Красная змея

11

Четверо мужчин, рассевшихся вокруг стола, не отводили глаз от монаха, который ходил по комнате из угла в угол. По временам он замирал возле окна, створки которого давали представление о немалой толщине крепостных стен, и устремлял взгляд к грядкам овощей, занимавших весь двор. Там стройными рядами, словно размеренными с помощью линейки и угломера, зеленели острые луковые стрелы, кругленькие капустные кочаны и приплюснутые цветки репы, уже начинавшие желтеть и привносившие золотистый оттенок в аккуратнейшие посадки огорода, который с великим тщанием возделывали монахи.

— Вам, вероятно, интересно, для чего я вас созвал.

Цистерцианец начал говорить, стоя спиной к собравшимся.

Никто не проронил ни слова. Все ждали, чтобы монах сам объяснил причины их присутствия в уединенной обители.

— Рыцарям, живущим в храме Соломона и называемым в народе тамплиерами, пора обзавестись надлежащим статусом. Только это поможет избавить вас от кривотолков.

— Я вас не понимаю, брат Бернар.

— Все очень просто, любезный мой Гуго. Надо создать рыцарский орден. Это будет лучший способ исполнения нашей миссии.

— Вот уж тогда сплетен и пересудов точно избежать не удастся, — заметил Гуго де Пайен.

— В ваших словах, конечно же, есть правота. От пересудов и сплетен никуда не денешься. Но если все те, кто обязан хранить молчание, будут исполнять свой долг, то никому не удастся что-либо утверждать определенно, без вреда для собственной чести.

— Можно считать, что орден в какой-то степени уже создан. Людям мы известны под именем рыцарей храма, так как долго проживаем в иерусалимских руинах, — высказался Андре де Монбар, дядя Бернара.

— Ты заблуждаешься, если считаешь, что именование, каким бы общеизвестным оно ни было, позволяет вам называться орденом. Ордена как такового не существует.

— Почему же не существует?

— Он не узаконен.

— Как это не узаконен! — запальчиво воскликнул Андре, и его серые кустистые брови резко вскинулись. — Скоро минет уже десять лет с тех пор, как мы принесли обеты целомудрия, послушания и бедности в присутствии патриарха Иерусалимского, а король Балдуин предоставил нам место для обустройства. Эти годы мы посвятили исполнению миссии, которую ты же нам и поручил.

— Все, что ты говоришь, справедливо. Однако это не означает, что вы составляете орден. — Слова клирика лились мягко, точно сироп. — Если уж на то пошло, то вас можно считать особым отделением капитула каноников Гроба Господня, они же сионские каноники, но никак не рыцарским орденом. Ты абсолютно прав, утверждая, что ваше пребывание в Иерусалиме было связано с выполнением некоей миссии и что Балдуин предоставил вам место для обустройства. Истинно также и то, что ты сказал насчет обетов. Но в глазах церкви вы не составляете ордена. Вам не хватает для этого законных атрибутов. Да разве я погрешу против истины, делая такое заявление!

— Нет, мы орден!

Де Монбар ударил кулаком по столу.

Брат Бернар, само присутствие которого всем внушало трепет, впился взглядом в глаза своего дядюшки, и тот разглядел пламя, мерцающее в этом взгляде. Оно было столь ярким, что рыцарь не смог ему противиться и склонил голову. Священник же продолжил невозмутимым монотонным голосом, точно читая псалтирь:

— Вы не обороняли дороги в Святой земле, не оказывали помощи паломникам. У вас не имеется устава, которым управлялась бы ваша жизнь. Вы даже никому не позволили присоединиться к вашему братству. Что же это, по-вашему, за орден?

— Если мы никого и не принимали в наши ряды, так это во исполнение ваших же наставлений. — Гундемар, также присутствовавший за столом, пришел на помощь Андре де Монбару, чья голова склонилась на грудь.

— Истинно то, что вы исполнили порученную вам задачу, важность которой стократ превышает те подвиги, которые вы могли бы совершить на дорогах Палестины, — продолжал брат Бернар. — Однако это не означает, что вы являетесь орденом. Я должен сказать вам со всей серьезностью, что для его организации необходима папская булла, которая дала бы вам возможность существовать в качестве рыцарского сообщества. Вам нужно покровительство в виде благословления Папы. Это избавит вас от посягательств со стороны епископов. Некоторые из них чересчур любопытны. Им нравится совать нос даже в такие дела, которыми и вовсе не следовало бы интересоваться. К тому же у вас появляется все больше и больше хулителей. Быть может, дело тут в желании личной выгоды.

— Каких еще хулителей? Что же они говорят? — забеспокоился Гуго де Пайен.

— Злые языки поговаривают, что само ваше существование способно переменить естественный порядок вещей, установленный нашим Господом Богом.

— Объясни! Я ничего не понимаю! — Андре де Монбар, слегка оправившийся после грозного натиска Бернара, вскочил на ноги. Теперь он был в ярости.

— Ваши враги заявляют, что вы не монахи и не воины. Еще точнее — что вы наполовину монахи и наполовину воины, что противоречит естественному устройству общества. Человеку приличествует быть либо oratore,^[5] либо bellatore,^[6] либо laboratore.^[7] Люди молятся, воюют или трудятся, но нельзя же оставаться всем понемногу.

— Мы стремимся служить Господу и христианскому миру!

Брат Бернар не обратил внимания на этот выкрик.

— Нам нужна свобода передвижений, если мы желаем достичь наших целей.

— Я не понимаю, что происходит! — воскликнул де Монбар. — По какой же причине у нас возникли эти враги, если единственное, что мы совершили, так это прожили какое-то время в удалении от мира, за стенами иерусалимского храма?

— Причина в том, что вы ни на кого не похожи, возлюбленный мой дядюшка! Вы кажетесь необычными всем, кому неведомы истинные цели вашего существования. Только вообразите, что случилось бы, если бы враги узнали настоящую причину вашего пребывания в развалинах храма в течение столь долгого срока.

Брат Бернар уже приобрел известность под именем монаха из Клерво. Так называлась тихая долина в Лангре, где по велению Стефана Гардинга, настоятеля своего ордена, он основал монастырь. Благодаря яркой личности своего основателя обитель за несколько лет превратилась в главнейший монастырь цистерцианцев. Это было место просветления и уединения, затерянное в обширном лесном массиве, но именно ясный свет, которым озарялась обитель, дал монахам повод назвать ее Клерво, то есть Долина света.

Бернар говорил о любви к природе, к цветам, к деревьям, к животным и к малым явлениям жизни, превозносил ценности, до сей поры не привлекавшие к себе людского внимания, и делал это с такой мощью и страстью, что его красноречие почиталось необыкновенным. Когда Бернар Клервоский приходил в какой-нибудь город, его обитатели толпами стекались послушать проповеди. Жар и сила его слова утешали людей в их повседневных заботах.

Популярность монаха являлась главным оружием, которым обладал его орден. Самого же Бернара она превратила в одного из самых влиятельных персонажей своей эпохи. Родилась даже легенда о том, что во многих почтенных семействах матери прятали детей, чтобы те не слушали жгучих проповедей Бернара и не принимали монашеский сан.

— Каким же образом сообщество рыцарей достигает статуса ордена? — спросил Теобальд, новый граф Шампанский, четвертый из тех людей, которых созвал сюда монах.

— Если все присутствующие согласны, то давайте устроим дело наилучшим образом. Рассудив, что в этом может возникнуть необходимость, я принял решение отправить в Рим гонцов с письмом, содержащим просьбу о том, чтобы Папа Гонорий выдал нам буллу. Тогда уже всем придется признать существование ордена бедных Христовых рыцарей.

— Мы хотим быть тамплиерами! — выкрикнул Андре.

— Отлично, вы будете орденом бедных Христовых рыцарей при храме Соломона. Мы получим в свое распоряжение папскую буллу и созовем синод, провинциальный совет, на котором ее и огласим.

— Нам нужен устав, в котором будут определены правила нашей жизни, — вставил Гуго де Пайен.

На губах брата Бернара мелькнула легкая улыбка.

— Я предугадал эту потребность и позволил себе подготовить черновик тех правил, которые войдут в силу, если на то будет ваша добрая воля.

— Где и когда может состояться совет? — спросил Теобальд.

Брат Бернар, который так и не присел, изобразил на своем лице задумчивость, хотя на самом деле уже успел поразмыслить и о месте, и о времени. Он знал, что графу его предложение придется по душе.

— Почему бы не в Труа, в столице ваших владений?

Теобальд Шампанский с радостью согласился. Ему явно понравилось, что столица его графства превратится в центр этих событий.

— Когда?

— Чем раньше, тем лучше, — ответил клирик.

Он знал, что Теобальд воспринимал свою роль в этом деле как тяжкий груз, полученный по наследству. Ведь его дядя решил отказаться от своих прав и владений и удалиться в Святую землю. Граф Гуго узнал, что его супруга, графиня Елизавета, зачала сына, которого он никак не мог посчитать своим.

Новому графу ничего было не известно о том, чем его дядюшка занимался в Иерусалиме. Брат Бернар предпочитал, чтобы так оно и продолжалось. Если граф Теобальд и получил приглашение явиться в монастырь, то лишь потому, что его присутствие было необходимо для принятия решения о созыве совета в Труа.

— Мне хотелось бы знать более точную дату.

— Я полагаю, за четыре месяца все можно подготовить.

— Будем считать это окончательным сроком?

— Да, согласен, но только начиная с момента, когда мы получим разрешение Папы.

— Сколько времени это может занять?

— Я ожидаю ответа его святейшества не ранее чем через две недели. Гонцы отправились в Рим почти три месяца назад. Основную проблему на пути составляют лихие разбойники, но охрана у нас хорошая.

— Тогда я начинаю подготовку к совету, который состоится через четыре месяца.

Граф поднялся с места.

Теобальд откровенно скучал на подобных сборищах. Он не желал проводить время среди монашеских ряс. Еще меньше ему хотелось оставаться в компании этих безумцев, которые почти девять лет копались в иерусалимских развалинах как грубые мужланы. Граф никогда не мог уразуметь, почему его дядя все последние годы так интересовался этими делами, отдавал тамплиерам много средств и не меньше личного внимания.

Брат Бернар не ошибся. Разговоры об ордене представлялись молодому графу тяжелым грузом, свалившимся на него вместе с неожиданным наследством. Чем раньше со всем этим будет покончено, тем скорее он скинет с себя эту ношу. Мысль о том, что дело будет решено в четыре месяца, наполняла его сердце ликованием.

Граф Теобальд попрощался, ссылаясь на крайнюю занятость, хотя, по правде говоря, он просто не хотел, чтобы ночь застала его в монастыре. Об аскетичной жизни братьев из Клерво было известно по всей округе. Граф же предпочитал почивать на мягком ложе и, по возможности, не в одиночку.

Брат Бернар поблагодарил Теобальда за посещение и проводил его до дверей. Рыцари при этом встали со своих мест.

Как только граф ушел, священник поразил собравшихся такими словами:

— Теперь мы можем поговорить без недомолвок, к которым обязывало нас присутствие графа.

— Что вы имеете в виду?

— Что разговор о провинциальном соборе, где ваш статус узаконят и вы окажетесь под прямым покровительством Рима, — не основная причина, по которой я созвал вас в Клерво. Как вы уже успели убедиться, дело движется. Вчера один из почтовых голубей, которых мы держим в наших цистерцианских обителях, вернулся с известием, что булла окажется здесь через несколько дней. Потом, как и было уговорено с графом, мы созовем собор, на котором вас провозгласят рыцарским орденом. В ожидании этого момента я передам вам тексты устава, которые сейчас заканчивают готовить переписчики из нашего скриптория.

— По какой же иной причине ты нас созвал? — спросил Андре, до сих пор все еще сердитый на своего племянника.

— Теперь я могу говорить с полной свободой.

— Неужели ваше священство не доверяет графу Теобальду? — спросил Гуго де Пайен.

— То, что я вам собираюсь сообщить, не должно выйти за пределы узкого круга лиц, поскольку речь идет о великой тайне, которую будут хранить, гм… тамплиеры. — Трое рыцарей в изумлении переглянулись. — Эта тайна не будет доверена прочим членам организации, — продолжал Бернар. — Истинная причина, по которой я вас созвал, заключается в том, что я собираюсь раскрыть вам этот секрет.

— Племянник, я тебя не понимаю, клянусь Пресвятой Богородицей! Сначала ты морочишь нам голову, отрицая законность существования ордена, сообщаешь о могущественных врагах, утверждаешь, что рыцарский орден необходим ради исполнения нашей миссии, что мы нуждаемся в покровительстве Папы, а теперь заявляешь, что мы собрались здесь, чтобы узнать некую тайну. Да разве мы до сих пор не сопричастны тайне?

— Возлюбленный мой дядюшка, ты замечательно обрисовал положение и правильно поставил вопрос. Но ты заблуждался, когда воскликнул, что мы уже сопричастны тайне.

— Да разве это не так?

— Речь идет не о сокровищах храма, а о чем-то куда более волнующем, чего ты и представить себе не можешь. Это никак не связано с богатствами земными. Теперь они будут иметь для вас такую же ценность, как и песок посреди пустыни.

— Пресвятая Богородица! Я совсем не понимаю, что происходит. Мы годами рылись в земле, пока не натолкнулись на гору золота, серебра и драгоценных камней! Граф Гуго тогда был растерян. Возможно, он полагал, что наши поиски увенчаются иным результатом, вот и повелел нам оставаться в Иерусалиме, пока мы не получим указаний от тебя. Нам пришлось провести там еще год, пока не пришла весть о том, что поиски окончены. Хотя вообще-то ничего нового мы не обнаружили.

— Именно обнаружили, сами того не сознавая!

— Как же?

— Слушайте меня внимательно. На самом деле то, что вы искали, находилось на том самом плане, где были указаны все драгоценные тайники.

— Как это на плане?.. Мы нашли ровно двадцать четыре клада и больше ничего!

— На том листе было и кое-что еще, — с важностью произнес Бернар Клервоский.

Рыцари вконец запутались.

— Ничего там больше не было, — заверил его Гуго де Пайен.

— Там были письмена.

— Да нет же!

— Спрятанные письмена.

— Какое-то ведовство? — спросил де Монбар.

— Этот текст по счастливой случайности обнаружил брат Этельберт. Письмена проступили, когда на пергамент упало несколько капель лимонного сока.

— Что еще за чудеса?

Вместо ответа брат Бернар извлек из складок одеяния пергамент и развернул его на столе.

— Узнаете?

— Да, это наша карта.

Монах перевернул лист, и все увидели текст, занимавший половину оборотной стороны.

— Но здесь же ничего не было! — воскликнул Гундемар.

— Было, просто вы не видели. Вот этот самый текст по воле случая обнаружил брат Этельберт.

— Что здесь написано? — недовольно спросил де Монбар.

— Эти строчки подтверждают тот текст на древнем пергаменте, который когда-то попал ко мне в руки. С него-то и началось ваше путешествие и труды в Иерусалиме.

— Но что именно?

— То, что вы должны будете хранить в секрете. То, о чем узнают лишь избранные члены ордена.

— Я был уверен в том, что там есть что-то еще! — с великой радостью воскликнул Гундемар. — Я знал, что мы искали не золото и не серебро, вот только не предполагал, что мы так близки к находке.

— Проявите внимание. Этот текст был написан незадолго до того, как римляне разрушили Иерусалим. Он подтверждает сведения из старинного пергамента, который достался мне много лет назад. Мы можем назвать эти записи Евангелием, которое ни в коем случае не должно быть утрачено. Ему суждено пройти сквозь века и открыться миру, когда настанет подходящий момент. Вы станете хранителями этого Евангелия.

— Именно мы?

Брат Бернар ответил кратко:

— Именно вы.

— Если об этой тайне известно только нам, а еще брату Этельберту и Гуго Шампанскому, то как же мы справимся с задачей, которую ты на нас возлагаешь?

— Тайна будет принадлежать не только вам. Она станет достоянием особого круга посвященных, существующего внутри ордена.

— Круг посвященных внутри ордена? Не понимаю.

— Это будет группа рыцарей, членов ордена, которых следует тщательно отбирать. Тем, кто явится на смену первым хранителям, предстоит пронести сквозь века миссию, которую я ныне возлагаю на вас. Вы станете членами союза, который будет именоваться «Братством змеи».

— Почему такое странное имя? — изумился Гундемар.

— Потому что в очень древние времена существовала тайная наука, о которой почти не осталось воспоминаний. Она позволяла прикоснуться к необыкновенному знанию. Змея — это животное, символизирующее именно такое знание. Нелишним будет добавить, что для того, чтобы справиться со своей миссией, вам придется сделаться молчаливыми и хитрыми, точно змеи.

— Почему нам?

— Потому что вы будете единственными, кто причастен к тайне.

— Но ведь нас слишком мало. Столь ограниченный круг хранителей означает великий риск.

— Вас будет чуть больше, хотя и не много. Великие секреты могут являться достоянием лишь немногих.