Королевская кровь 12. Часть 2

Глава 10

Нижний мир, 6.00 по Рудложскому времени,

11.00 Тафия

Последние врата открылись.

Два мира соединились шестой червоточиной, и боги по обе стороны от нее замерли, ожидая, пока она окрепнет и усилит остальные так, что сквозь них смогут пройти существа планетарной мощи.

Ждали боги Туры, ослабевшие, но собранные, одетые в древние доспехи, взявшие в руки старое свое оружие. В их опыте давно не было сокрушительных битв — разве что давным-давно, когда ветвь мироздания, в котором находилась Тура, была еще очень молода, на планету то и дело прилетали осколки чужих миров, способные ее уничтожить — и иногда эти осколки несли переродившиеся сущности, сошедшие с ума от потери своего мира и одиночества в космосе. Тогда боги, встав плечом к плечу, уничтожали их или выбрасывали обратно в космос.

Таким уже погибшим божеством была Луна Туры, навеки привязанная к ней, не способная более навредить и работающая на пользу планете. Какие-то из враждебных пришельцев были погребены в мантии планеты, расплавлены в ней до потери сути, какие-то — спали вечным сном в саркофагах из собственных носителей-астероидов на дне океанов и под горными хребтами, рассеиваясь в стихиях планеты и не способные более проснуться и навредить. Но мирозданию свойственно входить в баланс, и последние сотни тысяч лет Туре из космоса почти никто не угрожал.

Разве что около пяти тысяч лет назад появился пришелец, рухнувший в океан и успевший натворить немало бед — отчего часть человечества была уничтожена, несмотря на помощь богов, а у оставшихся людей потопы и извержения вулканов оставили такой след, что с дней после уничтожения и захоронения пришельца на дне моря началось новое летоисчисление. До сих пор считали на Туре день, когда отступил океан, а на небе проглянуло солнце, творением живого, хотя живое было сотворено миллионами лет раньше, и ныне шел на Туре 4763 год от творения живого.

Были и еще более древние времена, самая заря времен, когда еще не существовало людей, и сами боги не были антропоморфны, не осознали себя как продолжение друг друга, а видели врагами. Сейчас им казалось, что их всегда было шестеро, и они не делили друг друга на старших и младших, потому что помнили те времена смутно — слишком, необозримо давно это было, и потому, что тогда они представляли из себя чистую, неразумную, беспамятную и бесчувственную стихию.

Но иногда вспоминалось им, что сначала были только Хаос и Огонь, а затем уже встали на страже творения Триединого твердь-Земля, Вода и Воздух. И они успели бездумно повоевать друг с другом, пока не появился запоздавший брат Равновесие, которое может воцариться только там, где мир уже хлебнул хаоса. Желтый встал равным между ними, и осенили мир Туры Разум и Гармония, и первоэлементы, наконец, научились сосуществовать в мире, взаимопереходя друг в друга. Брат-Разум уравновесил Воду, встав на противоположном ей краю сезонного круга, добавил и ей стойкости, мудрости и выдержки, и превратил страстность — в любовь, желание поглощать — в желание наполненять любовью, а ревность к другим стихиям — в понимание их, в принятие и усиление. И уже вдвоем они постепенно притушили и ярость других стихий.

Только Красный с Черным продолжали стычки, начатые еще до зари времен.

Много миллионов лет прошло с той, первозданной, поры, и на момент появления людей отголоски прошлой жестокости еще гуляли в богах. Но сейчас, глядя друг на друга и готовясь к битве за мир, ощущая, как тонко, филигранно перераспределяет баланс Желтый, слившийся с планетой, они осознали, какой же путь прошли от потакания сути к трансформации сути в созидательную и сотворцовую.

Возможно, именно этого ждал от них Триединый отец, который всегда смотрел в прошлое, настоящее и будущее. И ждал, кто победит — те, кто вышли из диких времен в состояние гармонии, или те, кто свою суть сделал более жестокой и агрессивной, чем была она на рассвете времен.

И когда открылись последние врата — помыслы богов были направлены не только к брату, который должен был успеть выйти, встать плечом к плечу с ними в битве против захватчиков. Но и друг к другу.

Они были далеко — но они обнимали друг друга, — они смотрели на порталы, — но говорили друг другу слова любви.

Нетерпеливо сжимал свой молот и меч Красный воин, отец всех битв, и степенно точил и так острую секиру Хозяин Лесов, смешливо играл хлыстом-ветром и клинком-порывом Инлий Белый, и парила на чаячих крыльях необычайно строгая в серебряных доспехах Мать-Вода, поднимая из морских волн два тончайших клинка. И Желтый держал коллапсирующую планету, давая братьям и сестре время дождаться.

Они ощущали своего брата во снах двоих, лежащих в бункере, тогда, когда они прорывались сквозь невероятные расстояния меж двумя планетами, и потому знали, что он идет. Был недолгий период отчаяния, когда они перестали его ощущать и не могли заглянуть в сны детей, словно кто-то прикрывал их от чужого взора. И только потом они узнали, что гостил их брат у почти истощившейся богини чужого мира. Судьба, которая ждала и их, если они проиграют, и брат опоздает.

Но пусть у них опыта в боях было тысячекрат меньше, чем у их противников, они любили эту планету и ее людей и готовы были ее защитить.

Четери проснулся на рассвете, отдохнувший так, как давно уже не отдыхал. Казалось, тело вернулось в юные годы, когда гибкость и легкость были сами собой разумеющимися, а не следствием долгих тренировок, когда не было еще ломаных костей и рваных мышц, ран телесных и душевных.

В доме-папоротнике сладко пахло деревом, травой и ягодами, и раннее солнце, падающее сквозь окно прямо дракону на лицо, заставило его потянуться навстречу лучам. И сесть на лавке.

Он посидел немного в одиночестве, оглядывая утварь вокруг и свои заляпанные грязью и кровью руки и ноги, смутно вспоминая, как латали его вчера, как отмывали и тащили сюда — но, видимо, так он был ранен, что полностью отмыть не вышло.

— Спасибо, — произнес он в пустоту, хотя те, кого он благодарил, сейчас были далеко и, как он надеялся, наконец-то выяснили все о себе и друг о друге. Четери посмотрел на свои руки, вспоминая ощущение уязвимости, того, что всегда есть сила сильнее, мощь, которую не переиграть скоростью и ловкостью клинка, запоминая ощущение того, как это — пройти по краю. И перешагивая через него.

— Спасибо, что дали мне принять еще несколько боев, — добавил он и поднялся.

На россыпи красных углей, оставшихся от костра у дома-папороника, томился почти выварившийся суп. Четери на всякий случай прислушался — не ошибся ли он, не нужна ли спутникам помощь? — усмехнулся и вытряхнул остатки супа в ямку под корни папортника. К ним тут же поскакали со всех сторон крысозубы, а Четери пошел отмывать котелок, наполнять его водой — и добывать в запасах дома мед.

Время в солнечных лучах, под бульканье котелка, под тонкое пение птиц и шелест золотистой травы было тягучим, текло неспешно. Четери успел обмыться в ручейке, тщательно, до скрипа — так обмывались в старину воины, идущие на бой долга и бой чести, — успел добавить в варево мед, травы и ягоды. Смастерил для Тротта лук взамен утерянного — так, чтобы смог быстро подогнать по своей руке, — нарезал стрел и подтянул под них найденную в папоротниках-домах крепкую торбу. Долго разминался, безжалостно разогревая тело, помнящее о старой боли, заставляя его петь и преодолевать себя, — когда чуткий слух уловил рев рогов.

Дракон взобрался на дерево и увидел, как далеко над равниной закручиваются спиралью облака. Сердце запело, застучало ритмом скорого боя — и Четери, усмехнувшись-оскалившись, засмеялся счастливо.

Он спустился на землю, прихватил вещи друзей, котелок и три плошки под варево. И пошел к реке.

«Птенец. Просыпайся. Пора. Последний портал открывается».

Макс открыл глаза. В его руках, под курткой, обняв его крылом, спала теплая, согревшаяся, разнеженная Алина Рудлог. Он вдохнул ее пьянящий юный запах — сердце заныло, по телу плеснули отголоски недавней эйфории, — и коснулся пересохшими губами лба, слушая голос, который продолжал звучать в его голове.

«Плохо, что мы не сумели пройти на Туру до открытия последнего, но, может, это и к лучшему — чем больше порталов открыто, тем крепче они и тем вернее выдержат меня. Хотя и я ослабел почти до предела и, возможно, мог бы пройти и когда их было меньше: не принеси Мастер на Лортах воду с Туры, уже мог бы развеяться».

Макс осторожно, чтобы не потревожить пока супругу, приподнялся на локте и посмотрел за реку и золотую завесу, за прочерченный божественным копьем ров вокруг их убежища, туда, где сквозь рев водопада, все еще извергающегося в дыру, пробитую орудием бога, слышны были крики людей, визг и верещание инсектоидов, далекое звучание рогов. Насколько же он устал, что не проснулся сам от этих звуков?

А Жрец продолжал говорить:

«Богам этого мира нужно время, чтобы связь между мирами после открытия портала окрепла. Я не знаю, как долго будет она укрепляться — мгновения или часы. И не знаю, выстоят ли оставшиеся порталы, если через четыре из них пройдут боги, не останемся ли мы запертыми здесь, смогу ли я, даже ослабший, пройти сквозь них. Поэтому нам нужно выступать сейчас».

«Великий, нам не дадут выйти отсюда», — сказал Тротт, глядя на выстроившиеся вдоль рва цепи из всадников на охонгах и невидши.

Бог внутри словно переключил его зрение — и Макс увидел далеко-далеко и открывшийся портал, и остальные, двумя цепочками по три звена лежащие наискосок через равнину и реки. Новый портал сиял посередине, в ближайшей к обрыву цепочке, на уровне деревни тимавеш, насколько он мог судить, и в него отряд за отрядом входили иномиряне на охонгах и тха-охонгах, влетали десятки стрекоз.

«Не дадут, — подтвердил Жрец, окатывая Тротта изнутри льдом. — Я чую тень одного из богов, которая стоит за спинами тех воинов — а, значит, бог, с которым она связана, видит все ее глазами и не пропустит нас. Да, я скрою вас от их взора, но не от взора воинов. Я, выпив стихии моей жены возлюбленной, смогу уничтожить тень, как уничтожил вчера, но через мгновение здесь будет ее создатель, и сколько времени я смогу продержаться против него, я не знаю. Чем позже мы попадемся ей на глаза, тем лучше»

Макс слушал все это, глядя на Алину, которая улыбалась во сне. Пошевелилась, ткнулась носом ему в плечо, поджала ноги, и его почти затрясло от счастья и безнадежности.

Он никогда не думал, что может так любить. Он никогда не думал, что может настолько бояться кого-то потерять.

«Ты сможешь перенести нас к одному из дальних порталов? Там нас точно никто не ждет»

«Нет, птенец. Только к тому, что находится прямо за этим, на той стороне долины».

Макс, поглаживая Алину под крылом, вспомнил вид на равнину сверху — ближайший портал находился за десять-пятнадцать километров от того, к которому они шли, почти на прямой линии, около дальней реки. Следующий, открывшийся, когда они уже ушли из поселения Тимавеш, был выше по реке километров на семь.

«Иначе я бы попробовал перенести вас прямо от трех вулканов, — продолжал Жрец. — Но чем дальше перенос, тем менее он точен — если целиться к дальним порталам, есть риск забросить вас глубоко в леса на ту сторону или вовсе за горы. Энергии здесь и так нестабильны, а после землетрясений и ночного удара бога-Омира и вовсе могут помешать переносу, но нам некуда деваться, птенец. Сколько сил мне даст стихия моей жены — столько использую, и буду надеяться, что останется на помощь вам в бою. Поднимайтесь. Мастер уже встал и идет сюда».

Тротт кивнул. Коснулся губами виска своей принцессы.

— Алина, — позвал он тихо ей на ухо.

Алина открыла глаза, еще полные истомы и сна. Улыбнулась с такой нежностью, что у него заныло сердце.

— Макс, — хрипло прошептала она, и вжалась в него, снова прикрывая глаза. — Наверное, я еще сплю.

Макс потянулся к ней и поцеловал едва заметным касанием губ, только чтобы еще раз ощутить ее мягкость и сладость, запомнить их — до конца. Она снова сонно открыла глаза — посмотрела — как укутала ласковым крылом.

— Нам пора, — проговорил он, отстранившись, и ощутил, как за два удара сердца тягучая расслабленность ее тела сменилась напряжением, а взгляд наполнился пониманием и страхом. Она села, прижав к себе куртку, и тоже посмотрела за реку. А затем перекатилась набок и поднялась, ослепив его наготой и ладностью тела, и стала по-солдатски быстро одеваться. Двигалась она чуть осторожно, словно слушая свое тело и заново узнавая его.

Макс тоже одевался, глядя на нее. Они собрались быстро, успели сходить по нужде, умыться. Позади послышались шаги — то приближался Четери — и Алина бросила на него взгляд и без всякого смущения заправила рубаху в штаны. А затем застегнула на них пояс с ножом и флягой.

— Выступаем, — проговорил Чет, протягивая Тротту лук. Макс принял его, склонив голову. Четери стянул с плеча автомат на ремне, осторожно, как смертельно опасный артефакт, держа дулом в сторону.

— Ты хорошо управлялась с этим оружием, — он протянул трофей Алине. — Я подумал, что оно тебе пригодится.

— Я сама не понимаю, как вчера смогла из него стрелять и ничего себе не прострелила, — призналась принцесса. — Очень сильная отдача, тяжело удерживать.

— Если нет магазинов, то смысла нести его нет, — покачал головой Тротт. Взял у Чета автомат, проверил — магазин был пуст.

— Я вчера на бегу сунула в сумку парочку! — принцесса порылась в сумке и вытащила два облепленных грязью магазина. — Но я не умею заряжать, и обращаться с ним совсем не умею. Ты не знаешь, как? — она протянула один Максу.

— Теоретически знаю, но давно это было, — пробормотал Тротт, принимая магазин. — Еще в университете учились на моделях тех времен, да Алекс и Михей иногда звали нас пострелять на полигон. Но, сама понимаешь, невоенному магу это почти ни к чему… а нет, помню. Смотри, это переводчик, ставишь вот так — на предохранитель, дальше автоматический огонь и следующее положение — одиночные выстрелы, чтобы за раз весь магазин не высадила, — он оставил оружие на предохранителе. — В нем всего тридцать патронов. А вот так менять магазин, — и он в несколько щелчков заменил пустой. — Повторишь?

Алина повторила несколько раз — пока не запомнила порядок действий. Перекинула ремень автомата через плечо, сунула свободный магазин в карман сумки, так, чтобы быстро достать. Чет смотрел на это с умилением.

«Ты же понимаешь, что это оружие ничего не решит, — взглядом сказал ему Тротт. — Два магазина — это ни о чем».

«Зато у нее будут заняты руки и голова», — выразительно глянул на него Чет, и Макс кивнул в знак согласия.

— Пора, — дракон разлил по плошкам из котелка дымящийся сладко пахнущий напиток. — Учитель учил меня, что перед сложным боем не нужно наедаться, иначе будешь неповоротлив, как обросшая шерстью овца. Но укрепить силы надо. Это мед воинов — пейте, друзья. Я сделал его из ягод, трав и меда.

Они действовали быстро — выпили терпкий, пахнущий ягодами напиток, который на секунды вскружил головы и затем сделал их ясными. И обнялись втроем, склонив головы.

Принцесса была бледна, но взгляд ее стал почти диким, яростным, а у самого Тротта внутри вдруг наступило ледяное равнодушие. Он знал, что доведет ее. Сегодня, уже через несколько десятков минут она уже будет в безопасности.

А он уйдет с ощущением сладости ее губ и нежности ее рук. И с открывшейся яркой, ослепительной любовью — чувством, ради которого можно умереть.

Макс поднес к губам флягу, на треть заполненную водой с Туры, и опустошил ее в несколько глотков. А затем ощутил, как закручивается в груди и вокруг него привычная леденящая мощь. Пространство вокруг стало серым, будто выцветшим, и схлопнулось.

Алина

Она не успела подготовиться к перебросу — слишком быстрым был переход от неги и нежности, от ощущения горячего тела Макса — теперь уже мужа, настоящего мужа! — и той бездны любви, которую ощущала она сама и видела в его глазах, к осознанию скорой битвы и скорой потери.

Разве к этому вообще можно быть готовой?

Но тело и мозг, тренированные долгим походом, действовали автоматически, и страха за себя больше не было. Только за Тротта. За человека, ради которого она готова была свое сердце вскрыть и отдать за его жизнь всю кровь.

Не было времени плакать. Не было возможности метаться.

Оставалось идти к цели и биться до конца. За себя и за него. Под рукой были нож и автомат — и пусть она не воин, своих спутников она не подведет.

И когда глаза Макса наполнились тьмой, а вокруг поднялась серая мощь, Алина сжала ладонь на рукояти ножа, готовая тут же биться, резать, кромсать, пробивая себе и спутникам дорогу к спасению.

Их опять выбросило в воду, на мелководье, и Алина, выбираясь на берег по склизкому илистому дну, почти ослепшая и оглохшая от переноса, отчего-то отчетливо ощущала яркий солнечный свет и понимала, что она сейчас на нем как на ладони. Она упорно ползла, ползла вперед, к силуэтам папоротников впереди. И там уже, прислонившись к стволу и поняв, что прямо сейчас никто не схватит страшными челюстями, не проткнет и не разорвет, смогла оглядеться.

Рядом за стволами стояли Четери и Макс — с них текло так же, как с нее. У Тротта глаза продолжали источать тьму, и он разочарованно что-то бормотал.

— Могло быть хуже, Великий, — отозвался Четери. — Можно сказать, ты удачно нас перенес.

Вечный Ворон досадливо покачал головой.

— Я сделал все, что мог. Хорошо, что нас никто не видит и мы не вышли посреди лагеря. Но мы все еще слишком далеко.

Алина поднялась, шатаясь, присмотрелась. Головокружение постепенно уходило.

Перед ними лежала река, точнее, один из ее рукавов — вдвое уже, чем русло, вдоль которого они шли все это время. Три сопки теперь находились по правую руку, из них до сих пор текла лава. Там же, справа, в реку впадал еще один рукав, вместе с первым вырезая в равнине огромный клин, простиравшийся до центральной и правой сопки.

А еще за рекой слева и справа лежали порталы — но они были далеко! До ближайшего, слева, было километра полтора-два, не меньше, а правый, который находился меж двумя рукавами, и вовсе угадывался по едва заметному мерцанию над рекой и кружащимся в сине-фиолетовом солнечном небе стрекозам.

И совсем далеко, наискосок от них находился портал, в который продолжали идти войска. Хорошо, что равнина была плоской, как доска, и просматривалась на километры вокруг.

— Пойдем к левому, — тихо сказал Тротт, — до правого часа два ходьбы.

Алина всмотрелась в противоположный берег. Он зарос камышом, а за ним лежали опустевшие лагеря — видимо, тут когда-то стояли большие армии, а затем они ушли в порталы на Туру и оставили после себя загоны, остовы шатров и пятна костров, телеги, мусор и хитиновые останки инсектоидов. И только вокруг порталов еще теплилась жизнь — там дымили костры, там стояли дозорные вышки и парили над порталами десятки стрекоз, а вокруг вышагивали казавшиеся отсюда небольшими охонги и тха-охонги.

Раздался знакомый гул, и троица быстро отступила под прикрытие деревьев. Стрекозы летали и над рекой — и, как и на низком берегу соседней реки, то тут, то там в прибрежных зарослях на той стороне были видны вытоптанные тропы, по которым на водопой водили тха-охонгов.

— Получается, нам опять как-то нужно переправляться через реку? — спросила она, провожая взглядом пару раньяров и не узнавая свой голос, таким надтреснутым он был. Следом, вдалеке, уже летела еще пара. Кто-то очень озаботился охраной равнины по периметру.

— Верно, — ответил Тротт. — Верно. Сначала пробежим по этому берегу как можно ближе к порталу, но так, чтобы не светиться там, где нас наверняка заметят из-за плотности врага, а затем пойдем через реку.

Алина не стала спрашивать «но как?». Она кивнула, отжимая подол рубахи, поправила сумки и сорвалась с места за мужчинами.

Бежали недолго — около пятнадцати минут, перепрыгивая через корни и камни, огибая полосы грязи, наблюдая, как на противоположный берег выходят на водопой охонги и тха-охонги, как набирают фляги наемники, и останавливаясь у деревьев, когда над рекой пролетали стрекозы. Портал, который странно трепетал и сиял ярче, чем раньше, оказался совсем близко — до него от реки нужно было пройти метров пятьсот, не больше, но вокруг него по кругу неспешно брели тха-охонги и охонги с дозорными, были выставлены посты и заграждения меж пустых шатров, в которых когда-то ждали открытия тха-норы и наемники. А еще Алина заметила невидши и стрелков, сидящих на площадках дозорных вышек!

— Пойдем через реку здесь, — проговорил Четери. — Дальше нас заметят. — Он оглянулся, поддел ногой один из вулканических булыжников, лежащих на земле и видимо вынесенных сюда разливом рек.

— Но как? — все же спросила Алина. — Мы не можем переплыть и перелететь, нас увидят. А под водой не хватит воздуха. И ждать до ночи возможности уже нет.

Четери подмигнул ей и одну за другой срезал три молодые, загибающиеся у ствола ветки у ближайшего папоротника. А затем пробил перегородки внутри своим клинком, сделав его тонким и длинным, как рапира.

— Дыхательные трубки, — объяснил он. — Мы так с отрядом пару раз подбирались к логовам разбойников. Правда, дело было ночью… но тут вода мутная, нас не должны увидеть сверху.

Макс тем временем прислушался, развернулся, снял с плеча лук, подаренный Четом, и выпустил в небо несколько стрел подряд. На землю упало две пронзенные птицы.

— Нужно проверить, нет ли в воде здесь личинок, как в плодильнике, — объяснил он Алине. — Вряд ли, раз здесь спокойно поят охонгов, но я хочу быть уверенным. — Тротт размахнулся под прикрытием леса, держа птиц за шеи, и одну за другой закинул их в разные стороны в воду.

Птицы медленно плыли по течению. Никто их не трогал. Принцесса очень боялась, что очередные всадники на стрекозах заметят ярких пташек, но вода бликовала, и, видимо, их просто не увидели в мешанине теней.

— А как же автомат? — спохватилась она, когда скрылся патруль. — Он сможет стрелять после переправы?

— Автомат возьму я, чтобы тебе было легче идти, — ответит Тротт. — Сейчас заткнем дуло куском ветки, на том берегу вытряхнем воду. Должен работать, главное, грязи в него не набрать.

Он скатал тетиву, пряча ее в сумку, обмотал стрелы холстиной и привязал их к телу под курткой, чтобы меньше промокли. Взял у принцессы оружие.

— Можно идти, Алина. На свой страх и риск: мы не знаем, какая здесь глубина и течение. Держись прямо за Четери, я буду страховать тебя. Иди пока можешь идти, как только дно станет глубже — плыви под водой, постарайся контролировать глубину. Дыхательная трубка длиной около метра, если прибавить твой рост, то по опыту до дна достанешь, здесь реки мелкие, но, если поймешь, что утягивает вниз или хлебнешь воды — сразу сбрасывай утяжелители и всплывай. И ни в коем случае не выпускай трубку из рта! Если попадет вода снизу — попробуй продуть. Это будет очень сложно, но попробуй. Если вдруг сверху нас увидят — не должны, но вдруг — не дергайся. Я вылечу им навстречу и решу проблему.

Она кивнула.

Дальше Алина завязывала в рубаху булыжники для утяжеления, по примеру Четери привязывала ко лбу трубку. Первым, обождав, пока пролетят следующие стрекозы и убедившись, что путь чист, пошел Чет — и она внимательно смотрела, как он входит в воду, как над водой остается только трубка — и все больше погружается, пока не скрывается больше чем наполовину.

— Вперед, — приказал Тротт, оглядев небо.

И она пошла.

В реке ее окутала гулкая тишина. Солнце падало лучами сквозь деревья.

Вода была мутной и прохладной, и, несмотря на то, что трубка была привязана, очень трудно было идти и держать ее вытянутыми руками, чтобы не уносило в стороны. Алина шла, точнее, подпрыгивала по дну за едва видимым Четом, помогая себе крыльями и удивляясь, как ему удается двигаться, не действуя обеими руками — он удерживал трубку одной и «рулил» второй. В какие-то моменты он легко переходил на плавание, но принцессе казалось, что попробуй она плыть — и ее точно утянет на дно или выбросит на поверхность и она всех подведет.

Дно то повышалось, то понижалось, под ногами постоянно скользили камни — очень много их нанесло с гор. Колыхались речные тонкие водоросли, норовя оплести ноги, и течением сносило влево — слава богам, к тому порталу, который был им нужен. Попалось и несколько ям, которые пришлось обходить. Пару раз все-таки приходилось набирать воздуха и переплывать глубокие места, выбросив пару камней из подола, и это оказалось не так страшно — хотя воды в трубку она все же набрала и пришлось судорожно продувать, прежде чем вдохнуть снова.

Пару раз она видела пролетающих над ними стрекоз, но за спиной был Тротт, и это выключало ее страх.

Ей казалось, что они идут уже очень долго, ей казалось, что она сейчас нечаянно вдохнет носом и задохнется, что трубка не выдержит, треснет, когда, наконец, Чет впереди сделал ей знак рукой, отвязывая трубку и опуская ее горизонтально, выбросил из рубахи несколько камней и осторожно приподнял голову над поверхностью. А затем поманил к себе.

Она подошла к нему, вынырнула, с наслаждением вдыхая воздух, а затем поползла вперед, в заросли камыша. И тут же скрылась там, пережидая пролет патруля и наблюдая, как колышется в трех метрах от берега дыхательная трубка Макса.

Наконец, выполз на берег и он, и Алина выдохнула, глядя на небо.

Долго ли они шли? Солнце сдвинулось по небу чуть-чуть. И река отсюда казалась до смешного узкой. Но, наверное, это заняло не менее получаса.

Лагерь был теперь очень близко, так близко, что слышны были отдельные реплики иномирян, и Алина, лежа в камышах на спине, даже различала, о чем они говорят — о новом портале и о том, что скоро они будут наверху, и не забудут ли их здесь боги. Четери, мокрый, перемазанный в грязи, потихоньку пополз вперед, чтобы скомандовать, когда вставать и начинать прорыв. Она понимала, что портал сейчас — в полукилометре, что минута-другая, и ей придется ползти вперед, пока позволяют камыши, а затем бежать между мужчин, держа в поле зрения такой близкий и такой недоступный переход, и молиться, чтобы щит Тротта выдержал, а силы оружия хватило сдержать напор тха-охонгов и раньяров, способных щит проломить.

— Держимся под щитом, — вторил ее мыслям Тротт, лежа на спине и накручивая тетиву на лук, — я буду его держать, сколько смогу, около трех метров от себя. Дальше не отходить.

— Хорошо, — прошептала она. — Хорошо, Макс.

Он улыбнулся краешком рта, развернулся на земле, склонился к Алине и поцеловал.