Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

Глава семнадцатая. Сталинская

Весна, весна, чудесная весна! Еще неделька — и Первомай, все зазеленеет, а сейчас уже теплынь, и можно ходить нараспашку, вдыхать в себя дивный воздух и радоваться жизни, как эти люди, весело стекающиеся в здание на Васильевской улице, где семь лет назад, в мае 1934 года, открылся Дом кино, быстро ставший знаменитым и любимым для москвичей.

О чем там они щебечут, подходя к подъезду?

— Интересно, сам-то приедет?

— На Пречистенке не был.

— Но к нам-то у него особое отношение.

— Вдруг окажет честь?

На Пречистенке, она же Кропоткинская, в Доме ученых вчера и позавчера вручали премии ученым и изобретателям, многие из них — с мировым именем: Виноградов и Капица, Орбели и Лысенко, Обручев и Бурденко, всего более полусотни человек.

Но сегодня здесь, на Васильевской, будут вручать кинематографистам, а кино он очень любит, в Кремле собственный кинотеатр, постоянно туда ходит по ночам. Неужели не приедет?

Да как не приедет, вот же он!

Моментальное милицейское оцепление, и сам Сталин выходит из своего служебного «паккарда», он в легкой шинели нараспашку, а под шинелью — праздничный белый китель и белые брюки, заправленные в зеркально начищенные сапоги. Усы как орлиные крылья, брови черные, а в волосах уже много серебра, да и немудрено, в позапрошлом декабре Иосиф Виссарионович отметил шестидесятилетие. Тогда же он и затеял премию своего имени. Была имени Ленина, Ленинская, теперь будет имени Сталина.

Рядом с ним — Ворошилов и Молотов, а еще высокий красавец, похожий на американского киноактера, самый элегантный из всех, это председатель Комитета по делам кино Большаков, он на голову выше своих высокопоставленных начальников и потому немного наклоняется, что-то им говоря.

Семисотместный зал взорвался аплодисментами; кто уже сидел, вскочили, как на пружине.

— Слава великому Сталину! Да здравствует Сталин!

Вождь устроился в центре президиума, тоже стоял и хлопал в ладоши, ожидая, когда приветственная овация стихнет, смотрел в зал, узнавал многих режиссеров, актеров, киношных чиновников, не мог не приметить и красивого тридцатилетнего парня, о котором ему недавно рассказал Жданов: Константин Кузаков, сын Марии Кузаковой, той самой вдовушки из Сольвычегодска, подарившей Сталину женскую ласку, когда он, будучи в ссылке, снимал у нее комнату. И родился Костя не от своего отца, погибшего еще задолго, в русско-японскую, а вскоре после того, как революционер Коба съехал с временного жилья и покатился дальше по волнам истории. Костя не искал своего настоящего родителя, рос сам по себе, в Ленинграде окончил Институт народного хозяйства и вскоре уже заведовал кафедрой в Институте точной механики и оптики, в том числе руководил разработкой деталей для кинотехники. Жданов приметил его и сам раскопал историю происхождения талантливого юноши, сообщил Сталину, предложил перевести Костю в Москву, и теперь Кузаков работал в ЦК партии помощником начальника Управления пропаганды и агитации. Вот почему его тоже пригласили в Дом кино на вручение первой в истории Сталинской премии.

Пока Большаков выступал с докладом об огромных успехах советского кинематографа, главный зритель время от времени поглядывал на хорошее и доброе лицо Кости, подмечая в нем свои черты. Славный парень, губастый, глаза ясные. Не пришел к нему: «Ты — мой отец!» Надо будет его и впредь поддерживать.

Полтора года мурыжили с премией: затеяли в декабре 1939-го, а вручают только сейчас, в апреле 1941-го. Средства — из накопившихся в течение многих лет гонораров, полученных Сталиным за книги. Теперь им нашлось хорошее применение.

А киношникам и впрямь особое внимание. Судите сами: композиторам три первых премии — Мясковскому, Шапорину и Шостаковичу; художникам тоже три — Герасимову, Иогансону и Нестерову; скульпторам две — Мухиной за «Рабочего и колхозницу» и Меркурову за великолепную статую Сталина на Всероссийской сельскохозяйственной выставке; архитекторам три — Чечулину, Заболотному и Щусеву; театральным деятелям три — Тарасовой, Хораве и Хмелеву; певцам четыре — Козловскому, Рейзену, Михайлову и Барсовой; танцорам три — Улановой, Лепешинской и Чабукиани; прозаикам три — Шолохову, Толстому и Сергееву-Ценскому; поэтам три — Асееву, Купале и Тычине; драматургам три — Корнейчуку, Погодину и Треневу. А деятелям кино целых десять премий первой степени! По сто тысяч каждая.

Начали награждать. Большаков объявлял лауреатов и вручал дипломы:

— Режиссер Александров Григорий Васильевич, композитор Дунаевский Исаак Осипович, актриса Орлова Любовь Петровна, исполнительница ролей Марион Диксон и Стрелки, актер Ильинский Игорь Владимирович, исполнитель роли Бывалова. Все вместе — за фильмы «Цирк» и «Волга-Волга».

Все-таки «Светлый путь» главному зрителю меньше понравился, чем предыдущие картины «орловских рысаков», как с легкой руки Эйзенштейна стали называть Александрова, Дунаевского и Лебедева-Кумача, и он его вычеркнул из предварительного списка. Да еще разругал Александрова, предложившего сценарий следующей картины под названием «Отеческая забота», уж совсем неприличная лесть в адрес Сталина.

Большаков вручал дипломы, и лауреаты подходили пожать руки Ворошилову, Молотову и Сталину, которые приветствовали и поздравляли их стоя. Орлова подала руку так, что можно подумать, она хочет, чтобы Сталин ей ее поцеловал, но он лишь пожал и подарил улыбку, нарочно не такую, какими встречал ее в те несколько свиданий, вполне невинных, когда приглашал просто поговорить и вместе пообедать. Любовь Петровна в ответ сверкнула особой улыбкой, как если бы они были любовниками, но об этом бы никто не знал, как никто не знает о том, кто такой Костя Кузаков.

Да, было время, когда он мечтал об Орловой, но все кончилось как-то внезапно. И теперь у него другая задушевная собеседница на Ближней даче. «Орловские рысаки» тоже удостоились рукопожатия, но и только, а вот Ильинскому главный зритель сказал:

— Помните, что мы с вами оба бюрократы?

— Помню, конечно помню! — засмеялся актер.

Представители комедийного жанра вернулись в зал показывать другим, как выглядят дипломы с портретом вождя, а следующими Большаков выкликал создателей «Чапаева»: режиссеров братьев Васильевых и артиста Бориса Бабочкина. До сих пор главный зритель считал эту ленту лучшим фильмом о Гражданской войне.

— Говорят, вы пятьдесят раз смотрели? — спросил Бабочкин.

— Больше, — признался Сталин. — А зря вы усы не носите, они вам очень идут.

Третьими шли к столу президиума «щорсовцы»: режиссер Довженко и артисты Самойлов и Скуратов. Александр Петрович любил повторять, что жизни не видит без ридной нэньки Украины, но вот уже десять лет живет в Москве, в родные края выезжая изредка. Когда в сентябре 1939 года немцы вторглись в Польшу и та, имея не менее сильную армию, быстро сдалась лапки кверху, Красная армия вошла в Западную Украину и Западную Белоруссию, доселе принадлежавшие полякам, а теперь Львов наш, Луцк наш, Станислав наш, Брест наш, Белосток наш. И Довженко первым откликнулся на сталинский призыв, помчался и снял документалку «Освобождение» о том, как эти земли вошли в состав СССР, всюду мелькал там в кадре, как будто это он лично освободил братьев-украинцев и братьев-белорусов от ярма панов. Фильмец получился пропагандистски правильным, но снят плохо, половину заняли выступления с трибун всяких деятелей, радующихся, что теперь они будут не под ляхами, а под москалями.

— Спасибо, Иосиф Виссарионович, спасибо! — пожимал руку главного зрителя Александр Петрович, на что Сталин ничего не ответил, одарив режиссера покровительственной улыбкой: молодец, хорошо служишь. Он откровенно не любил Довженко, сколько бы тот ни выказывал преданность.

Не только Довженко, многие откликнулись на призыв снимать кино о том, как плохо было под поляками и какое солнце свободы восходит над Кресами Всходними, как назывались в Польше Западная Украина и Западная Белоруссия. Абрам Роом снял очень неплохую картину «Ветер с востока» с Амвросием Бучмой в главной роли, а Михаил Ромм завершал работу над фильмом «Мечта». Молодцы, ребята, не гнушаетесь госзаказом!

— Режиссеры Козинцев Григорий Михайлович и Трауберг Леонид Захарович, артист Чирков Борис Петрович за создание трилогии о Максиме, — объявил Большаков следующих, и они шли, трепеща от радостного волнения.

— Племяш твой как сияет, — усмехнулся Сталин. Чирков приходился Молотову внучатым племянником.

— Ну а как же! — крякнул Дядя.

— И в «Чапаеве» хорошо сыграли крестьянина, и в «Человеке с ружьем» солдата Евтушенко, — пожал руку Чиркову главный зритель, нарочно, чтобы сделать приятное другу Вяче, которого вскоре собирался заменить на посту председателя Совнаркома.

— Режиссер Ромм Михаил Ильич, сценарист Каплер Алексей Яковлевич, артист Щукин Борис Васильевич за роль Владимира Ильича Ленина, посмертно, и артист Охлопков Николай Павлович за роль большевика Василия в фильмах «Ленин в Октябре» и «Ленин в восемнадцатом году», — объявил Большаков.

— Молодцы, товарищи киноделы, — похвалил Сталин. — Хороший фундамент заложили. Лениниана в кино.

^{Докладная записка председателя Комитета по делам кинематографии при СНК СССР С. С. Дукельского И. В. Сталину о сценарии кинокартины «Минин и Пожарский». 4 декабря 1938}

^{Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф С. С. Дукельского, резолюции — автографы И. В. Сталина и В. М. Молотова. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 162. Л. 1]}

Да и меня там не забыли, хотелось добавить ему, не чета Эйзенштейну и Александрову, у которых Сталин ни сном ни духом не участвовал в революции. Но он, конечно, смолчал.

— Режиссер Петров Владимир Михайлович, артисты Симонов Николай Константинович и Жаров Михаил Иванович, исполнители ролей Петра Первого и Меншикова в исторической киноэпопее «Петр Первый».

И этим Сталин нашел что сказать:

— Хорошая фильма! Открыла славные страницы истории России. И как вы хорошо там сказали: «Суров я был с вами, дети мои!» Поздравляю.

Следующие тоже шли исторические — Пудовкин и Доллер за фильмы «Минин и Пожарский» и «Суворов», артисты Ханов и Ливанов, сыгравшие Минина и Пожарского, и артист Черкасов, сыгравший Суворова, но не тот, что Александра Невского и царевича Алексея, а другой, постарше, причем тоже Николай. Черкасов-Сергеев.

Поздравляя лауреатов, главный зритель не удержался от проявления особых чувств к великому полководцу:

— Хорошая фильма получилась про Суворова. Хотя некоторые эпизоды сглажены, и оттого многое теряет силу. Например, когда солдаты заартачились идти и штурмовать Чертов мост, Александр Васильевич приказал вырыть яму и сам лег в нее: «Можете закапывать своего Суворова и возвращаться». И это сильнее всего подействовало. Солдаты пошли и взяли непреодолимое препятствие. А у вас он просто говорит: «Можете меня похоронить и возвращаться». Вот если бы лег на дно могилы, было бы сильнее. Ну ладно, поздравляю.

^{Докладная записка Б. З. Шумяцкого И. В. Сталину и В. М. Молотову о приостановке демонстрации кинофильма «Ленин в Октябре» с приложением проекта заявления ТАСС. 9 ноября 1937}

^{Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Б. З. Шумяцкого. [РГАСПИ. Ф. 82.Оп 2. Д. 959. Л. 44–45]}

Следующая картина — о современности, «Трактористы». Главный зритель посмотрел ее недавно и сказал:

— Наконец-то этот Пырьев снял что-то дельное.

Но сейчас он молча пожал руки режиссеру, актрисе Ладыниной и актеру Крючкову, которого полюбил еще с «Окраины» и время от времени повторял его ужимку из той ленты, будто перекусывает зубами веревку или рыболовную леску.

За картины «Арсен» и «Великое зарево» премию получили грузины: режиссер Чиаурели, сценарист Цагарели и актер Геловани, к весне 1941 года уже шесть раз сыгравший Сталина, тут уж грешно было не пошутить:

— Может быть, товарищ Геловани, вы займете мое место в президиуме, а я получу ваш диплом лауреата и сяду в зале? Никто ведь и не заметит? А?

Зал Дома кино разразился смехом.

— Надо было мне тоже в белом кителе прийти, — нашелся что ответить актер. — А то я в пиджаке, а Сталин в пиджаках не ходит.

И снова смех в зале, где уже вовсю мельтешили в руках у лауреатов грамоты с изображением главного зрителя.

Десятой позицией в премии первой степени — Эйзенштейн, сценарист Павленко и актеры Черкасов и Абрикосов за «Александра Невского». Пожав руки режиссеру и сценаристу, Сталин задержал Черкасова:

— Вы самый лучший актер Советского Союза. В каждой роли отличаетесь от предыдущих. И в «Шестидесяти днях» тоже хорошо сыграли. Не ваша вина, что фильма сама по себе оказалась слабая и нам пришлось не пустить ее в прокат. Сейчас на банкете еще поговорим.

Милости, коими правительство осыпало кинематографистов, не исчерпывались десятью Сталинскими премиями первой степени. Предстояло вручение еще пятнадцати премий второй степени, и там тоже сверкали славные имена Герасимова и Макаровой, Юткевича и Эрмлера, Хейфица и Зархи, Лукова и Райзмана, Зои Федоровой и Эраста Гарина, Донского, Згуриди, Шенгелая и многих других. Но состоится не сегодня, а нынче торжественная часть подошла к концу, и собравшимся стали показывать недавно вышедшую на экраны замечательную ленту «Подкидыш» режиссера Татьяны Лукашевич по сценарию Агнии Барто и Рины Зеленой. Главный зритель с удовольствием остался еще раз посмотреть этот жизнерадостный фильм, жалея, что почему-то он не попал в число награжденных. Но фильмов хороших и очень хороших вышло в последние годы много, и премий на всех не хватит, кого-то стоит придержать на потом.

^{Афиша. Фильм «Трактористы». Реж. И. А. Пырьев. 1939. [Из открытых источников]}

И как хорошо, что не всем хватает наград, ведь это значит, что кино у нас есть, оно на подъеме. И, в отличие от Голливуда, где на сто пошлых и дешевых картин выходит две-три хорошие, у нас на десять — одна так себе, да ее и не пускают на экраны, а остальные — хорошие и очень хорошие.

Какой была страна полтора десятка лет назад, когда он утвердился ее Хозяином? Как два нижних льва на великолепной террасе Воронцовского дворца в Алупке: один спит, будто лишившись чувств от горя и усталости, другой робко приподнимается, втянув голову в плечи, тяжело дышит. А какой его СССР сейчас? Как те два льва, что очнулись от спячки и усталости, бодрые и полные сил, приподнялись на передние лапы и зорко взирают вокруг в поисках добычи, готовые броситься на врагов — гиен и шакалов. А придет время, и они встанут на все четыре могучие лапы, как те, что у самого входа во дворец, и будут поигрывать земным шаром, как они, легко и непринужденно.

Прошлый год начался с того, что сломили финнов, победили в Зимней войне. Граница с Финляндией пролегала в такой близости от Ленинграда, что со своей территории финны могли обстреливать город на Неве из орудий. Им было предложено отодвинуть границу на Карельском перешейке к северо-западу, взамен советское правительство предлагало территории, в несколько раз большие. На переговорах финская сторона вела себя нагло, уверенная, что, когда Германия нападет на СССР, они так и так отхватят себе всю Карелию, а может, и сам Ленинград.

Уверена она была и в том, что в случае нападения СССР на Финляндию немцы тотчас придут на помощь, ведь Маннергейм, ставший уже национальным героем страны Суоми, — личный друг самого фюрера. Но финны не знали о секретном дополнении к пакту Молотова — Риббентропа о невмешательстве Германии в случае войны СССР и Финляндии. В итоге к весне 1940 года Красная армия под командованием Ворошилова и Тимошенко прорвала хваленую линию Маннергейма, двинулась к Выборгу и Хельсинки. Ни шведы, ни норвежцы, ни немцы на помощь не пришли. Финнам пришлось идти на заключение мирного договора на условиях Советского Союза.

В апреле немцы взяли Данию и Норвегию, в мае — Голландию и Бельгию, в июне вошли в Париж. А в то время, как Гитлер прибирал к рукам север и запад Европы, Сталин взял Бессарабию, Литву, Латвию и Эстонию.

Тогда же перестал дышать в этом мире его главный враг, засевший в Мексике и оттуда призывавший весь мир ополчиться против сталинской России. Ледоруб советского диверсанта каталонца Меркадера пробил голову Троцкого.

Осенью немцы бомбили Лондон и Ковентри, а итальянцы сражались с греками, не хотевшими лишаться своей независимости.

Пакт Молотова и Риббентропа пока неукоснительно соблюдался, но, как долго это продлится, никто не знал. Симпатий к Гитлеру Сталин не испытывал никаких. Он еще пару раз пересмотрел «Триумф воли» и всякий раз содрогался от ужаса и брезгливости, слушая бешеные истеричные карканья фюрера фашистской Германии. А когда ему привезли новый фильм Чаплина «Великий диктатор», он смотрел его в своем личном кинозале на Ближней даче и от души смеялся, глядя, как Чарли неподражаемо подражает придурочному Адольфу. Эту картину стоило бы размножить и тайком разослать по всем пунктам Германии. Неужто и после этого немцы не очухаются и не увидят, какой он неуправляемый болван, способный бросить свой вермахт на просторы России, а уж тут их ждет не игривая прогулочка по Елисейским полям!

Больше полусотни художественных кинолент вышло на советские экраны в прошлом году. А лидером проката стала опять музыкальная комедия, но на сей раз не «Светлый путь» «орловских рысаков», а «Музыкальная история» того самого Александра Ивановского, четыре года назад порадовавшего экранизацией пушкинского «Дубровского».

Нынешний 1941 год начался с утверждения Рузвельта новым президентом Америки. Впервые в истории президент США избрался на третий срок. Этот выходец из семьи американизированных голландских аристократов нравился Сталину: «Несомненно, из всех капитанов современного капиталистического мира Рузвельт — самая сильная фигура».

Еще бы! Придя к власти, Рузвельт первым делом распорядился о дипломатическом признании СССР, и в дальнейшем между ним и Сталиным не сверкали молнии и не гремел гром, обе стороны уважительно относились друг к другу. На Рузвельта можно рассчитывать, хоть чем-нибудь да поможет в случае войны с Германией. Если таковая вспыхнет.

Но не должен, не должен крикливый придурок начать войну, по всем сведениям, Германия, как и СССР, еще не до конца готова, ей, как и нам, еще бы годик на перевооружение и довооружение.

Так что нет причин волноваться, будем смотреть кино. Очень смешная эта Фаина Раневская: «Скажи, маленькая, что ты хочешь? Чтобы тебе оторвали голову или ехать на дачу?»

Улицы Москвы такие уютные, светлые, летние, люди нарядные, лица хорошие, не то что в «Триумфе воли» немчура некрасивая или в прежних фильмах Эйзенштейна уроды беззубые. «Муля, не нервируй меня», — говорит Раневская.

В «Человеке в футляре» она смешно сыграла жену инспектора гимназии. Орлова с ней дружит, рассказывала, как однажды Раневская мудро поучала ее не гнаться за деньгами любой ценой: «Деньги прожрутся, а позор останется».

Хорошо кино передает свежесть летнего московского дня. Проспект Маркса перед гостиницей «Москва», улица Коминтерна перед Библиотекой имени Ленина. В моду вошли летние легкие сорочки без рукавов, их теперь называют футболками, потому что в таких играют на поле футболисты.

Рина Зеленая тоже смешная артистка, тараторит, изображая домработницу-хохлушку: «У нас тут недавно в пятьдесят седьмую квартиру старушка одна зашла, попить воды попросила. Попила воды, потом хватилися — пианина нету!» Безобидный, легкий юмор. А эти настольные игры, которые предлагает продавщица на вокзале: «Ходи влево», «Летающие червячки», «Стимулируй сам». Тоже смешно, но без злобы.

Когда фильм кончился, лауреатов первой Сталинской премии пригласили на банкет, вместе с ними отправился к пышно сервированным столам и тот, чье имя носила новорожденная высокая премия. За ним — ближний круг: Молотов, Ворошилов, Калинин, Жданов, Берия, Каганович. Все, кроме него, с женами. Встав во главе стола, главный зритель произнес короткую речь:

— Поздравляю всех деятелей советского кино с полученными наградами. Жизнь наша становится с каждым днем все лучше, все радостнее. Мы стали сильной индустриальной страной. С хорошим сельским хозяйством. Чему свидетельство — этот стол, на котором чего только нет. Вот и советское кино прошло стадию своего становления, товарищи. Оно уже твердо стоит на передних лапах и готово встать во весь рост в своей могучей красоте. Возьмите сегодняшних лауреатов. Что они нам представили? Замечательные картины о революции и Ленине. О Гражданской войне. О нашей новой жизни. Немало веселых кинокомедий. В которых, что важно, нет злобы. Исторические фильмы. Экранизации литературных произведений. Детские фильмы. Мультипликационные. Документальные. О победе в финской войне хорошую фильму представили. Ее американцы купили, даже болгары. А какое количество полезных научных кинолент! Тут мне даже показывали фильму про шизофрению. Любопытно. Особенно в применении к некоторым современным политическим деятелям… Словом, у нас представлены все формы искусства, все главные темы. Давайте поднимем наши бокалы за то, что становление советского кино успешно состоялось!

Он не намеревался долго здесь задерживаться и просто пошел чокнуться своим бокалом с киноделами. Первыми ему попались Петров, Симонов и Жаров.

— Поздравляю с премией. Очень хорошая фильма у вас о Петре Первом. Даже Германия ее закупила. За сколько закупила?

— За двадцать тысяч марок, — откликнулся идущий за спиной у главного зрителя Большаков.

— Так что пусть немцы посмотрят, стоит ли им с нами воевать или нет. Заодно они «Минина и Пожарского» купили. Пусть смотрят и думают. Важное дело вы сделали, товарищи!

— А болгары-то чего учудили! — засмеялся Жаров, уже малость захмелевший от вина и счастья.

— Учудили, — кивнул Сталин и двинулся дальше.

На днях под натиском немцев и итальянцев капитулировали греки и югославы, а сегодня болгары всех рассмешили тем, что уже после капитуляции обеих стран объявили войну и Югославии, и Греции. Но не здесь же дискутировать на эту тему!

Он двинулся дальше — к Эйзенштейну, Черкасову и Абрикосову, остановился перед ними, помолчал. Затем сказал:

— На Александре Невском останавливаться нельзя. Хорошо, что вы, товарищ Эйзенштейн, отказались от сценария про дело Бейлиса. Тема, конечно, актуальная, учитывая пожар антисемитизма в Германии, но для вас мелковатая. Хорошо, что вы сосредоточились на Иване Грозном. А вам, товарищ Черкасов, так и не удалось сыграть Энгельса? Ну, ничего, еще сыграете.

Фильм «Карл Маркс» должны были снимать Козинцев и Трауберг, но совершенно неожиданно вмешалась германская сторона, прислала ноту протеста, мол, данный шаг будет рассматриваться как недружественный, и проект заморозили.

Следующими стояли Ромм, Каплер и Охлопков. Подойдя к ним, главный зритель вдруг сердито нахмурился:

— Не забыл ваше прошлогоднее письмо. «Убого, серо, скучно». «На чрезвычайно низком уровне». «Кино превращается в доктринерскую жвачку». «Вытравляется творческая атмосфера». И так далее. Помню, я прочитал и пришел в ужас. Неужели так плохи дела в нашем кинематографе? Я тогда попросил Большакова разобраться, и он назначил вас, товарищ Ромм, и еще Эрмлера, своими помощниками. Что изменилось за прошедший год?

— Многое, товарищ Сталин, — ответил Ромм, потупившись. — Вы в своей речи правильно отметили, что наше кино встало на передние лапы.

— Главное, чтобы оно на задних лапках не бегало, — не сдержался Каплер.

Сталин глянул на него сурово:

— Это вы хорошо заметили, товарищ Каплер. Нам такое кино не нужно, которое на задних лапках танцует. А вот я хотел задать вам вопрос. У вас от рождения было красивое и яркое имя Лазарь. А вы зачем-то поменяли его на нейтральное Алексей.

— Я, товарищ Сталин, не люблю историю с воскрешением Лазаря, считаю ее лживой.

— Надо же! А мне она всегда казалась красивой. Иисус так любил своего друга, что воскресил его. Какая сила дружбы! Вот если бы все у нас умели так дружить. А как вы считаете, после того вашего письма сильно изменились дела в нашем кино?

— Изменились, — ответил Каплер.

— Но не сильно?

— Медленно, но изменяются.

— Ну, надеюсь, что новая премия станет поощрять киноделов и они начнут больше уважать своих начальников. Как вы думаете, товарищ Большаков?

— Не мне судить, Иосиф Виссарионович, — ответил предкино. — Это же про меня писалось, что руководство воспринимает деятелей кинематографа как шайку мелкобуржуазных бездельников. Хотя я их таковыми никогда не воспринимал. А про меня в том письме говорилось, что я беспомощный, невежественный и зазнайка.

— Нехорошо, товарищи, — укоризненно покивал Сталин. — Товарищ Большаков — лучший из всех руководителей кино, что у нас были до него. А когда он только-только начал доводить нашу киноотрасль до совершенства, вы ему такие палки в колеса. Шумяцкий был вам плох, Дукельский еще хуже, и Большаков не устраивает. Кто же вам нужен? Может, мне для вас Хёрста из Америки выписать?

— Хёрста не нужно, товарищ Сталин, — виновато ответил Ромм. — А вы, Иван Григорьевич, примите от нас извинения. В присутствии Иосифа Виссарионовича.

— Ладно, принимаю, черт с вами! — засмеялся Большаков.

Каплер презрительно хмыкнул, и это не укрылось от глаз главного зрителя, но он уже продолжал свой круг почета.

— А вот и еще один подписант той челобитной, — сказал он, подходя к Александрову, стоящему с Орловой, Ильинским и Дунаевским. — Ну что, Любовь Петровна, не обижает вас муж?

— Не обижает, товарищ Сталин, ведь вы обещали его, если что, повесить.

— Повесить?! — изобразил Бывалова Ильинский. — Ну просто до смешного доходит!

— Просто хочется рвать и метать, — засмеялся Сталин. — Вот товарищ Каплер только что мне сказал, что советское кино у нас чуть ли не на задних лапках ходит. Вы так не считаете?

— Ни боже мой, товарищ Сталин, — обаятельно улыбнулся Александров.

— Смотрите же, — похлопал его по плечу главный зритель. — А то «Отеческая забота», «Отеческая забота»… Фигуру Сталина хорошо отобразили в последней фильме. Которая на выставке. Вот это настоящий Сталин. Не то что я. Мне до Сталина еще расти и расти. Правильно, товарищ Мормоненко? И смотрите, будете жену обижать, повешу. Не волнуйтесь, это больно, но не долго. И всего один раз.

Он перешел к Довженко и Самойлову. Его раззадорила фраза Каплера про задние лапки, вызвала игриво-колючую волну настроения.

— А что, товарищ Довженко, ваши друзья-украинцы не шипят на вас, что вы на задних лапках перед москалями танцуете?

Александр Петрович явно не ожидал такого каверзного вопроса и заговорил штампованно:

— Дорогой Иосиф Виссарионович, все население Украины с восторгом приветствует присоединение западных областей. Вы не представляете, какое царило ликование, куда бы я ни приехал со своей съемочной группой. Должен вам рапортовать…

— Не надо рапортовать, — усмехнулся Сталин и тихонько пропел: — Щоб наша доля нас не цуралась, щоб краще в свити жило-ося! Так у вас в фильме поют?

— Воистину так, товарищ Сталин, — улыбнулся Довженко и проводил взглядом фигуру в белом кителе, переместившуюся теперь к братьям Васильевым и Бабочкину:

— Ну что, братцы, вы у нас по-прежнему впереди на лихом коне? Как идет работа над «Обороной Царицына»? Товарища Сталина опять Геловани будет изображать?

— Думаем, к концу года закончим, — ответил Георгий Николаевич. — А Геловани уже прирос к вашему образу.

— Мы тут с ним решили поменяться. Я буду играть Сталина, а он — работать Сталиным.

— Что ж, дело хорошее, — сказал Сергей Дмитриевич. — А Геловани справится?

— Он — да, а вот я — не знаю, — усмехнулся главный шутник Советского Союза. — В кино-то трудно сниматься, семь потов сойдет. К тому же меня придется гримировать под Геловани. Эй, Мишико! — И Сталин двинулся к стайке грузин — Геловани, Чиаурели, Цагарели и Багашвили. — Если мы с тобой поменяемся, я все равно не буду перед тобой на задних лапках танцевать. Что будешь тогда со мной делать? Арестуешь?

— Лично буду танцевать на задних лапках перед самым великим грузином, — ответил Геловани по-грузински.

— Никогда не говори по-грузински, когда тебя многие не могут понять, — осадил артиста хозяин страны. — И запомни, это Джугашвили грузин, а Сталин — это Сталин. И никогда ни перед кем на задних лапках не танцуй. А в остальном спасибо, всегда смотрю и учусь у тебя, каким должен быть товарищ Сталин.

И он перешел к Пудовкину, Доллеру и Черкасову-Сергееву:

— Еще раз спасибо, товарищи, за фильму о Суворове. Как вам нынешнее угощенье?

— Выше всяких похвал! — ответил Пудовкин.

— А если бы вам вместо всего этого подали бы миски с обыкновенной водой и больше ничего, что бы вы ответили на мой вопрос?

— Сказали бы, что очень вкусная вода, — засмеялся Доллер.

— А про италийский супчик не вспомнили бы?

Оба режиссера и артист растерянно переглянулись.

— Вот видите, я про Суворова кино не снимал, а больше вас знаю об Александре Васильевиче, — усмехнулся главный зритель, все-таки почему-то недолюбливавший Пудовкина.

— Однажды во время Итальянского похода армия Суворова сильно оголодала, — начал рассказ Сталин. — Он идет берегом реки и видит, сидят трое солдат, едят что-то из мисок и нахваливают: «Ох, как вкусно!» Он подсел и видит, что они простую воду ложками хлебают. «Что едите, братцы?» — «А вот, изволите ли отпробовать италийский супчик». Зачерпнули и ему прямо из реки. Он взял ложку, стал тоже хлебать да нахваливать: «До чего же италийский супчик хорош!» Доел до дна и говорит: «Ничего, братцы, скоро возьмем Милан, там поедим чего-нибудь погуще». Вот, товарищи, такого Суворова я что-то в вашей фильме не увидел. А в целом поздравляю, хорошая фильма!

Пырьев, стоявший с женой Мариной Ладыниной и Николаем Крючковым, взволнованно ожидал, что ему скажет главный зритель. Тот подошел со своим бокалом и ласково спросил:

— Ну что, трактористы? Рады?

— Спасибо, товарищ Сталин, — ответил Пырьев.

— Мне-то за что? Комитету по присуждению премий. Что теперь снимаете?

— Уже скоро заканчиваем, товарищ Сталин. «Свинарка и пастух». Малость подзадержались, Управление пропаганды и агитации придиралось к сценарию, вот, спасибо Ивану Григорьевичу, он отстоял.

— Ох уж этот неугомонный Агитпроп! — покачал головой Сталин. — Вечно он считает себя более коммунистическим, чем даже руководство партии. Значит, вы, товарищ Большаков, поддержали? А то тут некоторые критикуют Большакова! Да на него молиться надо.

— Завтра отправляемся в Кабардино-Балкарию на горные съемки, — продолжал Пырьев, окрыленный сталинской лаской.

— Ну, в добрый путь! Малышу-то вашему сколько?

— Три годика Андрюше, — ответила Ладынина и рассмеялась так, будто это было необычайно смешно.

Наконец дошла очередь до Козинцева, Трауберга и Чиркова. Сталин подошел к ним и замер на минуту. Наконец произнес:

— Меня к вам, товарищи, послал Сталин. Просил поблагодарить, что вписали старика в историю революции. А то ведь было время, когда в кино показывали только Ленина да Троцкого, мол, только они делали октябрь семнадцатого, да еще Антонов-Овсеенко. А Сталина как бы и не было там вовсе. В горах отдыхал Коба. Так вот, Сталин вам благодарен, что отметили и его скромный вклад в победу Октябрьской социалистической революции. А еще за то, что без вашей трилогии о Максиме становление советского кинематографа, основанного на принципах социалистического реализма, было бы не полным.

^{Записка С. С. Дукельского А. Н. Поскребышеву о возвращении сценариев с правкой И. В. Сталина. 1 июля 1939}

^{Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф С. С. Дукельского. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 111. Д. 159. Л. 2]}