Королевская кровь 12. Часть 2

Глава 20

Тафия, 13.40–15.30

Ангелина и Нории долго сидели, слабые, у павших колонн Обители Триединого. Ани тихо рассказывала супругу о том, что делала после получения известий о предстоящем открытии портала в Тафии и о пленении мужа. Нории — о битве под Норбиджем, о том, как захватили его чужим артефактом и что происходило внизу.

Воздух был полон победными криками — драконья стая добивала остатки армии на раньярах, а наземные отряды врага были либо уничтожены, либо прорывались в панике прочь из города.

Драконы ликовали еще и потому, что только что разошелся по Пескам Зов Владыки.

«Я здесь, я вернулся», — сказал он, и услышал его каждый дракон от севера до востока, а вопли радости до сих пор звучали в ответ.

«Внизу, в Нижнем мире, идет суровый бой за то, чтобы война на Туре закончилась», — говорил Нории. — Я сейчас не в силах, мой народ, и не могу помочь нашим братьям, пока не восстановлюсь. Но вы можете. Добивайте врага и спускайтесь ко мне! Но только те, кто не ранены и не истощены, в ком еще много сил, потому что Нижний мир высасывает их беспощадно'.

Остаткам армии на раньярах не давали шанса выжить. Еще с десяток минут и все должно было быть кончено.

Терновник, оплетающий щит хрустальной сетью, тоже радостно шелестел побегами, и Нории, с неохотой отпустив руку Ани и с величайшей нежностью коснувшись губами ее виска, с трудом поднялся. Он мог бы попробовать долететь до реки, окунуться в первостихию, чтобы подпитаться быстрее, поохотиться, чтобы взять силу от свежей крови. Но еще немного нужно было времени, чтобы не упасть от слабости, чтобы не подломились крылья.

Ангелина наблюдала, как тяжело он идет к краю щита. Как кланяется стихийному духу.

У нее кружилась голова, и пусть Нории смог влить в нее немного сил, откат от того, что случилось внизу, никак не отпускал. После безумия, творящегося в Нижнем мире, Тура казалась тихой и спокойной.

Сейчас ей не верилось, что она действительно смогла, что осилила — все, что случилось в другом мире, казалось страшным сном.

— Спасибо тебе, великий, что помог моей жене, что помог Тафии и Пескам, — проговорил Нории низко. Протянул руку, и терновник, проскользнув сквозь щит, обвил ее лозой, но не проткнул, погладил сочувственно и отпрянул. — Клянусь, как только восстановлюсь, напою тебя кровью. Прошу тебя, пускай сюда драконов, которые будут прилетать к холму.

Цветы терновника мечтательно замерцали, закивали. Нории, поклонившись еще раз, погладил его сквозь щит. Посмотрел на город.

Сверкающие терновником крыши все были покрыты черными пятнами — дохлыми стрекозами. Маги, расположившиеся по кругу, держали щит, постоянно подпитывая его, укрепляя после команд барона фон Съедентента, которые он отдавал, усилив голос. Сам барон стоял лицом к городу и щиту шагах в десяти от Ангелины, то подкручивая что-то видимое только ему в воздухе, то поднимая руки, то опуская, а то и бормотал что-то, засунув их в карманы военного комбинезона. Иногда он бросал взгляд на стоявшую в сотне шагов от него Викторию.

— Барон, — Нории повернулся к блакорийцу, — ты сможешь пропустить сюда еще несколько отрядов?

— Все, что нужно, Владыка, — азартно откликнулся маг. Он кривил губы в улыбке, но глаза его были серьезными. — Не могли бы вы сказать, что творится там, внизу? Вышла ли вторая группа? В безопасности ли отряд Алекса… Александра Свидерского?

— Мы видели сигнал, как я понимаю, от второй группы, — спокойно ответила Ангелина. — Километрах в десяти от нашего портала. Бой идет тяжелый, но пока наши бойцы справляются.

На лице фон Съедентента проскользнуло облегчение, тут же снова сменившееся тревогой.

Через некоторое время из портала появились пара магов — один, поддерживающий второго, раненого, приветственно махнул барону.

— Резерв кончился, — крикнул он. — Объекты обнаружены, идут ко второй группе. Наши отвлекают на себя внимание!

— Отлично, — жизнерадостно откликнулся фон Съедентент, — что по ранению? Помочь?

— Сами справимся!! — ответили ему на два голоса, усаживаясь неподалеку и доставая из сумок флаконы с тониками.

Нории посмотрел в небо: не летят ли драконы на помощь, которая отряду в Нижнем мире точно не помешает, — и тут сначала издалека, со стороны моря донесся тоскливый чаячий крик, а затем, минут через двадцать, понеслись по небу широкие дуги грозовых облаков, ударивши по Тафии градом, перемежаемым солнечным светом.

Драконы поспешно спускались на землю, прячась под прикрытие домов, кто-то успел приземлиться на холм и бежал сейчас под щит. Град добил раньяров, которым и спрятаться было негде, и приземлиться никак.

Рванули ввысь лепестки портала, стали плотнее, длиннее, и сильнее заклубилась в нем дымка.

Нории взглянул туда, откуда шли облака, и по щекам его, обезображенным ромбовидными ожогами, потекли тяжелые слезы. Ангелина с трудом поднялась, взяла его за руку.

— Что такое, шари-эн? — спросила она тихо.

— Царица Иппоталия мертва, — отозвался он так же тихо, и Ани на миг прикрыла глаза, принимая это известие. — А я еще слишком слаб, чтобы держать землю, чтобы выровнять баланс… что сейчас будет?

То и дело забегали под щит драконы и драконицы, кланялись Владыке и Владычице, отряхивались от градин, застрявших в волосах.

— Вики, — заорал откуда-то справа черноволосый блакориец, Маринин друг, — усиливай свой край, стихии еще рванули вниз!

— Уже! — ответил ему женский голос.

Все вокруг все вдруг стало серым — то сыпал град. Затрещало. Затряслась земля.

Драконы, успевшие спрятаться под щитом, притихли, глядя наружу.

И в полосе солнечного света под лающие ругательства блакорийца все увидели, как издалека, со стороны гор несутся к городу черные трещины, из которых поднимаются клубы дыма. Эти трещины врезались в реку, как носороги в поваленное дерево, прошили ее и потекли через Тафию на юг, к Манезии. И Неру, великая Неру, осела, плеснув голубыми водами в обе стороны, заполняя разломы и поднимаясь наверх облаками пара.

Трещины расширялись… и вдруг рев стал глохнуть, а от земли плеснуло явной тяжелой силой, словно кто-то взял ее в свои крепкие объятья, не позволяя рассыпаться.

— Нории, мне нужен огонь, — Ангелина вцепилась в руку мужу. — Мне нужно восстановиться, и тогда я смогу подпитать тебя! Иначе Пески будут уничтожены!

Они огляделись. За спинами их был портал, вокруг — разрушенные стены храма.

— Я могу вам помочь? — снова подал голос Мартин фон Съедентент, заметивший, что они оглядываются.

— Нам нужен костер! — крикнул в ответ Нории. — Магический не подойдет, нужно топливо!

Маг хмыкнул, осмотрел свой военный комбинезон, поморщился и, усилив голос, попросил:

— Коллеги, если у кого есть что-то горючее, шлите мне!

Нории тем временем вновь шагнул к терновнику.

— Великий, снова прошу тебя — помоги! — позвал он. — Принеси сюда несколько деревьев, прошу! Для Владычицы, ее огонь совсем ослабел.

Терновник задумчиво покачал ветвями. На периферии зрения что-то мелькнуло — к черноволосому магу плыл по воздуху полосатый пиджак.

— От сердца отрываю! — раздался с той стороны портала ворчливый возрастной голос.

Маг деловито уронил пиджак у ног Ангелины, щелкнул пальцами — и одежда занялась огнем.

— Спасибо, — величественно поблагодарила Владычица, наклоняясь и протягивая руки в огонь. На лице тут же расцвел румянец.

В щит постучались, Нории обернулся — терновник притащил пять пышных пальм, с корней которых еще сыпалась земля, а ветви качались под ударами града.

— Великий, клади, я дал проход, — проговорил фон Съедентент. Драконы расступились и дух сложил огромные дрова пирамидой перед Ангелиной. Барон поджег их — занималось мокрое дерево неохотно, но вскоре заполыхало костром в пять человеческих ростов, окутывая всех удушливым дымом. Нории каплей сил создал легкий ветерок, который позволял дыму утекать вниз по склону.

Стоило пламени вспыхнуть ярче, как Ангелина застонала, подалась вперед, ныряя в него, умываясь им. Окружающие смотрели на это с сдержанным напряжением, Нории — с улыбкой. Жена его впитывала огонь, и он уже чувствовал, как силы прибавляются и у него, словно они были сообщающимися сосудами.

Из костра выпорхнула огнептица с кувшином в лапах, уронила его Ани в руки, снова нырнула в огонь.

Владычица шагнула в сторону, открыла кувшин… и вытащила оттуда толстую светлую косу с лентой на кончике. Улыбнулась сдержанно и нежно.

— Похоже, Полина проснулась, — сказала она тепло. Подошла к терновнику. — Смотри, великий, это еще тебе подарок. Только будь осторожен, не обожгись, здесь очень много.

Дух стал быстро и аккуратно, очень осторожно разбирать дар по волоску, передавая их от побега к побегу, и вскоре вся Тафия вновь светилась белым светом — а побеги терновника, защищающие щит, утолщались на глазах, — над куполом вырос еще один хрустальный купол толщиной в десяток метров.

Ангелина умиротворенно прижалась к мужу, когда далеко над лесом что-то мелькнуло. Она всмотрелась. Вновь раздались ругательства барона, тревожное восклицание Виктории.

— Матушка-богиня! — тяжело выдохнул Нории.

К ним, расставив радужные стрекозиные крылья на полнеба, летел чудовищный бог, летел так быстро, что не было времени что-то придумать, что-то сделать.

Над ними наливался силой щит. Барон командовал что-то отрывистое, злое, раздавались громкие голоса других магов. Не было там страха — только ожидание.

Ангелина бросилась к полыхающему костру, встала в пламя, расставив руки, впитывая силу. Нории, чувствуя свою беспомощность, смотрел на приближающеся чудовище, пытаясь понять, что можно сделать. Но что поможет, если ты, в силе или нет, все равно букашка перед божественным существом? Разве что спасти тех, кого еще можно спасти.

— Идите вниз! — приказал он замершим драконам. Всего около тридцати сумело прилететь сюда, но и это немало. — Иначе мы все погибнем здесь!

Драконий отряд исчез в портале.

— Ани! — попросил он.

— Нет, — ответила она жестко. И Нории, выдохнув, поднял руки, и тоже начал как мог укреплять терновник.

Все, кто оставался сейчас под щитом, понимали, что бог летит сюда, чтобы доделать то, что не удалось тени — закрыть портал. И понимали, что любой ценой нельзя этого допустить. Иначе те, кто бьются сейчас внизу, так внизу и останутся.

Нижний мир

Тмир-ван лишь сжал кулак крепче, когда колдун и его жена ступили во врата, ведущие в город Та-фия. Упустил, и это было его виной.

Жрец Имити-ша, так вовремя явившийся к вратам — не появись он, и Тмир-ван бы отпустил колдуна и вовсе без боя, визжал и плевался:

— Ты не отдал колдуна в жертву! Ты виноват в том, что тебя заколдовали! Ты пошел против воли богов, и они покарают тебя! Здесь, на Лортахе, осталась тень, глаза и уши богов, она уничтожит тебя!

Так неуместен и пуст был этот визг тут, где армию перемалывали маги и воины противника, что Тмир-ван повернулся к Имити-ша и на ладонь вытащил меч из ножен. И жрец понял — он развернул раньяра к жреческому кругу, расположенному за лагерем, и понесся к нему: там резали жертвы, там и сейчас горели костры.

Тмир-ван забыл о жреце сразу, как тот скрылся из виду.

Со всех сторон связные несли тревожные известия.

— Мой тиодхар! Из вторых врат, ведущих в страну Йеллоу-винь, тоже вышел мощный отряд, состоящий из ма-гов и воинов! И он уничтожает охрану вокруг врат!

— Мой генерал! Тха-нор Селши велел передать — преследование крылатой девки со спутниками идет всеми возможными силами, но он просит еще подкрепления — проклятые колдуны жгут наши войска огнем и обращают в прах!

Генерал Тмир-ван слушал доклады в тылу, то и дело выходя на вторую линию боя после применения мощных заклинаний врагами, чтобы в короткие передышки между ними ментально насылать на перемалывающих его армию противников стаи инсектоидов. Он бил — и тут же уходил обратно, уклоняясь от очередной атаки.

— Нейры не могут добраться до врага, их уничтожают раньше! — докладывал ему один из помощников, оценивающий бой сверху. — И у врага есть быстрые и сильные бойцы, которые режут инсектоидов как обычных ящеров!

— Пусть нейры держатся позади, — отвечал Тмир-ван, — и лишь те, у кого есть гра-на-то-меты или стрелковое оружие, выходят вперед. А на бойцов натравливайте невидши — пусть сначала выбьют их, а затем уже придет черед магов!

Он со свойственной ему наблюдательностью видел, что постепенно колдовские удары противника становятся слабее. А значит, сейчас задача — перетерпеть. Передавить массой.

Да, перед магами они что муравьи перед кабаном. Но и муравьи могут пожрать кабана, если их много.

Генерал Тмир-ван умел понимать логику противника. Раз отряд ма-гов и волшебных бойцов, появившийся из врат, ведущих в город Та-фия, не исчез следом за выбравшимся из плена колдуном и его женой, то, значит, у них здесь есть еще одна цель.

Нетрудно было понять, какая. Особенно после того, как связной Арвехши, выполняющий сейчас роль его возничего — интенсивность боя была такая, что генерал не успевал пересесть на отдельного раньяра, — вытянул руку к дальним вратам и крикнул:

— Тиодхар, смотри!

Над порталом гасло огненное слово на языке нового мира — слово «сюда», — и явно оно не для Тмир-вана было написано и его армии, и не для вражеского отряда, который помог колдуну с женой и никак не желал уходить обратно.

Стала понятна бешеная, яростная активность врага: все они появились здесь ради крылатой девки и ее спутников. И пока те не будут убиты или не вернутся в свой мир, отсюда не уйдут.

И что же творится там, в новом мире, если они так легко вышли, а сюда так легко прошел большой отряд врага?

Тмир-ван отдавал себе отчет, отчего это может быть. И понимал, что боги ему этого не спустят, что он будет мертв и из-за того, что упустил колдуна, и из-за того, что пока сам тратил здесь время, кидая отряды на то, чтобы подавить магов, его армия в новом мире терпела поражение. Не появлялось из врат связных, и никто из его людей не мог пробиться туда, чтобы узнать, в каком сейчас состоянии и город, и мир: удалось его господам взять там власть или нет.

Но некогда было думать о своей судьбе. Он был воином и знал свой долг. Тем более, что не он один, похоже, оказался в проигравших.

Ему уже доложили, что видели Ренх-сата, с мечом, но без белого доспеха, привычного для него, как вторая кожа, выходящего на охонге из врат, соединяющих Лортах со страной Ин-лян-дия. Но связных из Ин-лян-дии после того, как туда вышли боги, уже ждать не приходилось, и точной информации о том, что стало причиной появлению Ренх-сата, у Тмир-вана не было.

Ренх-сат был не тем человеком, что бежал бы, оставив свою армию: пожалуй, изо всех тиодхаров этот последователь бога-Нервы был Тмир-вану понятнее всего, ибо придерживался установленных самому себе правил, а не творил что хотел. Это было удивительно для сына жестокого отца. Он был амибициозен, деятелен, крепок телом и волей, в меру жесток: говорили даже, что крестьяне в его владениях не голодают, а жизни он лишает быстро и жестко за проступки, но пытками не злоупотребляет.

К Тмир-вану после появления здесь он не заявился, а, значит, либо ныне выполнял тайную волю богов, либо действительно проиграл. В любом случае после выхода его никто не видел. А его помощь была бы не лишней — сейчас, когда почти десятитысячный резерв Тмир-вана перемалывался у двух порталов крошечными отрядами врага.

На мгновение у тиодхара мелькнула мысль увести войска в сторону. Пусть уходит проклятая тройка во врата. Пусть пришедшие враги-маги уходят следом. А если за ними всеми еще и врата закроются, на Лортахе наконец-то наступит покой.

Тень… что тень. Одна тень не сможет контролировать весь континент. Можно будет спрятаться, затаиться. Жизни тонущей земли на его век хватит.

Но долг, вбитый с детства, и давний страх перед богами — а ну вернутся и вывернут его наизнанку, — как и понимание, что его прирежут свои же, стоит им только заподозрить в нем предательство интересов богов, заставили его действовать.

Первая задача — не пропустить к вратам тройку беглецов. Не дать им помочь. А значит и связать отряд, вышедший из города Та-фия, чтобы они не пришли на помощь своим ко вторым вратам.

— Оставляйте здесь десятую часть войск, — крикнул он помощникам. — Остальным прикажите разворачиваться и как можно скорее идти ко второму порталу, на помощь к Селши. Я сам поведу войска! Нужно останавливать крылатых и колдуна!

— Тиодхар! — сообщил подлетевший связной. — Тха-нор Селши убит красноволосым колдуном, командование отрядом взял на себя его сын Омиши!

Тмир-ван выслушал это спокойно. Но кольнул внутри недобрый страх. Не ему ли быть следующим, кого убьет колдун?

В любом случае, тот убьет без мучений, — в отличие от тени божественных господ.

Когда войска уже устремились ко второму порталу, и сам Тмир-ван летел в сопровождении сотни раньяров, подчиненных его воле, он повернул голову к далекому жреческому кругу, привлеченный воплями ужаса, пронесшихся над равниной и перекрывших звуки двух битв. Арвехши молчал, только обернулся к Тмир-вану, и молодое лицо его было испуганным и белым.

Туда, в жреческий круг, вернулся Имити-ша, молиться в исступлении и звать тень божественных хозяев. И, видимо, дозвался.

Тмир-ван своими глазами увидел, как тень-паук на лету, скользя по равнине, вместе с верхним слоем почвы пожирает людей получеловечьей, полупаучьей пастью размером с ворота твердыни. Челюсти-жвала заталкивали крошечных человечков, жрецов и наемников, в утробу, и вой обреченности слышался за тысячи шагов, на расстоянии которых и находился жреческий круг.

И если гибель жрецов не взволновала генерала, а лишь заставила испытать мрачное чувство удовлетворения — теперь он был обезопашен от их притязаний, да и каково умереть в утробе той, кому столько служили и поклонялись? — то пошедшие на корм твари наемники, норы и тха-норы, которые двигались от закрытых врат недалеко от плодильника на помощь, заставили его поморщиться.

Это видел не только он, это видели и другие тха-норы. О какой верности, кроме как замешанной на страхе, может идти речь? Он знал, что все они, несмотря на заслуги, для их божественных господ всего лишь корм. Но одно дело знать — а другое наблюдать очевидное.

— Возвращайся ко вратам в город Тафия и сообщай мне о течении боя, — приказал он Арвехши, когда они долетели, и перепрыгнул на подлетевшую стрекозу, которая застыла ниже.

Проклятые беглецы шли сквозь лес и равнину как заговоренные.

Тмир-ван, долетев до тха-нора Омиши и наблюдая, как спешно текут сюда по воздуху сотни раньяров, как несутся охонги и тха-охонги, взял управление на себя, приказав сыну Сенши с его наемниками переключиться на отряд врагов, идущий на помощь беглецам от врат в страну Йеллоувинь.

Тмир-ван, не подставляясь под удары, издалека управлял тха-охонгами без всадников, заставляя их нападать на девку и ее спутников, посылал разрушать их щит десятки раньяров, а невидши его волей становились против беглецов нерушимой цепью — но проклятая тройка, которую он, наконец-то, видел как на ладони, проходила сквозь все заслоны как нож жреца сквозь грудь жертвы.

Двое мужчин крылатую девку явно берегли, и именно на нее велел Тмир-ван направлять основной удар, чтобы кто-то из спутников подставился, выбыл из строя. Но и она сама управляла огнем, ее крылатый спутник — тленом, а третий был быстр, как птица. Тмир-ван узнал его. Иногда красноволосый колдун бил сверкающей серебром перчаткой — и эти удары вскрывали броню тха-охонгов, а невидши от них разлетались на куски.

Да люди ли они вообще? Есть ли смысл бросать воинов и инсектоидов им под ноги, если они все будут уничтожены?

И только когда мимо скользнула тень бога-Нервы, он понял, что люди они или нет — до врат они не дойдут.

Тень бога-паука, насытившаяся кровью, несла в себе не только жизненную силу сотен людей, позволившую ей стать сильнее и быстрее. В ее утробе покоилась сейчас Лесидия, сеть божественной первоосновы, которую она заглотила вместе со жрецом, державшим ее в шкатулке.

Тень вытянула лапу, и живая сеть окутала ее, став частью ее тела, признав хозяйкой. Никто не сможет противостоять оружию богоосновы, даже если в одном из беглецов сидит бог. Просто нужно быть ловкой и точной.

И не повторять свою ошибку. Сначала нужно бить не по тем, кто бежит к вратам, а по самим вратам. Пусть у ее оружия не хватит сил это сделать, как и у Лесидии — сеть не реагировала на людей, только на сверхмогущественных существ, стремясь захватить их через любую защиту, — но помимо оружия есть еще и опыт многих миллионов лет.

Закроет врата — и у нее будет достаточно времени, чтобы убить троих беглецов. Жаль, что закрывать вторые врата нельзя — но и одних достаточно, чтобы в случае выигрыша она смогла уйти наверх, а в случае проигрыша ее богооснов кто-то из них или их вторая тень успели бы вернуться сюда, чтобы воскресение остальных произошло быстрее.

Берманы во главе с Демьяном Бермонтом под прикрытием тридцати пяти боевых магов с редеющим куполом огнедухов и Алмаза с Чернышом шли вперед, навстречу тройке беглецов. Теперь уже четко видны были и сотни стрекоз, летящие со стороны второго портала и то и дело ныряющие вниз, и переходящие реки вброд тха-охонги и охонги, стремящиеся к одной точке — к тем, кто отчаянно прорывался сейчас к порталу.

Спины отряда прикрывали оставшиеся у портала Галина Лакторева и Ли Сой, пока хватало дальнобойности заклинаний, — их задачей было не дать врагу окружить портал снова и перекрыть обратный путь. Но, похоже, вся мошь врага была теперь направлена на тройку беглецов — и на отряд Бермонта, на который нападали с ожесточением.

Маги слабели на глазах. Но вот вскинул голову Алмаз, нахмурился Черныш.

— Я чувствую его, — усилив голос, крикнул Старов. — Источник стихии смерти — он идет сюда!

— Слава богам, — прорычал Демьян, вновь вступив в бой с невидши. — Значит, все не зря!

И в этот момент над ними в сторону портала проскользнула темная тень. Алмаз и Черныш синхронно обернулись. Портал, до которого было уже метров пятьсот, расцветился вспышками, накрылся щитами — то отчаянно и мощно защищали его оставшиеся коллеги.

Бермонт тоже обернулся. Увидел, как тень бьет по щитам лапами-лезвиями. Оскалился.

— Возвращайтесь! — рявкнул он, забыв и о старшинстве, и о субординации. — Мы справимся сами, нельзя дать закрыть портал — иначе все зря!

Черныш издевательски фыркнул. Алмаз создал воздушную доску и, прыгнув на нее, подал заклятому другу руку.

— Быстрее, потом потрясешь гордыней, — прикрикнул он, и Черныш, поморщившись, руку принял. Они понеслись к порталу.

Тварь на их глазах рванула к недалекой реке и, нырнув в нее, поперла вперед, к порталу, срезая почву огромной пастью метра на два в глубину. По обе стороны от канала вываливались валы земли, а за тенью катились воды реки.

Остановилась она метрах в тридцати от портала — дальше ее не пускали Ли Сой и Галина, работающие на накопителях, бьющих со спаренной мощью. Тень, поднявшись на лапы, метнула в них один за другим два странных круглых клинка, заставивших щит просесть, выхватила соткавшееся из тьмы копье с огромным наконечником, размахнулась — и тут под щит коллег прыгнули Алмаз и Черныш и ударили уже четверным.

Начался тяжелый бой.

Тень то и дело била по щиту лапой, окутанной паутинообразной сетью, кидала сеть на щит — но та просто скользила вниз, не находя достойного своей силы противника, и тварь разочарованно ревела, подхватывая ее, и вновь и вновь создавала клинки и копья, продавливающие защиту.

Алмаз и Черныш работали спаренными — и это было так естественно и правильно, как будто не было долгих десятилетий, когда их пути разошлись. Они прикрывали портал стеновыми щитами, они предугадывали каждое движение твари, они то выступали вперед, давая передышку Гале и Ли Сою, то сами отступали назад.

Они работали как единый человек, понимая друг друга без слов, и оба в этот момент были не опытными Алмазом и Данзаном с долгой, запутанной, не всегда светлой историей дружбы-ненависти за плечами, а Аликом и Даником, бедным горожанином и малообразованным деревенским парнем с границы Йеллоувиня, Бермонта и Рудлога, одновременно поступившими в МагУниверситет. Они были охотниками на нежить и недобрых стихийных духов с кличками Старый и Черный, они были шаферами друг у друга на свадьбах, они были учеными, работающими в одних лабораториях, они были магмедиками, спасающими людей.

Давно все это было. Слишком давно.

Они сильно изменились — но слаженность никуда не делась.

— Откуда ты черпаешь резерв? — крикнул Алмаз с любопытством после того, как удалось отбить один из ударов. — Мои накопители почти пусты!

Черныш в ответ молча показал ему ворох амулетов на шее, оставшихся от Оливера Брина.

— Здесь почти пять сотен недобрых стихийных духов. — Он содрал с себя половину веревочек и протянул Старову. — Идеальные источники стихии!

— Хитро, — пробормотал Алмаз, натягивая на шею амулеты. Настроился на них, расплетая стихийные источники, потянул на себя — и по рукам тут же побежала сила, напитывая заклинания.

— Не зевайте! — рявкнула на них Лакторева. И они вновь подняли руки, отбивая удар, способный вогнать в землю многоэтажный дом, и ударяя в ответ вчетверо усиленным Тараном.

Тень била страшно и мощно, но маги помнили, что такую тварь уже удалось ранить и прогнать на Туре. И пусть силы здесь были вдесятеро меньше и таяли на глазах, тварь все-таки удавалось отбросить — но она с тупым жестоким упорством перла вперед, метр за метром отодвигая щит и то и дело поднимая пастью почву, чтобы удлинить канал еще немного.

Канал, через который воды реки обрушатся в портал, перегрузят его и закроют.

Максимилиан Тротт

Лес стал реже, и Макс уже видел всполохи заклинаний впереди — то туринцы шли к ним на помощь. Надсадно, но стараясь удерживать ритм, дышала рядом принцесса — он смотрел на нее редко, но ощущал всем телом, будто всей сутью своей ощущал. Она по-прежнему зло била огнем, когда перед ними вставали тха-охонги: пламя получалось крошечным, как из огнемета, но его хватало, чтобы выжечь ногу гиганту, не дать ему ударить по щиту. Или хватала Макса за руку, обжигала взглядом зеленых глаз и молчаливо приказывала ему истлиевать все вокруг, щедро делясь теплом.

Жара в ней словно прибавлялось, но лицо становилось все бледнее. И в те моменты, когда они пересекались взглядами, ему казалось, что она страшно истощена, будто она кричит на одной ноте, как кричат воины, летящие в последний бой, как кричит смертник, бегущий с гранатой в толпу врагов.

Возможно, ему так казалось, потому что он сам рвался вперед с яростью смертника.

— Там-там-там, — барабаном стучало сердце в груди. — Вперед-вперед-вперед!

Удары охонгов и стрекоз сыпались бесконечно.

Щит получилось усилить после того, как сомнарисы, неведомым образом оказавшиеся здесь, впитались в суть Черного. Жрец потихоньку делился силой с Троттом, и потому купол вновь расширился до пяти-семи метров и выдерживал удары стрекоз. Приходилось лишь срезать и обходить охонгов, встающих перед беглецами цепью, — а для этого выходить из-под щита, подставляясь под удары, — да рубить невидши, чем занимался Чет.

Беглецы не разговаривали. Не было ни сил, ни возможности, ни необходимости.

Цель была видна. Цель была ясна. Добежать бы.

— Там-там-там, — соглашалось сердце. — Близко-близко-близко!

Только бы удалось довести Алину. Только бы она прошла. А он уже шагнет за ней и будет молиться, чтобы портал пропустил Жреца.

Они продвигались то рывками, пробегая за минуту двадцать, пятьдесят метров, пока враги приходили в себя и перестраивались, то шаг за шагом, метр за метром, продавливая тех, кто вставал перед ними высоченными тушами, шеренгами инсектоидов, кто рушился стаями. Вонь муравьиной кислоты и паленого хитина подавили все остальные запахи.

Выстрелы из гранатометов уже не гремели — видимо, на беглецов использовали все запасы, — и лишь иногда по щиту сухо стрекотали автоматные очереди — словно преследователи проверяли, не дал ли он слабину.

Четери с каждой минутой становился все смертоноснее. Иногда он, метнув клинок в очередную стрекозу, дрался фисой, из которой выскальзывали тонкие, похожие на струи воды, острейшие шипы, легко рассекающие невидши, подрубающие лапы у тха-охонгов, пробивающие броню. То и дело раздавался его смех, что становился то рычанием, то воем, то хрипом.

Километра полтора оставалось до портала. В ушах Макса грохотала кровь, в груди болело. Пару раз казалось, что не хватает воздуха — но он дрался так, будто не замечает этого, дрался, пробивая путь не для себя — для нее, для своей девочки, для юной жены, которая отчаянно и упорно распоряжалась теми силами, что проснулись в ней.

— Там-там-там-там, — задыхалось льдом сердце. — Держись-держись-держись!

Полтора километра.

Шесть минут бега без препятствий.

Сколько им понадобится, чтобы пройти их сейчас? Двадцать минут? Сорок? Час? Выдержит ли сердце?

— Выдержу-выдержу-выдержу! — плевалось сердце кровью в артерии.

Макс уже мог разглядеть небольшой отряд — крошечную горстку людей, бегущих к ним под всполохи заклинаний и огнедухов на фоне увеличившегося вдруг портала. И Алина его видела — на миг у нее сбилось дыхание, но она тут же восстановила ритм. И поднялась на крылья — они как раз пробегали степную проплешину между лесными пятнами, и не было риска вмазаться в дерево.

Лететь пришлось недолго — снова пошли навстречу отряды, управляемые кем-то сверху.

Снова огонь, визг, вонь муравьиной кислоты, непрерывные удары, от которых можно оглохнуть. Они неслись вперед, огибая вставших скалами покалеченных тха-охонгов, отбрасывая охонгов. Близость портала словно придавала сил.

— Это же Демьян! — вдруг удивленно закричала принцесса. Тротт недоуменно кинул на нее взгляд. — Муж Полины! Король Бермонта!

Тротт, хлопнув крыльями, поднялся выше, и действительно разглядел мощную фигуру, которая работала секирой как молотом, бросая ее в небеса и срезая охонгов. В виски кольнуло воспоминание. В свое время он отказался помочь Бермонту, когда тот лежал в смертельном стазисе.

А Бермонт на помощь пришел.

— Внимательнее! — замерло сердце, когда по щиту ударил пропущенный тха-охонг. — Внимательнее-внимательнее!

Алина схватилась за его руку — температура ее кожи вновь была почти нормальной, и Макс, уже привычно кинув тлен на окружающих, понесся дальше.

Они как-то внезапно смешались с отрядом, бегущим на помощь, оказавшимся не таким уж маленьким: почти сотня магов и берманов, прикрываемых небольшими щитами, окружили беглецов, прикрывая их, и вместе с ними побежали обратно. Инсектоиды атаковали, словно обезумевшие, их жгли то и дело тающие огнедухи. Демьян Бермонт с черными звериными глазами безошибочно выцепил взглядом Тротта и почтительно склонил голову, прежде чем вновь развернуться со своей смертоносной секирой.

— Есть у кого-то вода с Туры? — заорал Тротт.

Ему тут же на бегу протянули несколько фляг. Он схватил одну, вторую перекинул Четери — дракон тут же запрокинул голову, осушив ее в несколько глотков. Макс повернулся к Алине.

— Пока не хочу пить, — выдохнула она бледными губами.

«Пока и тебе не надо, птенец, — попросил его Жрец. — Пусть будет при тебе, но попробуем без лишней силы».

— Где Дед? — крикнул Макс, цепляя флягу на пояс. — Алмаз Григорьевич?

— У портала! — рыкнул в ответ Бермонт.

Тротт на бегу бросил взгляд на портал.

— Там-там-там-там-там-там, — заколотилось сердце.

Там от тени-паука, мерцавшей красным и черным, ставшей еще больше и будто плотнее, отбивались четверо магов, кажущихся крошечными на ее фоне. Полыхало так, что глазам было больно. На их глазах тень опустилась к земле и пастью рассекла ее, продлевая канал.

— Бегом! — крикнул Четери. — А то нам некуда будет бежать!

— Успеем? — трепыхалось сердце. — Успеем, успеем, успеем?

От края портала до канала оставалось метров семь — еще немного, и нечего будет защищать, давление воды само столкнет кусок почвы в провал, и за несколько минут переход будет закрыт.

— Бегут! — заорал Черныш. — Метров пятьсот, Алмаз! Нужно продержаться!

Тень оглянулась и взвилась в ярости. Заверещала, погрузив передние лапы-лезвия в землю — но тут загрохотали за спинами магов вулканы, затряслась земля, а саму тварь словно кто-то огромный подкинул вверх на десяток метров.

Она, визжа как обезумевшая, то ли от боли, то ли от страха, светящаяся красным нутряным светом, закрутила вокруг себя тьму, создавая еще одно копье с огромным наконечником, и вбила его в щит. А затем еще и еще, круша его с небывалой силой.

Маги не успевали бить — им оставалось только защищаться, удерживая огромный купол, который сдвигался на ладонь, на шаг, на полметра.

— Замыкаем на меня потоки! — заорал Алмаз. — Быстро!

Маги повернулись к нему, перекидывая остатки резерва — и он начал вливать его в щит. На груди его стали лопаться амулеты Брина, он затрясся, руки заходили ходуном.

— Алмаз, не надо! — крикнул Черныш.

Вокруг Старова сгустился воздух — и потянул на себя воды реки, и соткал из них огромный, почти десятиметровый острый кусок льда, а затем метнул его в грудь тени.

Осколок, похожий на комету, врезался в копье — но не рассыпался, а разделился на четыре, которые вмазались в грудь твари, пронзив ее, откинув далеко в сторону, в реку.

Алмаз рухнул на землю. Галя и Ли Сой еле стояли на ногах. Галина вытащила из куртки флаконы, протянула несколько напарнику.

Черныш бросился к заклятому другу, затормошил его, затряс.

Лицо Старова на глазах становилось старше. Истончалась кожа, проступали вены, вваливались глаза. Он сипло дышал, в глазах его, становящихся старчески светлыми, выцветающими, то появлялась, то исчезала осмысленность.

Черныш метнул взгляд на реку. Тень, шатаясь, поднималась из нее. Выползла на берег. Поднялась. Но полетела не к порталу — к тем, кто шел сюда.

— Сойка! — хрипящим шепотом позвал Черныш. Содрал с себя еще половину амулетов, бросил в руки подковылявшему магу. — Тут еще что-то осталось. Раздели между собой и Галей. Охраняй портал на случай, если тварь вернется. Я помогу, я вернусь!

Ли Сой кивнул, отступая. Галина, уже порозовевшая, закинула в себя еще пару настоек Тротта, подняла руки, вновь кастуя щит почти по краю портала.

Черныш потянул Алмаза в портал. Каждый шаг давался тяжело, словно тянул он не человека, а грузовик с кирпичами. Но дотянул, рухнул в туман вместе с другом.

Их выбросило прямо на край, во мглу, окружающую портал, под мягкое сияние золотого вьюнка. Тут же тело словно подвесило на струны стихий — ослабшие, пульсирующие на грани развоплощения, но они тут были! А, значит, была и надежда.

— Давай, давай, давай, — бормотал Черныш, вытягивая руки над Алмазом. — Что же ты, старый дурак, так подставился. Что же ты….

Вокруг грохотало, но не было у него времени посмотреть, что происходит.

Он сшивал порванные каналы — а они распадались снова, потому что не хватало вокруг стихийной силы, он, схватив в горсть амулеты, сосал энергию из заключенных там духов, но и это не помогало. Дыхание Алмаза становилось все тяжелее. Лицо уже напоминало череп, обтянутый кожей. Пульс снижался, и сердце работало едва-едва.

— Не смей умирать, дружище, — бормотал Черныш, пересшивая каналы виты и понимая, что не помогает, — рано еще умирать! Мы с тобой триста лет хотели прожить, помнишь?

Он почти насильно раздул его ауру, притянув все доступные потоки виты. И тут Алмаз открыл глаза и с неожиданной силой вцепился ему в руку.

— Данзан, — прохрипел он. — Не трать на меня виту. Иди… помоги им. Помоги. Прошу!

— Иди ты в жопу! — зло бросил Черныш, трясущимися руками вливая в него настойки. — Не смей умирать! А ты, — зло заорал он, глядя вверх, на сияющий золотом вьюнок, — помоги! Помоги! Боги, да помогите же вы!

Вьюнок виновато и отрешенно сиял. И Черныш увидел, как слабо его плетение, сколько сил его уходит, чтобы земля вокруг не раскололась, не пошла островами по магме.

— Иди, — шептал Алмаз, — иди, друг мой. Они важны для меня… Мои ученики… они мне как дети… иди.

— Да что же это такое, — бормотал Черныш, вновь и вновь сшивая порванные виталистические мередианы, которые рассыпались прахом.

Алмаз уже ничего не говорил — улыбался, глядя на него. Тело истончалось. Резерв уходил в ноль.

— А так-то славно мы с тобой повеселились, братишка, правда? — выдохнул он. И хмыкнул иронично — совсем как полный силы, полный жизни Алмаз.

Рука, сжимающая локоть, обмякла, глаза закатились, и Черныш, чертыхаясь, в последней надежде бросил на друга стазис. Но он рассыпался — не было у Данзана уже сил. И амулеты оказались пусты. И личный резерв только-только позволял дышать и двигаться.

Данзан посмотрел на свою старческую руку. Прижал ее к груди друга. Начал качать сердце, долго, настойчиво, вдыхая воздух в сухие губы.

Но не отзывалось сердце, а он качал, пока не свалился рядом от слабости.

На губах было что-то горькое, мерзкое — он облизал их и только потом понял, что это слезы.

— Сукин ты сын, — сказал он с тоской в сухой профиль друга. — Сукин ты сын, тварь ты. Тварь ты, Алмаз!!! — заорал он, завыл, поднимая глаза к небу. Привстал, наклонился к заклятому другу, обнял его, затряс, зло и тяжело. — Ушел, да? Ушел? Как же так, как ты так подставился? Зачем? Что теперь-то? Ты хоть понимаешь, что ты был последним человеком на Туре, которого я любил как брата?

Алмаз молчал, глядя в небо пустыми глазами. И Черныш, закрыв эти глаза, вновь облизал губы с соленой горечью. Чувствуя, как тянет и ноет в груди, как сердце колотит в колотушку боли, стянул с руки друга серебряное профессорское кольцо, надел себе на палец и заставил себя подняться. Ему едва удалось это сделать.

Только сейчас он заметил, что вокруг вьюнка творится светопреставление, а часть Медвежьих гор отсутствует, будто целая горная цепь из пяти-семи пиков куда-то делась.

— Дороги, говоришь, тебе твои щенки, — пробормотал он зло, вновь поглядев на Алмаза. — Ну, подохнуть за то, что тебе дорого, тоже неплохо. Вот ты там хохочешь сейчас надо мной, да, братишка?

Он с ненавистью посмотрел на портал и шагнул к нему. И тут туманные лепестки взвились высоко в небо.

Бой старейших магов, проходивший на глазах беглецов и сопровождавшего их отряда, отдавал отчаянием и надеждой. Удержат портал или не удержат?

С сопровождением дело пошло быстрее. Отряд тараном продавливал инсектоидов, расшвыривая их заклинаниями, выжигая, выбивая — но Максу все равно казалось, что двигаются они слишком медленно. Очень медленно.

Вот тень ударила по щиту четырех старших магов, защищающих портал. Вот полетел ей навстречу осколок льда, зашвырнувший ее в реку.

— Вперед, вперед, вперед, — кололо в груди сердце. Руки начинали неметь.

Вот поднялась она из реки, полетела не к щиту — к беглецам.

«А вот теперь надо пить!» — заорал изнутри Жрец.

Тротт на бегу поднес ко рту флягу. Бермонт, что-то прошептав, зажав рукой мешочек на груди, метнул секиру — та полетела навстречу тени, метрах в пятидесяти от беглецов врезалась ей в грудь, раскалывая хитин. Оттуда полезло красное, склизкое — но тварь по инерции пролетела вперед, размахиваясь — и бросила на отряд что-то, напомнившее тяжелую серебристую паучью сеть.

Та, словно обладая собственным разумом, рванула прямиком на Тротта, облепляя щит — Макс словно впечатался на бегу в скалу, раскинув руки и запрокинув голову, а из него, обжигая льдом, рванул поток тьмы.

На миг над равниной стало темно — ни солнца, ни звезд, ни вулканов. Ни звука, ни вздоха… сеть вспыхнула, распадаясь, и вдруг снова засияло солнце, и покатился над землей взрыв, от которого люди под щитом попадали, инсектоидов со всадниками смело в реки и за реки, по которым катились валы воды со сметенными деревьями.

Тротт не видел ничего — но, похоже, Жрец видел, потому что он ударил куда-то вверх, и оттуда раздалось агонизирующее верещание. Тень схлопнулась, сминаясь, как кровью брызгая черным дымком — и ее унесло куда-то далеко, за пределы видимости.

Заныло сердце так, что он согнулся, рухнул на землю, слыша свое надсадное дыхание. Над ним склонилась Алина, затрясла — зрачки ее были расширенными. От рук ее шел жар, и она подняла его голову и жестко, с отчаянием и любовью поцеловала, переливая свою силу от тела к телу, от губ к губам, от сердца к сердцу.

Меньше стало дергать в груди. Он оторвался от нее. Схватился за руку подошедшего серьезного Чета, поднимаясь.

— Выдержи, — тихо попросил его Мастер. — Ты почти дошел, Макс.

Все он понимал.

— Выдержи, выдержи, выдержи, — зашептало сердце, осторожно, чтобы не провоцировать боль.

Поднимались люди. Вновь зажжужали вдалеке стрекозы.

Щита над ними больше не было. Реяли, защищая беглецов, последние огнедухи — меньше десятка их осталось. И маги отряда накрывались и накрывали соседей своими, слабенькими — которые теперь не выдержат и одного удара стрекозы.

В глазах расплывалось.

— Вперед! — заорал Демьян. — Совсем близко!!!

Оставалось метров сто до портала и щита над ним, удерживаемого двумя магами старшей когорты — где же Дед? — когда в щиты застучали одна за другой стрекозы — и они стали лопаться. Последние огнедухи рывками прошивали нападающих и исчезали. Макс, схватив Алину за руку, взмыл в воздух, лавируя меж раньяров и видя, как бьют по ним маги. С двух сторон наступали добежавшие охонги, которых молотили берманы, вихрем крутился Четери, за мгновение ухитряясь рассечь с десяток невидши, поперших к Максу с Алиной и доставших бы — совсем немного нужно было пролететь, совсем немного!

— Та-та-та-та-та-там! — заходилось сердце в ритм автоматных очередей. А они с Алиной неслись к порталу, и Тротт прикрывал принцессу телом, отслеживал все, что происходит вокруг, дергал ее то влево, то вправо, уходя от выстрелов. И он уже почти довел ее… почти… когда Алина вдруг взмахнула крылом, всхлипнула и кулем полетела на землю.

Он рухнул за ней, обхватил, прижимая к себе, прикрывая от всего на свете. Рядом шел бой, их окружали свои, отбиваясь от наседающих тварей. Зло и яростно смеялся Четери.

Принцесса судорожно вздохнула и закашляла, выплевывая кровь. На сорочке ее расплывались три красных пятна — три пулевые отверстия наискосок.

Она взглянула на себя и заморгала удивленно. Глаза начали мутнеть и закатываться. Она силилась что-то сказать и не могла, захлебываясь кровью.

— Та-та-та-та-та-та-та, — вырывалось из груди сердце, чувствуя, как второе, любимое, останавливается. — Спаси ее-спаси-спаси-спаси-спаси!

Он схватил ее на руки и побежал к порталу под грохот своего разрывающегося сердца. Перепрыгнул, ударив крыльями по воздуху, через всадника с охонгом, заслонившим ему путь. Едва не врезался во второго — но на того прыгнул Чет, свернув всаднику голову. Вильнул от стрекозы, сбитой секирой Бермонта.

Алина висела безвольно, но в груди ее хрипело, и горячая красная кровь толчками текла по его рукам и груди. Хрип затихал.

Что-то полоснуло его по спине, обожгло болью. Что-то впилось в плечо, прошило спину сзади, заставив и его плюнуть кровью, задохнуться.

Он в прыжке, неловко, боком, перелетел через щит, влетел в портал, и ощутил, как застывшее тело на его руках растекается туманом, и руки его тоже. И в ледяной тьме успел взмолиться о том, чтобы она жила, прежде чем сердце в груди взорвалось и Тротт перестал существовать.

Взметнулись до небес за Троттом и принцессой лепестки портала и схлопнулись со взрывом, вновь разметав противников как кегли, заставив землю трястись, реки выходить из берегов, а далекие вулканы плеваться лавой. Портала больше не существовало. Замерли все в ужасе и изумлении — а потом продолжили отчаянный бой: одни за то, чтобы все-таки вернуться домой, вторые — чтобы задавить тех, кто и здесь, на чужой земле, смог добиться своего.

Сначала Алина услышала тонкий писк.

Затем ощутила прохладу ткани под руками.

Дыхание засбоило — она еще летела к порталу, она еще чувствовала боль от прошивших ее грудь пуль, она еще не могла вздохнуть, потому что ее легкие были полны кровью… наваливалось на нее ощущение утраты и одновременно она силилась открыть глаза, скребя руками по койке.

Она наконец смогла панически вдохнуть и заморгала, плача от яркого света и от боли. Рывком села, застонала сквозь зубы — так ныло в груди. Тело было слабым и легким, как после тяжелейшей болезни, слушалось неохотно. Окружающее расплывалось, но глаза начинали фокусироваться: медицинские аппараты, человек в рясе служителя Триединого, бормочущий «Спокойно, ваше высочество, спокойно» и нажимающий на какую-то кнопку.

От него шла теплая целительная энергия.

Она слышала, как топочет в коридоре множество ног. Но смотрела только на соседнюю койку.

Там, бородатый, рыжий, похудевший, лежал Макс.

— Ма-а-акс, — просипела она, давясь слезами. — Мааакс!

Рыжий маг захрипел ровно так, как она несколько секунд назад, и принцесса, сорвав с себя трубки и капельницы, путаясь в ногах, хватаясь за стены и столик, рухнула у кровати мужа на колени. Что-то мелькнуло в поле ее зрения — то было ее черное полупрозрачное крыло.

— Макс! — она затормошила мужа слабыми руками, обхватила, прижимая ухо к сердцу — оно билось, быстро, панически билось! — и она звала его, то с надеждой, недоверчиво улыбаясь, то кривя рот в рыдании. — Мы здесь, Макс, просыпайся!

Он судорожно втянул в себя воздух, сердце застучало быстро-быстро — и вдруг от него полыхнуло тьмой, и Тротт рассыпался черно-золотой пылью, чистой стихией такой мощи, что перехватило горло — будто во все стороны плеснуло море тьмы, выстудившей всю палату, и дымком рвануло вверх, сквозь потолок.

— Ма-а-акс! — в голос завизжала-закричала принцесса, и от ярости ее покрылись инеем приборы. Она осела у кровати, запрокинув голову и глядя в потолок. — Нет! Не надо! Макс! — она зло зарыдала, зарычала, вцепляясь в пустую койку. — Нет! Нет!

Ей не хотелось дышать, не хотелось жить, не хотелось видеть ничего вокруг. Она закрыла лицо руками и орала, то плача, то требуя вернуть его, орала в небеса, потому что ничего больше не нужно было ей — только он.

Забежали в палату врачи — но отец Олег сделал им знак не приближаться. Он ткал золотое невидимое покрывало успокоения, опускал его на плечи и голову девушки с призрачными дымными крыльями — и чувствовал ее боль, боль, раздирающую душу.

Поспешно зашла матушка Ксения. Добавила свое плетение в покрывало — но принцесса сделала резкое движение рукой, разрывая его — и отползла к столику между кроватями, продолжая выплакивать свое горе и свою потерю.

Черный Жрец, вернувшийся на Туру, расширяясь и набирая свою мощь, обретая свою суть, поднимался в небесные чертоги, туда, где медленно билось, стремясь навстречу, его сердце.

Выли в разочаровании захватчики: они, ощутив возвращение шестого из врагов, рванули туда, где поднимался он, еще слабый и неопасный. Но Красный был быстрее, и Инлий ветром соскользнул с гор, и прокатилась волной богиня, поднимаясь стеной перед Девиром и закрывая мужа — и не дали они коснуться Ворона, хотя было их сейчас трое против четверых.

Воинственно приветствовали его возвращение братья и сестра — ощущал он огненную яростную радость Красного, одобрительную — Зеленого, с облегчением — Желтого, светлую и легкую — Белого, нежную и любящую — своей богини.

Совсем немного осталось продержаться им, пока он наберет силу, пока срастется с сердцем, пока войдет в ждущие его доспехи и возьмет в руки кривые клинки. Совсем немного.

Успокаивалась Тура, и Желтый с Зеленым, сосредоточенные на ее удержании, спешно укрепляли ее, связывали порванные струны подпространства, восстанавливали тонкие сферы. Им еще не вернуться в битву, еще не помочь братьям — но планета уже не расколется и будет жить, кто бы ни победил.

По всей планете рассыпалась прахом нежить, оставаясь только там, где были извечные места ее обитания, в местах разломов и аномалий. В метро Иоаннесбурга люди, собравшиеся на станциях и наблюдающие со страхом, как защищают холлы маги, вставшие на пути чудищ из перегонов, с облегчением обнимались и плакали.

На далеком Лортахе дар-тени вдруг исчезли, оставив близких в страхе и отчаянии. Вернулись они в этот мир и слились со своими половинками гармонично и полно. И лишь те, чьи половинки на Туре уже ушли из жизни, присоединились к ним в небесных сферах, чтобы уйти на перерождение.

Маги, аристократы и священство ощутили возвращение темной стихии. И простые люди тоже — мир стал чище и ярче, полнее стал он в этот миг.

Поднимался в небеса Великий Ворон, с благоговением и счастьем ощущая всей своей сутью свой мир, поражаясь и печалясь о том, как мог он посметь уйти отсюда, как мог посметь вмешаться в ход сезонов. Ласкались к нему собравшиеся со всего мира сомнарисы, и с печалью видел он, что нет под Блакорией старого стихийного духа, черного полоза, который иногда ночами превращался в ворона на полнеба и гонял с ветрами Инлия над Турой.

Поднимался Жрец и был счастлив. И только далекие тонкие и злые рыдания красной принцессы отдавались привкусом отеческой горечи в этом счастье.

Потому что у него не было для нее утешения.