Королевская кровь 12. Часть 2

Глава 13

Люк Дармоншир, Инляндия, 4.30–5.30 по времени Инляндии

Тиодхар Ренх-сат, оставив противника за спиной, быстро продвигался в сторону портала, внимательно оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к сумеречному лесу — не идет ли по следу враг Дар-мон-шир, не окружают ли твари наподобие тех, от которых им с врагом пришлось отбиваться.

Пока было чисто — то ли к месту боя собралась вся окрестная не-жить, то ли ближе к утру она была тут не так активна. Хотя по опыту генерал знал, что нападает она и днем и ночью, и лишь некоторые виды таких тварей выходят только ночами.

Дармоншир за ним не пошел — все же колдун был умен и понимал, что кулаки против меча не сработают. Хотя… мог бы попытаться ударить ментально, но, видимо, ему требовалось для этого посмотреть противнику в глаза? То, почему сам Ренх-сат отпустил его, он объяснял себе с трудом, но однажды приняв решение, не сомневался в нем.

Ренх-сат мало чего боялся в двух мирах, но местная не-жить вызывала в нем почти физиологическое отвращение. И то, что колдун не оставил его перевариваться еще живым в утробе чудовища, а вытащил, хотя рисковал свалиться обратно сам, заставило его испытывать что-то похожее на благодарность.

А еще тиодхар неохотно признался себе, что, изучив противника, поняв его повадки, его способ мышления, увидев странное умение смеяться в самые жуткие моменты, ощутил нечто вроде симпатии.

Что не помешало бы ему убить его при необходимости. Но ее уже не было.

В любом случае боги накажут за проигрыш. Даже захвати он колдуна и потребуй от командира его армии отступить или сдаться — Ренх-сат уже понимал, что колдун предпочтет погибнуть, но не стать причиной проигрыша. А командир его войск достаточно хладнокровен, чтобы не поддаться на шантаж. Да и не восстановит это разбитую армию. Нет у тиодхара больше армии.

Можно было, конечно, захватив колдуна, явиться в лагерь у врат, собирать остатки сил и снова выступать на Норбидж.

Но он и так высосал все силы из отрядов, оставленных по всей Инляндии. Поставил все на этот бой. Сейчас по поселениям страны остались группы нейров для поддержания порядка, такие крошечные, что любое организованное сопротивление опрокинет их. Из малых городов все силы и вовсе были выведены к Норбиджу.

А еще Ренх-сат понимал, что ментально колдун Дармоншир сильнее его, и в любой момент может перехватить управление телом, заставить вскрыть себе горло или пойти на свои же отряды. Повезло, что после спасения из пасти гигантской нежити удалось застать врага врасплох, и что мечом дернуть Ренх-сат успел бы быстрее, чем удалось бы его подчинить.

Теперь оставалось понять, что же делать дальше. Захватить стрекозу, проникнуть обратно на Лортах и идти к Тмир-вану? Присоединиться к нему, как побежденный на Севере Руд-лога Виса-асх присоединился к победившему в Блакории Манк-тешу, встать под его меч как вассал?

Ренх-сат мрачно сплюнул. Идея была не то чтобы плоха. Но ему, победоносному генералу, просить о покровительстве? Покойный ныне отец убил бы его на месте, а братья вычеркнули бы из рода.

Тмир-ван был самым старшим и спокойным из выделяемых Итхир-Касом тха-норов, поддерживающих империю в целостности, подавляющих мятежи и тех, кто посмел пойти против воли императора. Он был идеальным подчиненным и никогда не стремился к власти, не участвовал в грызне остальных тиодхаров, поощряемой императором. И был единственным, кого Ренх-сат уважал.

Ренх-сат прекрасно понимал, зачем император сеял рознь — даже если двое из тиодхаров договорились бы, они могли сместить Итхир-Каса. Но старик был жесток и хитр, и каждый бы доложил на другого, приди тот договариваться, так как посчитал бы, что его проверяют.

Нет, к Тмир-вану нельзя. Верный вояка, скорее всего, пленит его, чтобы дождаться воли богов, и выведет обратно в новый мир под их суд.

Тогда что остается? Лететь в свои земли, в свою твердыню, окапываться там и ждать, удастся ли богам выйти на Туру? Если не удастся — его найдут и в твердыне. А если да, то он будет жить. И после ухода богов можно будет идти на Лакшию, ибо кто бы ни сидел в ней сейчас, он не потерпит существования Ренх-сата как угрозы своей власти и велит убрать его войной ли или предательством.

Или остаться здесь, на Туре? Леса здесь густы и обильны, можно будет построить дом и жить в чащобе до конца жизни.

Он вспомнил о нежити и ускорил шаг.

Да и разве дело ему, взявшему столько твердынь и почти победившему колдуна Дар-мон-шира, чахнуть в глуши, опасаясь, что на него наткнется патруль? Здесь не построишь свою твердыню, не станешь властительным тха-нором.

Нет, ему мил Лортах. Пусть здесь, на Туре, много чудес, которые он хотел бы видеть и у себя дома. Он, обладая цепким умом, оценил и бытовые прелести, и военные достижения. Но здесь он проигравший беглец. И выиграют ли боги или проиграют (хотя разве они могут проиграть?) — его участь предрешена.

А там, без богов, он будет сам себе хозяином. Возможно, никто и не узнает, что он проиграл. А если и узнает — во главе верной армии, защищенный крепкими стенами родовой твердыни Ренхис, на обильных и тучных землях далеко от моря, там, куда океан не дойдет еще долго, он сможет заткнуть рты и стать во главе империи.

Как воин, служащий Нерве, он испытывал тяжелое раздражение оттого, что проиграл.

Как боец, понимал, что сделал все возможное, и наказывать его не за что. Он не совершил ни одной ошибки, он действовал тонко, уверенно и предусмотрел все.

Просто враг оказался удачливее и сильнее.

Но его накажут просто потому, что он разочаровал и не справился. Накажут за верность и стремление к победе. И это несправедливо. А на Лортахе можно будет выжить и без богов.

И если здесь люди так бьются, то что же могут местные боги? И не станется ли, что боги Лортаха не победят?

Для него это была такая внезапная и кощунственная мысль, что он замер, мотнув головой. А затем быстрее двинулся по лесу.

Через час удалось захватить мысленно не стрекозу — охонга, подозвать его и взобраться на спину. И понестись в сторону пульсирующих врат.

Около них царило беспокойство — нейры палили вверх из гранатометов, то и дело понимались ввысь новые стайки стрекоз. Ренх-сат присмотрелся и выругался — в небесах бились драконы, а защищал их колдун Дармоншир в змеином обличье.

На миг мелькнула мысль самому оседлать раньяра, призвать всех крылатых инсектоидов из округи и попробовать еще раз вернуть себе честь и славу — и доспехи! — но он уже знал мощь колдуна и понимал, что раньяров, оставленных у врат, не хватит, чтобы его победить. Разве что просить раньяров у Тмир-вана и возвращаться сюда. Или ждать, удастся ли колдуну проникнуть внутрь, и встретить его там во главе отряда? И там же уже захватить — будет ли работать его сила на Лортахе?

Встречные наемники узнавали прославленного генерала, с удивлением расступались. Он ехал, выпрямившись, глядя поверх голов, но ощущал себя голым — белые доспехи остались у колдуна, и только верный меч был при нем.

Сюда еще не дошли слухи о проигрыше, но вот-вот долетят стрекозы с теми, кто успел сбежать с битвы. И тогда его могут и свои не пропустить.

Однако пока что на пути никто не вставал.

Сверху донеслось шипение и Ренх-сат поднял голову. Белый клубящийся змей смотрел на него с небес, и Ренх-сат увидел, как тот вытягивается стрелой, чтобы рвануть вниз, схватить, снова пленить. Как колдун стал бы спасением для Ренх-сата, так и тиодхар стал бы спасением для друга колдуна.

Генерал усмехнулся и подал охонгу мысленный приказ за секунду до того, как в глазах змея созрело решение. Охонг прыгнул в портал — и вынырнул с той стороны, из врат, самых близких к трем сопкам, которые впервые на памяти Ренх-сата извергались: ближайший поток лавы неторопливо двигался параллельно рукаву реки.

Внизу появление победоносного тиодхара вызвало недоумение. Ренх-сат неспешно вел охонга вперед: перед ним расступались нейры, склоняли головы патрули, застывали, привлеченные ментальной силой, сидящие на земле подобно псам в ожидании охоты невидши. Но в глазах людей он видел настороженность и опаску. Почему тиодхар один? Почему он в таком виде? Где его свита? Где армия?

— Эй, люди, — крикнул он высокомерно, чтобы сбить неизбежную мысль, — пролетали ли здесь жрец Имити-ша и мой связной Арвехши?

— Да, — крикнул ему патрульный, — они привезли колдуна-пленника, его понесли к Тмир-вану! — И наемник указал рукой в сторону середины долины, туда, где стоял лагерь Тмир-вана и ныне сияли новые врата, в которые то и дело входили большие отряды всадников на охонгах.

Ренх-сат вспомнил, как сам выходил в Инляндию во главе почти сотни тысяч бойцов и десятков тысяч инсектоидов, как был полон азарта и боевого предвкушения, и вновь ощутил на зубах вкус крови и проигрыша.

— Хорошо, — бросил он и направил охонга к ставке Тмир-вана. Немного отъедет от скопления нейров, подзовет стрекозу и полетит в свои земли.

И тут заревело, потемнело, затряслась земля, закричали люди. Охонг прыгнул в сторону, другую, сшибся с вставшим на дыбы тха-охонгом, отлетел — Ренх-сат, оглушенный, поднял глаза и увидел, как низвергается в портал Нерва. И в это время на тиодхара кувырком налетела стрекоза, задев крылом — он едва увернулся, но удар пришелся по голове и он на мгновение обмяк на несущемся куда-то охонге.

Тот не реагировал ни на ментальное воздействие, ни на управление рычагом — он бежал, а на глазах Ренх-сата в порталы входили новые боги. В конце концов в инсектоида врезался еще кто-то, Ренх-сата вышвырнуло из седловины и он упал на землю, потеряв сознание.

Люк Дармоншир

Драконы, на помощь которым полетел Люк, были крайне измотаны. Их было около десятка — ничто по сравнению с количеством раньяров, защищавших портал, — и рвались братья по воздуху к сияющему «цветку» на голом упорстве: половина из них пыталась отвлекать стрекоз, половина — поднырнуть под стаю и влететь в портал.

Но их не пускали, и бой то и дело превращался в погоню огромных роев стрекоз за драконами, которые, чтобы спастись, поднимались высоко в небо, туда, где силы крыльев раньяров уже не хватало.

При появлении Люка они воспряли духом. Дармоншир запустил несколько вихрей — и ворвался в рои стрекоз, вьющихся над порталом плотным куполом, разметал их, давая драконам передышку.

«Прячьтесь под мой щит!» — мысленно приказал он, и уставшие крылатые бойцы один за другим скользнули под защиту. Снаружи стучали о стенки щита раньяры. Внизу орали люди, указывая на него пальцами. Прогремело несколько выстрелов из гранатометов — но все прошли мимо.

Люк создал еще один вихрь — предыдущие слишком быстро развеялись, да и щит, казалось, стал гораздо меньше и слабее. Будто еще немного — и вся эта копошащаяся масса инсектоидов сможет продавить его.

Мелькнула неприятная мысль, что он снова может обернуться в воздухе.

«Зато упаду сразу в портал», — подумалось ему с нервной веселостью.

«Владыку успели унести в Нижний мир?» — спросил он у братьев по воздуху. Те парили вокруг, расслабленно раскрыв крылья, окрашенные кровью и слизью, ошметками хитина.

«Уже давно, около двух или трех часов назад, — ответил один из драконов, и Люк с досадой щелкнул клювом. — Мы, как долетели, попытались прорваться за ним. Но нам пришлось отступить с началом бури, а как только она немного утихла, мы снова начали бой. Хорошо, что ты появился, брат. Наша задача — спасти Владыку хотя бы ценой нашей жизни».

«Наши цели совпадают, — откликнулся Люк. — Но Владыке ваша смерть не поможет. Я смогу пробить проход в этих стаях, провести вас вниз под моей защитой, но сможете ли вы биться в человеческом обличье? Хватит ли у вас сил, или это будет самоубийством?»

«Хватит!» — ответили сразу несколько бойцов, но он понял, почувствовал, что нет. Что они все там погибнут.

Люк, ломая стрекозам крылья и разметывая их ураганом, присмотрелся к порталу — тот словно стал больше, и лепестки стали светиться больше. И он завис, размышляя.

Сейчас лететь вниз — это безумие, не сможет же он драться там голыми руками. Его снимут первой же стрелой. И даже если он сумеет создать щит, сколько тот продержится в немагическом чужом мире?

А вот если бы он не упустил Ренх-сата, все могло быть проще…

Он снова глянул на портал и не поверил своим глазам, и вытянулся струной — потому что внизу, за завесой из роящихся, нападающих на змея стрекоз несся на охонге к вратам сбежавший генерал. Отсюда, с высоты, Ренх-сат выглядел деревянным солдатиком на твари размером с паука. Генерал поднял глаза — и они встретились взглядами. Люк заколебался буквально на секунду, думая, как уберечь соратников, находящихся под его щитом, когда он рванет вниз, и как уберечь их на той стороне — когда тиодхар прыгнул в портал, а навстречу змею поднялась очередная стая раньяров.

Люк досадливо зашипел. Он понимал, что вряд ли успел бы переместиться достаточно быстро, чтобы схватить врага, что стрекозы бы его задержали в любом случае — но ощущение, что он опять напортачил, щекотало клюв.

Что же делать? Как спасти Нории?

С другой стороны, ведь Ренх-сат — не единственный аристократ на Лортахе? И если лететь вниз за Нории, то подготовившись, как следует. Задача ведь не сгинуть там, а спасти друга.

«Мы погибнем там, если пойдем как есть, — сказал он драконам, — но оставить Нории без помощи нельзя. Ищите кого-то из командиров, кого-то в богатой одежде, их аристократов. Лучше нескольких. Получится захватить — я смогу заставить их отнести нас вниз и там распросить, куда дели Нории».

Возможно, драконы восприняли идею скептически — или, наоборот, воодушевленно. Люку не довелось это узнать, потому что портал вдруг засиял, выбросил вверх лепестки — и их всех подбросило воздушным потоком, закрутило, завертело, как в мясорубке, смешивая людей, инсектоидов, драконов и змея — и Люк, отлетев далеко в лес, сломал стволы защитой и, едва успев ее снять, покатился по земле, надеясь, что он не раздавит своих же братьев по воздуху. Остановился, вцепившись лапами в землю. Впереди среди сломанных деревьев белели драконы — все шевелились, кто-то уже обернулся человеком и бежал к Люку.

Тряслась земля, нарастал грохот — будто из-под земли несся наверх гигантский груженый состав.

Герцог поднял башку и с трепетом, переходящим в панику, увидел, как в объятьях молний и черных вихрей, каждый из которых был в сотню раз больше того, что мог создать сам Люк, поднялась из портала фигура чудовищного бога — человеческое тело на паучьем торсе, искаженная предвкушением и радостью морда-лицо, две руки со странными круглыми клинками и две лапы-лезвия.

Ветер сошел с ума, швыряясь стволами деревьев, стрекозами и охонгами. К богу-пауку рванулась огненная громада, обдав всех жаром и заставив стволы затрещать, и начался божественный бой. Портал схлопнулся, заставив деревья пригибаться к траве и ломаться. Хруст стоял такой, будто сама земля скрипела зубами.

Бог-паук отступал в сторону моря. Ударил в него второй соперник — и Люк, уже перестав ощущать страх от шока, с благоговением узрел своего первопредка — так похож был ураган в человеческом обличье, с хвостом из ветров, напоминавшим змеиный, на свое воплощение, спящее вечным сном в хрустальной усыпальнице. А затем поднялась из океана прекрасная женщина со строгим лицом, вскинула клинки — в лицо повеяло соленым йодистым ветром.

Драконы застыли так же, как змей. И Люк, кинув на них взгляд, вспомнил, зачем они здесь.

— Нужно уходить, — крикнул он, чуть не сорвав голос, — есть надежда еще попасть в соседний портал за столицей!

Драконы повернулись к нему. И вновь застыли, держась за деревья, за сломанные стволы, и что-то стали кричать ему, неразличимое в грохоте.

— Что?!!! — заорал Люк. — Я вас не слышу!!!

Они тыкали пальцами куда-то за его спину. И он сначала почувствовал, как веет оттуда опасностью, а затем развернулся. И увидел темную громаду второго бога, похожего на страшного богомола с человеческим торсом в доспехах, окутанного огненным маревом и держащего в одной руке длинный клинок, а в другом — странный колокол, похожий на череп какого-то древнего гиганта. Колокол этот был полон огня, который бог и выплеснул плетью в сторону наседающих на паука противников.

Огненная дуга пролетела над головой Люка. Стало жарко дышать, опалило макушку. В бога-богомола врезалась секира, а проявившийся ниоткуда Хозяин Лесов, похожий цветом на янтарь и камень, сжал врага в медвежьих обличьях, перекинул через себя — в сторону моря.

— За мной! — нервно заорал Люк, обернулся змеем, рванул в сторону и ввысь от опадающей огненной дуги. От страха он взлетел высоко, очень высоко, утянув за собой вихревыми петлями драконов. Внизу полыхали реки огня, корчились в огне леса и поля.

Есть ли вообще где-то сейчас на Туре безопасное место? И что будет с Мариной, с родными, если вот такое чудище наступит на Вейн?

Он зашипел и ускорился.

«Куда мы летим?» — нагнал его вопрос одного из драконов.

«Во дворец! Там есть маг, которая нам поможет уйти отсюда… в Вейн! А там я уже смогу связаться с Рудлогом и узнать, остался ли открытым хотя бы один портал!»

Царица Иппоталия тоже получила звонок от службы безопасности Бермонта — и отнеслась к ней как правительница страны, от которой зависели миллионы человек. Но она не стала приказывать своим людям прятаться в подвалы, хотя и передала во все храмы просьбы молиться и питать жертвами богов.

Царица, взяв с собой старшую внучку Агриппию, которой только-только исполнилось шесть, вошла в теплое полуночное море, играющее бликами и отражающее миллиарды звезд, и нырнула в толщу воды. А там, зависнув на глубине рядом со счастливо осматривающейся внучкой — о, этот восторг дети Воды проносят сквозь жизнь! — призвала своего верного коня Аргентри́ла — «Сребробокого» и, держась за его гриву и прижимая к себе серьезную Рину, стрелой направила его к подводной усыпальнице первоматери-Серены.

Там по-преждему было спокойно: колыхались водоросли вокруг ажурной гигантской «лилии», росшей на дне, и спала вечным сном в большой раковине женщина с перламутровой кожей и мягкой улыбкой на лице, а огромный дух-октомарис, оплетший гробницу щупальцами, привественно завибрировал, увидев царицу. Малышку Агриппию он уже знал — Талия брала сюда всех оставшихся в живых девочек, даже двухлетнюю Ниту.

Царица и маленькая царевна постояли перед местом упокоения, склонив головы и прошептав молитву с просьбой о мире и защите. А затем Талия направилась к алтарю, большим куском бирюзы вросшего в стену гробницы, и вложила руки в углубления, и даже не дрогнула, когда ладони пробили бирюзовые шипы.

Рина закусила губу от жалости. Она уже знала, что ей тоже придется это делать, и страшилась этого, и гордилась бабушкой.

— Можно я? — попросила она. И Иппоталия кивнула после мгновенного колебания.

Девочка сняла с пояса сделанный из перламутра ритуальный нож и порезала себе ладонь. И, протянув ее к алтарю, наблюдала, как ее кровь смешивается с кровью бабушки.

— Это моя внучка, будущая царица, — с тихой гордостью проговорила Талия алтарю. — Я никогда не просила тебя о помощи, — она не снимала рук с шипов. Кровь текла вокруг, текла вверх, и вода над ней начала закручиваться гигантским обратным водоворотом, поглощающим драгоценный дар и все расширяющимся. — И никто из моих прабабок, кроме самой Серены не просил. Но сейчас прошу — помоги, Ив-Тала́сиос, старейший дух моей стихии. Без твоей помощи Маль-Серена не выстоит. Стань для острова щитом, старейший, стань для моря якорем, великий!

Кровь все текла, текла, собираясь в вуали, улетавшие вверх, в бесконечный красный водоворот, который наливался перламутром. А затем он весь всосался в алтарь. Руки царицы мягко отбросило от бирюзы — уже зажившие, залеченные родственной силой. И она взяла руку внучки и тоже залечила ее.

— Ты очень отважная, моя рыбка, — сказала она, ласково обнимая девочку. В семье Таласиос Эфимония всегда было много любви, а когда погибли сразу три царевны, оставшиеся в живых стали настолько нежны друг к другу, насколько могут стать только люди, осознавшие, насколько жизнь хрупка. Так они и стояли, обнявшись, когда услышали низкую, тяжелую вибрацию. Духи, вьющиеся вокруг усыпальницы праматери, начали возбужденно носиться туда-обратно.

— Это он, бабушка? — со страхом и восторгом спросила Рина.

— Да, — ответила Иппоталия, испытывая то же самое, что и внучка. Она взмахом руки подозвала Аргентрила и помчалась с царевной сквозь толщу воды, огибая огромный остров.

Водяной конь дельфином выскочил на поверхность, когда они вышли из Жемчужного моря, разделявшего Маль-Серену и Инляндию с Рудлогом, в Лазурный океан.

Но сейчас океан был почти черен — и двигался на остров издалека огромный, серебристо-звездный купол воды, все увеличивающийся и увеличивающийся в размерах. Вот он приблизился километра на два к берегу и еще приподнялся — и Талия послала верного коня вперед, к старому великому духу, чтобы выказать уважение.

Его круглая башка возвышалась в ночи над океаном сияющей звездами горой, и множество глаз смотрели на царицу, светясь серебром и лазурью. Она подплыла почти вплотную, встала на спину коня, и поклонилась вместе с Риной.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Спасибо тебе, великий. Я знаю, что это истощит тебя, но надеюсь, что все закончится раньше, чем ты устанешь.

В ответ древний Ив-Таласиос выбросил вперед тысячи сверкающих лазурью и серебром щупалец. Они оплели Маль-Серену по бокам, они перелетели через нее и опустились за островом, врезавшись в каменистое дно, они сплелись жгутами и решетками, превратившись в прозрачный, переливающийся звездной пылью купол.

Исполинский водяной кракен погрузился в воду, насколько мог. Раздался тяжелый, вибрирующий выдох.

«Наша мать создала и тебя, и меня для того, чтобы мы хранили Маль-Серену, — раздался в голове Талии его гулкий, вибрирующий, напоминаюший рокот волн голос. — Если бы ты не позвала, крохотное сердце океана, я бы пришел сам. А теперь иди. Я позову тебя, если почувствую, что слабею, и мне опять понадобится твоя кровь».