Вскоре после обращения Вэллери к экипажу радиолокационная станция обнаружила приближающуюся цель. В том, что это самолет противника, сомнений не было. На посту наведения истребителей перед начальником авиационной службы соединения капитаном 3 ранга Уэстклиффом висела карта, на которой были проложены маршруты полетов всех самолетов берегового и переправочного командования. Там, где сейчас находился «Улисс», своих самолетов не должно быть. Тем не менее на поступившее с радиолокационного поста донесение никто не обратил внимания. Лишь Тиндэл приказал изменить курс на сорок пять градусов. Появление самолета было таким же обычным явлением, как и боевая тревога с наступлением сумерек. Старый друг «чарли» готовился нанести кораблям свой традиционный «визит вежливости».
«Чарли», как моряки называли четырехмоторные немецкие «кондоры» Фокке-Вульф, слыли настоящей тенью конвоев, шедших в Россию. Для английских моряков они давно стали такими же предвестниками несчастий, как и альбатросы во времена парусного флота. В начале войны, когда еще не было вспомогательных и эскортных авианосцев, самолеты «чарли» часто проводили целые сутки над конвоем, передавая по радио точные его координаты.
Часто английские корабли вели радиопереговоры с немецкими разведывательными самолетами, и по этому поводу ходило немало анекдотов. Самым обычным явлением стал обмен любезностями по поводу погоды. В других случаях с самолета совершенно откровенно спрашивали о местонахождении кораблей, а из переданных в ответ сведений следовало, что конвой и самолет находились где-то в просторах южной части Тихого океана. Около дюжины кораблей оспаривало право считаться инициаторами следующей шутки: командир конвоя послал немецкому летчику просьбу не кружиться над кораблями в одном направлении. Дескать, это вызывает головокружение у моряков. И немец якобы удовлетворил эту просьбу.
Позднее, однако, дружелюбию пришел конец. С появлением в составе охранения конвойных авианосцев самолеты «чарли» стали появляться над ними только после захода солнца. Обычно немецкий разведчик делал один круг над конвоем, стараясь держаться на большом удалении, и потом исчезал.
И на этот раз ничего не произошло. С кораблей увидели самолет только на короткий момент. Затем он исчез за снежной пеленой. Разведчик уже наверняка сообщил о составе и курсе движения эскортной группы, хотя Тиндэл и надеялся, что ему удалось ввести летчика в заблуждение относительно истинного курса соединения. Корабли на шестьдесят второй параллели, восточнее Фарерских островов, идущие курсом норд-норд-ост — такие данные вряд ли могли показаться немецкому командованию достоверными, особенно если учесть, что ему было известно о выходе конвоя из Галифакса. Все было ясно как дважды два. Попыток поднять в воздух истребители «Сифайр», которые могли бы перехватить удалявшийся немецкий самолет, не предпринималось. Истребителям было трудно отыскать в темноте свой авианосец даже по радиомаяку, а совершать посадку, пробивая снежный заряд, было бы равноценно самоубийству. Малейший просчет, малейшая ошибка грозила бы гибелью не только самолету, но и летчику. Что же касается самолетов «Сифайр», то эти узкотелые, похожие на торпеду машины с тяжелым авиационным двигателем «Ролс-Ройс» в носовой части фюзеляжа были настоящей ловушкой для летчиков. Самолет сразу уходил под воду, не задерживаясь на поверхности ни минуты.
«Улисс» лег на прежний курс. На корабле сыграли отбой боевой тревоги, и жизнь экипажа потекла обычным чередом: вахта за вахтой. Четыре часа — на вахте, четыре — подвахтенным. Не двенадцать и двенадцать, что можно было бы вынести, а четыре и четыре. Помимо обычной вахты людям приходилось по три часа в день проводить на постах по боевой тревоге, а через каждые сутки во время подвахтенных часов утром участвовать в работах по кораблю. Кроме того, и часы приема пищи приходились на подвахтенное время. Таким образом дня сна оставалось три-четыре часа в сутки, бывало и так, что люди не спали по сорок восемь часов подряд.
Ртутный столбик термометра и стрелка барометра неуклонно падали вниз. Волнение на море усиливалось. Волны становились все выше и круче. Пронизывающий ветер бросал тучи снега в лица людей, работающих на палубе. Стояли на мостике помощник командира капитан-лейтенант Кэррингтон, штурман Карпентер, сигнальщики, старший торпедный электрик-прожекторист и рассыльные, напряженно вглядывались в окружающую корабль мглу ночи и мечтали о том, чтобы стало хоть немного теплее.
Около полуночи на мостик поднялся старший помощник командира капитан 3 ранга Тэрнер и минер Маршалл. Даже в этот поздний час Тэрнер оставался верен себе — такой же собранный и жизнерадостный. Фуражка лихо сдвинута набок. Капюшон плаща откинут на плечи.
Поднявшись на мостик, Тэрнер постоял несколько секунд, давая глазам привыкнуть к темноте. Затем, разглядев Кэррингтона, подошел к нему и потрепал по плечу.
— Ну, помощник, как дела? — улыбаясь, спросил он. — Холодно? Ну а как наши подопечные, все на месте? — Тэрнер посмотрел вокруг и, ничего не увидев, произнес уже без иронии: — Все разбрелись, черти!
— Дела не так уж плохи, — ответил капитан-лейтенант Кэррингтон, в прошлом капитан торгового флота, который был для Вэллери большим авторитетом. Тэрнера с Кэррингтоном связывала крепкая дружба моряков-профессионалов. — Время от времени авианосцы показываются. Боуден и его ребята на кормовом посту следят за ними и не выпускают их с экранов. Так, по крайней мере, они говорят.
— Не говорите этого при Боудене, — посоветовал Маршалл. — Он считает, что изобретение радиолокатора — это единственный шаг вперед, который человечество сделало за время своего существования. — Маршалл поежился от холода и встал спиной к ветру. — Я с радостью оказался бы сейчас на его месте, — прочувственно добавил он. — Здесь на мостике хуже, чем зимой в Альберте.
— Чепуха, мой друг, чепуха, — с усмешкой проговорил Тэрнер. — Это просто упадочнические настроения. Беда с вами, молодежью. Именно так и должен жить каждый уважающий себя человек, — Тэрнер с удовольствием вдохнул свежий морозный воздух и повернулся к Кэррингтону.
— Сколько на румбе?
— Триста двадцать, сэр. Ход пятнадцать узлов.
— А где командир?
— В командирской рубке. — Кэррингтон кивнул головой в сторону легко бронированной выгородки в задней части мостика. — Надеюсь, спит, — добавил. — Но очень сомневаюсь в этом. Он приказал разбудить его в полночь.
— Зачем? — спросил Тэрнер.
— Не знаю. Видимо, просто хочет знать, как идут дела.
— Можете не выполнять его приказа, — отрывисто сказал Тэрнер. — Командир должен уметь выполнять приказы наравне со всеми, особенно приказы врача. Беру всю ответственность на себя. Идите, вы свободны.
Скрипнула входная дверь. Маршалл вопросительно посмотрел на старпома.
— Я знаю, сэр, что это не мое дело, но… — Маршалл помедлил, — все ли в порядке с нашим командиром?
Тэрнер осмотрелся и спокойно сказал:
— Если бы Брукс мог приказывать, то старик был бы сейчас в госпитале. — На какой-то момент он замолчал, а потом добавил: — Но и это было бы уже поздно.
Маршалл ничего не ответил. Обойдя мостик, он направился к прожекторной установке на левом борту. В течение пяти минут до старпома доносились приглушенные голоса. Когда Маршалл вернулся, Тэрнер вопросительно посмотрел на него.
— Это Ралстон, сэр, — доложил командир минно-торпедной части. — Кроме меня он вряд ли заговорит с кем-нибудь откровенно.
— Ну и что же, заговорил?
— Да, но только о том, о чем хочется ему. Об остальном предпочитает помалкивать, как я ни старался. Не знаю, как и подойти к нему. Что же нам делать, сэр?
— Оставьте его в покое, — посоветовал Тэрнер. — Ничего не поделаешь. Уж очень много неприятностей заготовила судьба этому парню.
Снова наступило молчание. Снегопад почти прекратился, но ветер не утихал.
Было около половины второго ночи, когда Тэрнеру захотелось выпить горячего. «Кофе или какао», — раздумывал он и решил остановить свой выбор на какао. Повернулся к рассыльному Крайслеру, младшему брату корабельного гидроакустика Крайслера, и хотел уже было попросить его принести чашку какао, когда из внезапно ожившего динамика донеслось: «Мостик, докладывает радиорубка. Мостик, докладывает радиорубка».
Подскочив к микрофону, Тэрнер включил его и сердито рявкнул:
— Мостик. Старпом слушает.
— Радиограмма с «Сирруса»: «Отраженный акустический контакт с подводной целью слева по носу, пеленг триста градусов. Сигнал усиливается, цель приближается».
— Контакт с подводной целью? В радиорубке: повторите!
— Да, сэр, контакт с подводной целью.
Еще продолжая слушать доклад радиста, Тэрнер протянул руку к фосфоресцирующей кнопке сигнала боевой тревоги и нажал ее.
Две минуты спустя «Улисс» был изготовлен к бою. Старпом перешел в кормовой командно-дальномерный пост. На мостике появились Вэллери и Тиндэл.
«Сиррус», следуя в двух милях слева по борту от «Улисса», в течение получаса поддерживал контакт с целью. На помощь ему был послан «Викинг». В нижних помещениях «Улисса» было слышно, как они сбрасывали глубинные бомбы. Через некоторое время с «Сирруса» донесли: «Атаки безуспешны. Контакт с целью потерян. Надеемся, что вас не побеспокоили».
Тиндэл приказал отозвать оба эсминца и дать отбой.
Вернувшись на мостик, старпом попросил рассыльного принести чашку какао. Быстро сбегав на матросский камбуз, Крайслер принес чайник с густым горячим напитком и налил кружку для старпома. Отхлебнув глоток, Тэрнер торопливо заметил:
— Молодец, Крайслер. Маршалл, побудьте здесь за меня. Мне нужно посмотреть, где мы находимся.
Тэрнер удалился в штурманскую рубку и, удобно устроившись там в кресле, стал внимательно рассматривать карту. Не успел он закурить сигарету, как в динамике снова раздался голос радиста. Теперь доносили с «Портпатрика». Обычно донесениям командира этого корабля не очень доверяли, но на этот раз он был настойчив. У Тэрнера не оставалось выбора — он снова дал сигнал боевой тревоги.
Двадцать минут спустя дали отбой, но старпому так и не пришлось в эту ночь выпить какао. Еще трижды сигнал боевой тревоги вызывал людей на боевые посты.
На заре Вэллери, как и всегда, был на мостике. Покрасневшие глаза глубоко ввалились, губы побледнели. Сильное кровотечение и бессонная ночь давали о себе знать.
Теперь корабли эскортной группы было лучше видно с мостика. Каким-то чудом большая часть кораблей выдерживала строй. Фрегат и тральщик держались впереди, опасаясь столкнуться с крейсером. В течение ночи только «Инвейдер» потерял свое место в строю и сейчас находился далеко за охранением. Получив гневный нагоняй от адмирала, корабль поспешил занять свое место в ордере.
Сигнал отбоя был дан в восемь ноль-ноль. В восемь десять, сменившись с вахты, люди уже пили чай, приводили себя в порядок, спешили с подносами в руках к камбузу. В этот момент «Улисс» содрогнулся от взрыва. Полотенца, мыло, тарелки и подносы были брошены. Озлобленные люди, не дожидаясь сигнала тревоги, разбежались по боевым постам.
В полумиле от «Улисса», как на шарнире, крутился «Инвейдер». Взлетная палуба корабля как-то неестественно наклонилась. Снова повалил снег, хотя и не так сильно, чтобы нельзя было различить густое облако черного дыма, охватившее мостик «Инвейдера».
— Идиоты! Идиоты! — кричал Тиндэл. Даже Вэллери он не мог признаться, как глубоко переживал это происшествие, сознавая свою ответственность перед людьми. — Вот, командир, что случается, когда корабль выходит из ордера. В этом и моя вина. Нужно было выслать для сопровождения «Инвейдера» эсминец. — Тиндэл посмотрел в бинокль, а затем обратился к Вэллери. — Прикажите передать на «Инвейдер», чтобы доложили о повреждениях… Эта чертова лодка, наверное, выслеживала его с утра, выбирая наиболее выгодную позицию для атаки.
Вэллери промолчал. Он понимал, что Тиндэл очень расстроен повреждением одного из кораблей группы. «Инвейдер» оставвался на плаву, но сильно накренился. Густой столб дыма поднимался над кораблем, хотя пламени видно не было.
— Какие меры примем, сэр? — поинтересовался Вэллери.
Тиндэл в раздумье закусил губу.
— Займемся этим сами. Прикажите группе следовать вперед тем же курсом. Ход прежний. Передайте на «Бэллиол» и «Нэрн» — пусть останутся у «Инвейдера».
Наблюдая за передачей сигналов, Вэллери неожиданно увидел рядом с собой Карпентера.
— Это не подводная лодка, сэр, — заметил штурман, — «Инвейдер» не мог быть торпедирован.
Тиндэл, услышав эти слова Карпентера, повернулся на своем табурете и с удивлением посмотрел на незадачливого штурмана.
— Что вам известно о случившемся, сэр? — проворчал он.
Все знали, что, если адмирал говорил кому-либо из подчиненных «сэр», хорошего не жди. Карпентер сильно покраснел, но не отступился.
— Во-первых, сэр, «Сиррус» прикрывает левый борт «Инвейдера» с тех пор, как вы отозвали его. «Сиррус» находится там уже давно, и я уверен, что капитан третьего ранга Орр обнаружил бы подводную лодку. Кроме того, на море слишком высокая волна, чтобы лодка, оставаясь на перископной глубине, могла произвести прицельный выстрел торпедой. Если же с подводной лодки и был произведен выстрел, то не одной, а наверняка шестью торпедами. А ведь все корабли шли параллельным курсом с «Инвейдером», и ни один из них не пострадал…
— Пустые догадки, штурман, — проворчал Тиндэл. — Пустые догадки…
— Нет, сэр, — настаивал Карпентер. — Не догадки. Могу поклясться, что это так. — Он посмотрел в бинокль. — Посмотрите! «Инвейдер» идет задним ходом. Это можно объяснить только тем, что он получил пробоину в носовой части ниже ватерлинии. Вполне возможно, что это была мина. Возможно, акустическая.
— Конечно, конечно, — иронически произнес Тиндэл. — Поставленная на глубине около двух тысяч метров, не так ли?
— Дрейфующая мина, — терпеливо доказывал Карпентер. — Или акустическая торпеда. Ведь не всегда немецкие торпеды, не попавшие в цель, сразу тонут. Впрочем, вероятнее всего это мина.
— Может быть, теперь вы скажете мне, какой марки эта мина и когда она была поставлена? — ворчал Тиндэл.
И все-таки доводы штурмана на него подействовали. «Инвейдер» действительно шел задним ходом, хотя и очень медленно.
С «Инвейдера» передали семафор, и Бэнтли, приняв его, записал полученное донесение на листке бумаги и протянул его Вэллери.
— «Получил большую пробоину в носовой части правого борта. Подозреваю, что подорвался на дрейфующей мине. Выясняю повреждения. Доложу немедленно», — прочитал Вэллери.
Тиндэл взял листок с донесением из рук Вэллери и не спеша еще раз прочитал текст. Затем он посмотрел через плечо на Карпентера и, улыбаясь, сказал:
— Думаю, вы правы, штурман. Примите мои извинения.
Карпентер что-то пробурчал себе под нос, отвернулся и густо покраснел от смущения. Тиндэл посмотрел на Вэллери и заметил:
— Полагаю, нам нужно самим поговорить с командиром «Инвейдера». Как его зовут? Барлоу, кажется? Дайте команду, Вэллери.
Тиндэл и Вэллери поднялись по трапу в пост наведения истребителей. Уэстклифф уступил Тиндэлу кресло.
— Капитан первого ранга Барлоу, — проговорил Тиндэл в микрофон.
— Да, Барлоу слушает, — послышалось из динамика над его головой.
— Говорит адмирал. Доложите, как у вас дела.
— Думаю, что как-нибудь справимся. Взрывом, кажется, оторвало большую часть носа. Есть жертвы. Пожар на корабле почти потушен. Водонепроницаемые переборки пока выдерживают. Ставим подпорки.
— Можете ли дать передний ход?
— Можем, но в таком положении это рискованно.
— Сумеете ли вернуться в базу?
— При таком ветре и волнении, наверное, сможем. Но потребуется не менее трех-четырех суток.
— Хорошо, — резко сказал Тиндэл. — Возвращайтесь на базу. Нам без носа вы все равно не нужны. Не повезло вам, командир, но и я виноват, ошибся. Вас будут сопровождать «Бэллиол» и «Нэрн». Кроме того, я сейчас вызову по радио океанский буксир на всякий случай.
— Благодарю вас, сэр. Спасибо за внимание. Еще одно дело: разрешите опорожнить топливные цистерны на правом борту. Мы приняли много воды и не можем откачать ее всю. Единственный шанс устранить дифферент — опорожнить цистерны.
Гипдэл тяжело вздохнул:
— Я так и полагал. Делать нечего. При такой погоде мы не можем принять от вас топливо. Счастливого пути, Барлоу. Прощайте.
Двадцать минут спустя «Улисс» занял свое место в строю эскортной группы. Еще немного позже с «Улисса» увидели, как «Инвейдер», выровняв дифферент, медленно двинулся на зюйд-ост, сопровождаемый эсминцем и фрегатом. Не прошло и десяти минут, как наблюдатели на «Улиссе» потеряли эти корабли из виду. В составе эскортной группы осталось одиннадцать кораблей.