Королевская кровь 12. Часть 2

Глава 8

10:30 — 11:00 по времени Тафии

5.30–6 утра по времени Рудлога

3.30–4 утра по времени Инляндии

В тот момент, когда по всей Туре в который раз резко скакнули стихии, над гладью реки Неру из стихийного красного потока выбросило большую огненную птицу. Она закричала от разочарования, приходя в себя — но не было рядом источника огня, в который она вновь могла бы нырнуть, и она полетела дальше, надеясь, что успела преодолеть достаточное расстояние.

Она была полна только одного желания — развернуться и лететь в совсем другую сторону, чтобы забрать, спасти, отбить того, кого она любит всем сердцем. Но она упорно стремилась вперед, хотя сердце болело и требовало сменить курс.

И когда боль стала невыносимой, а сил сопротивляться почти не осталось, она закричала яростно и зло, подстегивая себя.

Крик не успел затихнуть над рекой, когда еще один скачок стихии швырнул ее о воду.

Вынырнула она уже сердитой женщиной и затихла посреди реки, переводя дыхание. Провела руками по мокрому лицу и коротко, неровно стриженым волосам, унимая гнев от задержки и страх оттого, что могла разбиться, обернулась чайкой — и снова взвилась в воздух. Перья ее на лету приобретали алый цвет, а затем — и огненный след, а тело становилось полупрозрачным, соколиным.

Могучие воды Неру смогли охладить голову, и этой вынужденной паузы хватило, чтобы Ангелина снова вернула себе способность мыслить мозгом, а не сердцем. И вновь стала мысленно проговаривать себе то, что решила перед вылетом.

Нории в Нижнем мире. Его не могли увести далеко. Да, если сейчас она полетит к уже открытому порталу в Мальве, она может еще нагнать его.

Но как? Как она узнает, куда его унесли? Как нагнать — если она понятия не имеет, что там, внизу, и точно не сможет там отрастить крылья? Там, внизу она бессильна. Или почти бессильна.

И его могли уже убить.

Птица раскрыла клюв и снова закричала с яростью, с болью — и уже намеренно нырнула в воду, выцепила крупную рыбу, растерзала ее на лету, и выбросив ошметки, полетела дальше.

Но если бы его хотели убить — убили бы наверху, а не брали в плен?

«Я буду исходить из того, что он жив», — сказала она себе, укладывая эту мысль среди по-птичьему коротких размышлений.

Сейчас главное — исполнить его волю и защитить Пески. Стать стране и Владыкой и Владычицей. Обеспечить выход жителей, сделать так, чтобы, когда портал откроется, его ожидал пустой тихий город.

Если удастся быстро эвакуировать Тафию — можно будет вынести камень за земли обители, спровоцировать его более раннее открытие. И когда из перехода пойдет армия, она, Ангелина, поможет эту армию стереть с лица Туры. А затем, если до этого времени отряд Свидерского не вернет Жреца и Алину и не сможет найти Нории, спустится за мужем с полуторатысячным отрядом драконов. И найдет его там живым или мертвым.

«Рудлоги всегда приходят за своим, — повторяла она себе. — Всегда!»

Но как в чужом мире узнать, куда унесли мужа? Разве что пленить кого-то из высокопоставленных тха-норов, которые умеют говорить и понимать по-турински, и спуститься вниз с ними как с ценными заложниками и проводниками? А если не удастся пленить — запросить у Василины: у Тандаджи в застенках сидит целый отряд. И идти. Надеясь на драконов, на камни с огнедухами, на ситорию и на собственную кровь.

«Но будут ли они работать там — в другом мире, где нет источника стихии?»

И даже если будут — что спасет ее и идущих с ней драконов от удара местных богов? А если боги на тот момент уже выйдут на Туру — не закроются ли все порталы, оставив и ее, и Нории, и сопровождающих ее воинов в другом мире навсегда?

«Ну что же. Если мы останемся там, так тому и быть. А если он уже будет мертв… то зачем мне возвращаться без него?»

Она летела — а птичье сердечко ее терзали когтями и клыками звери по имени отчаяние и страх. О, она хорошо познакомилась с ними во время переворота, и потом, семь лет спустя, когда Полина принесла себя в жертву. Они почти победили ее, когда она так же летела отбивать Нории у смерти на спине Четери. Только сейчас было больнее в сотню, в тысячу раз.

Потому что один раз ей повезло. Но может ли повезти дважды?

«Я знаю, что ты выстоишь, ибо сделана из огня и стали, но также знаю, что тебе будет больно», — словно услышала она голос Нории.

«Я обещала быть с Песками, если ты погибнешь, до появления нового Владыки Владык, — мысленно ответила она ему. — Но пока я не увижу твое тело, я буду считать, что ты жив. И я знаю, что ты там, внизу, так же стремишься ко мне, как я здесь — к тебе».

Потому что Нории — не потерявшийся ребенок. Он сам по себе мощь, и даже если он там остался совсем без своей силы, в его руках и в его разуме ее достаточно, чтобы попытаться выбраться.

А если у него не выйдет, она подставит ему плечо.

Но для начала — нужно исполнить обещание. Чем скорее она защитит город, тем скорее сможет открыть портал. И пойти за мужем.

Ангелина видела по пути летящих со всех сторон, изо всех Белых городов драконов, которые спешили защитить свою землю и своих людей. Почти тысячная стая должна была прибыть к этому времени в Город-на-реке. Великолепную Тафию, сверкающую как драгоценный камень на голубой ленте Неру, Ани увидела издалека.

А подлетев ближе, поняла, что ей не придется заставлять портал открыться. Он был уже открыт — и можно было бы прямо сейчас пойти за Нории. Нужно всего лишь уничтожить всех, кто стоит у нее на пути.

Был слышен рев и визг, в воздухе шли бои между раньярами и драконами: то драконы гонялись за стрекозами, как чайки за стайкой воробьев, то стаи стрекоз пытались продавить щит и облепить крылатого врага, как пираньи. Ани увидела прошивающие скопления раньяров искорки огнедухов, камни с которыми она раздала истаильским драконам. С жалостью и тяжелым сердцем рассмотрела разорванный купол терновника над поглощенной порталом обителью, выходящие отряды иномирян и то, что окраины Тафии полны еще убегающего народу.

«Остается надеяться, что супругу Четери успели вывести, — она кинула взгляд на оплетенный дворец. — Нужно будет проверить потом, что с ней. А сейчас думать, что делать дальше».

Накрыть город огнем пока не выйдет. Придется работать точечно и прежде всего локализовать выход врага, не дать ему достать уходящих жителей, выйти за пределы Тафии. И следить за тем, чтобы не задеть портал, не закрыть его нечаянно — вдруг именно из него появятся сестра, Тротт и Четери? Или Нории каким-то чудом сможет выйти из него?

Она снова раздраженно закричала по-птичьи — на этот раз от досады, что придется тратить время на врага, и огляделась, пытаясь найти неприметное здание старой школы, скрытой пышными садовыми деревьями — управляющий Эри говорил, что именно там организовал штаб обороны, ибо очевидно, что все значимые здания типа дворца попытаются захватить в первую очередь. Не нашла, зато обнаружила по красной макушке дракона, ведущего на выход из города большую, человек в тридцать, толпу, и спустилась к ним.

Заплаканные женщины, тревожные мужчины взирали на нее с недоверием и надеждой. Дракон, сильно удивившись, обьяснил, где искать штаб — и Ангелина, вновь обернувшись, полетела на поиски, огибая бьющихся в воздухе противников, стараясь держаться подальше от инсектоидов.

Через несколько минут она общалась с управляющим Эри, который взял на себя эвакуацию, и ректором Нефиди, командующим обороной. Весть о пленении Владыки они восприняли с горем и неверием.

— Мы сообщим всем о том, что Владыка внизу, — сказал Эри. — Теперь драконы будут биться не только за город, но и за возможность спуститься в Нижний мир, чтобы спасти его. Но нужно ли тебе идти туда, Владычица?

— Нужно, — сказала она коротко, и он покачал головой.

— Тогда мы все пойдем за тобой. А сейчас я выделю тебе охрану.

— Сейчас мне не нужна помощь, — сухо предупредила она. — Воины пригодятся в воздухе. У меня достаточно силы: я сумею удержать свой щит. И у меня есть мои огнедухи, которые защитят лучше любой армии.

— Нельзя, — гулко ответил Эри. — Не отказывайся, Владычица, твоя жизнь слишком ценна. Прости мне мои слова, но тебе вообще не стоило прилетать.

— Мой супруг был бы здесь, — ответила она. — А я обещала ему быть Пескам и Владыкой и Владычицей. Поэтому я здесь. А сейчас… есть ли у вас письменные принадлежности? Мне нужно написать письмо.

Она набросала короткую записку Василине — о том, что в Тафии уже открылся портал, и что удалось защитить Пески с помощью стихийного духа-терновника, скормив ему жемчуг и пряди волос, и что она планирует уходить в портал за Нории.

«Если я не вернусь, знай, что я люблю вас бесконечно, Василина. Какое счастье, что нас шестеро, правда? И что мы есть друг у друга».

Огненная птица, вызванная кровью, улетела в очаг, сжимая в лапах кувшинчик с письмом. Ангелина выпрямилась. Ситория пульсировала в такт с биением ее сердца, впитывая отчаяние и ярость, разрывающие ее изнутри. Несколько раз она ощущала себя будто перед истерикой, как будто сейчас сорвется в стихийное буйство Рудлогов и разнесет вокруг все. Но вновь холодела на груди ситория, поглощая избыток огня от первой Рудлог, и воздух чуть холодел вокруг.

Вскоре после этого Ани опустилась недалеко от храма на улицу, которая вела на окраину — вдалеке виднелись уходящие из города жители. А от разрушенной обители уже спускались несколько отрядов иномирян на тха-охонгах и охонгах. Ани обернулась женщиной и накинула на себя щит. Драконы молча выстроились вокруг — защищая Владычицу от случайной стрелы или нападения с небес. А цветы на побегах терновника, увидев ее, засияли сильнее.

— Не обожгись о меня, великий, будь осторожнее, — попросила она. — И будь готов к тому, что я попрошу тебя снова нырнуть в землю.

Терновник опасливо подтянул лозу от мостовой на стены домов. Ангелина для начала окропила кровью горсть камней с огнедухами — и те почти сотенным роем поднялись над ней.

— Охраняйте меня, — приказала она. — Если большая стрекоза подлетит близко — убивайте ее. Если увидите, что кому-то из драконов в воздухе нужна помощь — летите десятком и спасайте его!

А затем она вытянула руки ладонями вниз, прикрывая глаза, и пошла поперек улицы, оставляя за собой широкие, в несколько метров полосы расплавленной, потекшей земли. Из докладов она помнила, что инсектоиды умеют прыгать — и потому перешеек, который оставался под ее ногами, был тонок — не опереться, не перескочить дальше.

Терновник взобрался по стенам еще выше, спасаясь от жара, а она вновь перекинулась в птицу и полетела на соседнюю улицу. Драконы последовали за ней.

Да, ей не сжечь всю армию. Но она может остановить ее продвижение, защитить дороги, по которым уходят беженцы — и облегчить работу драконам. Да, она не успеет перегородить весь город, но, когда перекроет основные пути, сможет встать против крупных отрядов.

Солнце палило сверху, лава окатывала жаром снизу, грудь холодила ситория, наполненная до краев силой — и Ани делала свое дело словно в трансе, краем глаза замечая происходящее вокруг, бои, далекий визг, звуки выстрелов и взрывов.

На одной из улиц она с удивлением увидела отряд из полутора десятка мужчин — были тут и местные, и беженцы, — держащих в руках огнестрельное оружие и прячущихся под покровом терновника в одном из домов. Мужчины настороженно смотрели за тем, что она делает, но, когда Ани закончила — подошли поблагодарить.

— Почему вы не ушли? — спросила она тяжело.

— Мы уже два раза убегали, — ответил один из них. — Я сам из Блакории, мы сначала ушли на Север Рудлога, а затем уже оттуда — сюда. Сколько можно? Жену с детьми вот отправил, а сам тут, — и он посмотрел на охотничье ружье в руках.

— Я в дворцовой страже работал, — сказал другой, с автоматом. — Управляющий Эри велел уходить, но гнать никого не стал. И разрешил остаться и защищать тех, кто уходит.

— Мы ведь тоже здесь живем, — добавил третий, местный. И ткнул пальцем в небо. — Не только же им Пески защищать, мы тоже мужчины, пусть и без крыльев.

Драконы смотрели на них с пониманием и уважением, без снисходительности. Ангелина много могла бы сказать — что этот отряд сметут за несколько минут и все они могут не дожить до конца дня. Но, в конце концов, вся Тура могла не дожить до конца дня.

— Берегите себя, — попросила она, прежде чем улететь.

— Матушка и тебе в помощь, Владычица! — услышала она, поднимаясь в воздух.

Такие отряды встречались ей то тут, то там, и она перестала удивляться, лишь убедилась, что люди под ударами судьбы склонны проявлять мужество. Драконы-охранники действительно помогали — предупреждали об опасностях, пока она перегораживала улицы, летали в разведку, смотрели, какие пути нужно закрыть следующими и нет ли там крупных отрядов. Иногда один или другой улетал в штаб и приносил просьбу Нефиди перекрыть конкретную улицу.

Она действовала собранно, быстро, готовая уничтожить в пламени любого, кто покусился на ее землю — хотя ей очень хотелось, чтобы до этого не дошло.

Но нет — в очередном переулочке, через который можно было выйти к реке, на которой все еще работала переправа, вывозящая на больших плоских паромах людей на тот берег, на Ангелину и сопровождающих драконов вышел большой отряд почти в сотню человек и десяток тха-охонгов, возвывшающихся над белыми крышами. Зазвучали пулеметные очереди, раздались с той стороны лавовой борозды крики, иномиряне погнали тха-охонгов на нее.

— В окрестных домах нет людей? — крикнула Ани терновнику.

Тот замотал цветами.

— Тогда прячься! — попросила она. — И вы — за спину! — крикнула она драконам, которые уже приготовились к бою — в руках их появились клинки, сияющие кнуты.

Терновник быстро-быстро пополз от переулка, обнажая стены, дома, драконы без лишних слов исполнили ее приказ. И она, сжав в руке ситорию, шагнула вперед и выпустила пламя, взметнувшееся выше крыш, заполнившее переулок плазменной рекой, сделавшее белые стены черными, потрескавшимися — и оставившее от людей и инсектоидов дымящиеся останки.

Ангелина сглотнула сухим горлом, не отводя взгляда, обернулась в птицу и полетела дальше делать свое дело. Не было времени на сантименты. Чем быстрее она закончит здесь — тем быстрее сможет пойти за мужем.

Марина

4.30 по времени Инляндии

6.30 по времени Рудлога

11.30 Тафия

Я проснулась оттого, что кто-то горячий настойчиво тыкался мне в руку, в щеку.

— Боб, лежать, — проворчала я, отталкивая ладонью пса. Подтянув озябшие ноги под одеяло, укуталась с головой, повернулась на другой бок и ткнулась лицом во что-то мягкое и плотное.

Открыла глаза и долго соображала — почему я смотрю на выставленные в ряд плотные подушки, за которыми в темноте виднеется каменная стена. В отдалении звучали голоса, множество голосов.

Ощущение было странное. Я будто выспалась, но память подбрасывала что-то тревожное, яркое, как слишком реалистичный сон. Такое бывало… бывало, когда я летала!

Я развернулась к комнате, не сразу сообразив, почему она такая серая и маленькая, и увидела зависшую в воздухе огнептицу с крошечным кувшинчиком — в таких слала мне письма Ани. Боба тут не было — похоже, именно птаха пыталась меня разбудить. А за огнедухом, освещаемый его светом, на каменной лавке сидел напротив меня бледный капитан Осокин с обожженным, уже залеченным лицом и выжженными волосами.

Я заморгала, заторможенно протягивая руку вперед. Огнедух кинул мне кувшинчик в ладонь, закрутился и поднялся куда-то наверх. Осокин посмотрел ему вслед и едва заметно поморщился. А затем встал и включил свет.

В голове моей зазвучали слова «Марина Михайловна!» — и я тоже повернула взгляд вслед огнедуху.

Он реял под самым потолком, там, где ранее было малюсенькое зарешеченное окошко, а теперь зияла проплавленная дыра, в которую могла бы пролезть и лошадь. За дырой было темно. На потеках камня застыли вплавленные ручейки железа, и я как наяву увидела вчерашний вечер: как на мой птичий призыв в камеру врываются десятки привязанных моей кровью к замку и фортам огнедухов, собираясь в плотный огненный шар и проплавляя путь к свободе.

Я поежилась и села, вспоминая и все остальное — и поражаясь, насколько диким, действительно птичьим, словно непроснувшимся было мое сознание в ночном полете. Это пугало — то, что древняя, магическая часть меня брала надо мной верх, чтобы полететь к тому, с кем ей хотелось быть. Но и радовало — потому что не будь этой странной связи наших душ, нашего стремления друг к другу, и Люк остался бы под холмом навсегда. И я бы даже не знала, где его тело.

Осокин молча и устало смотрел на меня.

— Простите, Андрей Юрьевич, — сказала я хрипло, вынимая из кувшинчика пробку и вытряхивая на руку свернутое письмо.

Осокин покачал головой.

— Я понимаю, что вы неумышленно, Марина Михайловна. Как себя чувствуете?

Я прислушалась к себе — ничего необычного, только очень голодная.

— Все хорошо. Я давно вернулась?

— Около трех ночи. Залетели сюда в окружении десятков огнедухов, обернулись, сели на кровать, глядя сквозь меня. Было полное ощущение, что вы спите наяву. Я не решился вас трогать, позвал Тиверса, тот сказал, что с вами все в порядке, вы спите.

— Вы меня всю ночь тут ждали?

— А что мне оставалось делать? — спросил Осокин спокойно. — Крыльев у меня нет, ваша светлость. Мы с ним, — он кивнул в сторону зависшего под потолком огнедуха, — вдвоем вас ждали. Он около часа ночи прилетел.

Я подавила чувство неловкости.

— Затем, — продолжил он, — вы пожелали духам спокойной ночи и улеглись, даже не обратив внимание на то, что посланник пытается привлечь ваше внимание. И духи вернулись на башни и на форты.

— А сколько же сейчас времени? — опомнилась я.

— Чуть больше четырех утра, ваша светлость.

— Ого, — я изумленно покачала головой, так и держа раскрытое письмо в руках. — От моего мужа не было информации?

Мне не понравилось выражение лица Осокина. Да и голоса за стенкой начинали нервировать.

— Битва под Норбиджем закончена, Дармоншир победил, — проговорил Осокин. — Из штаба командующего Майлза сообщают, что в том числе благодаря вашим огнедухам бой выигран. Идет зачистка окрестностей города и готовится зачистка соседних городов. Если, — голос его впервые дрогнул, — это имеет какой-то смысл.

— О чем вы? — настороженно спросила я.

— Вам звонили из Бермонта, когда вас не было тут, Марина Михайловна. Передали, что в ближайшие дни, а скорее — сутки, грядут всетуринские катастрофы, и всем людям нужно прятаться либо под землей, либо под защитой храма.

Я наконец-то сообразила, почему мне кажется, что в подвалах так людно. Там собрались обитатели Вейна.

— Да, мы уже перенесли сюда лазарет, переоборудуем камеры под операционные, запасаемся водой и питьем. Нас тут очень много, Марина Михайловна. И из Норбиджа продолжают поступать раненые. Незадолго до вашего пробуждения листолетом принесли герцога Таммингтона, он спит непробудным сном. Ночью брат его светлости, Бернард, на огромном водяном псе принес серьезно раненую майора Лариди, сейчас ее оперируют. Тем же листолетом доставили барона Ровента, но у него серьезная травма — отнята нога, и его в стазисе отправили в столицу в нейрохирургическое отделение.

Я помолчала, переваривая полученную информацию. Зацепилась взглядом за письмо от Ангелины — она не могла дозваться Нории по их таинственной ментальной связи (иногда я ей завидовала) и просила меня связаться с Люком, чтобы тот сообщил Нории о скором открытии портала в Тафии.

Сердце сжалось, и тут же брачный браслет послал по телу успокаивающий холодок. Пески все это время были оплотом спокойствия и безопасности. А теперь и Ани под ударом, и Владыка, который мог бы возглавить оборону — здесь, помогает нам.

— Не было известий от моего мужа? — нервно спросила я. — Мне нужно связаться с ним.

Капитан поколебался, и я тревожно замерла.

— Владыка Нории был пленен иномирянами и унесен в Нижний мир, — сказал Осокин. И пока он договаривал, я, застывшая от шока, уже знала, что будет сказано дальше. — Его светлость полетел выручать его. И просил передать вам, что вы поймете. В Рудлог информация тоже передана.

Я закрыла лицо руками и выдохнула. Бедная Ани, что же ей делать? Хотя что… это же Ангелина, она будет сражаться, пока жива. Василина ведь должна была ей уже передать, что случилось?

— Как обстановка в Рудлоге? — руки мои похолодели. Я боялась услышать еще плохие новости.

— В Иоаннесбурге до сих пор идут бои, — ответил Осокин. — Но, насколько нам известно, город держится и инсектоидов зачищают.

Была ли у Василины возможность написать Ани или ей сейчас не до этого? И Нории… боги, только бы он был жив! А Люк… Да, это мой Люк. Что же, похоже, я и правда начала привыкать к тому, что он постоянно ходит на грани смерти.

Но на всякий случай нужно было написать Ангелине о том, что я узнала.

— Принесите мне бумагу и ручку, — попросила я. И когда искомое принесли, коротко и с тяжелым сердцем написала письмо.

Когда я дописывала, в проплавленный моими огнедухами проем скользнула еще одна огненная птаха с аккуратной, словно лимонадной бутылкой. Я перехватила ее, вытряхнула из горлышка письмо. Писала Василина.

«Марина, до тебя не дозвониться. Осокин сказал, что ты спишь и вам передали информацию от Полины. Надеюсь, с тобой все в порядке?»

Я благодарно взглянула на капитана: по регламенту мои гвардейцы присягали мне, но оставались в подчинении у Рудлога, и то, что он умалчивал о некоторых событиях, связанных со мной, могло стоить ему должности. Впрочем, я бы тут же наняла его снова.

Хорошо, что Василина все это время была слишком занята или деликатна, чтобы следить за тем, в своей ли постели ее сестры спят по ночам.

Я поискала взглядом телефон — оставляла его в выемке камня у «кровати» и обнаружила оплавленный корпус. Поморщилась и вернулась к письму: Василина писала об Ани. О том, что старшая уже знает, что Нории в плену, и о том, что в Тафии открылся портал и Ангелина, конечно же, там.

Я дочитала письмо, пощупала свои короткие волосы — они едва-два за прошедшие с коронации Василины семь месяцев отросли на пару пальцев ниже ушей.

— Андрей Юрьевич, — проговорила я, — срочно найдите мне ножницы, пожалуйста.

Он не стал спрашивать, зачем — вышел и вернулся через минуту, пока я приписывала к письму Ангелины еще несколько строчек. И затем с каменным лицом смотрел, как я обрезаю пряди под корень, заворачиваю их в бумагу и сую обратно в Ангелинин кувшинчик.

Голова снова стала легкой. И ощущение мне нравилось. Если мир выстоит, будем с Люком двумя неформалами.

Я дала огнедуху лизнуть своей крови, вспоров палец — и он улетел к горящим на башне масляным лампам, чтобы нырнуть в огонь и выскочить с посланием сестре уже у нее в Истаиле.

Я слишком хорошо помнила свои отчаяние, бессилие и горе. И понимала, что Ангелина пойдет до конца.

«Помоги ей, отец».

И второй огнедух улетел в огонь — теперь уже к Василине, с ответом, что я жива и здорова. И что не стоит волноваться — ничего экстремального со мной не происходит.

Иногда обман — единственное, что можно сделать ради спокойствия близких.

Я поднялась, набрасывая халат поверх ночной сорочки. Осокин ждал, отвернувшись.

— Всем жителям Дармоншира сообщили о том, что нужно прятаться? — спросила я, наливая себе воду из графина.

— Да ваша светлость, — ответил Осокин. На мою голову он старался не смотреть.

— Тогда пригласите ко мне горничную, а затем — Леймина. Людей, у которых нет возможности спрятаться, можно разместить в подземных помещениях фортов, их там много. Раз мы на пороге катастрофы, постараемся встретить ее во всеоружии.

Я жадно, в несколько глотков выпила воду, налила еще. Пить хотелось страшно, и сердце побаливало — и за Ани, и за нас всех. Ведь вполне могло оказаться, что я больше не увижу ни сестер, ни мужа.

— Что же, Андрей Юрьевич, — сказала я, — мы не можем влиять на судьбы мира. Но мы можем сделать все, что от нас зависит, там, где это зависит от нас. И даже если нам остались последние сутки, — я прямо ощущала, как в моем голосе прорезаются интонации Люка, — то, во всяком случае, они будут очень интересными, правда?