Королевская кровь 12. Часть 2

Глава 18

Тень-кузнечик, дважды получившая отпор от людишек, от которых она привыкла получать только поклонение и страх, раненая — повреженная рука не скоро вернет свою силу — не стала пытаться снова штурмовать порталы: ее богоосновы имели сверхрациональный ум, и она, пусть и была слабее, способна оказалась оценить соотношение сил. На вскрытие защиты порталов ей придется потратить слишком много времени. Логичнее доложить, что для их уничтожения сил ее не хватило, чтобы богоосновы решили этот вопрос быстрее.

Она рванула туда, где шел ближайший бой — Малик-стрекоза обрушивал свою мощь на устойчивого как скала противника, который отбивался спокойно и даже меланхолично, лишь изредка грозно скалясь и рыча при попытках Малика поднырнуть под гигантскую секиру. Обычно богоосновы видели глазами теней, но сейчас внимание было направлено на противников, потому тени и пришлось коснуться крыла Малика, чтобы передать информацию.

Тот не отвлекся ни на секунду, но в тот же момент все инсектоидные боги знали, что порталы до сих пор не закрыты, и что их должен закрыть тот, кто находится ближе, как только появится такая возможность.

Ближе всех находился Малик.

Бог, выбравший облик хищной стрекозы, увернулся от секиры, раскалявшей воздух до гула, распахнул крылья и нырнул в сторону Йеллоувиня, туда, где находился ближайший портал, накрытый золотым вьюнком.

Но противник-Михаил в прыжке сбил его на склоны пиков — и Малик, извернувшись, взлетел высоко, так, что увидел, как на другом конце страны бьется Омир с богом-ветром. Но и тут достала его секира, и он лишь успел приземлиться так, что оба портала оказались примерно на одном расстоянии. И к лучшему — тяжеловесному противнику пришлось вслед за ним сойти с гор, которые, казалось, давали ему силы, и плясать в бою осторожнее, страшась наступить на города и поселки, коих под ногами было разбросано множество.

Тень же получила новый приказ — лететь к морю, на помощь Девиру, с коим дралась текучая богиня с холодным и яростным лицом.

Отряд Свидерского устроил у портала в Нижнем мире настоящее месиво — не осталось там места ни честному бою, ни милосердию. Маги, опасаясь быстрого снижения резерва, били по наземным и воздушным отрядам иномирян, несколько десятков огнедухов из камней, отданных королевой Василиной, метались туда-сюда, прожигая стрекоз и невидши, стрелки, укрывшись за обломками обители, снимали тех, кто избежал стихийного удара, драконы и гвардейцы во главе с Вей Ши сражались с невидши и с отрядами, сумевшими подойти с флангов так близко, что бить магически пришлось бы вплотную.

Александр Свидерский, прикрыв щитом покрытого кровью, иссеченного ожогами Владыку и изможденную до прозрачности Ангелину Рудлог, которых сопровождал младший брат Владыки, проследил за ними до тех пор, пока они не исчезли в портале. Чудо, просто чудо, что к ним на помощь удалось успеть.

— Стрекозы! — раздался гулкий бас Ситникова, и Алекс поднял руки. Рассек воздух широкий Веер Лезвий, пробивая раньярам, рванувшим к отряду, крылья, глаза, сминая хитиновую броню. Ситников — вот уж действительно талант — считал рисунок заклинания, которому пока не обучался и продублировал его уже от себя. И его Веер вышел лишь немногим меньше, чем у Александра. А за ним полетели на раньяров и огнедухи.

Стрекозы вязкими шлепками под ор всадников рушились на мокрую землю, близко и далеко — приходилось разбегаться и своим, и чужим. Вой и скрежет челюстей стоял невыносимый, ввинчиваясь в верещание охонгов и словно взбесившихся невидши. Воняло жженым хитином.

Отряд давили со всех сторон: управлял вражеской армией командир явно сведущий в тактике и передышки туринцам не давал. Алекс никак не успевал настроить зрение и глянуть, что творится у второго портала — отсюда тот выглядел крошечным пятнышком меж двух рек. Ему казалось, что он видит там вспышки заклятий, огненные всполохи, но приходилось отвлекаться, чтобы справиться с очередными попытками иномирян окружить, выдавить обратно в портал. Камни, выданные Викторией, иссякали рывками, а, значит, скоро дело дойдет и до собственного резерва. Благо доспех, доработанный Викторией, требовал совсем немного энергии — и защищал и его, и магов отряда от случайной пули, позволяя не тратиться на полноценные щиты.

Александр мельком, кастуя заклинания, видел, как управляются с невидши одержимые равновесниками гвардейцы Вей Ши, чья кожа и глаза потускнели, но сохранили свой цвет, и драконы-Мастера, быстрые, как смертоносные плети: чудища, рассеченные пополам, обезглавленные, проткнутые падали одно за другим, но и на телах воинов Туры уже видны были раны и порезы.

— Александр Данилович! — снова заорал Ситников. Лицо его заливало потом, глаза были безумными. — Я… я чувствую, я не знаю… хорошо, я уверен, что Алина вон там! — он указал в сторону от второго портала. — Меня тянет туда, я чувствую, что она в опасности!

— Не вздумайте идти без нас, — резко крикнул в ответ Алекс, обрушивая на очередных несущихся к ним тха-охонгов Таран.

Гиганты, врезавшись в воздушный уплотненный кулак, взмывали в воздух, как кегли, тяжело рушились на землю. Ситников, сжав зубы, кивнул, и Александр повернулся туда, где сражались драконы.

— Мастер Юнеди! — он усилил голос. — Где ваш учитель? Он жив?

Тот вскинул руку и крикнул:

— Мастер жив! Я чувствую его! Но он идет не к нам! — он повертел головой и без сомнений провел рукой в ту же сторону, куда указывал Ситников, туда, где далеко-далеко было видно слияние двух рек. — Он идет оттуда! От слияния двух рек к порталу! Он тоже чувствует нас, он поймет, что мы здесь!

Алекс и не думал, что способен испытывать такое облегчение. Если Владыка Четерии и принцесса живы, то есть надежда, что и Макс протянул до этого момента.

— Но где же сигнал от Деда? — пробормотал он.

Через мгновение, словно его услышали, над дальним порталом засиял зеленый сигнал от ракетницы.

Александр выдохнул: слава богам, отряд Алмаза и Бермонта действительно тут, в Нижнем мире. Нащупал на поясе ракетницу, тоже сделал два выстрела в воздух — две звезды в небо.

«Объекты движутся к вам».

С той стороны отряд посильнее, значит, больше вероятности, что беглецам помогут выйти.

— Внимание! — проговорил он, усилив голос, чтобы перекрыть звуки выстрелов и взрывов, хрип, вой, визги, стоны и крики людей. — Объекты обнаружены. Они идут к другому порталу. Наша задача на ближайший час — занять всю эту армию, чтобы она не направилась перегородить им путь! Помним о правиле: сел резерв, получили ранение — уходим на Туру! — Он повернулся к Ситникову, который отдалился к Вею Ши на дальний фланг. — Матвей! Сейчас мне потребуется ваш резерв!

Ситников побежал к нему, на ходу закручивая с пояса заготовки ударных заклинаний — от него спиралями расходились огненные Искры, которые на заданном расстоянии превращались в пламенные шары и выжигали все живое, не разбирая своих и чужих. Расстояние Ситников определил точно — дымом и вонью горящей хитиновой плоти потянуло из скопления охонгов метрах в двустах от отряда.

— Забирайте хоть все, только спасите Алину, — запыхавшись, выдохнул Ситников. — Тянет меня, Александр Сергеевич, сил нет.

— Терпите, — бросил Свидерский. — Думаете, меня помочь Тротту не тянет?

Вчерашний студент кивнул, положил руку на плечо Свидерскому.

— Сейчас мы с вами будем рисовать в небе, — проговорил Александр. — Смотрите.

Но не успел он поднять руки, как выругался от боли — бедро обожгло холодом, будто там взорвался кусок льда, а под ногами людей скользнули едва заметные тени. Очень знакомые ему тени. Алекс сунул руку в карман и с изумлением вытащил расколовшуюся на десяток частей аметистовую жеоду, которую ему подарил сомнарис на хуторе Латевой. От нее шел ощутимый поток стихии смерти. Пальцы тут же окоченели, словно он сунул их в жидкий азот, но тело впитывало и этот поток — многие боевые заклинания строились на петлях из черной стихии.

— Александр Данилович? — недоуменно напомнил о себе Ситников.

Алекс поспешно сунул осколки обратно в карман, потянул силу из одного из камней, который выдала ему Вики, и поднял руки к небу.

Нижний мир, Демьян Бермонт

Портал сходил с ума, запуская вверх лепестки, закручиваясь по кругу, и Демьяну то казалось, что он растет рывками, то, что вот-вот закроется, не выдержав магических возмущений.

Ответной ракетницы все не было. Через десяток минут после первой Бермонт запустил еще одну. И с облегчением увидел, как в ответ взлетели далеко-далеко над равниной сразу две. Это означало, что…

— Тротт движется к нам! — с неожиданным азартом заорал Черныш. Усилитель голоса он не использовал — берег даже такие крохи силы.

— Теперь осталось понять, откуда именно, — крикнула в ответ Лакторева.

— Всем, обращаюсь ко всем, смотрите в оба, — Алмаз Григорьевич все-таки усилил голос, — смотрите в оба, смотрите вокруг. Те, кого мы пришли сюда встретить, должны подать нам знак. Но, возможно, у них нет возможности это сделать. Если что-то увидите подозрительное — сообщайте нам!

Бермонт вновь бросился вперед, зачищать ошарашенных очередной магической атакой иномирян. Значит, нужно перемолоть здесь всю эту массу — чтобы, когда сюда подойдут беглецы, им не пришлось пробиваться через армию. И остается надеяться, что они заметили ракетницу — и не растерялись, увидев две от другого портала. И пойдут реально туда, куда им ближе.

В это время над дальним порталом расцвела едва видимая отсюда надпись «Слияние рек». Бермонт провел взглядом по равнине, остановился там, где за пятнами леса километрах в семи сливались два рукава, вгляделся… И увидел-таки звериным зрением крошечных стрекоз, вьющихся километрах в трех отсюда. А затем — дымок, тонкий, едва различимый.

— Они там! — рявкнул он, привлекая внимание Алмаза. — Нужно очищать здесь все и идти навстречу. И показать им, что идти нужно сюда!

Алмаз поднял руки вверх, выжигая огнем пикирующих сверху стрекоз. И Бермонт не знал, чего это ему стоило, потому что пламя, прежде чем потухнуть, на десяток секунд сложилось в говорящую, крутящуюся вокруг своей оси надпись «Сюда!» со стрелкой, указывающей прямо на портал.

Теперь двойных толкований быть не должно. Эту надпись на всей равнине должно было быть видно.

Демьян, отступив назад, воспользовавшись отходом решившего перестроиться врага, вновь взялся за автомат. И, снимая пулеметными очередями всадников со стрекоз, он вдруг осознал, что здесь, у портала, почти нет невидши.

И не значит ли это, что самые опасные твари пошли навстречу беглецам?

Отряд поспешно зачищал пространство вокруг, маги начали выпускать огнедухов — почти сто пятьдесят духов пламенным салютом за несколько минут расчистили значимое расстрояние вокруг портала, а с равнины к двум горячим точкам летели и неслись по земле иномиряне на инсектоидах, собираясь в два ударных кулака против чужаков.

Лакторева и Ли Сой остались зачищать фланги — много там было работы, очень много, а Демьян с берманами, магами, Алмазом и Чернышом пошли вперед, навстречу беглецам, продвигаясь с величайшим трудом, шаг за шагом, пядь за пядью пробивая коридор к тем, кто шел к ним навстречу. Неба не было видно от налетевших стрекоз, то и дело навстречу бросались стаи невидши, неуловимо быстрые и смертоносные. Если бы не огнедухи, которые уже начали тускнеть и один за другим нырять обратно в камни, отряд бы точно уничтожили еще на середине пути.

Нижний мир, Алина Рудлог

Вдох. Выдох.

Их загоняли как диких зверей, безжалостно и умело.

Вдох-выдох.

Алина не понимала, в ту ли сторону они бегут. Вокруг был лес, а иномиряне наседали так, что не было возможности даже задрать голову и отследить положение солнца.

После падения стрекозы, которая могла бы донести их прямо к порталу — могла бы, если бы не нападение тени-паука! — жизнь снова сузилась до бега-полета вслед за Троттом без права не передышку. Макс успел сорвать ее со спины раньяра и приземлились они уже на крыльях, туда, где несколькими секундами ранее спрыгнул с дерева неубиваемый Чет. Стрекоза со сломанными крыльями корчилась впереди, всадник сломанной куклой лежал рядом.

Еще один, кого она убила.

Но эмоций не было. Остался только бег по грязи и хлюпающим мхам — наводнение дошло и сюда, — и парение в воздухе, тяжелое дыхание, мелькающие мимо стволы, поток стрел и автоматные очереди сверху, разбивающиеся о щит. Пикировать стрекозы не могли: лес стоял густой, перемежаемый степными проплешинами. Вот на этих проплешинах и нападали на них.

Вдох. Выдох.

Вдох-выдох.

Сердце должно было разорваться еще километр или два назад. Но она все жила — потому что видела больной, тяжелый взгляд Тротта, когда он оглядывался на нее меж вспарыванием крыльев стрекозам. И щит, который все сокращался, тоже видела.

Если она упадет, если ее не будет рядом, Макс не выживет. Не дотянет до портала, несмотря на Чета, который, казалось, превратился в чистый смертоносный ветер, ухитряющийся выпрыгивать из-под щита, пролетать меж очередями из автоматов и срезать одного раньяра за другим. Безумие в его смехе пугало.

Макс с Четом несколько раз пытались захватить еще раньяра — но слишком плотны были стаи, и свои же прошивали крылья стрекозы, если удавалось до нее допрыгнуть.

Но если бы враг ограничился раньярами!

Вдох. Выдох.

Руки горели. Горело все тело.

Вдох-выдох.

Минут через пятнадцать после падения к стрекозам, которых становилось все больше — казалось, что не менее сотни летит за ними, — присоединились невидши. Они стаями в десять-пятнадцать голов переплывали реку, и нападали с обеих сторон, пытаясь выцепить момент, когда кто-то из беглецов оказывался за щитом. Четери с Троттом приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы проредить их и не попасть под выстрелы.

Затем невидши появились впереди — выстроившись в цепь, схватив друг друга за руки-лапы.

— Алина! — крикнул Тротт, и она двумя взмахами крыльев достигла его, вцепившись в руку, и ощутила, как потек от нее к нему жар. И он зашипел, словно хотел отдернуть ладонь, но лишь сильнее сжал пальцы.

Вокруг на расстоянии метров тридцати падали прахом враги, прах от летящих низко стрекоз накрыл щит серым саваном и стало понятно, насколько же он сократился.

На миг воцарилась тишина. И снова завизжало, заревело отовсюду: черные тела невидши пробирались в уцелевшем лесу к пятну, останавливались на границе — но вот уже первый шагнул в прах, второй…

Тротт отдернул ладонь и посмотрел на нее — кожа покраснела. Алина недоуменно глянула на свою руку.

— Сможет ли Ворон выйти теперь, когда столько порталов закрыто? — крикнул в этот короткий момент передышки Четери.

Алина подняла глаза на Тротта. Его зеленые глаза полыхнули тьмой, и он ответил пробирающим холодом голосом бога:

— Я надеюсь на это, сын моего брата. Но порталы балансируют на грани… то усиливаются так, что я бы прошел, если бы отдал почти всю силу, то ослабевают настолько, что даже войти не получится… еще бы немного ослабнуть Туре… еще бы немного!

— На месте разберемся! — крикнул в ответ Чет. — Отдать силы ты всегда успеешь, Великий! Может, та тварь вернется!

Его улыбка напоминала оскал хищника.

— Затем и берегу силу, потому и не помогаю вам, — отозвался бог.

Они снова побежали, кроша невидши — кончилась передышка. Недолго бежали: затрещали, ломаясь, вековые папоротники, и пошли к беглецам тяжелые тха-охонги со всадниками, а за ними — прыжками, врезаясь в щит, охонги. Сверху, на недосягаемой высоте, орал приказы иномирянский командир — и те, кто сидел на тха-охонгах, заставили их поднять лапы, чтобы ударить по щиту.

Алина вновь сунула руку Тротту — тот молча принял ее, дернулся от боли — и пошла вокруг волна праха. Стоило ей опасть, как Четери, закрутившись волчком, метнул клинок туда, откуда звучали приказы — и стрекоза крылатой юлой рухнула неподалеку вместе с человеком.

Снова бег с переходами на полет. Снова сорванное дыхание — и давящие со всех сторон иномиряне на инсектоидах.

Алина видела, что по вискам никогда не устающего Чета катятся струйки пота, а его лицо словно высохло, и двигаться он стал еще быстрее, хотя казалось, что быстрее уже невозможно. Он бил клинками, резал, он метал их, сбивая стрекоз, он бросал их закрученными, снося невидши головы. Он был настоящим богом боя.

Вдох. Выдох.

Ее кидало то в жар, то в холод. В голове то было пусто, то взрывалась паника: cумел ли Вечный ворон убить напавшую на них тень или она вернется?

Вдох-выдох.

Тротт отстрелял все подготовленные Четом стрелы и бросил лук, взявшись за клинки. Он почти не смотрел на Алину, но она ощущала кожей, как он мрачно-сосредоточен. Как и она сама — собственно, если бы из сосредоточенного устремления их тройки можно было сделать оружие, то выковался бы острейший нож, проложивший путь к порталу.

Алина делала, что могла — бежала так быстро, как была способна, не лезла под руку, держалась под щитом, который все сжимался, и следила краем глаза за Троттом, чтобы в нужный момент вновь дать ему руку, дать ему силы. И чувствовала, как тело ее наполняется пульсирующим жаром, словно каждый шаг к порталу заставлял ее кровь вскипать.

Когда далеко впереди сквозь кроны папоротников засияла зеленая звезда и стала опадать вниз, Алина не поверила своим глазам. Она, перепрыгивая на крыльях очередную тушу тха-охонга и шевелящуюся, тянущуюся руками-лезвиями к ней массу посеченых невидши, даже не сразу поняла, что это такое. А потом спохватилась и истерично заорала на лету:

— Это что? Это же сигнал, да? Сигнал!!!

Четери, в полете срубивший башку охонгу, опустился на землю и на бегу развернулся к Тротту. Тот, выскочивший за щит, чтобы срезать пару невидши, кинул в небо взгляд — и Алина увидела, как он судорожно выдохнул. Как на ходу распрямился, будто ноша его стала чуть легче.

— Да! Да! Сигнал! — выдохнул он.

Сердце принцессы дернуло таким счастьем, что стало больно. Все-таки за ними пришли!

— Может, и Свидерский там? И Матвей? — закричала она на бегу.

— Нужно дать знак, что мы здесь! — Четери затормозил, расправившись с парой невидши. Руки его и лицо были покрыты слизью. — Макс, остановка! Придержи тех, кто вокруг!

Тротт кивнул. Пошел по кругу с клинками — но снова начали сверху сыпаться стрекозы, и Чет прыгнул ввысь, чтобы отвести их от щита.

— Я сделаю, сделаю! — крикнула Алина.

Спутники ее, зачищающие по краям щита охонгов, карабкающихся по телам своих сородичей, услышали — почти синхронно, не оборачиваясь, кивнули. Принцесса, торопясь, срезала с кустов сухие ветки и листья — все на земле было мокрым, — нашла камень, способный сойти за трут, и принялась ожесточенно тереть его об одежду, чтобы высушить.

Потемнело. Она подняла голову и чуть не заорала от ужаса, потому что их щит от земли и до макушки был облеплен живой, шевелящейся массой инсектоидов — от мелких невидши, с упорством нежити долбящих в преграду, до охонгов и стрекоз. И Четери с Максом на них уже не хватало.

— Алина! — крикнул Тротт, и она, не выпуская розжиг и камень, рванула на крыльях к нему, снова схватила его за ладонь.

— Ты все горячее, — выдохнул он, поднимая вторую руку вверх. И вновь посыпалось все вокруг прахом — но уже не на тридцать метров, на двадцать. Еще немного и они вообще останутся безоружны?

— Вперед, — заорал Четери, — пока они не очухались!

Казалось, что сюда собралась целая армия. Казалось, что им больше не дадут ни шагу ступить. И времени разжечь костер не было — хотя Алина то и дело опускалась на колени, выбивая ножом искры, но то ли влажность давала о себе знать, то ли силы не хватало, но никак не занималось пламя!

Минут через десять Четери вдруг хмыкнул удивленно — его хмыканье различимо было даже сквозь визг и гул инсектоидов. И повернул голову к дальнему порталу.

— Мои ученики здесь, — крикнул он в прыжке. — Мои ученики! — он захохотал пугающе, рычаще. — Значит, — он перемежал слова ударами, — Нории удалось-таки! Они здесь! Но далеко… но хоть отвлекут часть врагов.

Алина не понимала, о чем он говорит. А вот Тротт, видимо, понял, с удивлением посмотрел в ту сторону. На его одежде и коже расцветали красным несколько мелких порезов, но он даже не морщился.

— Саня, как всегда, предусмотрителен, — на мгновение на лице его появилась и пропала улыбка.

Прошло еще минут десять, когда сначала зеленым засияло сбоку, у дальнего портала, сквозь кроны, а затем над их порталом взвилась еще одна звезда. Теперь и Алина понимала, что через два оставшихся портала вышло две группы, потому что на Туре не знали точно, куда они пойдут.

Какое все-таки счастье, что при выходе богов не закрылись все переходы!

И что же сейчас творится на Туре?

Очередная паническая мысль промелькнула и пропала, изгнанная привычкой сосредотачиваться.

Щит сократился до пяти метров в диаметре и маневрировать под ним стало сложнее. Продвижение вновь остановилось. Наученные опытом, враги били ударными группами с разных сторон, не наседая все сразу, отходили, чтобы дать выстрелить очередному гранатометчику и вновь набрасывались на охонгах на щит.

Если бы не он, Алина давно оглохла бы и ослепла от визга и вспышек.

Принцесса, опустившись на корточки, вновь начала черкать ножом о камень, выбивая искры. Странно было сидеть тут, когда двое мужчин вокруг принимали бой, и вокруг все хрипело, визжало, гудело, хлюпало грязью и слизью, нападало и умирало.

— Алина! Ближе ко мне! Чет, замри! — крикнул Тротт, и она, оглянувшись, увидела, что снова наседают на них сверху. Схватила трут и розжиг, на бегу протянула Максу руку, ткнулась носом ему в грудь, и вновь потянуло из нее жаром, а от него — холодом, а из пространства вокруг пропали звуки и повеяло тленом.

Оглянулась — пятно тлена получилось совсем небольшим, и Четери, вокруг которого на пару шагов сохранилась трава и часть попавшего под щит дерева, уже снова пошел в бой. Руки ее дрожали. Тротт метнулся вперед, а она упала на колени у края его щита, прямо в прах, и снова принялась черкать ножом по камню. Силы в ее руках было достаточно, искры сыпались так, что можно было подпалить сразу стог сена, но сыроватая растопка не занималась.

— Разгорайся же! — в отчаянии крикнула она, и тут камень в ее руке раскалился, она ойкнула и выронила его, прямо в ветки, которые тут же занялись пламенем. Она с удивлением посмотрела на свою руку.

От костра тянуло дымом.

Выдох. Вдох.

Алина передвинулась ближе к Тротту, подождала, пока он выйдет из пятна тлена, приложила руку к ближайшему папоротнику.

— Разгорайся! — крикнула она, и дерево, задымившись, запылало вокруг пропалины в виде девичьей ладони. Потянулся вверх дым, занялась крона.

Так вот оно — усиление родовой силы после свершенного брака!

И в это время щит сократился еще, и прямо рядом с ней щелкнули челюсти невидши, застучали по преграде в тридцати сантиметрах от тела страшные лезвия. Алина завизжала, выставляя вперед руки — и почувствовала, что ее словно прошивает молния, и вырывается из ладоней волна огня, небольшая, но мощная, спалившая и невидши, и инсектоидов за ними.

Она отшатнулась и попала прямо в руки Макса. Ее затрясло от слабости.

— Не ранена? — спросил он жестко. В глазах у него не было даже удивления — не было времени удивляться.

Она отрицательно мотнула головой.

— Хорошо. Хорошо. Еще огонь сможешь?

Алина кивнула.

— Иди вперед. Твоя цель — тха-охонги, Алина. Хорошо? Щит ослабел, если хоть один нас достанет, то защита лопнет.

Она вцепилась в его плечо, — но Чет уже почти вплотную бился к ним и не было времени на слабость.

И она пошла вперед. По бокам от нее двигались мужчины, ужимаясь под куполом, который был теперь не больше трех метров в диаметре. А она шла в центре — направляя новообретенное пламя на гигантов, перемежая его с тленом от Тротта, когда он брал ее твердой рукой за руку. Щит от вливания ее силы расширялся тоже — и вновь сокращался.

Тротт становился все бледнее, глаза вваливались, под ними пролегли черные тени. Сколько пройдет до момента, когда и он ослабнет настолько, что Жрецу придется применить свою силу? А применив ее — сможет ли он отбиться от тени, которая напала на них, когда они летели на стрекозе?

Ей казалось, что она не сможет сделать больше ни шагу — когда со всех сторон вдруг потянуло холодом. А от Тротта полыхнуло радостной тьмой: к нему, заставляя замертво падать и тха-охонгов, и невидши, и стрекоз, и людей, понеслось с десяток полупрозрачных змеептиц, таких же, каких Алина видела в Долине Источника.

Они сновали от врага ко врагу, они расчищали путь беглецам, и бог в теле Тротта хохотал счастливым мальчишечьим смехом. Но змеептицы становились все прозрачнее, и, пока не рассеялись окончательно, рванули к Максу и всосались в его тело, сделав его на мгновение темной бездной, очерченной человеческим контуром.

Алина схватила его за руку, затрясла. Ее прошило паникой — а вдруг она потеряет его прямо сейчас, в этот самый момент, и он навсегда станет принадлежать богу?

Темный контур гас. Тротт повернул к ней лицо. Глаза его медленно принимали зеленый оттенок, но от него тянуло стылым холодом. И Алина будто слышала стук его сердца, такой замедленный, какого не могло быть у здорового человека.

— Все хорошо, — сипло сказал он, все прочитав в ее взгляде. — Я еще жив, Алина.

Она отвернулась, чтобы он не увидел блеснувших в глазах слез. И ощутила, как он притянул ее к себе, судорожно прижав к груди.

— Смотрите, — позвал Чет.

Алина отстранилась и повернулась. Со всех сторон все еще летели стрекозы — но они были еще далеко. А километрах в трех от них таяла в воздухе огненная надпись «Сюда» со стрелкой вниз.

— Почерк Деда, — проговорил Тротт. Он потер сердце, глянул на Алину. — Четери, ты помнишь, о чем я тебя просил?

— Помню, — строго отозвался Четери, делая несколько глотков из фляги с обычной, местной водой и осматривая приближающихся врагов. Посмотрел на Тротта, а затем — на принцессу.

И эти переглядывания Алине очень не понравились.

— Ну что, — с режущей ухо веселостью сказал Мастер, — нам совсем немного осталось.

Алина сделала вдох. Выдох.

И снова побежала вперед.

Тень-паук, отброшенная богом-чужаком далеко за равнину, в леса, раненная, ослабленная, все же сумела оторваться от земли. Она полетела на вонь крови, живительной крови, туда, где приносили жертвы, и, не испытывая ни малейшей жалости, скользнула по жреческому кругу, заглатывая истошно орущих и молящихся жрецов, зачерпнула пастью с сотню даже не понявших, что происходит, наемников — тех, кто верил в ее богоосновы, тех, кто умилостивливал их и ее, кто приносил жертвы. Перемолола, чувствуя, как струи живой крови оживляют и ее — и вновь понеслась туда, где шел к переходу враг ее богооснов. Тот, кто должен быть уничтожен.

Над Маль-Сереной светало. Царица Иппоталия с внучками и внуками — даже малышка Нита была здесь, да спала на руках у нянюшки младенец Иссария, которую наследница родила незадолго до смерти, — стояла на берегу царской резиденции, глядя в промежутки меж щупалец Ив-Таласиоса на далекий сокрушительный бой своей прародительницы с чудовищем из Нижнего мира.

Бог-богомол был отвратителен сплавом человеческих и инсектоидных черт — в его движениях было много от человека, но иная механика тела делала выпады и развороты непредсказуемыми и мощными.

Мать, текучая и смертоносная, быстрая и гибкая, наносила удар за ударом, взмывала на крыльях и рушилась на окутанное тьмой и огнем существо, от которого над океаном шел рев-гул, вызывающий тошноту и слабость. Бог-захватчик плескал огнем, свивал огонь из черепов-чаш в огненные плети, которые уже оставили раны на теле Ив-Таласиоса, защищающего остров и успокаивающего океан.

Царица крепко сжимала руки внучек. Дети, все как один черноволосые и сероглазые, смотрели на сражение молча, как молча сейчас смотрела вся Маль-Серена, — молчание это прерывалось лишь молитвами.

Волны становились все крупнее — уже целые горы ходили по морю, вставая стенами у суши и откатываясь назад. Все сложнее было старейшему из октомарисов удерживать потревоженный океан от жадного поглощения тверди на километры вперед. Ив-Таласиосу нужна была помощь, но даже если она скормит ему всю себя — на сколько его хватит еще? На час? На два?

Хоть чуть-чуть помочь — уже большое дело.

— Девочки, — позвала царица, присаживаясь. — Мальчики.

Дети окружили ее — семь внуков и внучек, все, что осталось у нее от ее семьи. Няньки и телохранительницы остались в стороне.

— Духу океана нужно еще моей крови, — объяснила она. — Оставайтесь здесь, у воды для вас безопаснее всего. Если случится так, что Ив-Таласиос падет, не бойтесь пришедшего моря, вам оно не страшно. Отдайтесь волнам, оно не обидит.

— Бабушка, но наши люди погибнут! — проговорила маленькая Агриппия. Они все старались держаться, ее дети, ее кровь, но слезы все равно стояли у них в глазах.

— Я иду в океан, чтобы этого не допустить, — Талия погладила ее по голове. — И я вернусь к вам. Обещаю.

Она ступила в воду прямо в одежде — и волна поцеловала ее ноги. Громадная голова старейшего из октомарисов светилась в розовых лучах солнца, преломлялась радугой, как гигантская линза.

— Ив-Таласиос, — тихо позвала она, — позволь мне помочь тебе.

Раздался шумный выдох, в лицо повеял соленый ветер. В этом ветре она услышала отрицание — большой дух, сердце океана, заботился о ней.

«Побудь под моей защитой, дочь моей матери, — проговорил он. — Во мне еще много сил, я удержусь».

Она покачала головой, раскинула руки и обернулась большой чайкой. Взмыла в воздух, крикнула утешающе детям — и полетела ввысь, к просвету между щупальцами Ив-Таласиоса.

6.00–7.30 Дармоншир, Марина

8.00–9.30 Рудлог

13.00–14.30 Тафия

Время тянулось ужасающе медленно. Часы показывали около шести утра, в подвалах Вейна было многолюдно… и скучно. Со всех сторон раздавался сдержанный гул голосов. Снаружи что-то грохотало, ревело и гремело, но окна — там, где они вообще были в старых камерах — находились под потолком, и даже при желании рассмотреть ничего не удавалось.

Леймин ухитрился перетащить в одну из камер систему наблюдения, и когда снаружи раздался ураганный вой, грохот и рев потревоженного моря, позвал меня к себе и указал на монитор эмагкина.

Я посмотрела, как по воде мимо Вейна, поднимая волны-горы, прошли гигантские ноги и какие-то темные чудовищные лапы и пожала плечами. Обычно у меня реакция на стресс истерическая, но сейчас как отрезало от эмоций. Возможно, я просто перепсиховала ночью.

— Главное, что что-то до сих пор удерживает море, — сказала я, глядя, как бьются волны высотой не меньше Вейна о невидимый барьер на берегу, поднимая и опуская сорванные с причалов яхты, рыбацкие лодки и попавшие в переплет корабли. Я представила, каково морякам, и передернула плечами.

Я не могла им помочь. Я очень-очень хотела, но не могла. Но все же спросила:

— Что с эмиратской эскадрой? Их предупредили?

— Предупредили, — ответил старый безопасник, — они успели сойти на берег. Корабли погибнут, конечно. Моряков успели доставить в Норбидж, сейчас там наша армия прячется по подвалам. — Леймин взглянул на меня и отчего-то обеспокоился. — Вы, может, полежите, госпожа? — спросил он чрезвычайно деликатно и бросил выразительный взгляд на капитана Осокина, который следовал за мной как приклеенный.

— Я все вижу, — сказала я укоризненно. — Я в порядке, Жак. Тем более, — я засмеялась, и его лицо стало совсем уж странным, — если Туре не повезет, мы все належимся. Вечность.

В камеру зашла Мария, зачем-то сунула мне в руки кружку с горячим молоком, присела в книксене.

— Не хотите ли отдохнуть, Марина Михайловна?

— Вы что, сговорились? — мрачно осведомилась я, оглядев всю компанию. — Я в порядке, повторяю еще раз. Что дальше? Я узнаю, что доктор Кастер велел добавить в молоко успокоительное?

Судя по тому, как поспешно Мария ушла, я была недалека от истины.

Я смотрела на экраны и видела, как поспешно уезжают по шоссе жители прибрежного городка. Люди Леймина передали им, что нужно прятаться, что нужно уезжать к фортам и укрываться под их стенами, но человек до последнего надеется, что он-то переживет все катаклизмы. А сейчас крошечные машинки на фоне волн высотой в несколько десятков метров казались игрушечными.

Рухни невидимая преграда, останавливающая море от выхода на сушу, что бы ни было ее источником — и пострадают не только приморские поселения. Вейн тоже не спасет ни нахождение на холме, ни каменные стены. Разве что приказать всем подниматься наверх, на башни?

Но сверху нас могут раздавить. Здесь, внизу, хотя бы перекрытия мощные, и есть надежда, что даже если на нас наступят, подвал выстоит.

«Быть раздавленным или утонуть? Отличный выбор!»

«Ты редко сейчас появляешься», — заметила я мысленно.

«Только когда ты в раздрае, Марина».

«Я в порядке! Но если еще кто-то скажет мне, что нет, я точно заору».

«Как скажешь, как скажешь».

Я вновь пожала плечами, когда через полчаса Леймин показал мне далекие-далекие силуэты сражающихся богов. То ли общая вымотанность играла роль, то ли черно-белая картинка без звука — но бой Синей богини с каким-то шипастым чудищем, похожим на богомола, бьющего огненными плетьми, от которых океан заволакивало тучами пара, воспринимался, как кадр из фантастического фильма.

Я снова прислушалась к себе — нет ли паники? Где страх, в конце концов? Может, окружающие правы, истерика просто зарылась глубоко внутри, ошалев от происходящего, и меня сейчас накроет?

Но нет, я была спокойна и почти равнодушна. То, что происходит сейчас с сестрами и Люком, волновало меня гораздо больше.

Выиграла ли Ангелина свой бой? Вернется ли Алина? Сможет ли Василина отстоять Иоаннесбург? И, в конце концов, где там мой муж, долетел ли он до портала и ушел ли вниз?

Сердце кольнуло, и я вновь посмотрела на экран. Море заволокло паром и видимость упала до нуля.

— Можно ли связаться с Зеленым Крылом Рудлога? Узнать, какая обстановка в мире? — спросила я у Леймина.

Василину я не хотела отвлекать своим «Как дела?». Это я тут молоко попиваю, а она там, может, хвосты тха-охонгам отрывает.

— Телефонная связь прервана, — покачал Леймин головой, — даже через спутник пока не получается связаться. Телеграф, радиосвязь — все плавает. Запросы отправляем в периоды затишья, возможно, прорвемся и получим ответ.

— Это из-за геомагнитных возмущений, — вмешался в разговор наш маг, Тиверс, которого Леймин вместе с Россом Ольвером вызвал для того, чтобы они зачаровали окошки и двери в подвале. Выдал им накопители и обозначил фронт работ — чтобы если воды океана все же хлынут через невиданную преграду, нас не сразу залило.

«Хотя в такой ситуации лучше уж сразу, чем ждать, умирая от страха, когда заклинание падет и тебя затопит».

Я попыталась послушно посидеть, но не смогла: несмотря на мятные целительные волны от браслета, начала побаливать спина, — и потому занялась обходом подземного Вейна по кругу. Тюрьмой подвалы Вейна не ограничивались — камеры вдоль длинного и широкого коридора, способного заменить и бальную залу, занимали лишь одну сторону квадрата, который представляло из себя основание замка. На других сторонах по идентичному принципу были организованы склады и кладовые, но пространства хватило на всех — и на госпиталь, и на слуг, и на охрану с домочадцами, и на работников кухни, которые стащили вниз столы и нагревательные артефакты и пытались прямо на полу в огромных чанах готовить обед, отчего по всем подвалам пахло куриным супом и жареной же курицей.

Боюсь, что, если мы тут просидим больше пары дней, вонять тут будет совсем другим — потому что канализация была подведена только в камеры, да по одной кабинке было в каждой стороне замка, а этого на почти две сотни человек, конечно, мало.

Подвалы гудели от приглушенных людских голосов и работающих генераторов, лампы едва заметно мигали, когда грохот снаружи становился сильнее.

Капитан Осокин и еще два гвардейца продолжали следовать за мной по пятам, и к ним присоединился дворецкий Ирвинс, шествующий со скорбным видом. Я не протестовала — во-первых, это было совсем уж мелочью по сравнению с мировой катастрофой, во-вторых, оказалось очень удобно давать распоряжения, которые потом передавали слугам.

— Ирвинс, прикажите распотрошить кладовые, вынести в залы все стулья и перины, — говорила я, и иллюзия занятости позволяла мне не думать о том, что происходит снаружи. — Выберите особо смелых слуг, которые готовы подниматься наверх, и снести вниз все, на чем можно сидеть и спать. И рассчитайте очередность получения воды и еды, разделив людей на группы.

И так далее, и тому подобное. Эти мелкие хлопоты создавали ощущение, что не все еще потеряно и все не зря.

Я все обходила подвалы.

Я проходила мимо группы молящихся вместе со стареньким священником, который проводил брачную церемонию для нас с Люком — среди окружавших его людей была и леди Лотта, и она со спокойной улыбкой кивнула мне, а затем вернулась к молитве.

Я проходила мимо госпитальных коек с ранеными бойцами — их снова прибавилось после прошедшего сражения, — и видела в отдельной «палате», переоборудованной под реанимацию, серенитку Лариди, и радовалась, что ее сумели спасти.

Рядом с ней спал огромный пес тер-сели. А Берни, принесший ее, помахал мне — он помогал двигать койки наравне со слугами и то и дело кидал взгляд в сторону камеры с Лариди.

Мне было жаль его.

Я видела спящего Таммингтона, рядом с которым сидела Маргарита. На второй стул перед ним я на всякий случай приказала поставить сразу несколько открытых мясных консерв, ибо не хватало нам тут еще пробудившегося голодного змея.

— Если что, я его силой накормлю, — клятвенно пообещала мне Рита, и я ей поверила. Бедняга Тамми просто не знал, с кем связался.

Я проходила мимо оставшихся без ежедневных дел слуг — кто-то из горничных вязал, сидя на матрасах на полу, кто-то читал, кто-то спал.

Я проходила мимо поваров, ухитрявшихся и здесь создать бойкую атмосферу с перезвоном кастрюль и беззлобной руганью.

И ноги вновь и вновь несли меня по кругу — видимо, чтобы тяжелые мысли не поспевали за ними.

На очередном круге я взглянула на новый, выданный мне Леймином взамен оплавленного, но увы, бесполезный мобильный телефон — шесть тридцать, — и сообразила, что в Ренсинфорсе сейчас уже за полдень. А значит, Поля уже проснулась.

А если она проснулась — ей можно послать весточку. Наверняка Василина уже сделала это — но что, если она занята или забыла?

Через несколько минут созданная мной птаха клюнула моей крови и нырнула в огонь масляной лампы, которую я взяла вниз специально для таких случаев.

Время продолжало тянуться невыносимо медленно.

Хотя чего я ждала? В нашей ситуации стоило радоваться каждой лишней прожитой минуте и молиться, чтобы наши божественные покровители победили до того, как Тура треснет от боя.

Конец света проходил на редкость буднично. И муторно.

«Неопределенность, — ответила я сама себе. — И беспомощность. Я не привыкла, что от меня ничего не зависит».

В какой-то момент мне стало не хватать воздуха — хотя я знала, что системы вентиляции из подвала уходят высоко к крышам замка, и даже ощущала движение ветерка, когда проходила мимо ниш, ведущих в потолок. На очередном круге я еще раз послушала молитвы всем богам по очереди — священник, бедняга, все повторял и повторял их для новых подходящих людей, — и мысленно попросила у Триединого, чтобы он обратил на нас внимание и защитил Туру.

Хотя есть ли дело далекому Творцу до одного из миллиардов созданных им миров?

Мой божественный отец, Иоанн, находился, конечно, поближе, но он сейчас был занят, как и Инлий, чьи потомки пинались у меня в животе, поэтому единственными свободными божественными ушами был Творец.

Представляю, сколько молитв сейчас летело к нему. А если наш мир не одинок, то как вообще можно разобраться в этом многоголосье?

Ощущение нехватки воздуха все не уходило. И я, чтобы отвлечься, стала заглядывать в кладовые — вдруг что-то можно еще использовать для комфорта людей?

Это была задача для слуг — но я с почти фанатичной упертостью открывала двери, вдыхая сухой и теплый запах дерева, тканей, железа и картона, рассматривала старинные бюро и кресла, кровати и зеркала.

На меня смотрела история герцогов Дармоншир, и даже в ветхом состоянии она впечатляла. Иногда мне казалось, что я слышу странное шипение, но я списывала это на ветер.

В очередной кладовой оказалась куча зеркал — в тяжелых бронзовых рамах, прислоненных к стене, лежащих на полу. Темных — я с любопытством заглянула в зеркальную глубину зеркала напротив и вздрогнула. Подул ветер, захлопнув тяжелую дверь, а в зеркале засияли два белых пятна.

За спиной колотили в дверь. Я шагнула назад.

— Кудассс? — раздалось раздраженное из зеркала. — Ссстой на мессте, огненная женассс, уссстали уже ждатьссс, когдассс ты у зеркалассс окажешшшьссся!

Распахнулась дверь, взъерошенный капитан Осокин с безумным взглядом вбежал в кладовую, прикрыл меня, вытащив пистолет.

— Не вздумайте стрелять! — крикнула я. — Это мои друзья!

— Друзьяссс, — я не знаю, как шипением можно фыркать, но зеркальным чешуйчатым леди это удалось. — Дерзссские эти красссные!

— Как будто белые скромные, — проворчала я, нежно, но настойчиво опуская руку Осокина вместе с пистолетом и показывая ему взглядом за свое плечо. Он, тяжело дыша, перевел дыхание и взглянул на меня почти с отчаянием.

— Теперь я буду первым входить в помещения, Марина Михайловна, даже в Вейне.

— Хорошо, Андрей Юрьевич, — ласково сказала я ему, потому что было ощущение, что он готов уволиться прямо сейчас, прямо во время конца света. — Вы только не переживайте. — И я повернулась к глядевшим на меня из зеркала змеям. — Почтенные леди, рада вас видеть. Вы просто навестить или по делу?

— Просссто навещатьссс сейчассс не времяссс, — сварливо ответила одна из змей. — Мы ссс подаркомссс. Твойссс муж просил тебе помощиссс.

В сердце кольнуло радостью, щекам почему-то стало мокро, и я, вытерев их, с недоумением посмотрела на мокрую руку. И громко всхлипнула.

— Нусс, нусс, милаяссс, тишессс, — заворковали змеи. Они одна за другой, с очевидным трудом преодолевая зеркальный барьер, выскальзывали на пол, сильно бледнея при этом. И только сейчас я увидела, что одна сжимает хвостом что-то круглое, серебристо-синее. Ирвинс сделал охранный знак.

— С ним все хорошо? — спросила я, выдохнув. Слезы продолжали течь по щекам.

— Такой же дурнойссс, как обычноссс, — проворчала одна из змеиц. — Твойссс мужссс ушшшел в Тафиюссс ссспассать брата по воздухуссс. Ссс ним драконы и волшшебница Викторияссс…

— Ну хоть она за ним приглядит, — пробурчала я, мгновенно переходя от горечи к злобности. Выжидательно посмотрела на них. Одна из змеиц так же выжидательно глянула на вторую, которая сжимала хвостом странный артефакт.

— Оссисс! — сварливо поторопила первая. — Жадносссть тебя не крассситссс!

— Это рачительносссть, — огрызнулась вторая, — сссмотри, ссс нею и такссс вссе хорошшоссс… ладноссс, не шшшиписсс, шучу яссс… Бериссс, красссная!

Я, склонившись, взяла протянутую сферу. Всмотрелась, пытаясь понять, что это такое. Больше всего это было похоже на… тяжеленный клубок змей размером с сахарницу, выполненный из серебра? Высовывающиеся из сплетения чешуйчатых тел змеиные головы все как одна имели сапфировые глаза и держали в разинутых пастях крупные, с орех, сапфиры.

— Этоссс державасс первого Инландерассс, воплощенного Инлияссс, — прошипела… Осси, кажется. — Обойди с ней месссто, которое хочешь защитить, а затем оссставь на самой высокой точке. Онассс создассст щит, которыйссс продержитссся шшшесть днейссс…

Я разглядывала державу. Она покалывала ладонь свежестью — и мой брачный браслет отозвался на нее холодком, пошла от артефакта целительная сила, а дети в животе завозились так, будто собрались на выход прямо сейчас. Я снова всхлипнула, и меня вдруг затрясло.

— Тишшесс, тишессс, — заволновались змеи. — Какаясс чувствительнаяссс девочкассс, нежнаяссс.

Я хотела рассмеяться, сказать, что они меня за кого-то принимают, но лишь вновь вытерла слезы со щек. Змеи обвили мне ноги, положили головы на живот и принялись что-то нашипливать мелодичное. Что-то, сильно похожее на колыбельную.

Дети стали успокаиваться. И я с ними.

— Спасибо, — со смешком поблагодарила я, когда хранительницы поползли обратно к зеркалу. — Признаться, я почти почувствовала себя лишней.

— Айссс, не ревнуйссс, — махнула хвостом одна из змеиц. Инри, кажется. — Придет время, и тыссс за ссчассстье будешшшь ссссчитать отдать их нам поняньчитьсссся хотя бы на часссок.

— Инриссс! — зачем-то шикнула на нее Осси, и первая змеица нервно прикрыла хвостом пасть. Конспирологи чешуйчатые.

Я хотела сказать, что никогда такого не будет — но вспомнила рассказы о том, как я липла к своей матери и как она замаялась таскать меня везде, и прикусила язык.

Змеицы насмешливо оглянулись, словно прочитав мои мысли, и исчезли в зеркале. А я обернулась к Осокину.

Тот стоял с каменным лицом.

— Я попрошу у Леймина открыть для вас двери из подвала, — сказал он. — Но мы пойдем с вами, госпожа.

— А если я не успею защитить замок и сюда придет море? — спросила я тяжело. — Я всегда смогу подняться в небеса птицей, Андрей Юрьевич. А вы — нет.

— Это риски моей работы, — сказал он просто, и я кивнула. Да, у каждого своя работа.

Мы вышли в рассветный Дармоншир — и я, бросив взгляд на встающее стенами море, отошла метров на двадцать и пошла вокруг замка в сопровождении гвардейцев. Здесь бил ураганный ветер, и мне приходилось то и дело цепляться за руку Осокина — правда, рядом с державой ветер чуть смирел, а то нас бы размазало о стены или деревья. Здесь светило раннее солнце, окрашивая седое море и клубы пара над ним в розоватый и желтый. Здесь было громко и страшно.

И только дети в моем животе щекотали меня изнутри, словно радуясь безобразию, творившемуся вокруг.

Замок был огромным — мы обошли его минут за двадцать, а затем поднялись на крыльцо и принялись подниматься наверх. Пять этажей дались мне с трудом — а залезание по железной лестнице в башню и того тяжелее.

Я, встав на сундук с оружием, положила державу повыше, в выемку в каменной кладке под острой крышей башни, и увидела, как змеи на артефакте быстро-быстро расползлись круглым веером, так, что их головы смотрели во все стороны. Держава, ныне похожая на щит, засияла серебром, и от него как раскрывшийся зонтик опустился до земли перламутровый купол, повторяя путь, который я проделала вокруг замка.

Я выдохнула, придерживая живот. Здесь, на башне, на противоположной стороне от склада со снарядами, все еще горела масляная лампа, огонь в которой должны были поддерживать артиллеристы, дежурившие у орудия, и я долила масла из масленки, погладила выпорхнувшую навстречу огнептицу — Искру. Повернулась к морю, опять ужаснувшись величине волн. Орудие было направлено в сторону фортов, направо, а слева вдалеке темнела Маль-Серена.

Я присмотрелась — показалось, что она была словно тоже накрыта куполом. Над океаном струился пар, скрывая все, что возможно. Я взглянула в электронный бинокль, стоявший тут же, у орудия, на подставке, но ничего не увидела.

— Андрей Юрьевич, настройте на Маль-Серену, пожалуйста, — попросила я.

Он подкрутил, посмотрел сам — и впервые при мне изумленно выругался. Отступил с потрясенным видом.

И я, взглянув в бинокль, увидела, что остров накрыт щупальцами гигантского существа, похожего на прозрачного водяного осьминога, в теле которого будто горят звезды. У него было множество темных глаз, похожих на омуты, и тысячи щупалец — и, кажется, я видела несколько из них у нашего берега. Не это ли существо защищало нас от океана?

Это выглядело так невероятно, что я потрясла головой. Заторможенно перевела бинокль правее — и тут пар расступился.

И меня наконец-то накрыло по-настоящему и страхом, и паникой, и ужасом, и смертным предчувствием. Ослабели ноги, я пошатнулась, и чуткий Осокин поддержал меня под руку.

— Все хорошо, Андрей Юрьевич, — сипло сказала я. И снова потянулась к биноклю.

Меня накрыло, потому что я увидела сражающихся так, будто они были на расстоянии протянутой руки. Но я как же невероятно прекрасна и устрашающа была эта картина!

Огромные, ужасающие, быстрые и смертоносные, сражались крылатая женщина, вся голубоватая, прозрачная, и темное, шипастое существо, похожее на богомола, бьющее с такой мощью, что от ударов его земля сотрясалась и здесь, а воды взметались к небесам.

Я задержала взгляд на лице Богини-матери, чувствуя стесненность в груди и благоговение. Оно было так прекрасно, что больно было смотреть — а на морду ее противника невозможно было смотреть без ужаса, но и она притягивала.

«А ведь мой небесный отец тоже где-то сражается сейчас».

Я выдохнула и поняла, что я сейчас сделаю, когда спущусь вниз. Я помогу ему молитвой. Раз уж в остальном от меня толка нет.

— Нужно идти, Марина Михайловна, — твердо сказал Осокин. — Щит — это хорошо, но выдержит ли он бога?

— Сейчас, — отозвалась я, снова переводя бинокль на Маль-Серену. И изумленно выдохнула.

— Да что там происходит?

Тень-кузнечик долетела до океана за пару десятков минут и остановилась, наблюдая бой своего божественного господина и местной богини, поднимающейся из океана, являющейся его сутью и воплощением. Она скользила по глади, как луч света, она рассыпалась струями воды и в тот же момент поднималась за спиной Девира, она взлетала на крыльях в небеса, чтобы обрушить на огненного противника мощнейшие удары своих клинков, а волосы ее длиной до пят обвивали его, цепляли за ноги, хватали за руки — Девир-богомол, не в состоянии коснуться воды, висел в воздухе и жег их огненными плетьми, произрастающими из двух чаш-черепов, которые он держал в руках, сек лапами-лезвиями. Он был стар и хитер, он был устойчив и опытен, и не рвался в бой, как Нерва — оттого изматывал противницу и старался выдавить богиню на сушу.

Ближайшей сушей был остров, укрытый как куполом щупальцами гигантского существа — оно, прозрачное, водяное, было подобно самой тени. Но если оно являлось сосредоточением сути своей стихии, то тень была отражением бога, появившимся от его мощи при взгляде в самого себя — так велика была его мощь, что смогла породить отражение, аватар-помощника.

И это существо, прикрывающее остров, то и дело стреляло гигантскими, размером с русла самых больших рек щупальцами в сторону Девира. И такой силы были эти броски, что на доспехах бога появлялись вмятины и сколы, а сам Девир отступал на шаг назад.

Не раз и не два пытался он, обратив огненную плеть в копье, метнуть его, пронзив водяное существо, но успевала водяная богиня выставить щит или текучее крыло, или потушить копье столбом воды, поднявшимся в рост бога.

От такого движения вод прибрежные земли должны были бы быть затоплены на много-много дней пути вглубь, но тень видела едва заметную мерцающую сеть, идущую по воде и сдерживающую ее как масло сдерживает шторм. Гигантские волны вставали в рост тени у берегов… и отступали обратно, словно уткнувшись в невидимую стену.

Макушка водяного существа была окрашена в красный, и тень, приблизившись, увидела, что там стоит женщина в белой одежде, которая то и дело прикладывает кровоточащие руки к прозрачной коже существа.

Тень вытянула лапу, создавая копье-серп, и, подлетев к месту сражения, улучив момент, отсекла одно из гигантских щупалец. Затем — другое.

Существо заревело. Зашипел одобрительно Девир, нанося удар, а богиня-вода пошатнулась, принимая плеть на щит.

Тень ускользнула от удара нескольких щупалец, завертелась, отвлекая внимание на себя, и отрезала еще одно.

Ив-Таласиос ревел и хлестал щупальцами по юркой полупрозрачной инсектоидной тени — высотой чуть ниже его, она вилась вокруг, раня и отвлекая от помощи богине.

Царица Иппоталия вдохнула свежий, соленый ветер, смешанный с запахом каленого камня и горячей хитиновой плоти и соскользнула с гигантской башки старейшего из октомарисов как с высоченной, с три небоскреба ростом горки.

Соскользнула в неспокойную воду: волна-гора подхватила ее, опустила под поверхность, а вынырнув, Иппоталия сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула. Когда Аргентрил с боевым фырканьем появился рядом, такой огромный, что она могла бы спрятаться в его ноздре, Талия приветственно и нежно похлопала его по морде, а затем потянула силу из своей крови и из бушующего моря.

Поднялась царица ввысь уже гигантской женщиной с волосами и руками-щупальцами, зажимая в одной из них водяной меч, такой острый, что он мог бы разрезать и камень. Аргентрил поднырнул под царицу, она крепко сжала его бока ногами — и он прыгнул, чтобы опуститься прямо перед тенью, норовящей отрубить еще одно щупальце Ив-Таласиоса. А Талия, не медля ни секунды, ударила в полете мечом, отсекая тени лапу с копьем.

Тварь-кузнечик дернулась назад, заверещала, — не испуганно, угрожающе и где-то даже изумленно, словно поверить не могла, что ее вновь ранили. Чудище застыло над высоченными волнами — за ее спиной Девир отдавливал Серену в сторону огненного материка Туна. Вытянутые желтоватые глаза впились в Иппоталию, медленно объезжающую врага на морском коне — и тут же по тени хлестнуло щупальце Ив-Таласиоса, и она дернулась вбок, ускользая. На месте отрубленной лапы заклубился черный туман — но копье-полумесяц возникло в другой, и тварь тут же метнула его в царицу. Не очень ловко, словно лапа ее едва слушалась. А затем метнулась следом.

В ипостаси морской девы Талия всегда была быстрее, текучее и мощнее, чем человеком. Она отбила копье мечом, она метнула навстречу врагу десятки щупалец, растущих у нее из плеч, и из головы, задержала его — силен был враг, ой силен, — впечатала в волну-гору, чтобы вышибить дух, подтянула к себе, чтобы проткнуть мечом.

Из тела твари вдруг выросли сотни острых хитиновых шипов, поранивших ее — и, похоже, впустивших в кровь какой-то яд, потому что мышцы ослабели, а Иппоталия пошатнулась, выпуская врага. Чудовище взлетело в небеса, а царица рухнула в море со спины коня. Тот тревожно заржал — царица же, раскинув руки, пустила в себя океан, чтобы тот почистил кровь, унес яд.

Заревел тревожно Ив-Таласиос, ударил по тени сразу десятком щупалец — но та поднялась высоко в небо, улетев от удара. А затем, срезав одно из щупалец гигантского духа, выставила копье вниз и понеслась к безвольно поднимаемой и опускаемой волнами-горами Талии, самой похожей на поверженную гору.

В шею царицы ткнулась большая морда верного Аргентрила. Она попыталась подняться — ухватилась за его гриву, забралась на спину. Яд постепенно уходил, очень медленно, очень — но она сумела встать на спину верного коня и вместе с ним прыгнуть навстречу тени. Отвести щупальцами копье в сторону, сжать тень-кузнечика в полете огромными руками и рухнуть с ним далеко в океан, туда, где глубина была уже в четыре ее нынешних роста, а стены воды не давали сориентироваться. Противнику, не ей, ей море всегда было любимым союзником.

Там, в зеленоватой рассветной глубине, чувствуя, как вновь проникает в кровь яд, царица Иппоталия вцепилась щупальцами в дно — и прижала соперника животом к скалам и кораллам, надавив на него коленом, заламывая его как гигантского строптивого быка.

Не зря она много лет была чемпионом конных игр.

Тварь была полупрозрачной, но ощущалась абсолютно материальной. И сопротивлялась с такой мощью, что у Иппоталии трещали жилы, а голова шла кругом от яда.

Сломалось одно хитиновое крыло, другое. Захрустела броня, ломаясь под ее руками, в ее удушающем захвате, обнажая розоватую полупрозрачную плоть. Тварь стала дергаться — но Талия все давила и давила, — уж это она умела делать на пределе сил, на чистой воле.

Яд действовал все сильнее и в какой-то момент рука дрогнула. И этого мгновения твари хватило, чтобы высвободить уцелевшую лапу и пробить ею царице грудь.

Иппоталия скрипнула зубами и в последнем рывке сломала чудовище пополам. Оно задергалось в конвульсиях и обмякло — а она скрутила ему башку, поплывшую в волнах, и осела рядом.

Тело сжималось до человеческого, маленького — а вода вокруг из бирюзовой становилась розовой: и из груди шла кровь, и изо рта шла кровь. Сознание плыло. Рядом с огромной тушей твари она ощущала себя как рыбешка перед китом.

С нежностью подхватило ее щупальце Ив-Таласиоса, и она обняла его как младенец материнскую руку. Поток ее крови впитывался в него, усиливая духа. Под рев-плач старейшего полился в нее поток родной энергии.

Но стихия не сложит разодранные легкие, не вынет ребро, проткнувшее сердце. Море наполнялось сиянием и теплом, музыкой волн, и лазурное это сияние звало Иппоталию к себе: раствориться, стать океаном, чтобы затем когда-нибудь вновь вернуться на Туру человеком.

Виднелись ей в этом сиянии теплые карие глаза Гюнтера, и его улыбка, и сильные руки, слышались голоса ее дочерей — Антиопы, Лариссы, Кассиопеи, — и чаячий, горестный крик матери, переплавившийся в чистую ярость, и плач внуков, которых так не хотелось оставлять одних.

— Позаботься о них, — хотела попросить она, уткнувшись лицом в мягкое, как перина, щупальце. У нее не получилось издать ни звука.

Тело казалось невесомым, и боли больше не было. И качало ее море как материнские руки.

«Я стану им и матерью и отцом, моя храбрая сестра, — услышала она. — Спи спокойно и до встречи. Я узнаю твой дух в любом облике».

Океан вынес тело царицы Иппоталии на берег под ноги к внукам. Она вернулась — как и обещала.

Ее лицо было безмятежно и спокойно, она словно спала — и даже сейчас, в посмертии, от нее исходила та сила, которая всю жизнь сопровождала великую и прекрасную Иппоталию, дочь Агнестии, царицу Маль-Серены, заставляла любить ее, почитать и восхищаться.

Полностью осиротевшие дети семьи Таласиос Эфимония молча смотрели на бабушку, прижавшись друг к другу. Плакала маленькая Нита — она же первой подбежала к телу, обняла.

Океан утешающе урчал, океан гладил волнами, и в рассветной дымке гигантский силуэт Ив-Таласиоса светился мягкой лазурью и перламутром.

А вокруг острова во все стороны расходился посмертный шторм, заставляя темнеть небо, набирать волны еще большую силу. Далеко-далеко на горизонте Мать-Вода уклонялась от огненных плетей бога-богомола, и жар от его ударов долетал сюда сухим злым ветром.

Старшая, Агриппия, потерла кулаками глаза. А затем, не разжимая кулаков, подошла к бабушке, поцеловала ее в лоб и закрыла ей глаза. И остальные дети тоже подбежали, чтобы обнять ту, кто была им не царицей, а родными руками, теплом, объятьями и любовью.

Стояли в стороне окаменевшие телохранительницы и няньки, бежали со стороны дворца придворные и слуги.

Агриппия вытерла мокрые щеки и поклонилась океану, поклонилась духу, прикрывавшему остров от божественной битвы.

— Спасибо, что дал попрощаться, великий, — сказала она тоненько и срывающеся. И все дети поклонились после ее слов.

Полил с небес ливень, стекая по щупальцам октомариса, закрывая видимость вокруг острова. Агриппия, снова утерев кулаками глаза, опустилась на колени и неверно, тихо запела первые строки погребальной песни. И подхватили ее тонкие голоса братьев и сестер:

Морерожденные, в море уходим,

Из любви рожденные, в любовь и уйдем,

Таласиос Эфимония, вскормленные океаном,

Крылатые, любведарящие,

Подпоясанные честью и силой,

Крепкие духом и телом.

Таласиос Эфимония — это мы.

И мы не посрамим тебя.

Спокойного сна, дочь Воды, дарившая любовь.