? — спросил Тэрнер с беспокойством. — Да, да, конечно… Скажите ему, что мы сделаем здесь все, что возможно… Да, давайте так, каждые полчаса.

— Беда одна не приходит, — проворчал Тэрнер, окончив разговор по телефону. — Двигатель сильно нагревается. По-видимому, перекос правого вала. Додс пошел в коридор гребного вала сам. Весь, говорит, согнулся, как банан.

Слабо улыбнувшись, Вэллери пошутил:

— Да, для Додсона там, пожалуй, тесновато…

— Может быть, — хмуро согласился Тэрнер. — Беда вся в том, что поврежден главный подшипник вала и перебита масляная магистраль.

— Это очень плохо, старпом.

— Додсон очень расстроен, сэр. Он говорит, что повреждение давнее, думает, что это произошло в ту ночь, когда мы потеряли наши глубинные бомбы, — Тэрнер покачал головой. — Одному богу известно, какую нагрузку пришлось вынести после этого гребному валу… Сегодняшнее представление, наверное, довело его до предела… Подшипник теперь придется смазывать вручную. Додсон просит дать на вал наименьшее число оборотов или остановить левую машину совсем. Будет нас информировать.

— И невозможно отремонтировать? — спросил Вэллери с огорчением.

— Нет, сэр, никакой возможности.

— Хорошо, старпом, тогда надо уменьшить скорость хода конвоя. И еще вот что…

— Да, сэр!

— Готовность на боевых постах всю ночь. Команде можно об этом и не говорить, но… думаю, что готовность совершенно необходима. У меня какое-то предчувствие, что…

— Что это?! — перебивая его, воскликнул Тэрнер. — Посмотрите! Что он там вытворяет? — Его палец указывал на последнее судно в колонне с правого борта: его зенитные орудия стреляли по какой-то невидимой цели. Следы трассирующих снарядов прокалывали сумеречное небо, как гигантские сверкающие копья. Уже на ходу, подбегая к микрофону корабельной трансляции, Тэрнер заметил, что орудия главного калибра «Викинга» изрыгнули дым и неровные языки пламени.

— Все орудия к бою! Правый борт, курсовой сто десять! Самолеты! Самостоятельный огонь! Свободный выбор цели! Самостоятельный огонь! Свободный выбор цели! — В промежутках между своими командами Тэрнер слышал, как Вэллери скомандовал «Право на борт», и понял, что он хочет ввести в действие носовые башни.

Все было поздно. Слушаясь руля, «Улисс» еще только начал катиться вправо, а вражеские самолеты уже выравнивали траекторию пикирования. Это несомненно были «кондоры». «Кондоры», которые снова обвели их вокруг пальца, которые отошли только для того, чтобы вернуться, чтобы выйти на курс медленного планирующего сближения на пониженной скорости, чтобы корабли не услышали относимого ветром приглушенного рокота двигателей. Расчет времени и дистанции был превосходным. Концевое судно правой колонны самолеты атаковали дважды, одновременно с двух противоположных направлений. В наступившей темноте летящие бомбы были не видны, но судя по взрывам, в судно попало семь бомб. Появление каждого самолета над судном вызывало бешеный огонь из зенитных автоматов. Все зенитные установки на судне были открытого типа, с небольшим фронтальным броневым щитком. Для тех немногих зенитчиков, которые остались живы во время бомбардировки, гневная пальба этих пушек почти наверное была последним звуком на земле.

В то время как бомбы начали грохаться на второе судно в колонне, первое уже превратилось в груду исковерканных обломков, охваченную со всех сторон жадными языками пламени. Днище наверняка было пробито, потому что судно сильно накренилось и разломилось теперь на две части. Еще не стих рев моторов последнего атаковавшего самолета, как обе половины судна, скрылись под водой.

Противник достиг полнейшей тактической внезапности. Одно судно потоплено. Второе потеряло ход и, описав неконтролируемую циркуляцию, замерло на месте, глубоко погрузив свой нос в воду. На нем почему-то не было ни дыма, ни пламени, ни какого-либо движения. Третье — сильно повреждено, но продолжало двигаться. Противник не потерял ни одного самолета.

Тэрнер приказал прекратить огонь, потому что некоторые зенитчики все еще палили в темноту — то ли оттого, что не могли сдержать своего боевого пыла, то ли оттого, что воображение все еще рисовало им проносящиеся над головой самолеты противника. А потом, когда умолк последний «эрликон» и наступила относительная тишина, Тэрнер снова услышал отдаленный гул мощных авиационных двигателей. Относимый ветром, он то усиливался, то ослабевал, как рокот прибоя у отдаленного побережья.

Скрытый облаками, неуязвимый «фокке-вульф» и не думал отходить, зловещий гул его моторов пропадал лишь на секунды. Было совершенно ясно, что самолет кружит над конвоем.

— Для чего это, как вы думаете, сэр?

— Не знаю, — медленно ответил Вэллери. — Просто не знаю, что и предположить. Уверен, что «кондоры» больше не появятся: слишком темно для прицельного бомбометания. Вполне возможно, что просто следят за нами.

— Следят? Но через полчаса будет темно как в могиле, — возразил Тэрнер. — По-моему, это просто психологический прием.

— Бог его знает, — вздохнул Вэллери. — Я хорошо знаю только одно: отдал бы все, что у меня есть и что будет, за пару «корсаров», или за радиолокатор, или за туман, или еще за одну такую ночь, какая была, когда мы шли через Датский пролив. — Он рассмеялся, но ему помешал сильный приступ кашля. — Слышите, — продолжал он почти шепотом, — никогда не подумал бы, что захочу такую ночь еще раз… А сколько прошло с тех пор, как мы вышли из Скапа-Флоу, старпом?

— Пять-шесть дней, сэр, — прикинув в уме, ответил Тэрнер.

— Шесть дней! — как бы не веря, покачал головой Вэллери. — Шесть дней, а у нас осталось тринадцать кораблей… Ведь у нас тринадцать сейчас, старпом?

— Двенадцать, — тихо поправил его Тэрнер. — Тринадцатый почти затонул. Семь транспортов, танкер и мы. Двенадцать…

Неожиданно на мостик обрушился плотный снежный заряд. Дрожа от холода, Вэллери наклонился и опустил лицо вниз, чтобы закрыть его от леденящего ветра и колющего снега. Размышляя над чем-то, он просидел так целую минуту.

— На рассвете мы подойдем к мысу Нордкап, — сказал он рассеянно. — Надо полагать, что они не оставят нас в покое, бросят на конвой все, что только возможно.

— Но нам приходилось бывать там и раньше, может быть, проскользнем и на этот раз, — слабо возразил Тэрнер.

— У нас столько же шансов «за», сколько и «против», — продолжал Вэллери. Казалось, что он разговаривает с самим собой и совсем не слышит Тэрнера. — «Улисс» и сирены… Как бы нам не оказаться в морском царстве… Желаю вам всякого счастья, старпом.

Тэрнер с удивлением уставился на командира:

— Что вы хотите этим сказать, сэр?

— О, и мне тоже, — подняв голову и улыбнувшись, сказал Вэллери. — Мне счастье также было бы очень кстати, — продолжал он мягким голосом.

Тэрнер сделал то, чего он не сделал бы никогда раньше. В наступившей темноте он склонился к Вэллери, осторожно повернул его голову и с искренним беспокойством и состраданием посмотрел ему в глаза. Вэллери не оказал никакого сопротивления. Выпрямившись через несколько секунд, Тэрнер сказал умоляющим голосом:

— Сделайте мне одолжение, сэр, спуститесь вниз. Я обо всем позабочусь. Скоро сюда вернется Кэррингтон, они уже одолевают пожар на юте.

— Нет, нет, старпом, только не сегодня. — Вэллери улыбался, но в его голосе чувствовалась какая-то отрешенность. — И не вздумайте вызывать на мостик одного из ваших любимых Сократов. Пожалуйста, не беспокойтесь, Тэрнер. Сегодня я хочу быть здесь, я должен быть на мостике.

— Да, да, конечно, сэр, — неожиданно согласился с ним Тэрнер. Затем, обернувшись назад, он крикнул: — Крайслер! Даю вам десять минут: приготовьте галлон горячего кофе в рубке командира… А вы, сэр, сходите туда на полчаса, — твердо добавил он, повернувшись к Вэллери, — и выпейте этот чертов напиток, или… или я…

— Превосходно! — проворчал Вэллери. — Разбавленный вашим несравненным ромом, конечно?..

— Конечно! Черт бы побрал этого Вильямсона! — раздраженно проворчал Тэрнер. Помолчав несколько секунд, он продолжал медленно: — Виноват, мне не следовало бы вспоминать его так. Бедняга… сейчас они уже выпили бы по чарке… — Он умолк, потом приподнял голову и прислушался. — Интересуюсь, сколько же этот «чарли» будет еще кружить над нами? — приглушенно пробормотал он.

Вэллери откашлялся и хотел что-то сказать, но в этот момент щелкнул динамик, и из него послышался металлический голос: «Мостик, вызывает радиорубка! Мостик, вызывает радиорубка! Две радиограммы…»

— Одна, наверное, от лихача Орра, — успел заметить Тэрнер.

«…Первая с «Сирруса». «Прошу разрешения подойти к борту судна для снятия людей. Семь бед — один ответ».

Вэллери повернулся к борту и, напрягая зрение, едва разглядел сквозь падающий снег и темноту ночи бегущие мимо «Улисса» высокие волны.

— На такой волне?! — удивленно воскликнул он. — Ведь совсем стемнело! Он же погубит себя!

— Это сущие пустяки по сравнению с тем, что ему придется выдержать от господина Старра, когда тот узнает о спасении людей в нарушение его указаний, — бодро заметил Тэрнер.

— У него нет никаких шансов благополучно подойти к судну в таких условиях. Я бы никогда не пошел на такой неоправданный риск. К тому же на транспорте уцелели, наверное, лишь немногие.

Тэрпер на это ничего не сказал.

— Передайте на «Сиррус», — четко приказал Вэллери, — «Благодарю вас. Разрешаю. Желаю удачи». От кого вторая радиограмма?

После короткой паузы динамик снова щелкнул, и металлический голос продолжал: «Вторая радиограмма из Лондона, командиру, зашифрованная. Прошу прислать рассыльного».

— Передайте ему, пусть читает вслух, — приказал Вэллери.

«Командиру конвоя эф-эр-семьдесят семь, — ожил снова динамик. — Глубоко сожалеем о случившемся. Неизменно следуйте курсом девяносто. На соединение с вами курсом зюйд-зюйд-ост полным ходом идет отряд боевых кораблей. Рандеву завтра, около четырнадцати ноль-ноль. Совет адмиралтейства выражает свои наилучшие пожелания контр-адмиралу, повторяю: контр-адмиралу Вэллери. Начальник оперативного управления. Лондон».

Динамик выключили, и на мостике слышался только негромкий писк гидролокатора да монотонный пульсирующий гул моторов «кондора». Молчание нарушил Карпентер:

— Господа в адмиралтействе необычно вежливы, — пробормотал он иронически. — Просто чрезвычайно вежливы!

— Только слишком долго собирались, черт бы их взял! — проворчал Тэрнер. — Поздравляю! — обратился он к Вэллери.

По мостику катился гул радостных возгласов. Забыв о какой бы то ни было дисциплине и субординации, каждый старался поздравить командира с повышением.

— Спасибо! Спасибо! — едва успевал отвечать глубоко тронутый вниманием Вэллери. — Большое спасибо! Но, господа, вы, кажется, забыли о самом важном в этой шифровке…

— О нет, нет, не забыли, — громко воскликнул Тэрнер. — Отряд боевых кораблей, ха! Как всегда, слишком поздно! О, будьте уверены, они поспеют как раз к нашей смерти, а может быть, и к ней-то опоздают! Подберут несколько человек, и то дело… Надо полагать, в отряде будут «Илластриес» и «Фьюриес»?!

— Возможно… Об этом нам не сообщают, — улыбнулся и покачал головой Вэллери. — Несмотря на мое… гм… повышение, я не разделяю уверенности лондонских адмиралов. Тем не менее в отряде будет какой-нибудь авианосец, и они смогут выслать самолеты, чтобы прикрыть нас на рассвете.

— О нет, на это лучше не рассчитывать, сэр, — посоветовал Тэрнер. — Погода, конечно, испортится, и самолеты не смогут подняться… Вот увидите, мои слова сбудутся.

— Возможно, возможно, Кассандра, — засмеялся Вэллери. — Поживем — увидим… Что вы хотите сказать, штурман? — продолжал он, увидев улыбку на лице Карпентера.

— Я просто вспомнил о нашем старшем докторе, сэр. Он удивится завтра больше всех, потому что уверен, что линейные корабли никогда не выходят в море, кроме как для участия в парадах на Спитхедском рейде в мирное время.

— Да, да, штурман, вы напомнили мне кое-что, — озабоченно продолжал Вэллери. — Старпом, ведь мы, кажется, обещали «Сиррусу»…

— Молодой Николас занят по горло, — сказал Тэрнер. — Он недолюбливает нас — военно-морской флот, я хотел сказать, но, несомненно, любит свою работу. Раздобыл где-то жаростойкий костюм и, по словам Кэррингтона, уже… — он остановился на полуслове и бросил взгляд вверх, сквозь слабо падающий снег. — Э, что-то «чарли» слишком расшумелся, вы не находите, сэр?

Гул моторов нарастал с каждой секундой. Он усилился до оглушительного крещендо, когда бомбардировщик пролетел над сломанными мачтами «Улисса» на высоте каких-нибудь двухсот футов, а потом постепенно замер до равномерного рокота где-то в стороне, но по-прежнему рядом с конвоем.

— Радиорубка! Сигнал на эскортные корабли! — быстро крикнул Вэллери. — «Пусть самолет летит! Не трогайте его, не стреляйте осветительными, никакого огня!» Он хочет спровоцировать нас, чтобы мы дали обнаружить себя. Надеюсь, что транспорты не… О боже! Опоздали! Какой же это дурак сообразил…

Один из транспортов левой колонны открыл огонь не то из «эрликонов», не то из «бофортов», определить было трудно. Они стреляли вслепую, буквально в воздух, потому что определить направление на самолет по звуку моторов в такой темноте и при таком ветре и снеге — безнадежное дело.

Стрельба длилась не более десяти — пятнадцати секунд, но противнику этого было вполне достаточно. Самолет удалился, но напряженным слух Вэллери безошибочно уловил неожиданное изменение тона гула моторов: летчик дал полный газ и набирал высоту.

— К чему эти фокусы, сэр? — спросил Тэрнер.

— Плохо, старпом, — уверенно ответил тихим голосом Вэллери. — Раньше они этого не делали, и это вовсе не психологическая атака, о которой вы говорили. На этот раз он даже не лишает нас дорогих минут сна; он не может позволить себе ждать, когда мы уже так близки к Нордкапу. Да и следить за нами так долго — рискованно: стоит нам пару раз резко изменить курс, и он потерял бы нас. — Вэллери глубоко вздохнул.

Внезапно, словно вспышка ослепительной молнии, в небе что-то сверкнуло, и ночь превратилась в день. Высоко над «Улиссом» повисла ярко светящая бомба, и снеговая завеса над конвоем стала как прозрачная марля. Широко раскачиваясь под парашютом в такт порывам ветра, бомба медленно опускалась вниз, к освещаемой ею поверхности моря. Каждый корабль с его сверкающей оболочкой изо льда и снега казался теперь с самолета ярким белым пятном на фоне чернильно-черного моря и неба.

— Огонь по бомбе! — крикнул Тэрнер в микрофон. — Все «эрликоны» и автоматы — огонь по этой дьявольской штуке! — Выключив микрофон, он ворчливо добавил: — При такой качке стрелять по ней — все равно что бросать пустые пивные бутылки на Луну… Чертовски неприятно так вот неожиданно оказаться как на ладони у противника.

— Да, — согласился Карпентер. — Это как во сне, когда тебе снится, что ты идешь по людной улице и вдруг неожиданно вспоминаешь, что на тебе, кроме часов на руке, ничего не надето… Гол как сокол… Застигнутый со спущенными кальсонами. — Обводя взглядом темный горизонт вокруг освещенного бомбой пятачка, он рассеянно смахивал снег со стеганой капковой куртки. — Мне это дело совсем не нравится, — пожаловался он.

— Я тоже не в восторге, — печально произнес Вэллери. — Мне не нравится и то, что «чарли» неожиданно куда-то исчез.

— Он и не думал исчезать, — возразил Тэрнер. — Слушайте!

В наступившей напряженной тишине послышался отдаленный прерывистый рокот мощных моторов.

— Он идет на нас с кормы, — нарушил тишину Тэрнер.

Менее чем через минуту «кондор» снова пролетел над «Улиссом», на этот раз выше, где-то за облаками. Он сбросил еще одну светящую бомбу, теперь уже намного выше, чем первую, и точно над центром походного порядка конвоя.

И снова рокот моторов сначала замер вдали, а потом стал усиливаться, по мере того как самолет нагонял конвой во второй раз. Показываясь лишь на доли секунды в разрывах гонимых ветром облаков, он летел на этот раз намного левее «Улисса», точно над снижавшимися к морю ярко светящими бомбами. Когда он пролетал мимо, бомбы взорвались и ярко осветили все вокруг. Их теперь было четыре, и они взрывались через четырехсекундные интервалы. Северная часть горизонта осветилась, как днем, как для киносъемки; видно было все в самых мельчайших деталях. Южная часть горизонта, наоборот, представляла собой черную полосу: граница светового колпака проходила как раз за правой колонной судов.

Тэрнер первый разгадал замысел противника и грозящие конвою последствия. Решение возникло у него в голове с быстротой молнии: не спросив даже разрешения — нельзя было терять ни секунды, — он бросился к микрофону радиотрансляционной сети и закричал хриплым голосом:

— Вторая башня! Осветительные снаряды — на правый борт! Курсовой девяносто правого борта, девяносто правого борта! Немедленно! Огонь осветительными снарядами, курсовой девяносто правого борта! Угол возвышения десять градусов! Дальность стрельбы минимальная! Огонь открыть по готовности! — Он быстро оглянулся через плечо. — Штурман, посмотрите…

— Вторая башня разворачивается, сэр, — не дав Тэрнеру закончить вопрос, ответил Карпентер.

— Хорошо! Очень хорошо! — радостно воскликнул Тэрнер и, включив снова микрофон, продолжал: — Все орудия! Все орудия! Приготовиться к стрельбе по цели с правого борта! Вероятный курсовой — девяносто градусов! Предположительная цель — бомбардировщик-торпедоносец!

Еще не закончив выкрикивать слова команды, Тэрнер заметил, как на ноке нижнего рея замигал боевой сигнальный огонь: Вэллери приказал передать всем судам и кораблям конвоя предупредительный сигнал.

— Вы правы, старпом, — тихо произнес Вэллери.

Исхудавшее, с туго обтянутыми мертвенно-бледной кожей заострившимися скулами, его лицо при таком освещении походило на лицо древней высохшей мумии. О том, что это живой человек, говорили только искорки в глубоко посаженных глазах да едва заметное дрожание бескровных век после неожиданного залпа второй башни.

— Вы, наверное, правы, — медленно продолжал Вэллери, — все суда подсвечиваются с севера, и есть прекрасная возможность подойти с юга под покровом темноты. — Он внезапно замолчал, потому что в этот момент в двух милях к югу разорвались осветительные снаряды. — Вы совершенно правы, — повторил он. — Вон они летят!

Они появились с юга, крыло к крылу, тремя волнами, по четыре-пять самолетов в каждой волне. Они шли на высоте около пятисот футов, но их носы уже наклонились вниз для выхода в торпедную атаку. Снижаясь, они расходились веером, как бы в поисках своей жертвы, по крайней мере, так казалось сначала. Но уже через несколько секунд стало ясно, что торпедоносцы решили сосредоточить усилия на двух кораблях, только на двух кораблях: «Стирлинге» и «Улиссе». Даже такие заманчивые цели, как поврежденный транспорт и эсминец «Сиррус», который почти остановился у его борта, они оставили в покое. Самолеты, видно, неуклонно выполняли данные им указания о выборе целей.

Вторая башня дала еще два залпа осветительными снарядами, установленными на минимальную дистанцию, и зарядила орудия фугасными. Все орудия на судах и кораблях конвоя открыли интенсивный заградительный огонь. Торпедоносцы — опознать их было трудно, но, кажется, это были «хейнкели» — вынуждены были лететь сквозь плотную завесу из взрывов и сквозь дождь стальных осколков. Внезапная атака противнику не удалась: осветительные снаряды с «Улисса» позволили выиграть бесценные двадцать секунд.

На «Улисс» шли пять самолетов, отделившись друг от друга, чтобы рассеять огонь, но каждый из них избрал себе одну и ту же цель. Сейчас они уже переходили на горизонтальную траекторию и ложились на курс атаки, пролетая почти вплотную к гребням волн. Один из них, видимо выровненный пилотом с опозданием на какие-то доли секунды, слегка зацепил за гребень волны, скользнул по ней, казалось, без последствий, но потом снова начал подскакивать с волны на волну, пока не ткнулся носом в подошву одной из них и не скрылся под ней навсегда.

Секундой позднее средним ведущим бомбардировщик разлетелся на бесчисленное множество горящих обломков — результат прямого попадания снаряда в боевое зарядное отделение торпеды. Третий самолет, шедший несколько позади и западнее ведущего, резко отклонился от курса влево, чтобы не столкнуться с горящими обломками, и сбросил свою торпеду, не прицеливаясь, и она прошла в ста метрах от кормы «Улисса».

Два оставшихся бомбардировщика упорно шли к цели. Прошло две секунды, три, четыре… Каким-то чудом оставаясь невредимыми, они все еще летели сквозь падающий снег и плотную завесу зенитного огня. Теоретически идущий прямо на вас самолет поразить очень легко, практически же это удается очень редко. Напряжение нервов, возбуждение и страх — главные помехи этому. При атаке бомбардировщика-торпедоносца среднего исхода не бывает: или вы сбиваете его, или он убивает вас. Вряд ли существует более сильное нервное напряжение, чем то, которое испытывает артиллерист, когда он видит в открытом прицеле своего орудия молниеносно надвигающуюся на него махину и знает, что жить ему осталось каких-нибудь пять секунд… Меткой стрельбе зенитчиков «Улисса» мешала, ко всему прочему, сильная килевая качка корабля.

Эти два торпедоносца шли рядом, крыло к крылу. Самолет, целившийся в носовую часть корабля, сбросил торпеду примерно в двухстах метрах и, отвернув вправо, в ту же секунду начал резко набирать высоту, одновременно обстреливая носовые надстройки «Улисса» из легкой пушки и пулемета. Торпеда ударилась об воду под углом, высоко подскочила в воздух, затем снова упала носом вниз и зарылась в высокой волне. Эта торпеда прошла под килем «Улисса».

Но за несколько секунд до этого последний, пятый, самолет атаковал «Улисс», атаковал с трагическим финалом для себя… Он шел на высоте не более десяти футов над гребнями волн и врезался в «Улисс», не сбросив своей торпеды и не успев набрать ни одного дюйма высоты. На расстоянии ста метров от цели пилот отчаянно пытался поднять самолет, но то ли из-за неисправности, то ли из-за низкой температуры механизм сбрасывания торпеды не сработал, и времени на подъем с таким грузом не осталось. Самолет врезался носом в переднюю дымовую трубу «Улисса». Правое крыло бомбардировщика, ударившись об основание треногой мачты, отскочило в сторону, как картонное. Удар сопровождался мгновенной ослепительной вспышкой бензина, но ни дыма, ни огня не было. В следующее мгновение исковерканный самолет, точнее, его горящие обломки плюхнулись в шипящее море в пятнадцати метрах от левого борта «Улисса». Очередная волна еще не успела полностью их накрыть, как раздался гигантский подводный взрыв. Удар взрывной волны по левому борту «Улисса» был настолько мощным, что корабль резко накренился на правый борт, люди полетели со своих мест, вышла из строя система освещения левого борта.

Преодолевая боль во всем теле, ошеломленный Тэрнер с трудом поднялся на ноги. Буквально в двух шагах от него только что разорвались несколько небольших снарядов. Он оказался на палубе еще до того момента, когда самолет с торпедой взорвались над водой — Тэрнер бросился на нее пятью секундами раньше, когда самолет, пролетавший мимо носовой части «Улисса», обстрелял мостик прямой наводкой.

Первый, о ком подумал Тэрнер, был Вэллери. Командир лежал в какой-то неестественной позе на боку, прижавшись всем телом к нактоузу. Тэрнер быстро наклонился к нему и осторожно повернул его на спину: никаких признаков жизни! Ран и крови, слава богу, не было. Тэрпер снял рукавицу и сунул руку под капковую куртку и свитер командира: ему показалось, что он ощущает слабое, очень слабое биение сердца. Тэрнер осторожно приподнял голову Вэллери с покрытой снегом палубы и оглянулся через плечо назад. Рядом стоял Карпентер.

— Немедленно вызовите сюда Брукса, штурман! — приказал он торопливо. — Пусть как можно скорее поднимется на мостик!

Шатаясь от усталости и легкой контузии, Карпентер направился к телефону. Около аппарата, наклонившись вперед, стоял матрос с телефонной трубкой в правой руке.

— Вызовите лазарет, быстро! — приказал Карпентер. — Скажите, чтобы старший врач… — Он внезапно замолчал, заметив, что матрос никак не реагирует на его слова. Предположив, что он еще не пришел в себя после взрыва, штурман подошел ближе и сердито сказал: — Ну-ка дайте мне трубку!

Выдернув трубку из руки матроса, Карпентер застыл в ужасе: неестественно цепляясь распростертыми руками за переборку и телефонный аппарат, матрос начал медленно падать вниз лицом. Наклонившись над ним, штурман увидел на его спине кровоточащую рваную рану величиной с рукавицу. Перевалившись через комингс открытой двери, тело телефониста с глухим стуком рухнуло на кабину гидролокационной установки. Карпентер успел заметить, что кабина до неузнаваемости изрешечена пулеметными пулями и снарядами, и первое, о чем он подумал, — «Улисс» потерял последнее средство защиты от нападения подводных лодок, аппаратура в кабине наверняка разбита и вышла из строя. И тут он вспомнил, что кроме аппаратуры в кабине находился матрос-оператор гидролокационной станции… Оглянувшись кругом, Карпентер увидел поднимавшегося на ноги Крайслера, который тоже с тревогой смотрел на кабину гидролокационной станции. Шатаясь, Крайслер подошел к кабине и попытался открыть входную дверцу, но она не поддавалась никаким его усилиям: ее, видимо, намертво заклинило. Услышав отчаянное рыдание Крайслера, Карпентер сначала удивился, но потом вспомнил, что фамилия оператора гидролокационной установки тоже Крайслер… Там находился его брат… Почувствовав приступ тошноты, Карпентер снова взялся за телефонную трубку…

Подложив рукавицу под голову Вэллери, Тэрнер перешел на правый борт компасной площадки. Бентли, как всегда тихий и скромный, сидел на палубе. Его спина была втиснута в узкое пространство между двумя трубопроводами, а голова безжизненно склонилась на грудь. Приподняв голову Бентли за подбородок, Тэрнер убедился, что он уже не нуждается в помощи — он был мертв. Проклиная вполголоса немецких летчиков, Тэрнер попытался разжать застывшие пальцы Бентли и вытащить из его рук сигнальный фонарь Олдиса, но тут же понял, что не сможет сделать этого… Узкий луч света фонаря мрачно пронизывал весь затемненный мостик.

Тэрнер методично осмотрел все уголки на мостике. Он обнаружил еще троих убитых: все они умерли мгновенно, без страданий… Подойдя к заднему трапу, он взглянул на зияющую черную дыру в том месте, где была передняя дымовая труба, на превратившуюся в груду развалин и обломков шлюпочную палубу… Круто повернувшись, он возвратился на компасную площадку.

На расстоянии одной мили впереди по курсу был виден «Стирлинг». Он отворачивал вправо, на зюйд-ост. Его носовые надстройки были охвачены ярким пламенем пожара. Пытаясь определить характер повреждений, Тэрнер направил на крейсер ночной бинокль, но, кроме бушующей стены огня, закрывшей корабль от полубака до кормовой части мостика, увидеть ничего не удалось. Видно было только, что «Стирлинг» сильно накренился на правый борт. Позднее узнали, что он принял на себя два удара: торпеды, взорвавшейся в носовом котельном отделении, а через несколько секунд — самолета вместе с подвешенной под фюзеляжем торпедой, ударившегося прямо в мостик. Как и при атаке «Улисса», пилот не смог освободиться от торпеды из-за неисправности механизма сбрасывания. Смерть для всех находившихся на мостике и в помещениях под ним была мгновенной. Среди убитых были командир корабля Джефферис, помощник командира и штурман.

Последний бомбардировщик еще не скрылся в темноте, когда Кэррингтон, водворив на место телефонную трубку на юте, обратился к Хартли:

— Думаю, что вы теперь справитесь, главстаршина? Меня вызывают на мостик.

— Конечно, сэр, — ответил Хартли, перемазанный сажей и пеной из огнетушителей. — Самое страшное позади, продолжал он, вытирая пот рукавом. — А где лейтенант Карслейк? Разве он не должен?..

— Забудьте о нем, Хартли, — резко прервал его Кэррингтон. — Я не знаю, где он, и знать не хочу. Откровенно говоря, нам без него даже лучше, старшина. Если он придет, вы по-прежнему здесь старший. Присмотрите за всем.

Кэррингтон повернулся и быстро пошел по левому борту к полубаку. Лед и слой свежего снега на палубе совершенно заглушали тяжелую поступь его ног в огромных резиновых сапогах.

Проходя мимо разбитой корабельной лавочки, Кэррингтон увидел скрытую в тени фигуру высокого человека, который стоял между покрытым снегом совком внешней торпедной трубы и последней стойкой леерного ограждения борта. Ударяя огнетушителем о стойку, человек пытался таким образом открыть на нем замерзший клапан. Секундой позже Кэррингтон увидел, как из тени внезапно появился еще один человек. Бесшумно ступая по снегу, крадучись, он приблизился к первому и занес над его головой какой-то тяжелый предмет.

— Полундра! Оглянись назад! — тревожно воскликнул Кэррингтон.

Все произошло в какое-то мгновение. Пытаясь нанести удар, нападающий сильно наклонился вперед; тот, кому предназначался удар, молниеносно отбросил огнетушитель и рывком присел на палубу. Не удержав равновесия, нападающий перелетел через свою жертву и с диким воплем свалился за борт, так как оградительные леера около торпедного аппарата были срублены.

Кэррингтон подбежал к лежащему на палубе человеку и помог ему подняться на ноги. Маячившая вдали последняя светящая бомба еще не угасла, поэтому Кэррингтон сразу же узнал человека — это был торпедист старший матрос Ралстон. Он схватил его за руки и, заглянув в лицо, озабоченно спросил:

— Как вы себя чувствуете? Он ударил вас? Кто же это был, черт возьми?

— Спасибо, сэр, благодаря вам я, как видите, жив и здоров. — Ралстон тяжело дышал, но лицо его, как всегда, было спокойным. — На этот раз он подошел слишком близко! Большое спасибо вам, сэр, за предупреждение.

— А кто это был, Ралстон? — с любопытством переспросил Кэррингтон.

— Я не видел его, — улыбаясь, ответил Ралстон, — но я знаю, кто это — младший лейтенант Карслейк, вот кто. Он ходил за мной по пятам весь вечер, не спуская глаз с меня. Теперь ясно, зачем ему это нужно было.

Вывести помощника из равновесия или нарушить его олимпийское спокойствие было не так просто, но на этот раз он не выдержал и, возмущенно покачав головой, сказал:

— Я так и думал, что он поганая сволочь. Собаке — собачья смерть! Не знаю, что скажет на это командир, но…

— А зачем говорить ему об этом? — перебил его Ралстон. — Зачем говорить вообще кому-нибудь? У него, возможно, есть родственники. Зачем их огорчать? Пусть каждый думает о нем что хочет. Пусть все думают, что он геройски погиб, борясь с пожаром, или упал за борт во время тушения пожара… или что-нибудь в этом роде. — Ралстон посмотрел вниз, на бегущие мимо холодные темные волны. — Царство ему небесное, сэр, он получил то, что заслужил.

В течение нескольких секунд Кэррингтон безмолвно смотрел на волны, поглотившие Карслейка… Потом он повернулся к Ралстону, крепко пожал ему руку, кивнул в знак согласия и решительно зашагал к трапу на мостик.

Тэрнер слышал, как хлопнула входная дверь, опустил бинокль и увидел рядом с собой Кэррингтона, безмолвно смотревшего на охваченный огнем крейсер. В этот момент Вэллери слабо застонал. Нагнувшись, Кэррингтон увидел на палубе распростертое тело.

— Боже мой! Это же командир! Он серьезно ранен, сэр?

— Не знаю, помощник. — Нагнувшись над Вэллери, он подхватил его под руки, приподнял и посадил.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — озабоченно спросил он. — Вас что-нибудь ударило?

Содрогаясь от затяжного приступа кашля, Вэллери долго не мог ответить, потом, слабо покачав головой, прошептал:

— Кажется, все в порядке. Когда начался обстрел, я бросился на палубу, но, видимо, стукнулся об нактоуз. — Он ощупал свой посиневший и вспухший лоб. — А как корабль, старпом?

— К черту корабль! — сердито проворчал Тэрнер. Он обхватил Вэллери рукой и осторожно поднял его на ноги. — Как дела на корме, помощник?

— Пожар еще не ликвидирован, но опасности уже нет. Я назначил там старшим Хартли.

О Карслейке Кэррингтон не сказал ни слова.

— Хорошо. Заступайте на вахту. Запросите по радио «Стирлинг» и «Сиррус», как у них дела. Пойдемте в рубку, сэр, — добавил Тэрнер, обращаясь к Вэллери.

Вэллери слабо запротестовал, но держаться на ногах он не мог. Увидев пересекающий мостик узкий луч света и серебрящиеся в нем снежинки, Вэллери проследил за ним взглядом.

— Бентли? — прошептал он. — Не может быть!..

Заметив, что Тэрнер подтвердил его предположение легким кивком головы, Вэллери с тяжелым вздохом отвел взгляд от сидящего на палубе Бентли… Они прошли мимо убитого телефониста и остановились у кабины гидролокационной станции. Опираясь руками на дверь кабины, прижавшись лицом к своим рукавицам, здесь все еще стоял рыдающий Крайслер. Вэллери слегка коснулся его вздрагивающих плеч и тихо спросил:

— В чем дело, Крайслер? Что случилось?

— Дверь, сэр, — приглушенным, дрожащим голосом ответил Крайслер. — Я никак не могу открыть ее, сэр.

Только теперь Вэллери заметил, что кабина вся изрешечена и смята. А за этой дверью наверняка лежит разорванный на куски матрос-гидроакустик…

— Да, — сказал тихо Вэллери, — дверь перекосилась… Ничего не сделаешь, Крайслер. — Он взглянул на мокрое от слез лицо матроса. — Иди, мальчик, здесь уже ничего не сделаешь…

— Но там мой брат! — воскликнул Крайслер.

«Боже, конечно!» — вспомнил Вэллери… Как же он мог забыть об этом!.. «Конечно же, старший матрос-гидроакустик Крайслер…» Вэллери посмотрел вниз, на лежавшее у его ног тело убитого телефониста, которое уже слегка запорошило снегом…

— Старпом, нельзя ли выключить фонарь Олдиса? — спросил он рассеянно. — И потом, Крайслер!

— Есть, сэр! — отозвался торпедист.

— Спуститесь вниз и принесите кофе, пожалуйста.

— Кофе, сэр? — смущенно и непонимающе повторил Крайслер. — Кофе? А как же… как же мой брат?..

— Я знаю, знаю, — мягко сказал Вэллери. — И все же принесите мне кофе, пожалуйста.

Спотыкаясь на каждом шагу, Крайслер неохотно пошел вниз.

Когда командир и старший помощник вошли в рубку и закрыли за собой дверь, автоматически включившую освещение, Вэллери обратился к Тэрнеру:

— Не прошло и двадцати четырех часов после того, как Ралстон стрелял в своего отца… А теперь этот юноша… Пожалуй…

— Я обо всем позабочусь, сэр, — перебил его Тэрнер. — Я постараюсь занять его чем-нибудь внизу, пока мы не откроем дверь в гидроакустическую рубку… Садитесь, сэр, и выпейте глоток вот этого. Бедняга Вильямсон выдал мой секрет… Алло! Войдите!

Свет выключился, и в слабо различаемом проеме открытой двери появилась плечистая фигура. А когда дверь снова захлопнулась и включился яркий свет, в рубке стоял тяжело дышавший, покрасневший Брукс. Его глаза сразу же остановились на бутылке в руке Тэрнера.

— Ого! — произнес он после короткой паузы. — Небольшая пирушка? Не сомневаюсь, что принимаются любые вклады? — Он открыл свою сумку и начал в ней рыться, но в этот момент кто-то громко постучал в дверь.

— Войдите! — отозвался Вэллери.

Вошедший рассыльный передал Вэллери радиограмму.

— Из Лондона, сэр. Старшина сказал, что может быть ответ…

— Хорошо. Я тогда позвоню в радиорубку.

Дверь открылась и снова закрылась. Вэллери с радостью посмотрел на пустые руки Тэрнера:

— Спасибо за то, что не растерялись и так быстро убрали все улики. — Он улыбнулся. Потом, покачав головой, добавил: — Что-то я ничего не вижу. Прочитайте-ка шифровку, старпом.

— А вы примите-ка настоящее лекарство, командир, — предложил Брукс, — вместо этой дряни, которую вам предлагает Тэрнер. — Он порылся в своей сумке и достал из нее бутылку с жидкостью янтарного оттенка. — Из всего, что имеет современная медицина, то есть по крайней мере из всего, чем располагаю я, лучшего, чем это, вы не найдете.

— А вы сказали Николасу? — спросил Вэллери.

Он растянулся на небольшом диване и закрыл глаза. На его бескровных губах едва обозначилась слабая улыбка.

— О нет, — признался Брукс, — но время еще есть… Налить?

— Спасибо. Ну как, старпом, новости приятные?

— Приятные! — с иронией произнес Тэрнер. — Держите карман шире! Нет, сэр, это совсем не приятные новости. «Командиру конвоя эф-эр-семьдесят семь, контр-адмиралу Вэллери. — Тэрнер читал шифровку монотонным голосом, без выражения. — Поступили данные, что после захода солнца из Альтен-фиорда вышел «Тирпиц» в сопровождении крейсеров и эскадренных миноносцев. На аэродроме в Альтен-фиорде большое оживление. Предполагаю опасное появление кораблей в море под прикрытием авиации. Примите все меры, чтобы избежать бессмысленных потерь судов и кораблей. Начальник оперативного управления. Лондон». — Тэрнер тщательно сложил шифровку в четыре раза и положил ее на стол. — Как вам это нравится? — Он был возмущен. — Что же теперь будет?

Пока Тэрнер читал шифровку, Вэллери приподнялся и сидел теперь на диване прямой как стрела, не замечая, что из уголка рта у него течет тонкая струйка крови. Лицо его было спокойным.

— Если вы не возражаете, Брукс, теперь я выпью стаканчик вашего лекарства, — тихо проговорил он, размышляя о чем-то другом. — «Тирпиц», «Тирпиц», — повторял он про себя, медленно покачивая головой.

«Тирпиц» — имя, которое в течение последних двух лет никто из морских стратегов в Северной Атлантике не мог произнести без чувства суеверного страха. Наконец-то он выходит в море, этот бронированный колосс, однотипный с другим исполином, который одним залпом потопил крейсер «Худ» — гордость королевского флота, самый мощный корабль в мире; таким его считали, по крайней мере, английские моряки. На что же может рассчитывать их крошечный крейсер?..

— Итак, господа, всему приходит свое время, даже «Тирпицу». Должен же был он выйти когда-нибудь. Нам просто не повезло — слишком мы близкая и аппетитная приманка.

— Мой юный коллега, вероятно, получит удовольствие, — ехидно заметил Брукс, — увидев в море настоящий линейный корабль.

— После захода солнца, — размышлял вслух Тэриер, — после захода… Боже! — воскликнул он громко. — Даже учитывая переход по фиорду, можно ожидать, что корабли нагонят нас через четыре часа!

— Совершенно верно, — согласился Вэллери. — И уклоняться на север теперь нет никакого смысла: они нагонят нас прежде, чем мы успеем сократить дистанцию между нами и нашими кораблями на севере до ста миль.

— Нашими кораблями на севере? — издевательски повторил Тэрнер. — Я не люблю повторяться, как граммофонная пластинка, но в данном случае мне хочется повторить то, что я сказал о них раньше: как и всегда, их выслали слишком поздно! — Он немного помолчал. — Надо полагать, что господин Старр, этот старый… теперь полностью удовлетворен!

— Зачем же все в таких мрачных красках? — не без иронии спросил Вэллери. — Нам предоставлено право в целости и сохранности возвратиться в Скапа-Флоу. Для этого потребуется всего-навсего сорок восемь часов. «Избежать бессмысленных потерь судов и кораблей», — повторил он слова шифровки. — «Улисс», пожалуй, самый быстроходный корабль в мире, господа. Мы запросто можем вернуться.

— Нет, нет! — запротестовал Брукс. — Слишком крутой поворот дел, я не вынесу этого! — добавил он шутливо.

— Повторить историю конвоя пи-кью-семнадцать?[6] — презрительно спросил Тэрнер. — Военно-морские силы Великобритании больше никогда не допустят этого, а капитан первого ранга, виноват, контр-адмирал Вэллери никогда не разрешит этого! А что касается меня самого и — я совершенно уверен — всей нашей бунтарской команды, э… вряд ли нам удастся поспать так, как мы поспим сегодня.

— Ого! Да вы настоящий поэт, Тэрнер, — пробормотал Брукс.

— Вы правы, старпом! — согласился Вэллери. Он осушил свой стакан и снова растянулся на диване. — У нас нет никакого выбора… А что, если мы получим приказ полным ходом возвратиться назад?

— Вы не можете читать, — резко ответил Тэрнер. — Вы же только что сказали, что ваши глаза ничего не видят!

— Благодарю вас, господа. Вы облегчили для меня принятие решения, — радостно проговорил Вэллери и, посмотрев на Тэрнера, продолжал: — Информируйте все суда и эскортные корабли. Прикажите им отходить на север!

Тэрнер смотрел на него изумленным взглядом.

— На север? Вы сказали, на север? Но адмиралтейство…

— Да, я сказал на север, — тихо, но твердо повторил Вэллери. — Адмиралтейство может делать все, что ему угодно. Что они могут приказать нам еще? При отходе на север у нас остается какой-то шанс, почти безнадежный, но все-таки какой-то шанс прорваться с боем. Идти на восток — это самоубийство. Какой будет финал — не столь уж важно. Думаю, что мне не придется отвечать за эти действия ни теперь, ни когда-либо вообще.

Тэрнер одобрительно улыбнулся.

— Значит, на север?

— Да. Информируйте командующего флотом, — продолжал Вэллери. — Попросите штурмана рассчитать курс на встречу. Передайте на суда конвоя, что мы будем следовать за ними и сделаем все, что возможно, для их прикрытия до тех пор, пока будем живы сами. Не будем обманывать себя: шансов выжить у нас только один из тысячи… Есть еще что-нибудь, что мы могли бы сделать, старпом?

— Разве только помолиться, — ответил Тэрнер.

— И поспать! — добавил Брукс. — Почему бы вам не заснуть на полчасика, сэр!

— Поспать! — Вэллери искренне рассмеялся. — Скоро нам будет предоставлено неограниченное время для сна.

— В ваших словах, сэр, заложен глубокий смысл, — согласился Брукс. — Очень возможно, что вы правы.