Красная змея

3

Пьер снял трубку. Он был немало раздосадован тем, что звонок оторвал его от раздумий.

— Бланшар у аппарата.

— Это Мадлен.

— Мадлен Тибо?

— Неужели в твоей жизни есть другая Мадлен? — Этот вопрос прозвучал иронически.

— Как я рад тебя слышать! Какое счастливое расположение созвездий заставило тебя мне позвонить?

— Просто я хорошая подруга.

— Это само собой.

— Тебя может заинтересовать одна история.

— Выкладывай!

— Нет, не по телефону.

— Почему?

— Потому что я должна тебе кое-что передать.

— Хоть намекни. — Бланшар как будто пытался разжалобить подругу.

— Не скажу ни слова! Ты за все расплатишься хорошим ужином. Это вовсе не дорого.

— Да и денег у меня не много.

Пьер произнес эту фразу беззаботным тоном, но его финансовое положение и вправду выглядело не слишком ободряющим. На его банковский счет вот уже несколько месяцев не поступало никаких пополнений.

Пьер Бланшар слишком долго не мог сочинить ничего путного. Он знал, что перед ним распахнутся двери многих домов, стоит только в них позвонить, но продолжал упорствовать в своем отшельничестве. Кое-какие лекции и участие в радиопередачах, выпадающее от случая к случаю, позволяли ему пока что держаться на плаву. К тому же Пьер был избавлен от необходимости платить за съемное житье. Наследство, полученное от родителей, позволило ему приобрести мансарду, расположенную в одном из лучших мест Парижа — на пересечении улицы Вивьен с бульваром Монмартр, совсем неподалеку от здания биржи.

— В таком случае щедрейшая Мадлен берет расходы на себя. Однако я не желаю ничего объяснять тебе по телефону.

— Кто платит, тот и заказывает. Когда тебе удобно встретиться?

— Как насчет сегодняшнего вечера?

Вечер у Пьера ничем не был занят.

— Называй время и место.

— Ты бывал в «Ле Вьё бистро» на улице Клуатр, рядом с Нотр-Дам?

— Я никогда туда не заходил, но знаю это место. В котором часу?

— В восемь годится?

— Буду там ровно в восемь, как для смены караула.

Пьер уже собрался повесить трубку, но прежде прошептал голосом опытного сердцееда:

— Не оставляй меня в неизвестности. Хоть намекни, пожалуйста!

— Ни за что!

По тону Мадлен было понятно, что упрашивать ее бессмысленно.

— Ладно, тогда до восьми.

Бланшар не сразу убрал руку с трубки. Он долго гадал о том, что же собиралась поведать ему Мадлен. Эта женщина слов на ветер не бросала.

Пьер глубоко вздохнул.

«Быть может, сегодня вечером судьба повернется ко мне лицом», — подумал он.

Пьер Бланшар исколесил полсвета в качестве корреспондента различных парижских газет, побывал во множестве так называемых горячих точек и четырнадцать месяцев пробыл на посту специального корреспондента «Фигаро» в Лондоне. Два года назад он принял решение переменить свою жизнь и поселился в Париже, чтобы сделаться фрилансером и специализироваться на журналистских расследованиях.

Пьер устал шляться по свету, а еще больше — наблюдать самую темную сторону человеческого естества. Ему удалось вытащить на свет пару интересных историй и продать их по самой выгодной цене. Это позволило Бланшару накопить кое-какой капиталец и жить в свое удовольствие.

В свои сорок два года Пьер успел пересмотреть личное отношение ко многим вещам, но не дошел еще до той точки, где скептицизм губит все былые идеалы. С ним не приключилось никакого кризиса, как это часто бывает с мужчинами, достигшими весьма непростого рубежа сорокалетия.

Женщины находили его привлекательным из-за кучерявой копны волос с проседью, зачесанных назад, из-за цвета его кожи. Это была сложная комбинация молочно-белого цвета, полученного от отца, и смугло-оливкового — это от матери.

Отец Пьера в свое время командовал одним из полков, сражавшихся в Алжире против войск Фронта национального освобождения. Это обстоятельство не помешало полковнику за несколько месяцев до ухода французских войск из Алжира жениться на местной уроженке, редкостной красавице, дочери преуспевающего коммерсанта. Полковник был на четырнадцать лет старше своей невесты.

У Пьера была старшая сестра, но они почти не поддерживали отношений после гибели родителей в авиакатастрофе. Самолет направлялся в Соединенные Штаты, где дочь проживала с тех пор, как вышла замуж за американского офицера. Несколько лет назад сестра Пьера жила в Форт-Ноксе — это было последнее, что он о ней слышал.

Его личная жизнь выдалась крайне неудачной. Пьер очень рано женился на своей однокурснице, через два года развелся. По счастью, детей у них не было. Затем журналист пережил несколько непродолжительных романов, самым ярким впечатлением от которых были оргазмы.

Вторая попытка наладить прочную семейную жизнь лопнула, не продлившись и года, когда Пьер застал Сандру с любовником в своей собственной квартире. Он выставил ее на улицу пинком под зад, так как не был столь современным, чтобы допускать подобные вещи. С того случая прошло четыре года, но Бланшар до сих пор помнил и точную дату — десятое мая, — и всю сцену. Сандра стояла голышом, упершись руками в стену и отставив задницу таким манером, чтобы любовник смог поудобнее пристроиться.

После того инцидента у Пьера бывали только случайные связи и веселые уик-энды.

Он явился в «Ле Вьё бистро» с пятнадцатиминутным опозданием. Помещение было узкое, вытянутое вдоль улицы. Столики лепились к стене, за которой привольно располагалось несколько банков.

Мадлен курила в ожидании.

Бланшар чмокнул ее в обе щеки, посмотрел на часы и принялся сбивчиво извиняться.

— Что ты за раздолбай! Совершенно не переменился!

Пьер решил, что вдаваться в объяснения — это только портить ситуацию, поскольку, несмотря на ворчание, его приятельница все-таки улыбалась. Бланшар был знаком с Мадлен Тибо еще с университетской скамьи. Они учились на разных факультетах — она на историческом, он на журналистике, — но встречались на вечеринках. У них были общие друзья. Несмотря на то что их жизненные пути сильно разошлись, они время от времени виделись. Их дружба была достаточно прочной, чтобы после нескольких месяцев обоюдного молчания они созванивались как ни в чем не бывало.

Перед этой встречей оба не звонили друг другу уже целый год. Наверное, это был самый долгий срок, на который прерывалось их общение.

Мадлен закончила исторический факультет, подала документы в Государственный департамент архивов и библиотек и выиграла конкурс, получив высшие баллы. Ее первым местом работы сразу же оказалась Национальная библиотека Франции, мечта любого исследователя. Служба там для многих людей являлась венцом успешной карьеры.

С тех пор Мадлен уже почти пятнадцать лет вела довольно однообразное существование. Она постепенно продвигалась по служебной лестнице и сейчас руководила «отделом игрек», где хранились старинные рукописи. Доступ туда имели только университетские преподаватели и люди, получившие специальное разрешение в дирекции библиотеки, национальной гордости французов.

Пьер уселся за стол, достал пачку «Голуаз» и закурил. Он выбрал эти сигареты еще в студенческие годы и с тех пор хранил верность их легендарному крепкому табаку.

Подошел официант с меню.

— Что будете пить?

— Красное вино, — ответила женщина.

— Мне тоже.

— Какое именно?

— У вас есть своя марка? — уточнил Пьер и вопросительно посмотрел на Мадлен.

Та кивнула.

— Хорошая идея.

Затем они приступили к выбору блюд. Для начала сотрапезники заказали один foie de canard^[1] на двоих, на второе она попросила salade crottin,^[2] а он, по совету официанта, выбрал фирменное блюдо — andouille grillée.^[3]

— С самого твоего звонка я только о тебе и думаю.

— Дурак!

— Честно-честно! У меня просто из головы не выходит история, которую ты обещала рассказать. К тому же она спасет мой кошелек.

— Одно дело я, другое — моя история.

— Ты совершенно права, но согласись, что в сложившихся обстоятельствах ты и твоя история идете рука об руку.

— На что ты намекаешь? — Мадлен наградила его легкой улыбкой.

Пьер на секунду отвлекся, разглядывая пожарные каски разных стран и эпох, украшавшие это заведение. Этот декор выглядел куда более необычно, чем большая коллекция штопоров, тоже развешанная по стенам.

— Ты ведь знаешь, я свободный художник. Выступление там, репортаж сям, постоянные поиски чего-нибудь поосновательней. Завтра вечером я читаю лекцию для Ассоциации друзей Окситании. Это будет… — Бланшар поискал в своем мобильнике. — Да, в половине девятого, в их зале.

— Древний Лангедок до сих пор не знает покоя, — заметила Мадлен.

— Почему ты так говоришь?

— Мне кажется, что в мире нет другого места, по которому история прошлась бы такой тяжелой поступью. Это земля легенд о запрятанных кладах, о жестоких гонениях на еретиков, о таинственных замках, где пели трубадуры. Это край тамплиеров. Я не знала, что в Париже есть такая ассоциация.

— Есть, и, по-видимому, очень деятельная.

— Где это?

— На улице Севр, напротив больницы Лаэннек. Если завтра тебе будет нечем заняться, то знай, что ты уже приглашена.

— Во сколько, ты сказал?

— В восемь тридцать.

— О чем пойдет речь?

— О магии и религии.

— Ой! — вырвалось у Мадлен.

— Что такое?

— Но ведь и я собиралась поговорить с тобой о магии и религии!

— Так начинай!

— Ты согласен выслушать историю, которая наделает много шума, если ее раскрутить?

Мадлен лукаво посмотрела на Пьера. Ее голубые глаза, несмотря на сорок прожитых лет, сохраняли тот же блеск и чистоту, как и в те времена, когда сам Пьер был молод и уверен в себе.

— Неужели это так интересно?

— Мне кажется, да, если правильно взяться. Однако тебе придется собрать целый ворох доказательств.

— Без проблем. Если репортаж того стоит, то я готов горы перерыть. Времени у меня хоть отбавляй.

— Видишь ли, в чем дело… При очередной ревизии фондов в моем отделе я натолкнулась на единицу хранения, которую не смогла атрибутировать.

Мадлен вытащила из сумки кожаную записную книжку и прочитала:

— Каталожный шифр 7JCP070301. Это вовсе не ценная или древняя рукопись. Вообще-то речь идет о банальной папке из твердого пластика. В ней лежат документы… — Мадлен задумалась в поисках нужного слова. — Какие-то очень странные.

— В чем странность?

— Это совершенно различные и, с моей точки зрения, абсолютно неинтересные бумаги. Папка содержит глупые брошюрки, страницы, вырванные из разных книг, листы, напечатанные на машинке и рукописные, иногда с пометками на полях. Попадаются и вырезки, наклеенные на картон, как будто школьники потрудились. Большинство этих документов посвящено генеалогии. Их можно сгруппировать по разделам.

— Так что же тут интересного?

— Именно незначительность этих бумаг и есть самое интересное, Пьер. Вопрос вот в чем. Почему подобные записи оказались в моем отделе?

— Почему же?

— Не знаю. Материалы, попадающие в мой отдел, где собираются необычные тексты… все они, скажем так, представляют ценность. К данной единице хранения это на первый взгляд не относится. Даже папка самая обыкновенная. Быть может, именно поэтому она сейчас и находится в новом здании библиотеки, на улице Тольбиак, хотя большинство моих текстов не покидало здания, расположенного на улице Ришелье. Все они поделены на две группы. Первая — это так называемые западные тексты, другие документы принято называть восточными текстами. Мне неизвестно, кто принял решение поместить эту папку в «отдел игрек» при ее поступлении в библиотеку, но подобный материал никак не должен был попасть в отдел редких рукописей. Как я и говорила, все это крайне подозрительно.

— Хватит нести чепуху.

— Дай мне договорить!

Тут Пьер вскинул обе руки и поспешно извинился.

— Есть еще одно примечательное обстоятельство, касающееся этих бумаженций. — Это слово Мадлен произнесла с легким презрением. — После того как они в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году поступили в библиотеку, кто-то в них хорошенько порылся.

— Как это?

— В определенный момент чья-то неизвестная рука удаляла, добавляла и перекладывала документы, а также делала выписки. Впечатление такое, что некто изменил содержимое папки по своему вкусу.

— Откуда ты знаешь?

— Двадцать лет назад с этих бумаг был снят микрофильм.

— Ну и?..

— Во время последней ревизии я обнаружила, что нынешнее содержимое папки существенно отличается от того, что когда-то было заснято на микрофильм.

— Да, странно. — Журналист впервые проявил интерес к рассказу своей подруги.

— Но и это еще не все. Папка носит примечательное имя: «Le Serpent Rouge». Все указывает на то, что кто-то сознательно нагнетает таинственную атмосферу вокруг малозначительных документов.

— Действительно странно.

Теперь Пьер слушал Мадлен очень внимательно.

— Меня беспокоит кое-что еще.

— Что же?

— На папке указано имя автора — Луи Шардоне. Однако по бумагам выходит, что это псевдоним, под которым истинный автор скрыл свое имя. Это некто Гастон де Мариньяк. Теперь готовься, наступает ключевой момент.

Мадлен пришлось прервать свой рассказ. Появился официант с foie de canard и корзинкой свежеиспеченных булочек, накрытых салфеткой.

Когда официант удалился, она продолжила:

— Я несколько недель искала следы этого Гастона де Мариньяка. В результате не только не смогла с ним встретиться, но и вообще не нашла никаких сведений о нем. Поиски вывели меня на библиотекаря по имени Андреас Лахос, который был тесно связан с де Мариньяком, а затем погиб при загадочных обстоятельствах. С большим трудом мне удалось отыскать его дочь, которая сейчас проживает в Лондоне. Поначалу она держалась очень холодно, вообще не хотела разговаривать, но стала чуть любезнее, когда я сообщила ей, какова моя профессия, и рассказала, что нашла кое-что, имеющее отношение к работе ее отца. Дочь Лахоса рассказала, что он умер в восемьдесят шестом году, никогда не проявлял интереса к генеалогии и всему, что связано с этой наукой.

— Почему она так сказала?

— Потому что по причинам, ей неведомым, многие люди считали ее отца специалистом в этой области. После его смерти было много звонков с просьбами о консультации. По ее словам, дочь библиотекаря буквально засыпали письмами и телефонными звонками люди, которые не знали, что Лахос умер, и желали обсудить с ним вопросы, в которых, как заверяла меня она, ее отец абсолютно не разбирался.

— Как странно! — в третий раз повторил Пьер.

— Да уж.

Мадлен подцепила кончиком ножа немного паштета, намазала его на булочку и не торопясь отведала.

— Очень вкусно, хотя все еще жестковато. Этот деликатес совсем недавно достали из холодильника.

— Ты упомянула, что этот библиотекарь погиб при загадочных обстоятельствах. Что с ним произошло?

— Его обнаружили мертвым в метро. Кто-то мог его подтолкнуть, и Лахос упал на рельсы, прямо под колеса поезда. Это произошло при многочисленных свидетелях, однако убийце удалось ускользнуть. Я узнала, что он держал в руке портфель, который не был обнаружен на месте трагедии. За несколько дней до смерти Лахос ездил в Германскую Демократическую Республику, которая тогда еще существовала.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Бланшар.

— У меня сложилось впечатление, что та же рука, которая столкнула Андреаса Лахоса на рельсы, порылась и в нашей папке. Я обсудила со своими коллегами по библиотеке этот странный для меня вопрос: как могли бумаги подобного содержания попасть в наш отдел? — но объяснения так и не получила. Стоит об этом заговорить, как мне отвечают: «Очень странно!» — или пораженно замолкают. Кажется, дело тут нечисто. Я тщательнейшим образом изучила содержание некоторых… документов. — Это слово далось Мадлен не без труда. — Речь в них идет о некой загадочной организации или секте — не знаю, как лучше выразиться, — под названием «Братство змеи», также известной как «Общество змееносца». В этих бумагах утверждается, что общество было связано с орденом тамплиеров. Среди них есть списки самых влиятельных членов братства и великих магистров ордена.

— Это одни и те же имена?

— Нет, они не совпадают, но ты просто обалдеешь, когда увидишь имена членов «Братства змеи».

— Неужели?

— Это вообще невероятно!

— Какие же там имена?

Мадлен сделала вид, что не расслышала вопроса, и снова принялась за паштет.

— Мне кажется, что серьезное исследование этих текстов поможет тебе состряпать хороший репортаж. Уверяю, тут все окутано завесой настоящей тайны. Слишком многое не находит объяснения. Еще раз повторюсь: не вижу причин, по которым эти бумаженции оказались в отделе, где хранятся только инкунабулы, старинные грамоты и рукописи. Все это плюс еще тот факт, что кто-то изменил содержимое папки, наводит на размышления.

Пьер, внимательно следивший за рассказом подруги, надолго погрузился в молчание. Он попробовал паштет и убедился в том, что вкус его действительно не так уж и хорош.

— Почему ты сказала, что список руководителей «Братства змеи» — это что-то невероятное?

— Потому что в него входят слишком известные имена. Представь себе — Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон!

Журналист в задумчивости почесал подбородок.

— Мне бы надо ознакомиться с этой папкой. Как, ты говоришь, она называется?

— На обложке значится «Le Serpent Rouge».

Мадлен угостилась очередным кусочком паштета, вытерла руки салфеткой и достала из сумки маленький плотный конверт.

— Я принесла тебе диск, на котором записаны первый микрофильм и недавняя цифровая копия. Сам увидишь, чем они отличаются.

— Мадлен, ты просто чудо! — Пьер положил конверт в карман пиджака.

— Мне кажется, что за ужин придется расплачиваться тебе, — усмехнулась библиотекарша.

— Конечно! Но этого недостаточно.

— Шутка. Мы договорились, что приглашаю я.

— Ни в коем случае! Это я с утра шутил по телефону, Мадлен. Могу ли я получить доступ к самим документам?

— Зачем это тебе?

— От оригиналов куда больше пользы.

— Предупреждаю, ничего оригинального ты там не найдешь, но если тебе угодно… Когда ты хочешь их посмотреть?

— Завтра, с утра пораньше.

— Вижу, ты не намерен терять ни минуты.

— Такие штуки нужно хватать на лету.

— Ладно, как насчет встречи в половине девятого, в кафе на Книжной башне?

Появился официант с salade crottin и andouille grillée. Долго же им пришлось его ждать!

Ни одно из заказанных блюд не оправдало ожиданий, вдобавок и вино оказалось слишком кислым. Сумма, указанная в счете, заметно превосходила качество оказанных услуг, и Пьер, все-таки взявший расходы на себя, решил больше никогда не приходить в это заведение — по крайней мере, по собственной инициативе.

Когда Мадлен и Бланшар вышли из «Ле Вьё бистро», была уже глубокая ночь. Заметно похолодало. Вокруг не было ни души. Строительные леса, тянувшиеся вдоль стены собора Парижской Богоматери, сузили улицу, превратив ее в темный коридор.

Они прошли с полсотни метров и оказались на площади, перед главным фасадом. Ночная подсветка придавала древним камням мягкий желтоватый оттенок.

Пьер поднял голову и почувствовал себя совсем крошечным под взглядом фигур, взиравших на него с фриза, расположенного над архивольтами. Он непроизвольно вздрогнул и поднял воротник плаща.

— Я провожу тебя домой.

— Не беспокойся, час уже поздний. Поймаю такси на улице Сен-Жак.

— Ты уверена?

— Да, спасибо.

— Как хочешь. — Пьер на прощание чмокнул подругу в щеку. — Тогда увидимся завтра в половине девятого.

Бланшар посмотрел вслед Мадлен, в очередной раз закурил «Голуаз» и подумал, что он почти ничего не знает о женщине, с которой знаком так давно. Стук ее каблуков постепенно затих, растворился в тишине ночи.

Пьер направился в противоположную сторону и почувствовал на лице свежий ветерок, предвестник дождя. Но он все равно решил пройтись, тем более что до дома было совсем недалеко. У Пьера вдруг возникло странное ощущение, что-то внутри напряглось. Какой-то голосок нашептывал ему, что он только что ступил на опасный путь.