Красная змея

31

«Боинг» компании «Алиталия», вылетевший из Парижа, в назначенный час приземлился в международном аэропорту Леонардо да Винчи. Стюардесса вручила пассажиру пальто и маленький портфель, составлявшие весь его багаж. Он первым покинул борт самолета и быстро пошел к выходу из аэропорта.

Как только пассажир появился в дверях, к нему поспешил мужчина в черном костюме. Еще двое поджидали неподалеку.

— Хорошо долетели, мой господин?

Встречающий позаботился о портфеле гостя.

— Великолепно, Пьетро. Мы даже прибыли вовремя, а это потрясающее событие.

Незапятнанно-чистый черный «мерседес» лучился роскошью. Один из телохранителей распахнул заднюю дверцу, путешественник уселся. Все заняли свои места, Пьетро сел за руль, и машина плавно сдвинулась с места.

— Куда ехать, мой господин?

— На Виа-дель-Корсо. Дом ты знаешь.

— Да, мой господин.

Всю дорогу Арман д'Амбуаз пребывал в молчании. Он погрузился в собственные мысли.

Фасад здания представлял собой жалкое зрелище. Он был грязен и почернел от автомобильной копоти. Однако сразу за порогом обстановка резко менялась: ковры на полу, дерево ценных пород, витражи со свинцовыми перемычками, сверкающий хрусталь и полированный металл.

Д'Амбуаз в сопровождении телохранителей поднялся по лестнице, не воспользовавшись лифтом. В конце концов, ему был нужен всего-навсего второй этаж.

У дверей его уже дожидался юноша, сутана которого являла образец чистоты и аккуратности.

— Добро пожаловать, мой господин.

— Здравствуйте.

— Его высокопреосвященство ожидает в кабинете.

— Что же, не будем заставлять его ждать.

Семидесятилетний Паоло Минарди являлся образцом аскета — костистый и худощавый, выразительные черные глаза на изможденном вытянутом лице, которое еще больше удлиняла острая бородка с проседью. Кардинал восседал за рабочим столом и с виду был занят выписыванием мудрых мыслей из некоего объемистого сочинения. На самом же деле это была лишь уловка перед встречей, которую Минарди откладывал вот уже много недель, пока давление «Братства змеи» не сделалось просто невыносимым. Кардинал принял решение всеми силами пытаться спасти ситуацию, но если разговор будет развиваться в нежелательном направлении…

Обмен приветствиями прошел вполне корректно, даже с проявлением некоторой сердечности, однако, когда собеседники остались наедине, напряжение сразу же возросло. Впрочем, голоса никто из них не возвышал. Воспитание не позволяло этим людям утратить хладнокровие.

— Не могу понять причины подобной задержки, — пожаловался д'Амбуаз. — Наша встреча должна была состояться еще несколько месяцев назад.

Минарди предложил гостю сигарету, тот жестом отказался от нее.

Кардинал закурил, выпустил первое облачко дыма и лишь потом ответил:

— Не мне тебе объяснять, как сейчас обстоят дела. Есть силы, которые намеренно нагнетают слухи. Нам приходится прибегать к молчанию. Средства массовой информации раздувают несущественные детали, чтобы привлечь к себе внимание. Сенсационные заголовки прямо искажают истину.

— Все это прекрасно, однако нужный момент приближается. Здоровье Папы подорвано, его конец близок. Наш план должен предусматривать любую мелочь. Импровизация здесь недопустима.

— Дорогой мой Арман, проблема не в импровизации. Я не раз видел, как вопросы величайшей сложности разрешались в считаные минуты. Мне также знакомы и разработки, навеки замороженные из-за пустяковых обстоятельств. Было бы желание.

Магистр «Змееносца» впился взглядом в глаза кардинала.

— Что ты имеешь в виду?

Прежде чем ответить, Минарди еще раз затянулся сигаретой.

— Вот желания-то как раз и нет.

Брови магистра взлетели наверх, его серые глаза будто увеличились. В этих нескольких словах содержалось объяснение того, почему их встреча состоялась только сейчас.

— Ты хочешь сказать, что государственный секретарь отказался с нами сотрудничать?

— Он не просто отказался, а превратился в активнейшего противника этого проекта. Откровенно говоря, именно госсекретарь вместе с камерарием его и провалили.

Д'Амбуаз поджал губы, которые превратились в тоненькую линию.

— Несколько месяцев назад они выражали согласие. Что же произошло теперь?

— Не знаю. Мне так и не удалось это выяснить. Их ответ на мои вопросы заключался в отсутствии ответа.

— Полагаю, именно по этой причине наша встреча так долго откладывалась.

— Это лишь одна из причин. Вторая состоит в том, что я и сам сомневаюсь в том, должен ли Ватикан принять точку зрения, выработанную в ходе наших переговоров.

Князь церкви отвел глаза. Яростный взгляд магистра было невозможно вынести.

— Так, значит, ты разрываешь договор?

— Нет. Просто считаю, что время неподходящее.

— Сроки были обговорены давно, причем именно потому, что как раз времени-то нам и недостает. Если мы не выступим сейчас, то, возможно, не сделаем этого никогда. Медлить нельзя! — слегка повысил голос магистр.

— Я в этом не уверен.

— На это указывает абсолютно все. Конечно, если бы возникли сомнения в обоюдных гарантиях… Сам понимаешь, это не наш случай.

— Люди всегда испытывали страх перед апокалипсисом, — возразил кардинал. — В первые столетия нашей эры всякие умники называли множество дат конца света, но ни одно из предсказаний не осуществилось. Люди, например, жутко боялись наступления тысячного года! Затем назывались все новые даты, но апокалипсис так и не наступил.

Суровости во взгляде магистра поубавилось, зато его изумление все возрастало.

— Не могу поверить, что это говоришь ты!

Минарди промолчал. Д'Амбуаз поднялся. Встреча обещала закончиться намного раньше, чем предполагалось.

— В таком случае да будет тебе известно, что начиная с этого момента мы почитаем себя свободными от всяческих обязательств, — холодно отчеканил магистр.

— Это угроза? — поинтересовался Минарди, тоже поднимаясь на ноги и гася окурок в пепельнице. — Не забывай, что нашей церкви две тысячи лет. Она всегда умела противостоять любым нападкам, часто даже черпала в них силу.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

— Согласно нашему учению, это уже дело веры. Тут всецело решаем мы.

От Армана д'Амбуаза не укрылось то обстоятельство, что собеседник все более отдалялся от него. В голосе кардинала прибавилось уверенности после того, как он сказал, что не собирается выполнять условия договора, который с такой тщательностью подготавливался на протяжении почти трех лет.

— Ты забываешь одно обстоятельство. Это дело настолько серьезное, что даже сам Бернар Клервоский, который в свои времена имел влияние на весь христианский мир, не отважился уничтожить свидетельство. Он подумал, что гораздо важнее оставить все в тайне и охранять ее должным образом.

— Наше учение — дело веры, — повторил кардинал.

— Вера в наши времена не очень-то ценится.

— Так что же?

— Вы рискуете гораздо большим, — тоже подчеркнул дистанцию магистр. — Конечно, если не примете условия соглашения, о котором мы договорились. По моему мнению, это лучшая ваша возможность.

— Именно на это ты и делал ставку.

Густые брови магистра опять взлетели.

— О чем это ты?

— Пусть и поздно, но я убедился в том, что лучший способ причинить нам непоправимый ущерб — это навязать подобное соглашение в самый критический момент. Так уж сложилось исторически, что когда понтифик нашей церкви теряет здоровье, то прочие ее члены тоже чувствуют себя хуже.

Магистр был явно раздражен.

— Ты повел себя так, что мы потеряли драгоценное время.

— Ты должен меня понять, Арман.

— Что ж, хуже придется именно вам.

— О чем ты?

— Не думай, что мы станем сидеть сложа руки. Освободившись от всяческих обязательств, братство будет действовать на свой страх и риск.

Кардинал и магистр молча сверлили друг друга глазами. Их разделял всего лишь метр. Напряжение нарастало.

— Мы готовы принять вызов.

— Думаю, ты понимаешь, что предал нас.

— Если ты хочешь знать всю правду, то я скажу, что наши переговоры, которые начались три года назад после предварительных встреч в Женеве, являются частью детально разработанного плана, запущенного в ход еще двести лет назад.

При этом известии глаза Армана д'Амбуаза странно засверкали.

— Ты торопишься? — спросил монсеньор.

— К чему этот вопрос?

— Мне хотелось бы поведать тебе одну историю. В сложившихся обстоятельствах нет большого смысла хранить ее в тайне.

На самом деле Минарди вовсе не был в этом уверен, однако он не мог отказать себе в удовольствии. Ему действительно хотелось рассказать магистру «Змееносца» историю, от которой волосы у того встанут дыбом.

Вместо ответа д'Амбуаз уселся на прежнее место.

— Вообрази себя в своем любимом Париже, в тысяча семьсот девяносто третьем году, на площади Согласия, которая тогда именовалась площадью Революции. Людовик Шестнадцатый отправлен на гильотину, палач свершает свою работу. Как только голова короля упала в корзину, барабаны смолкли. В них уже не было необходимости. Именно в этот момент от толпы, собравшейся на площади, отделился какой-то мужчина. Он проскочил сквозь ряды солдат, взобрался на эшафот и закричал, обращаясь к толпе, все еще немой после увиденного: «Жак де Моле, возмездие не окончено!»

— Эту историю я знаю.

— Но ты не можешь ничего знать о тех вполне логичных выводах, которые кое-кто сделал из случившегося. Времена тогда стояли неспокойные, неразберихи хватало, но без целой организации осуществить подобный поступок было бы невозможно. Человек, выскочивший на эшафот тем холодным январским утром, не мог быть одиночкой. Его слова о том, что возмездие не окончено, как будто возвещали о начале нового этапа в реализации достославного проклятия, оглашенного последним магистром ордена храма. Смерть Папы и короля когда-то породила легенду о проклятии тамплиеров. Как бы то ни было, но кое-кто посчитал, что возмездие не окончено, и тогда в одном из дворцов Ватикана принялись детально анализировать факты.

— Что ты имеешь в виду?

— Было решено точно выяснить, какой же смысл имели слова, прозвучавшие на площади. Если месть за Жака де Моле продолжается, то в чем же выражается это продолжение? Тебе, верховному руководителю «Братства змеи», все прекрасно известно. Самое важное в истории, которую я тебе излагаю, состоит в следующем. Священнослужители, которые собрались в одном из ватиканских дворцов, правильно поняли смысл послания. Возмездие не окончилось со смертью Климента Пятого и Филиппа Четвертого. Люди, стоявшие у истоков заговора, решили, что месть затронет не только отдельных лиц, но и самые институции, представленные ими, то есть французскую монархию и папство. Вот какой смысл имели слова, произнесенные с эшафота, на котором казнили Людовика Шестнадцатого. Король олицетворял собой монархию, сметенную ураганом революции. При этом объявлялось, что возмездие будет продолжаться. На что же оно будет направлено теперь? На какую другую институцию? Долго гадать об этом не приходилось.

Магистр побледнел. Сжатые челюсти свидетельствовали о том, что он сдерживался из последних сил. Арман д'Амбуаз хорошо представлял себе продолжение этой истории, однако предпочел услышать его из уст Минарди, хотя в голове его уже зарождалось тревожное предчувствие.

— С тех самых пор Ватикан запустил собственные механизмы защиты, пытаясь проникнуть в «Братство змеи», — продолжал кардинал. — Это средство было бы самым надежным. Спешу тебя порадовать. Отыскать надежную тропинку, ведущую к братству, и уж тем более войти в тесный круг его руководства оказалось весьма сложно. Каждый член этого круга уже в момент вступления в него называет имя своего возможного преемника. При этом запасная кандидатура должна получить одобрение всех прочих членов руководства. Разумный способ!.. Таким образом можно держать будущего кандидата под наблюдением и в случае каких-либо подозрений пересмотреть решение. На то, чтобы добраться до «Змееносца», Ватикану потребовалось более столетия. — Минарди вытащил из пачки новую сигарету, не торопясь прикурил, наслаждаясь моментом своего торжества, и снова заговорил: — Справедливо сказано, что терпение — одна из добродетелей церкви. Вплоть до тысяча девятьсот шестого года нам не удавалось напасть на надежный след. Потом еще на протяжении семидесяти шести лет мы не могли проникнуть во внутренний круг. Впрочем, это нормальный срок, если учитывать структуру братства. Требовалась величайшая осторожность, чтобы не возбудить ни малейших подозрений. С того самого момента, когда угроза была обнаружена, наши механизмы защиты действовали безотказно. В самые трудные моменты — такие, например, как приход большевиков к власти в России или осложнение отношений с тоталитарными режимами, — мы добивались того, что «Змееносец» не мог вмешиваться в наши дела. Должен тебе признаться, что Святой престол заплатил за это очень высокую цену. Нам вовсе не хотелось, чтобы возникали ситуации, компрометирующие церковь. Одна из них сложилась перед тысяча восемьсот семидесятым годом, когда войска пьемонтцев и гарибальдийцев атаковали Рим. Тогда мы не могли ничего доказать, однако в Ватикане возникло подозрение, что за событиями, которые в итоге привели к объединению Италии, стояли посланники «Змееносца». Именно «Братство змеи» поддерживало ложи карбонариев. Оно тайно руководило движением под названием «Молодая Италия», которое создал Мадзини. Мы даже начали думать, что герцог Кавур, скрытый вдохновитель этой операции, является магистром братства. У нас не было сомнений в том, что сам Гарибальди — лишь марионетка в его руках. Мы решили, может быть и ошибочно, что красный цвет рубашек его «Mille»^[18] — это отсылка к так называемой «Красной змее».

Магистр, конечно, слушал Минарди, однако его разум был занят иными мыслями, которые в тот момент беспокоили этого человека гораздо сильнее. Д'Амбуаз был убежден в том, что может существовать лишь одна причина, по которой кардинал все это ему излагает. Его собираются убить!

— Затем для Ватикана наступили очень тяжелые времена. Несколько Пап подряд были заперты внутри наших стен. Они оказались пленниками итальянского правительства. Священнослужителям было запрещено принимать участие в государственной политике. Выход бы найден после подписания Латеранских соглашений в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Папская область сократилась до пределов нынешнего Ватикана, нескольких романских церквей да виллы Кастельгандольфо.

— Когда же вы проникли в тайный круг «Змееносца»? — не выдержал д'Амбуаз.

— А как ты думаешь? — улыбнулся не без издевки Минарди.

— Гастон де Мариньяк! — неожиданно выпалил магистр.

— Великолепно, Арман! — театрально похлопал в ладоши кардинал. — Ты угадал с первого раза!

— Так, значит, вот отчего этот изменник возился с растреклятой папкой.

Голос магистра звучал сейчас не громче шепота. Он словно говорил сам с собой, вслух выстраивая мысли, которые сейчас крутились вокруг одного человека — преемника, предложенного Гастоном де Мариньяком. С тех пор прошло много времени. Этот преемник уже успел войти в круг и назначить преемника себе. Минарди не догадывался, что своими словами он вывел магистра на след ныне здравствующего ватиканского шпиона, внедрившегося в тайный круг «Братства змееносца».

— Совершенно верно! Впрочем, полагаю, что не стоит именовать его изменником. Ведь он исполнял свой долг.

— Мы всегда считали, что Мариньяк затеял всю эту комедию с папкой ради материальной выгоды…

— Отчасти ты прав — перебил его кардинал. — Все-таки его смерть затормозила операцию на полпути. Мариньяк нас предал.

— Как это?

— Мы слишком поздно узнали причину, по которой этот человек вступил в сговор с Андреасом Лахосом и решился передать ему некую информацию. Библиотекарь должен был подороже продать ее одной из стран социалистического лагеря. Только несколько лет назад мы обнаружили, что Мариньяк нуждался в деньгах. Образ жизни, который он вел, никак не соответствовал уровню его доходов. Гастон де Мариньяк предложил коммунистическому правительству Польши информацию, способную нанести ущерб церкви. Это явилось бы серьезным ударом по профсоюзу «Солидарность», который в то время всерьез угрожал польскому правительству и пользовался безоговорочной поддержкой Иоанна Павла Второго. Папа желал видеть свою страну свободной от коммунистического ярма.

— Ведь Лахос поехал не в Польшу.

— Встреча была назначена в одном из городов ГДР, но не состоялась. Нам представляется, что именно вы сорвали ее. Вышло так, что сотрудники Штази отвезли Лахоса на границу и выдворили из страны. Вскоре он погиб на станции парижского метро.

— Почему же вы не продолжили начатое дело?

— Потому что Мариньяк, которого вскоре обнаружили повешенным в его собственной квартире, сильно все испортил. Он разрушил многие наши планы. Потом мы долго не могли оправиться от удара, около двадцати лет были как парализованные и только три года назад разработали новую стратегию. Вместо того чтобы враждовать с «Братством змеи», мы решили добиться соглашения с ним. Это дело представлялось нам очень сложным, однако церкви не раз нам приходилось преодолевать великие трудности. — Минарди сделал последнюю затяжку и раздавил окурок в пепельнице. — С другой стороны, наша политика последних лет была направлена на то, чтобы заранее обезопасить себя хотя бы от части проблем. Ведь Мариньяк все-таки предоставил нам информацию, хотя и в фрагментарном виде. Вот почему, как я уже не раз тебе говорил, было принято решение коренным образом изменить представление верующих о Марии Магдалине. Она больше не будет изображаться раскаявшейся блудницей, ушедшей от мира, чтобы замаливать свои грехи, и превратится в одну из тех стойких женщин, которые не оставили Иисуса в ужасный момент распятия. Магдалина находилась на Голгофе, у подножия креста, самим своим присутствием бросая вызов тогдашним правителям Иерусалима. Она не стала трусливо прятаться, как поступили апостолы. Отныне Мария Магдалина будет представлена как женщина, сопровождавшая Иисуса на крестную муку, которой досталась высшая награда. Ей первой явился Христос в великий момент воскресения. По свидетельству евангелиста, Мария хотела его обнять, однако воскресший спаситель мягко ее отстранил.

— Ты хочешь сказать, что Второй Ватиканский собор был созван из-за тайны, которую хранит наше братство?

— Не будь наивным, дорогой Арман! — рассмеялся Паоло Минарди. — Роль этого собора куда более значительна. Все-таки должен признать, что мы действительно воспользовались им, чтобы нейтрализовать часть вашей тайны.

— Признавая разумность этих рассуждений, хочу заметить, что ты далеко не во всем прав.

— Да, своего разрешения не получили еще два важнейших вопроса. Вот почему мы решили вступить с тобой в переговоры.

Д'Амбуаз слегка кивнул. Его напряжение выдавали лишь накрепко сжатые челюсти. Слова члена папской курии только что открыли магистру основную причину, по которой римская церковь вот уже две тысячи лет обладала величайшей властью. В ее распоряжении находилось не только такое могущественное оружие, как толкование христианского учения. К тому же она всегда опережала своих врагов! Эти люди успели выступить первыми! Им можно было предъявить ряд справедливых упреков, но, защищаясь, они ответили бы, что все уже исправлено. Они, мол, уже пересмотрели свой подход.

— Почему вы теперь изменили свое мнение, сделали шаг назад и готовы публично признать, что ваши Евангелия полны лживых утверждений?

— Потому что в ватиканских коридорах опять повеяли новые ветры. Любезный мой Арман, эпоха покаяния миновала. Впрочем, это не мешает мне кое-что вам предложить.

Последняя фраза кардинала изумила магистра.

— Ты шутишь?

— Я абсолютно серьезен.

— Не верю собственным ушам! Вы засунули под сукно результаты трехлетних переговоров, не выполнили ни одного обязательства, а теперь ты осмеливаешься мне что-то предлагать?!

— Разве одно мешает другому? Нам не удалось заключить договор, но это отнюдь не исключает иных возможностей решения наших проблем. Представь себе, дорогой Арман, что участники кровавой и разрушительной войны садятся за стол переговоров.

Такой поворот мысли поставил д'Амбуаза в тупик, зато он начал понимать, для чего Паоло Минарди излагал ему всю эту историю. Магистр немного успокоился, отделался от части дурных предчувствий, нахлынувших на него чуть раньше.

— Что ты предлагаешь?

— Мы заинтересованы в получении известного тебе документа. Нам хотелось бы знать, располагаем ли мы чем-нибудь, вызывающим интерес у «Змееносца»?

Магистр провел рукой по щеке и вгляделся в лицо Минарди. Его высокопреосвященство внешне был спокоен, почти бесстрастен. Арман д'Амбуаз подумал, что они, по-видимому, получили сходное воспитание. Он знал, что кардинал никогда и ничем не выдает своего волнения.

Гость подавил искушение встать и уйти. Интуиция подсказывала ему, что если кардинал желает приобрести у него документ, способный перечеркнуть многовековую историю церкви, то этот факт должен иметь какое-то объяснение. Дело, заставлявшее Ватикан трепетать на протяжении двух столетий, не могло разрешиться с такой вот простотой.

Д'Амбуаз решил испытать все возможные уловки, которые позволили бы ему выиграть немного времени, пусть даже несколько минут.

— Ты уверен в своем предложении?

— Разумеется. Я предлагаю тебе сделку, хотя твой товар, скажем так, успел утратить часть своей прежней ценности.

Д'Амбуаз знал, что ценность пергамента значительно превосходит любые богатства.

— Я просто поражен твоей щедростью!

— Арман, не нужно приписывать мне достоинства, которыми я не обладаю или владею в столь ничтожной степени, что этим можно пренебречь.

— Когда тебе нужен ответ?

Минарди поднялся.

— Мы не торопимся, однако и ждать бесконечно не расположены. Жизнь его святейшества затухает. Мы не знаем, что готовит нам будущее. Как ты имел случай убедиться, в ватиканских коридорах ветры часто меняют направление.

Когда Арман д'Амбуаз оказался в своем автомобиле, под защитой телохранителей, он почувствовал себя увереннее, однако по-прежнему был раздосадован и подавлен. Стальные нервы помогли ему достойно выдержать эту встречу. Она оказалась самой сложной в его жизни, хотя магистр не раз попадал в очень опасные передряги.

Д'Амбуаз приказал, чтобы ему немедленно забронировали билет на ближайший авиарейс до Парижа.

— Так, значит, едем в аэропорт, мой господин? — спросил водитель.

— Именно так, Пьетро.

Телохранитель, сидевший справа от Пьетро, принялся названивать по разным номерам. Он узнал расписание полетов и заказал билет.

Магистр молчал, пытаясь разобраться в словах Паоло Минарди. История, рассказанная им, вызывала сомнения еще и потому, что ее изложил представитель Ватикана. Для этих людей граница между реальностью и вымыслом была столь зыбкой, что ее почти никогда не удавалось установить с точностью.

На своем веку магистру довелось услышать немало рассказов, в которые трудно было поверить. К ним, например, относилась легенда о том, что как раз в то время, когда в соборе Святого Петра со всей скорбной торжественностью служили заупокойную мессу по убиенному Генриху Четвертому Французскому, заколотому Франсуа Равальяком, в подземной крипте того же собора, всего на несколько метров ниже, молились за душу его убийцы.

Невероятными были и сплетни об элитном подразделении секретной разведки Ватикана, известном под именем «Круг Октагона». Оно якобы устранило германских резидентов, пытавшихся провести в Риме операцию с названием «Eitles Gold». В ходе этого мероприятия Гитлер будто бы пытался купить голоса кардиналов на конклаве тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Магистру вспомнилось, что эта история была рассказана ему тем же самым Минарди пару лет назад за ужином в ресторане отеля «Адлон», из окна которого открывался вид на Бранденбургские ворота и на рекламу автомобильной компании. Тогда же, во время прогулки по улице Унтер-ден-Линден, д'Амбуаз спросил кардинала: «А верно ли, что „Круг Октагона“ существует?» Кардинал ответил не раздумывая: «Так же верно, как и то, что существует „Змееносец“».

Арман д'Амбуаз откинулся на спинку сиденья и попытался хладнокровно оценить прошедшую встречу, которая обернулась для него столькими неожиданностями. Он приехал в надежде заключить договор, позволявший запустить в ход тщательно продуманную операцию, а оказалось, что предполагаемые союзники переменили свое решение.

Так или иначе, но особенно важным было признание Минарди. Магистру стоило большого труда свыкнуться с мыслью о том, что двадцать лет назад Ватикан внедрил в «Братство змеи» своего шпиона. Самый главный вопрос был таким — почему же кардинал раскрыл столь ценный секрет? Получалось, что теперь церковники останутся без своего информатора, на внедрение которого, судя по словам самого Минарди, ушло столько времени и сил.

Его высокопреосвященство мог бы ограничиться различными отговорками, что и проделывал в первой части беседы, а потом дать понять, что разговор окончен. Откровения кардинала просто ошеломили д'Амбуаза. Он уже был уверен в том, что не выйдет живым из апартаментов Минарди.

Взгляд его рассеянно скользнул в окошко. Магистр увидел здания так называемого квартала Всемирной выставки, настоящего города, воздвигнутого Муссолини, и подумал о Латеранских соглашениях, позволивших Бенедикту Пятнадцатому уладить дело и избавиться от политической закупорки, в которой Папы Римские пребывали на протяжении более чем полувека.

По странной ассоциации д'Амбуаз вспомнил о предложении кардинала Минарди обменять пергамент на кое-что другое. В точности фраза звучала так: «Нам хотелось бы знать, располагаем ли мы чем-нибудь, вызывающим интерес у „Змееносца“». Удачная формулировка. Минарди ничего не предложил. Он просто оставил дверь открытой.

— Прошу прощения, мой господин. Нам, кажется, повезло. Есть рейс через полтора часа, из аэропорта Леонардо да Винчи. Мы можем добраться туда меньше чем за час и как раз успеем выкупить билет, если вы так распорядитесь.

— Хорошо.

Получалось, что к шести часам магистр уже окажется в Париже и сможет устроить срочную встречу с сенешалем и секретарем братства. Именно этот триумвират составлял верхушку «Змееносца». Магистр должен был проинформировать их о подробностях разговора. Им вместе надлежало принять решение по двум наиважнейшим вопросам: розыску ватиканского шпиона и пристальному изучению всех выгод и недостатков странного предложения Паоло Минарди.